Через двое с половиной суток после ознакомления и информацией (06.09. 12:16 рм) произошла некая синхронизация. Мне трудно описать состояние в котором я вышел на материал представленный ниже. Мною была отслежена лёгкая изменённость привычного психологического состояния. В самом ближнем приближении, это похоже на то, как некий механизм включившись стал выполнять некий прописанный алгоритм действий. Возможно, что причиной произошедшего стала информация о произошедшем на предприятии «Кремний-ЭЛ». Но внутреннее ощущение особо не резонирует с этим предположением обыденного ума.
Монах поднял руку и указал на небольшую картину, висевшую на стене его кельи. Она изображала бородатого полуголого человека, вместо одежды обмотанного множеством ремней с одинаковыми коричневыми патронташами (такой была моя первая ассоциация).
Человек в патронташах стоял на деревенской улице рядом с Буддой. Деревня походила на современную бирманскую. Краски были яркими, вульгарными и неприятно резали глаз. Раньше я не обращал на картину особого внимания, полагая, что её тема – проповедь Учения варварам.
– Почему Бахии поклонялись? – спросил я.
– Возможно, он обладал психическими силами. Кроме того, он одевался в древесную кору и отказывался носить нормальную одежду, хотя ему постоянно её жертвовали.
– Так это кора, – сказал я, глядя на картину. – А я подумал… Почему он так одевался?
– Об этом спорят, – ответил бирманец. – Многие считают, что таким образом Бахия стремился поддержать интерес местных жителей. Индийский святой должен быть эксцентричен, иначе дела пойдут плохо.
– Любой святой, – засмеялся я.
– Да. Но, по заслуживающим доверия сведениям, Бахия одевался в кору по другой причине.
Это прозвучало загадочно.
– И по какой же?
– Бахия, – ответил монах, – был последователем Упанишад. Это священные индийские учения той эпохи. Некоторые их направления, например, Брихадраньяка-упанишада, отводят деревьям особую роль в мироздании. Древесная кора Бахии была частью обета, обычного в этой традиции.
– То есть он не был жуликом? – спросил я.
– Нет. Он был искренен в своем духовном поиске. Окружающие даже называли его архатом – то есть святым, дошедшим до самого конца пути. Слово повторяли так часто, что у Бахии возник вопрос – правда ли это? Архат ли он на самом деле? Тогда в сновидении его навестил дэва, бывший в прошлых жизнях близким ему человеком…
– Что такое дэва?
– Сверхъестественное существо вроде духа или мелкого бога. Этот дэва заявил, что Бахия ещё не встал на путь, ведущий к окончательной реализации. Бахия спросил, кто может ему помочь, и дух направил его к Будде. Бахия отправился в путь и проделал длинную дорогу – практически половину Индии – за день и ночь, в чём многие видят свидетельство его магических сил.
– Да-да, – сказал я. – В прошлом жили одни чудотворцы.
А её окнах ночью горит свет, Но нет ответа. Эти долгие годы и своды правил, Королева царствует, но не правит, Королева сходит с ума медленно, Незаметно.
Немного нервно — Ричард. Избранное.
В услышанном должно быть только услышанное, вспомнил я и сказал:
– Почту за честь пройти эту тренировку, когда позволит служба.
На самом деле служба позволяла. Но я все еще сомневался в глубине души, стоит ли мне, японцу, учиться чему-то у этого старика.
На моё решение повлиял вроде бы никак не связанный с этим случай.
Рядом с нами упал английский «Харрикейн». Два истребителя обстреляли наши автомобили, стоявшие на деревенской улице без маскировки, а потом один из самолётов врезался в деревья. По нему даже не успели открыть огонь – пилот не справился с управлением, выходя из атаки.
Схватив винтовки, мы побежали в лес.
– Наконец-то будет кого допросить, – сказал один из наших.
Но надежда, увы, не оправдалась.
Самолёт развалился на части – крылья сшибло стволами, но фюзеляж был цел. Пилот погиб от удара. Его молодое лицо с открытыми глазами, прижатое к стеклу кабины, казалось живым. Можно было подумать, что из свойственного англичанам высокомерия летчик просто не желает замечать направленных на него взглядов, делая вид, будто он в джунглях один.
Выглядело это очень живописно.
По причине этой самой живописности начальство запретило вытаскивать пилота из кабины – и мы выставили возле самолёта караул. Ждали кинохронику из Рангуна, чтобы запечатлеть бесславный конец врага для поднятия духа нации, но дни шли, а киношники все не ехали.
Пилот между тем стал понемногу разлагаться. Я взял себе за привычку ходить к самолёту перед закатом, наблюдая за трансформациями мертвого лица.
В первый день, когда я только увидел его, оно было удивительно спокойным и даже красивым (насколько это слово применимо к европейцам). Потом глаза мертвеца подернулись непрозрачной плёнкой. Затем по лицу пошли буроватые пятна – как будто проступили синяки от удара.
Скоро лицо потеряло свою тонкую форму и разбухло. На нём появилась как бы пресыщенная гримаса… Ещё через день в кабину нашли ход насекомые, и за стекло стало противно смотреть.
Сделалось ясно, что хронике этот парень уже не пригодится. Когда я в очередной раз пришёл к самолёту, кабина была открыта, а мертвец исчез. Его похоронили где-то в джунглях.
Наши говорили, что «Харрикейн» – паршивый самолет, сильно уступающий нашим «Оскарам» и тем более «Зеро». У американцев, однако, были машины лучше.
Когда я рассказал о мёртвом летчике старому монаху, тот напомнил, что у древних буддистов была специальная практика – ходить на пустыри, куда выбрасывали мертвецов, чтобы наблюдать за трансформациями мёртвых тел. Конечно, это наводило на раздумья.
Сутра Сердца не врёт, думал я. Все мы иллюзорны и мимолетны, наши жизни пусты – это совершенно ясно. Но этой декларации недостаточно для того, чтобы избежать страдания. Восторженные прихожанки, повторяющие «пусто, всё пусто, а ум подобен сияющей во мгле лампе…» смешили меня еще в Японии. Как будто это бормотание что-то меняло в идиотизме их жизней.
Но не был ли такой прихожанкой я сам?
Буддийскую премудрость легко превратить в божка вроде тех, что примитивные народы делают из глины и ракушек. Развитые культуры используют вместо ракушек слова и концепции – и лепят своих идолов из них. Разве слово «пустота» разрушает мглу, где мы скитаемся? Наоборот, она становится только чернее. Труп этого молодого англичанина оказался лучшим из моих наставников. Я понял, что за всю свою жизнь так и не научился ничему стоящему.
Распознаем съедобные коренья, Крадёмся меж медведей-шатунов. Дорог здесь мало, больше направленья... И поприща. И всё предрешено!
Средь тризн и дрязг, судьбиною напрасной, Покорны указанию Перста, Мы шествуем, сверяясь по Глонассу, К готовым уж посадочным местам.
Направление. Избранное. Автор: Иннокентий Орясин
То, что я прежде полагал движениями своего духа, возникало непонятно где по неизвестной причине. Я целиком состоял из сигналов и зарниц, приходящих из неведомого, и мои рефлексии и прозрения – верные и неверные, умные и глупые – прибывали оттуда же. Все мои «решения» тоже.
Моё чувство «себя» не было ни истиной, ни заблуждением. Оно было наваждением, но не моим. Всё это приходило из неизвестности, и у меня не было никакой власти над происходящим. Была лишь иллюзия контроля, которую делали в той же лавке.
Меня, как истребитель «Оскар», ежесекундно собирали из готовых деталей, доставленных на завод из секретной локации, и моё упорное непонимание этого обстоятельства входило в комплект поставки. Меня, можно сказать, имитировали вместе с моей свободной волей, с моей верой в то, что я есть делатель и думатель (заимствую эти слова у монаха-бирманца), и даже мои прозрения по этому поводу были такой же фабричной поставкой. Но обижаться я не мог: таков оказался единственный способ возникновения и существования в этом мире.
Всё происходило само.
Я был, конечно, знаком с похожими воззрениями и прежде – во всяком случае, в их поэтическом аспекте. И примерял их к себе. Человек – просто кукла, танцующая на веревочках в лучах софитов, думал я в юности, понимать это и есть мудрость.
Но прежде я не видел, что само подобное понимание (плюс сопутствующее ему тонкое самодовольство) тоже рождается не во мне, а в создающих куклу прожекторах.
И даже теперь, когда я окончательно перестал принимать этот вихрь безличного света за «себя», причина опять была не во мне, а в источнике. Тень могла понять, что она тень, только если этого хотел свет…
Но что такое источник? Не есть ли это бог европейской культуры? Что это за материал, из которого сделана реальность? Кто ею управляет? Зачем и кому нужна иллюзия мира, населенного толпой галлюцинирующих фантомов?
Тот жил и умер, та жила И умерла, и эти жили И умерли; к одной могиле Другая плотно прилегла. Земля прозрачнее стекла, И видно в ней, кого убили И кто убил: на мертвой пыли Горит печать добра и зла. Поверх земли метутся тени Сошедших в землю поколений; Им не уйти бы никуда Из наших рук от самосуда, Когда б такого же суда Не ждали мы невесть откуда.
"Тот жил и умер, та жила..." Поэт: Тарковский Арсений Александрович
В один прекрасный вечер не менее прекрасный экзекутор, Иван Дмитрич Червяков, сидел во втором ряду кресел и глядел в бинокль на «Корневильские колокола». Он глядел и чувствовал себя на верху блаженства. Но вдруг... В рассказах часто встречается это «но вдруг». Авторы правы: жизнь так полна внезапностей! Но вдруг лицо его поморщилось, глаза подкатились, дыхание остановилось... он отвёл от глаз бинокль, нагнулся и.. апчхи!!! Чихнул, как видите. Чихать никому и нигде не возбраняется. Чихают и мужики, и полицеймейстеры, и иногда даже и тайные советники. Все чихают. Червяков нисколько не сконфузился, утерся платочком и, как вежливый человек, поглядел вокруг себя: не обеспокоил ли он кого-нибудь своим чиханьем? Но тут уж пришлось сконфузиться. Он увидел, что старичок, сидевший впереди него, в первом ряду кресел, старательно вытирал свою лысину и шею перчаткой и бормотал что-то. В старичке Червяков узнал статского генерала Бризжалова, служащего по ведомству путей сообщения.
«Я его обрызгал! — подумал Червяков. — Не мой начальник, чужой, но всё-таки неловко. Извиниться надо». Червяков кашлянул, подался туловищем вперед и зашептал генералу на ухо:
— Извините, ваше — ство, я вас обрызгал... я нечаянно... — Ничего, ничего... — Ради бога, извините. Я ведь... я не желал! — Ах, сидите, пожалуйста! Дайте слушать!
Червяков сконфузился, глупо улыбнулся и начал глядеть на сцену. Глядел он, но уж блаженства больше не чувствовал. Его начало помучивать беспокойство. В антракте он подошёл к Бризжалову, походил возле него и, поборовши робость, пробормотал:
— Я вас обрызгал, ваше — ство... Простите... Я ведь... не то чтобы... — Ах, полноте... Я уж забыл, а вы всё о том же! — сказал генерал и нетерпеливо шевельнул нижней губой.
«Забыл, а у самого ехидство в глазах, — подумал Червяков, подозрительно поглядывая на генерала. — И говорить не хочет. Надо бы ему объяснить, что я вовсе не желал... что это закон природы, а то подумает, что я плюнуть хотел. Теперь не подумает, так после подумает!..»
Придя домой, Червяков рассказал жене о своем невежестве. Жена, как показалось ему, слишком легкомысленно отнеслась к происшедшему; она только испугалась, а потом, когда узнала, что Бризжалов «чужой», успокоилась.
— А все-таки ты сходи, извинись, — сказала она. — Подумает, что ты себя в публике держать не умеешь! — То-то вот и есть! Я извинялся, да он как-то странно... Ни одного слова путного не сказал. Да и некогда было разговаривать.
На другой день Червяков надел новый вицмундир, постригся и пошёл к Бризжалову объяснить... Войдя в приемную генерала, он увидел там много просителей, а между просителями и самого генерала, который уже начал приём прошений. Опросив несколько просителей, генерал поднял глаза и на Червякова.
— Вчера в «Аркадии», ежели припомните, ваше — ство, — начал докладывать экзекутор, — я чихнул-с и... нечаянно обрызгал... Изв... — Какие пустяки... Бог знает что! Вам что угодно? — обратился генерал к следующему просителю.
«Говорить не хочет! — подумал Червяков, бледнея. — Сердится, значит... Нет, этого нельзя так оставить... Я ему объясню...» Когда генерал кончил беседу с последним просителем и направился во внутренние апартаменты, Червяков шагнул за ним и забормотал:
— Ваше — ство! Ежели я осмеливаюсь беспокоить ваше — ство, то именно из чувства, могу сказать, раскаяния!.. Не нарочно, сами изволите знать-с!
Генерал состроил плаксивое лицо и махнул рукой.
— Да вы просто смеетесь, милостисдарь! — сказал он, скрываясь за дверью.
«Какие же тут насмешки? — подумал Червяков. — Вовсе тут нет никаких насмешек! Генерал, а не может понять! Когда так, не стану же я больше извиняться перед этим фанфароном! Чёрт с ним! Напишу ему письмо, а ходить не стану! Ей-богу, не стану!» Так думал Червяков, идя домой. Письма генералу он не написал. Думал, думал, и никак не выдумал этого письма. Пришлось на другой день идти самому объяснять.
— Я вчера приходил беспокоить ваше — ство, — забормотал он, когда генерал поднял на него вопрошающие глаза, — не для того, чтобы смеяться, как вы изволили сказать. Я извинялся за то, что, чихая, брызнул-с..., а смеяться я и не думал. Смею ли я смеяться? Ежели мы будем смеяться, так никакого тогда, значит, и уважения к персонам... не будет... — Пошёл вон!! — гаркнул вдруг посиневший и затрясшийся генерал. — Что-с? — спросил шёпотом Червяков, млея от ужаса. — Пошёл вон!! — повторил генерал, затопав ногами.
В животе у Червякова что-то оторвалось. Ничего не видя, ничего не слыша, он попятился к двери, вышел на улицу и поплелся... Придя машинально домой, не снимая вицмундира, он лёг на диван и... помер.
Я люблю бродить одна По аллеям полным звёздного огня Я своих забот полна Вы, влюблённые, не прячтесь от меня
Ничего не вижу Ничего не слышу Ничего не знаю Ничего никому не скажу
I don’t see anything. Favourites Автор: Вероника Круглова
В Киев муж привёз меня издалека. Очень издалека. Он поехал за мной на край света после нескольких дней знакомства. Видимо, в Киеве такой не нашлось. Однако именно по причине переезда в другой город и связанных с этим бюрократических проволочек первое время здесь я не работала. Муж уходил на работу — я ещё спала. Кстати, возьмите себе за правило: если вам не надо куда-то бежать с утра пораньше, спите спокойно: ваш муж наверняка сумеет сварить себе кофе и сделать бутерброд. Я понимаю, как вам хочется ради любимого горы свернуть, не то, что проснуться ни свет ни заря. Однако не забывайте, что, возведя свой утренний подвиг в ранг привычки, вам придется всю жизнь жертвовать сном ради того, чтобы сделать мужу пресловутый бутерброд, который он и сам сделает не хуже вас. Только, если первые завтраки он воспримет с улыбкой и благодарностью, в будущем благодарности не ждите — завтраки (обеды, ужины) превратятся в вашу ежедневную повинность, которая воспринимается мужчинами не иначе, как данность: так должно быть, а следовательно, и благодарить не за что. А вот сон крайне важен для женской красоты! А потому, как бы вам ни хотелось сделать мужу приятное, полезнее для себя, любимой, остаться в постели. Лучше побалуете его потом, когда он привыкнет завтракать в одиночестве. Вот тогда это для него станет приятным сюрпризом, да и вам не будет накладно. А сразу баловать не стоит ни в коем случае. Не приносите себя в жертву на семейный алтарь. Это только сначала приятно. Потом муж и подросшие дети сожрут и косточками вашими не поперхнутся. Это очень, очень важный момент! Именно поэтому вначале я оговорилась, что мои советы будут полезными только начинающим жёнам. Если вы живёте вместе уже хотя бы полгода, боюсь, момент упущен безвозвратно.
И так, муж уходил на работу, когда я ещё спала. Кстати, возведите в ранг привычки следующий ритуал: уходя, он обязательно должен поцеловать вас. Или вы его — это не суть важно. Главное — ритуал. Даже если вы спите, он должен поцеловать вас, как спящую красавицу. Никому не сложно, совсем не накладно, а как приятно обоим!
Хочешь тронуть розу - рук иссечь не бойся, Хочешь пить - с похмелья хворым слечь не бойся. А любви прекрасной, трепетной и страстной Хочешь - понапрасну сердце сжечь не бойся!
Ты в игре королева. Я и сам уж не рад. Конь мой сделался пешкой, но не взять ход назад... Чёрной жмусь я ладьею к твоей белой ладье, Два лица теперь рядом... А в итоге что? Мат!
Омар Хайам
Она читала книгу и чему-то улыбалась при чтении. Его это заинтересовало. Он стал наблюдать, как меняется выражение её лица при чтении. По её лицу можно было догадаться, о чём она читает - все эмоции отражались на её лице. Но, видимо, рассказ подошёл к концу, и она убрала книгу в сумочку и стала смотреть прямо перед собой - и тут их взгляды встретились. Он смотрел ей прямо в глаза, но, странно, она не отвела глаз, как это обычно делают девушки, когда мужчины смотрят на них в упор. С минуту они смотрели в полном молчании прямо друг другу в глаза. В выражении её глаз был то ли интерес, то ли наглость. Он подумал: "Почему она не отводит глаз? Неужели я мог её чем-то заинтересовать?". Он в молодости был отменным Дон-Жуаном и знал, как вести себя в подобных ситуациях. Он медленно и осторожно подошел к ней вплотную и сказал ей : " Ваши глаза прекрасны!". Она, не переставая смотреть ему в глаза, и как будто загипнотизированная тихо ответила: " Вы так думаете?..." - "Да, я уверен. Уж, поверьте, я видел много женских глаз за свою жизнь, но таких прекрасных, как у вас, еще не видел". "Вы мне льстите"- ответила она, улыбнувшись, и он заметил, что её улыбка женственна и обворожительна. Так улыбаются люди с чистой и доброй душой. "Вы сейчас выходите?" - спросила она, так как он загораживал ей проход к двери. Хотя он не доехал еще до своей станции, он ответил "Да". Они вышли. Она не торопилась и шла с ним рядом молча. Так, молча, они прошли несколько минут, и за это время очень многое произошло в их душах. Он остановился, и она остановилась тоже. Он посмотрел ей в глаза и тихо сказал: " Я в вас влюбился", ужасаясь сам тому, что он говорит. Она молчала. "Меня зовут Сергей - а вас?" - "Мария" - ответила она. "Как-то странно все это"- сказала она, но в её голосе чувствовалась радость от того, что произошло между ними. "Мария, вы торопитесь?"- "Нет не очень" - "Я тоже... может прогуляемся вместе?" - "Хорошо". И они пошли рядом, не говоря ни слова, лишь иногда мельком заглядывая в глаза друг-другу. Они уже вышли из метро и шли по улице, не замечая никого вокруг, и не понимая, куда они идут. Они остановились, и. повернувшись лицом друг к другу, близко смотрели в глаза, не говоря ни слова. Её взгляд становился всё теплее и теплее, и в нём появилось что-то материнское и нежное. "Что это, Сергей?" - тихо спросила она. Он долго не отвечал, продолжая смотреть в её добрые, светлые глаза и тихо, еле слышно ответил: " Любовь...". Они взялись за руки, продолжая смотреть друг другу в глаза, и молчали. Да слова и не были нужны... Вдруг она рассмеялась: " А вы смелый мужчина!". Он не знал, что на это ответить, так как считал себя робким и застенчивым и к тому же находящимся в депрессии все последние годы. "Я - смелый? Ты так думаешь?" - он сам удивился, что перешел на "ты" с ней. "Я знаю, вы комплексуете из-за своего возраста" - сказала Мария, но для меня это малозначительно...не волнуйтесь, Сергей...да успокойтесь вы! - на вас лица нет!...". "Маша.. такое со мной происходит впервые в жизни... честно..." - выдавил Сергей. "Да уж! Я понимаю!" - рассмеялась она, и он заметил, что смех её удивительно приятный. "Так что будем делать?...а?" - робко спросил он. "Сергей - не думайте об этом" вот вам мой телефон, звоните, и она протянула ему свою визитку. "Ну, я пойду, пожалуй... и смотрите, я обижусь, если вы заставите меня долго ждать вашего звонка", - кокетливо добавила она и побежала, помахивая ему на ходу рукой. Придя домой, Сергей выпил сразу стакан коньяка; "А я еще ничего" - подумал он, подойдя к зеркалу. Мечты и видения одно краше другого заполнили его воображение.
Учеников он мучил, надувая, не доверяя составлять букеты. И был секрет его преподаванья в умении скрывать свои секреты.
Но среди всех возившихся в теплицах со шлангами и хитрым удобреньем лишь Мишико, мальчишка из Тифлиса, на мастера глядел с неодобреньем
Он всю работу выполнял на совесть, но усмехался каверзно и едко, и лил ткемали, свой бунтарский соус, на тонкую швейцарскую котлетку.
И мастер вздрогнул, сотрясаясь жиром, когда мальчишка, скорчив ему рожу, взял листья свеклы, все в лиловых жилах, и обернул в них золотую розу!
Букет был несуразный, грубый, дикий. Но, сжав бессильно свой садовый ножик, швейцарец ощутил, что он - кондитер, а этот мальчик - истинный художник.
Е. Евтушенко, «Искусство составления букетов». Избранное.
То, что главной доминирующей чертой писателя Снегирёва можно считать гордыню, главным образом следует из того, что об этой его черте было сказано Князем, о котором мы знаем, что после посвящения в бессмертные он превратился в один сплошной вкусовой рецептор. Думаю, благодаря этому своему качеству Князь, не гласно, работает эдаким тестировщиком при Магистре. При наличии всего одной но при этом сильно развитой черты характера перед руководством остро встаёт проблема музыкальной гармонии в их ансамбле. Ибо играть на посвящённых, как на флейте (Гамлет), выдувая из них нужную ноту в нужный момент, уже невозможно. Поэтому, об этом вопросе нужно побеспокоиться заранее, ещё на стадии соискания кандидатом права на вступление в организацию. Князь и осязает главную доминанту психики и докладывает об этом руководству. Кстати, если кто из "сторожил" может помнит такого функционала, как Андрей Подымалов, выступавший в последние годы под ником sostavitell. Так вот, он степень контакта, на которую он готов идти с тем или иным лицом, определял по вкусу. Общался с человеком, ощущал его вкус: "сладкий";"терпкий" ; "сладко -терпкий" ну и так далее. Не знаю насколько в этом было позёрства, а насколько правды, но по крайне мере с таким подходом, поставить оценку человеку и определить его место, я сталкивался. Но вернёмся к Князю. Князь и определяет - Гордыня. Правда он потом говорит и о рационализме, но есть нюанс. О гордыне Князь говорит императивно. А вот о рационализме Князь сначала задаёт вопрос, и только получив на него ответ обозначает эту тему. Фактически Снегирёв о своём рационализме сказал сам. А Князь помог выделить доминантную гордыню и отделить её от других свойств характера, которые несомненно у Снегирёва существовали, ибо на момент беседы он находился ещё в статусе "Профан.
Итак, установив главную доминантную черту психологического профиля Снегирёва, теперь можно попытаться ответить на вопрос - А зачем Магистру понадобился человек с таким опасным складом характера и почему Снегирёв не вызвал опасения у Магистра по поводу того, что Снегирёв со своей гордыней, может нести угрозу системе личной власти Магистра над тайным обществом. Думаю тут дело в следующем. Знаете есть болезни, которые носят одно название, но могут протекать в разных формах. Диабет по первому типу. Диабет по второму типу. Гепатит С и почти безвредная болезнь Боткина (Гепатит А). Вот. Гордыня Снегирёва протекает в формате "Есть вы. И есть я... Д’Артаньян". Борьба за власть императивно требует привлечения союзников и сочувствующих к лицу, бросившем вызов им, сидящим на вершине горы, и начавшему своё восхождение к Олимпу. А вот выше обозначенная позиция "Д’Артаньяна" к такому привлечению сторонников, мягко говоря не совсем подходит. Зато она подходит уже Занявшему своё место на главной табуретке. Ибо любая властная функция рано или поздно сталкивается с таким явлением, как "Недовольством низов" . Избежать этого не возможно. Рано или поздно такой участок на пути каждой Власти приходится проходить. И вот здесь и пригодится "Д’Артаньян". Как ложный адрес для слива протестного потенциала. Особенно хорош тот "Д’Артаньян", который сам тонко чувствует момент, когда надо выйти на сцену с Д’Артаньянским номером, а когда тихо постоять букой за кулисами. В результате хорошо всем, кроме протестного потенциала, конечно. Власть бес срывов проходит опасный участок. Д’Артаньян подзаряжается от ситуации "Толпа и Небо... в голубых глазах поэта". Вот, собственно говоря почему, Магистр и не возражает против кандитатуры Снегирёва. И когда Курдюков кричит: - Да он же нас... этот гуманист, чистоплюй... что вы не понимаете...! Нет, Курдюков, это ты не понимаешь, что своими воплями ты только повышаешь акции Снегирёва в глазах Магистра.
Вот такие размышления, друзья. Пишите, высказывайте своё мнение и благодарю за внимание.
"Данный пост опубликован в рамках проекта "Басков. Милохин: Любовь не проходит"
Вновь о том что день уходит с Земли Ты негромко спой мне Этот день быть может где-то вдали Мы не однажды вспомним Вспомним как прозрачный месяц плывёт Над ночной прохладой Лишь о том что всё пройдёт Вспоминать не надо Лишь о том что все пройдёт Вспоминать не надо
Всё пройдёт и печаль и радость Всё пройдёт так устроен свет Всё пройдёт только верить надо Что любовь не проходит нет
"Всё пройдет" (Отрывок) - Михаил Боярский
Я люблю мультфильмы смотреть. И ещё футбол. Мы с отцом часто на стадион ездим, в Лужники, когда «Спартак» играет. По телевизору уже три программы показывают. Хорошо. А на даче у нас телевизора нет, мы футбол только по радио слушаем - Синявского. Но смотреть, конечно, совсем другое дело.
Надо переключить на вторую. Там «Неуловимые мстители» показывают. - Лучше бы четвёртую смотрел: математику, физику. Вон сколько учёбных программ для шестого класса. Ура! Отец новый телевизор привёз! У нас теперь два телевизора в новой квартире. По новому - хоккей, по старому - футбол! Мама говорит, что это сумасшедший дом. Здорово! Старый потом на дачу отвезли.
- Целый день сидят, один и другая. (Это мама про нас с сестрой) - Мама! А Кобзон будет? А Райкин? - И Кобзон, и Хиль, и еще эти - «Ярославские ребята». Хороший концерт сегодня – ко Дню милиции. Мы всей семьей его смотрим. А скоро цветные телевизоры будут. За границей, говорят, уже такие делают.
Старый телевизор (Избранное) Автор: Александер Львов
Солярис общается с людьми точно так же, как люди с ним — втёмную, на ощупь, не понимая, с кем имеет дело. Видя человека целиком, он не способен отделить рациональное от иррационального, разум от души и — что особенно важно — сон от яви. Все “жестокие чудеса” планеты начинаются ночью. “Океан, — объясняет Сарториус явление “гостей”, — выуживает из нас рецепт производства во время сна. Океан полагает, что самое важное наше состояние — сон, и именно поэтому так поступает”.
По-своему Солярис прав. Во сне, когда наше сознание срастается с подсознанием, мы вновь цельны. Лишь во сне человек адекватен себе. Спящий — тот, кто есть, а не тот, кем он хочет или может казаться. Понять всю мучительность этой ситуации Келвину помогает другая жертва эксперимента — Снаут, которого Солярис “наказал” ещё сильней. Его “гость”, о котором мы, впрочем, ничего не знаем, — материализация фантазии, а не реальности, пусть и прошедшей. “То, что произошло, — говорит Снаут, — может быть страшным, но страшнее всего то, что не происходило. Возьмём фетишиста, который влюбился, скажем, в клочок грязного белья. Такое случается, но ты, вероятно, понимаешь, что бывают и такие ситуации, которые никто не отважится представить себе наяву, о которых можно только подумать, и то в минуту опьянения, падения, безумия — называй, как хочешь. И слово становится плотью. Вот и всё”.
Это значит, что Солярис не отделяет действительность от вымысла, бывшее от небывшего. Океан сам творит свою реальность. Для него нет ничего невозможного — мысль и есть дело, слово и есть плоть. Судя нас по себе, он ничего не знает о той границе между мечтой и реальностью, которую мы считаем непреодолимой. Его неведение — признак ущербности, которая является обратной стороной всемогущества.
Концепция “ущербного Бога” — самый радикальный тезис в теологии “Соляриса”. Эту еретическую идею, настолько озадачившую советских цензоров, что они её выбросили из первого русского перевода романа, Келвин излагает в самом конце книги. Очищенный пережитыми страданиями от учёной спеси, он всё прощает Океану, поняв, что тот не ведал, что творил. Келвин приблизился к пониманию Океана только тогда, когда научился ему сочувствовать: “Это Бог, ограниченный в своем всеведении, всесилии, он ошибается в предсказаниях будущего своих начинаний. […] Этот мой Бог — существо, лишенное множественного числа”.
Одиночество делало Океан всемогущим. Добившись тотальной власти над средой, он стал ею. На Солярисе не было ничего, что не было бы Солярисом. В его мире не оставалось места для понятия Другого. Оно появилось вместе с людьми, которые открыли разумному Океану его ущербность. Солярис был Богом, пока не встретил человека. Проблема контакта для Соляриса ещё более мучительна, чем для людей. Мы подготовлены к встрече своей историей — и биологией. Мы знаем, что мы — разные, Солярис знал, что он один. Единственное число чужого океана — того же порядка, что и нашего. Он не один среди многих, он один, как одна вода, какую бы форму она ни принимала.
Три «Соляриса» (Отрывок) АВТОР: АЛЕКСАНДР ГЕНИС
Десять. Не поздно ещё вернуть Всадника, тронувшего поводья. Ещё не сдавило тоскою грудь. Разлука не вылилась половодьем.
Девять. Чеканят копыта звон, Путь освящён и водой и хлебом. Ветер заждался, вопрос решён, И на попятный идти нелепо.
Восемь. Петля бесконечных путей Стянула туго горло событий. Волнуется море людей и идей В поисках истин в глазах открытых.
Семь как и шесть - середины край. Сердце сгорает в пожаре тревоги. В шаге от рая теряет он рай, Неся на сердце своём ожоги.
Пять. И надежды на счастье нет. Миг попадает в мир невозврата. Мрак, разлетаясь, стирает свет Крылатыми бабочками заката.
Четыре. Наносит черту метеор На чёрном алмазе выпавшей ночи. И плачет упавшей звездой простор Вслед уходящему в междустрочие.
Три. Позабылся прощания миг, Память несёт элемент разрушенья. Всадник былой или нищий старик Вымолит милостыню прощенья.
Два. Путь до Бога, виднеясь едва, Вывел его или в храм или к Риму. Только немы покаянья слова, Вольного братства святых пилигримов.
Один. Там в ночи застоявшийся конь, Фыркнув призывно, рвётся в дорогу. Всадник, поводья берущий в ладонь, Оставил былое своё за порогом.
Ноль. Он пытается снова забрать Вечность у Бога в закладе забытом. Будет молиться и ждать его Мать. Время обратным отсчётом разбито.
Стихотворение «Обратный отсчёт» Автор: Александр Шушунов
Не имеет значения, что происходит вне футбольного поля, не имеет значения, что люди думают, в конце концов они запомнят футбол. Они не запомнят, с кем я ходил на свидания, с кем дрался и в какие автомобильные аварии я попадал, потому что это всё неважно. Они запомнят футбол. Джордж Бест (1946–2005) — североирландский футболист
Она ждала его звонка. Перебирала платья складки… Меж ними связь была тонка, И чувства рифмами в тетрадке….
Но он молчал….и тишина Давила гирями на плечи… И не подруга…Не жена… А он молчанием калечит…
Незримо время пронеслось И боль почти совсем утихла. Не получилось…Не срослось… Лишь память проносилась вихрем…
Она ждала его звонка (Отрывок) Автор: Триволи
Не позвонил…
Она ждала, она ждала его звонка. Она ждала его целый день…Телефон звонил, и на редкость много раз… Но ни одного звонка от него. До прибытия поезда был целый час. Руки нервно теребили телефон и тупо нажимали на кнопки. В голове царил хаос… - Неужели он не позвонит… Сердце судорожно сжалось. К горлу подступил комок. Вещи собраны. Пора идти…
Стоя на перроне, она продолжала не выпускать телефон из рук… Она продолжала ждать, а он продолжал молчать. Передали прибытие поезда. Она достала билет. В этот миг ей захотелось его скомкать и бросить… Но нельзя… Вот и показался свет приближающегося поезда. И ни одного звонка…
Сев, она прижалась к окну. В этот миг оно стало для нее таким родным. Она погладила рукой стекло. И стала провожать взглядом отдалявшиеся деревья. Она сжала телефон. Она всё-равно продолжала надеяться. Ведь если бы он позвонил сейчас, она бы вышла на ближайшей остановке. Она бы пошла к нему пешком. Нет, она бы выпрыгнула, побежала, понеслась… Но телефон продолжал молчать… А поезд продолжал её уносить. Он так и не позвонил…
И вкус бельгийской вафли на губах И кружево на стареньком манжете, И небо за окошком в облаках Я сохраню опять мгновенье эти, И спрячу их , пожалуй, под засов Чтобы никто не смел к ним прикоснуться Как здорово под тихий бой часов К тебе опять прижаться, потянуться И помечтать, а солнце скачет с крыш, А чувства снова вырвались на волю... Ты рядышком доверчиво сопишь Наверно, сладкий сон навеял Оле Лукойе
И вкус бельгийской вафли Автор: Лилия Долины
Это было сущей правдой. Я быстро понял, что чем быстрее эти маленькие ножки приближались к тебе, тем крупнее были твои неприятности. И каким бы умником я себя ни считал, Элис всегда была права, и каждая взбучка на самом деле становилась важным уроком для начинающего повара вроде меня. Задолго до того, как идея использования местных и сезонных продуктов стала распространенным клише, и теперь даже в меню самолётов пишут о «местных ингредиентах», Элис прививала нам идею о том, что нужно использовать именно их. И она вдохновляла нас воплощать эти идеи в жизнь, когда мы готовили.
Линдси Шер, совладелица ресторана и исполнительный шеф по выпечке, была тоже постоянным и неисчерпаемым источником вдохновения. У Линдси я узнал, что наши так просто выглядящие десерты готовить намного сложнее, чем многослойные, напичканные сахаром вычурные творения.
Простота означала, что наши ингредиенты — фрукты, орехи и шоколад
— должны быть абсолютно идеальными, и поиск таковых был важнейшей частью нашей работы.
Линдси часто удивляла меня новыми вкусами, иногда совершенно неожиданными — как, например, мягкие абрикосы, слегка припущенные в сладком сотерне, чтобы сбалансировать их кислинку, или шарик свежеприготовленного мороженого со вкусом розы, дополненный ароматными лепестками, которые она собрала в своем саду поутру. Это были золотистые бис-котти (*) с хрустящим жареным миндалем, и каждый кусочек слегка отдавал анисом, а ещё мой абсолютный фаворит: очень тёмный и сладкий шоколадный пирог на основе горько-сладкого шоколада в европейском стиле. Я всегда старался урвать кусочек, когда представлялся шанс.
Каждый день был для меня открытием, и я учился главной ресторанной мудрости — никогда не дать гостям уйти не наевшимися абсолютно досыта.
Я понял, что нахожусь в правильном месте, когда мне сказали: «Это единственный ресторан, где посетитель не всегда прав».
Начинал я в кафе наверху, где учился тому, как дать свежим листочкам салата-латука упасть из моих рук на тарелку, чтобы образовалась воздушная горка. Позже, перейдя к выпечке, я упивался fraises de bois\ крошечной дикой земляникой, которую выращивали специально для нас, каждая ягодка — маленький взрыв самого насыщенного аромата и вкуса, какой только можно себе представить. Мы подавали землянику с шариком орехового крема-фреш, посыпав сахаром, чтобы заставить вкус диких ягод засиять. Мы готовили еду, которая вдохновляла, а не бессмысленно заполняла желудок.
С каждой тарелкой идеального внешне десерта с фруктами или ягодами, к которому приложил руку, я понимал, что являюсь частью чего-то совершенно особенного.
Я с радостью изучал искусство приготовления десертов, окружённый самыми преданными своей профессии поварами, каких только можно вообразить, но с годами начал осознавать, что, возможно, мне следует заняться чем-то другим: мои спина и мозг страдали от стресса и жёстких требований ресторанного труда. Повара известны тем, что часто меняют работу, но в Chez Panisse они задерживались надолго. Где ещё тебе будут доступны самые высококачественные продукты и ты будешь окружён такой потрясающей командой людей, разделяющих с тобой страсть к наилучшей еде, какая только возможна? И как бы вы поступили на моём месте?
Итак, после всех этих лет я все-таки покинул Chez Panisse. И задался вопросом: «Что мне делать дальше?» Я не имел понятия, но Элис предложила мне написать книгу о десертах. Итак, я снял с полок все свои любимые кулинарные книги и стал изучать, что мне лучше всего подходит. Я сам разработал несколько рецептов, адаптировал те, что принадлежали другим, и хотел поделиться ими в дружеском и доступном стиле. Большинство из них были довольно несложными и не требовали специального оборудования.
Также я хотел поменять восприятие людьми десертов как чего-то слишком тяжёлого, иначе говоря, «последнего гвоздя в гроб» после сытного ужина, предложив им рецепты простых сладостей с чистыми вкусами свежих фруктов или тёмного шоколада. Как же приятно было читать, что мои рецепты стали частью чьего-то постоянного кулинарного репертуара, и я был счастлив поделиться теми основами, что заложили во мне Элис и Линдси.
из книги Лейбовиц Дэвид - Сладкая жизнь в Париже. Гастрономические авантюры в самом прославленном и противоречивом городе мира
(*) Бискотти - Итальянское печенье. Один из самых знаменитых видов выпечки, который обожают сластены по всему миру. Внешне они во многом похожи, из-за чего их часто путают. Предлагаем разобраться, в чем заключается принципиальная разница. А заодно изучим тонкости приготовления бискотти и кантуччи. По сути, это название объединяет любое печенье, приготовленное по одному и тому же алгоритму. Сначала тесто раскатывают в широкий батон и выпекают некоторое время в духовке. Затем его нарезают аккуратными косыми ломтиками и запекают еще раз. На выходе получается нечто вроде десертных сухарей. Однако текстура у бискотти благодаря особой технологии приготовления — более изысканная и рассыпчатая. Отличие бискотти от кантуччи заключается в составе. В первоначальный рецепт бискотти, как уже упоминалось, входили яйца, сахар и мука.
Конечно, кого -то и зовём, но для красоты слога и экзистенциализма .. ))
Целует клавиши прелестная рука; И в сером сумраке, немного розоватом, Они блестят; напев на крыльях мотылька, (О песня милая, любимая когда-то!) Плывёт застенчиво, испуганно слегка,— И всё полно её пьянящим ароматом. И вот я чувствую, как будто колыбель Баюкает мой дух, усталый и скорбящий. Что хочешь от меня ты, песни нежный хмель? И ты, её припев, неясный и манящий, Ты, замирающий, как дальняя свирель, В окне, растворенном на сад вечерний, спящий?
Целует клавиши прелестная рука Поэт: Поль Верлен
А не поговорить ли нам о песенной поэзии?
Ну во первых, краткий экскурс в историю. Песни на стихи Гумилева и Ахматовой знала вся страна. Хитом был, например, в исполнении Вертинского “сероглазый король”. Не говорю уже о Мандельштаме “я изучил науку расставаний”. Или о Пастернаке “мело, мело” да и о Есенине, хотя профи считают что он сместил ударение в дольниках. Не суть: Главное другое: хороший песенный текст остается в веках не смотря на музыку и исполнителя (как скажут скептики) – почти навсегда.
Много раз слышал на стихиРу выражение, “это не стихи, это песня”. А в чём разница? В технике? Интересно послушать Тимофея Бондаренко на эту тему. В эффекте? Может Чёрный Георг объяснит эффект, как он говорит “ неосознанной психоделики”.
В простоте? В фонетической или аллитерационной деланности песни? Я не знаю, я тоже пытаюсь разобраться. Ещё ремарка: Мы тут спорили о древности первой песни с Мариной Деминой и Косиченко, и честно говоря, так и не решили, что древнее, религиозный гимн или колыбельная. Мне кажется религиозные гимны, многие считают первой песней колыбельную. Наверное и так и так правильно, так как у Шумеров на табличках записаны и колыбельные и гимны. Кстати, что интересно, у них ещё записаны критические стихи, стихи критикующие правительство. Так что и тогда поэзия несла свой обличающий крест (с улыбкой)
Когда-то давным-давно нашему пращуру стало невыносимо жить, неее, наоборот, стало невыносимо легко жить.. То есть не совсем невыносимо, а как-то через чур тоскливо, хмм или наоборот, невероятно хорошо и радостно. Самки горестно вздыхали по матриархату и рисовали картины, кстати, уже учёными доказано, что две трети наскальных рисунков, сделано женщинами, а вот выть на луну от невыносимой тоски вечером начали мужики, ну природного спиртного не хватало или ещё чего, это не доказано, но подразумевается. В принципе, первые сочетания звуков были ритуальными. Боевая песня, шаманское камлание, повизгивание и подхрюкивание, не суть. Главное другое.
Человек спел первую песню.
Семинар. Песенная поэзия (Отрывок) Творческая Мастерская Ежи
Юриспруденция - наука О праве и лЮбых законах. Жизнь без Юристов станет мукой - Юристы нам даЮт каноны Порядка в жизни и в работе. Чтоб не "Юлили" мы с законом, Берут Юристы все заботы, ОдолеваЮт все препоны.
ЮРИСПРУДЕНЦИЯ. АЗБУКА О НАУКАХ Автор: Житников Николай
Нил говорил, что каждая из его девушек – реакция на предыдущую. Джанет не нравились его картины, а Сэлли вообще не имеет своего мнения ни по поводу живописи (она ей безразлична), ни по другим вопросам (этим она и нравится родителям Нила, ведь можно навязывать ей свое мнение). И Нил понимал, что Сэлли – не то. Линн ведёт себя иначе – у неё есть собственное мнение, она видит настоящую красоту, в том числе и в картинах Нила (то есть, у неё есть чувство Меры). Она готова к «прыжку веры» (в отличие от Сэлли), она не руководствуется жадностью или инстинктами или общепринятыми нормами (Сэлли говорит чужими словами: либо словами отца Нила либо во многом пустыми терминами из западной психологии), не затуманивает собственный разум (Сэлли курит). И главное, Линн любит, когда говорят правду (а Сэлли нормально относилась к тому, что Нил не мог ей сказать по-честному, что ему не нравится, что она выбирает пойти на тест по психологии, а не на концерт вместе с ним).
Линн просит Нила, чтобы он взял её с собой в Данвер, и не важно, что написано в том письме-предостережении. _____________________________________________________________________________________________________
НИЛ (трясет Шарик): Шарик, мне взять Линн с собой в Данвер? (переворачивает его, читает ответ, затем показывает его ЛИНН) ―Плохая идея‖. (трясёт Шарик) Это потому, что это опасно? (переворачивает) ШАР №8: LL: НЕСОМНЕННО. НИЛ (снова трясёт Шарик): Убийца, это связано с убийцей? ШАР №8: А ТЫ КАК САМ КАК ДУМАЕШЬ? ______________________________________________________________________________________________________
Нил чересчур увлекся использованием Шарика, что перестал думать сам, на что ему и намекнул Шарик. Линн говорит, что всё равно хочет поехать с ним, но Нил говорит, что это его сведёт с ума, потому что он не может рисковать потерять её (далее мы увидим, что бы случилось, если бы Нил сошёл с ума). _______________________________________________________________________________________________________
ЛИНН: Меня не волнует, опасно это или нет, или что говорит эта штука. Я всё равно хочу поехать с тобой. НИЛ (кладёт Шарик): Нет, Линн. Я же с ума сойду. Понимаешь? Я… Я не могу рисковать потерять тебя после того, как нашёл. ЛИНН: А что, если я тебя потеряю? НИЛ: Линн, тебе нельзя ехать. Шарик никогда не ошибается. Я вернусь, обещаю. (снова берёт Шарик и трясёт его) Шарик, я ведь вернусь за ней, не так ли? (переворачивает Шарик, но ЛИНН берёт его и откладывает в сторону) ЛИНН: Да. Ты вернёшься за мной. (ложится на кровать) Шарик показывает ответ, но они его не видят. ШАР №8: НЕТ, НЕ ВЕРНЁШЬСЯ. ________________________________________________________________________________________________________
Нил поехал в Данвер, но вскоре понял, что зря оставил Линн. ________________________________________________________________________________________________________ NEAL: Am I nuts? The girl of my dreams, and I leave her behind because of this stupid toy? (takes the Ball in his hand, then puts it down)
НИЛ: Я рехнулся? Девушка моей мечты, и я бросаю её из-за этой глупой игрушки? (берёт в руку Шарик, затем кладёт его обратно) _________________________________________________________________________________________________________
Он разворачивается, и едет обратно. То есть, он решает досрочно выйти из сценария Рэя, который он согласился пройти, подписав контракт и скрепив его кровью. Поэтому дорогу назад ему перекрыли полицейские, сказав, что в этой местности убийца, и приказы перекрыть дорогу _____________________________________________________________________________________________________________
НИЛ: Что такое, офицер? ШЕРИФ (держа в руках дробовик): Только что передали, что в этой местности убийца. Приказано перекрыть дорогу. НИЛ: А как выглядит этот убийца? ШЕРИФ: Как раз передают по радио. ОБЪЯВЛЕНИЕ ПО РАДИО (женский голос): Подозреваемый в убийстве – белый мужчина, последний раз его видели за рулем красного кабриолета БМВ, едущего по Трассе 60. У машины на багажнике пятно белой краски. НИЛ изумлённо и испуганно слушает. ШЕРИФ медленно идёт к багажнику машины НИЛА, но не видит на нём никакой белой краски. ШЕРИФ: Лучше разворачивайся, сынок. Тебе здесь небезопасно. НИЛ закрывает глаза, вздыхает, разворачивает машину и уезжает _________________________________________________________________________________________________________
Все приметы, кроме пятна идеально подходят Нилу, но багажник у него чистый, и полицейские его отпускают.
ТРАССА 60: Дорожные Истории МИСТИКО-ФИЛОСОФСКИЙ АНАЛИЗ (Избранное) Автор: Василий Странник
Рождение ребенка, его социально-нравственное развитие и приобщение к общественно полезной деятельности всегда являлись насущными заботами семьи, общества и государства, от эффективного решения этих задач во многом зависит как семейное, так общественное и государственное благополучие.
Развитие детей в любви и обеспеченности, получение ими гарантированного образования и необходимой правовой защиты свидетельствуют о нравственном здоровье общества и социально-правовой направленности государственной политики.
В заботе о подрастающем поколении содержится социальный прагматизм: общество и государство вправе ожидать от молодежи ответной заботы о родителях; защиту отечества в случае необходимости; добросовестной трудовой деятельности; законопослушного и социально одобряемого поведения, присущего воспитанным и образованным личностям, что определяет социальную стабильность и прочные государственные устои любого общества и политического строя.
«От правильного воспитания детей зависит благосостояние всего народа»,- говорил английский просветитель 17 в. Джон Локк, его в своих концепциях поддерживал французский философ 18 в. Клод Адриан Гельвеций: «Чем совершеннее воспитание, тем счастливее народы».
С.А. Ветошкин ЮВЕНАЛЬНОЕ ПРАВО -Учебное пособие. Вступление.
К нам едет хулиган Антон: Я пригласил вас друзья, Чтобы сообщить вам пренеприятное известие. К нам едет хулиган!!! Алик: Как хулиган? Артём: Зачем хулиган? Леша: Какой хулиган? Антон: Самый настоящий! Хулиган! Алик: Ну вот те на! Артём: Вот не было заботы! Леша: Да он же может нам разрушить план Учебно-воспитательной работы... Антон: И главное - я будто чувствовал! Две вражеские лодки подводные Сегодня мне снились всю ночь! Всплыли, перископы выставили, А сами такие огромные, И тут же уплыли прочь! А у одной в боку дыра, И хищный нос такой при этом. И на тебе - письмо с утра - Вот говорят, не верь приметам! Леша: Что это за письмо? Артём: Давай сюда... Антон: От друга - Чмыхова Андрея. Алик: А может шутка, ерунда? Артём: Давай, Антон, читай скорее! Антон: Сейчас, ага, вот с этой строчки: "Советовать тебе я не берусь, Но едет вам, я это знаю точно, Известный хулиган по кличке Гусь!". Алик: Гусь! Артём: Гусь!? Бобкина: Гусь! Добкина: Гусь?! Алик: Он в детской комнате милиции На днях поставлен на учёт. Артём: Вот это гусь! Леша: Вот это птица! Алик: Зачем он нам, на кой он черт? Артём: Он снизит показатели, испортит весь отчет. Алик: Доложим воспитателям - он будет здесь вот-вот! Артём: Мне эта мысль не нравится - Чуть что, "спасай!" кричим. Антон: Нет, с хулиганом справиться Придётся нам самим!
Я спряталась от мирозданья, Устав от дрязг и суеты. Твои любовные признанья- Так безнадежны, так чисты.
Ушла я. Убежала. Скрылась. Я так хочу полёт, но знай - Твоя борьба, моя не милость. Что будет дальше, угадай?
Я не жестокая, но всё же, Давай закончим этот путь. Слепая страсть любви моложе! Давай попробуем уснуть!
Уснув, счастливыми проснуться, И не зависеть от оков! Нет! Не узнать! Не обернуться! Дышать свободою ветров!
Не надо мучиться и ранить! Не надо встреч! Не надо слёз! Попробуй не тревожить память! Память - надежд, любви и грёз!
Я убежала от любви... Автор: op333op
Это, между прочим, тоже интересный вопрос: как именно в масло попадают те или иные сардины… Понятно, что до этого все сардины плавают в воде, но потом некоторые из них вылавливаются и попадают в масло. После того как они попадают в масло, их закупоривают в специальные такие банки, где они и живут дальше — называясь теперь уже «Сардины в масле». А остальные сардины продолжают плавать в воде, даже не подозревая, что они тоже могли бы стать сардинами в масле, но не стали.
И вот… вопрос в том, что, видимо, это какие-то особые сардины — сардины, которые вылавливаются из воды и попадают в масло. Что уж в них такого особенного, трудно сказать, но именно они ведь всё-таки вылавливаются и попадают в масло, в то время как другие — не вылавливаются и в масло не попадают. Будем считать, что те, которые вылавливаются и попадают, — это самые лучшие сардины, самые сардинистые из всех сардин.
Но о чём я… а‑а, вот о чём: несколько сардинок лежали в масле и вели между собой такой разговор:
— Хорошо тут, уютно… лежишь себе в масле — и в ус не дуешь! — Это сказала Центральная Сардинка, которую поместили между двумя другими — Левой Крайней и Правой Крайней сардинками. — Согласна с Вами, дорогая моя, — живо откликнулась Левая Крайняя. — Просто мороз по коже дерёт, как представишь себе плавание в холодной и солёной морской воде!
Произнеся такие слова, Левая Крайняя Сардинка даже вздрогнула — обе прочие сардинки вздрогнули вместе с ней. Правая же Крайняя Сардинка еще и вздохнула:
— А ведь родственницы наши так до сих пор и мучаются, бедняги… Наверное, они страшно завидуют нам, но тут уж ничего не поделаешь: мы ведь самые лучшие сардины в мире, самые сардинистые из всех сардин! Потому-то нас сюда и поместили. И лежим мы тут в масле… хорошо лежим, как Вы совершенно правильно заметили! — Тут она с одобрением взглянула на Центральную Сардинку и шёпотом закончила — словно её мог кто-нибудь слышать: — Мне кажется, что мы были выбраны как наиболее достойные. — Хм… — задумалась Центральная Сардинка, — пожалуй. А почему Вам так кажется? — Потому что, — заговорщически сообщила Правая Крайняя Сардинка, — я слышала, что далеко не все сардинки кладут в масло. Говорят, бывают ещё сардинки в собственном соку… это, наверное, те, которые грешили … — Которые… что делали? — с ужасом спросила Левая Крайняя Сардинка. — Грешили! — почти уже совсем неслышно произнесла Правая Крайняя Сардинка и залилась краской стыда. — То есть жили недостойной жизнью. — Почувствовав, что соседки так и не поняли её объяснений, она продолжила: — Жить недостойной жизнью — значит воровать, убивать, обманывать… и так далее. — Я не воровала и не убивала, и я не обманывала окружающих, — тут же честно призналась Центральная Сардинка. — И я ничего подобного не делала! — подхватила Левая Крайняя Сардинка. — За это вас и поместили в масло, — убеждённо ответила Правая Крайняя Сардинка. — А вот если бы вы воровали, убивали и обманывали окружающих, вы бы лежали сейчас в собственном соку! — Какой кошмар… — в один голос сказали Центральная и Левая Крайняя сардинки. — Лежать в собственном соку — это ещё ужаснее, чем плавать в солёном и холодном море! Вот уж, правда, не позавидуешь этим другим сардинкам… которые грешные. — Зато нам, безгрешным, наверное, все завидуют! И говорят небось про нас: «Они как сыр в масле катаются!» — Почему — «как сыр»? — с недоумением спросила Центральная Сардинка. — Потому что все сыры безгрешные, как мы с вами! — объяснила Правая Крайняя Сардинка. — Ну, сами посудите: вы когда-нибудь видели сыр, который ворует? Или сыр, который убивает? Или сыр, который обманывает окружающих? — Нет, никогда! — хором ответили соседки. — Вот то-то и оно, — значительно произнесла Правая Крайняя Сардинка. — Именно за свою достойную жизнь сыры и катаются в масле!
И три безгрешные сардинки, гордые своим сходством с безгрешными сырами, облегчённо вздохнули.
Но некоторое время спустя Левая Крайняя Сардинка осторожно спросила:
— А я слышала, что нас с вами съедят, — верно это? — Разумеется верно! — ответила Правая Крайняя Сардинка. — Даже несмотря на то, что мы безгрешные? — уточнила Левая Крайняя Сардинка. — Даже несмотря на это, — сурово и просто сказала Правая Сардинка. — Потому что когда-нибудь съедают всех — и грешных, и безгрешных.
Три безгрешные сардинки переглянулись… Они были, конечно, огорчены, что их съедят, но утешились тем, что пока они лежат в масле. И чуть позже Центральная Сардинка даже повторила:
— Хорошо тут, уютно… лежишь себе в масле — и в ус не дуешь!
И две другие сардинки опять от всей души согласились с ней.
Красивая женщина — это профессия. И если она до сих пор не устроена, — её осуждают. И каждая версия имеет своих безусловных сторонников. Ей, с самого детства вскормленной не баснями, остаться одною а, значит, бессильною, намного страшнее, намного опаснее, чем если б она не считалась красивою. Пусть вдоволь листают романы прошедшие, пусть бредят дурнушки заезжими принцами. А в редкой профессии сказочной женщины есть навыки, тайны, и строгие принципы. Идёт она молча по улице трепетной, сидит как на троне с друзьями заклятыми. Приходится жить — ежедневно расстрелянной намёками, слухами, вздохами, взглядами. Подругам она улыбается весело. Подруги ответят и тут же обидятся… Красивая женщина — это профессия, А все остальное — сплошное любительство!
Красивая женщина Поэт: Роберт Рождественский
Любовь очень интересная штука. Я не встречал более талантливого лицемера, чем она. У неё нет формы, по которой её можно узнать. О ней все слышали, но редко кто встречал. Мало кому удается дать её точное определение. О ней пишут красивые романы, поют бесчисленные песни, рисуют её на картинах, слагают оды, но никто так и не может определенно сказать, что это такое. Без неё безусловно нельзя, потому как плох тот человек, который не любит, он почти инвалид, моральный «калека», урод. А как может понять этот «калека»: любовь ли то, что он питает к своей прыщавой, от избытка гормонов, подружке. Если сравнивать со всеми теми красивыми романами, что придуманы взрослыми дядями и тётями в погоне за деньгами, вряд ли его скромную тоску в её отсутствие можно назвать таким пафосным и красивым словом — ЛЮБОВЬ. А поют как здорово!
Ты с ней расцветёшь и засохнешь. Она сожрёт тебя как цветок тля. Но всё равно лучше уж так сдохнуть, чем никого никогда не любя!
А я тут сижу дома, делаю домашнее задание и жду, пока он позвонит и маме, поднявшей трубку, скажет: «Здравствуйте, а Катю можно?» Может быть, это любовь? Наверное, нет, потому как не приглашал он меня ещё ни на одно романтическое свидание, и ни одного сюрприза не устроил. Да что там говорить — мы даже парой себя не объявили!
Мне нравится просто, как она улыбается в домашней маечке, когда я вечером прихожу к ней. Как её хрупкое тельце прижимается ко мне, когда мой «Восход», гремя на весь квартал, набирает обороты. Как она, повторяя движения из красивых клипов, танцует для меня на дискотеке «У Петровича».
Ну конечно же, это не любовь, потому что я не американский агент, работающий на советскую разведку, а она ни разу не тонула вместе с «Титаником». Да и как могут любить друг друга слесарь, работающий в ОПХ «Урожай», и девушка-бухгалтер с ЗАО «Кристалл»? Конечно же, нет. Какая любовь, мы просто встречаемся, а через полтора года, когда он вернётся из армии, мы поженимся. Я забеременею и рожу ему мальчика, родители помогут с жильём, но это только начало. Потом он непременно устроится на «Спиртзавод», хотя и в «Охране» ему место предлагали. Мы возьмём земельный участок. Будем выращивать болгарский перец и петрушку. Выроем подвал и будем складывать туда маринованные огурчики и помидоры в трехлитровых банках, а еще осенью будем копать картошку и помогать деду вязать веники.
— Опять жук всё пожрал! Вот почему-то у соседей не так пожрал, да и картошка у них крупнее, — деловито скажешь ты.
— Опрыскивать надо было! Вместо того чтобы на диване лежать!
И всё вокруг не так. Не правильно. Не так, как пишут в книгах, не так, как в кино с Джулией Робертс и Анжелиной Джоли, и кажется, что со сцены «фабриканты» поют тоже не про нас, а про какое-то чувство, всей России не ведомое. Вот у них в Маааскве есть любовь, а у нас в Усть-Лабинске нет! Всё какая-то картошка, огурчики маринованные, да дискотека «Мираж», а ведь хочется так, как в кино. Чтоб я миллиардер, а она проститутка, ну, или нищая на худой конец.
А есть ли любовь вообще? Может нам её усердно навязывают в качестве великолепного повода выкачать денежки, продать огромное количество открыток, сердечек, безделушек, плюшевых игрушек, статуэток, наклеек, постеров. Даже праздник под это дело придумали: «День святого Валентина».
Дедушка Фрейд плевался бы на этом карнавале лицемерия. «Секс правит миром! Это факт! Любви нет, — сказал бы он. — Только всепоглощающий и не контролируемый инстинкт размножения влечёт противоположные полы друг к другу».
Какая может быть любовь, если начальник урод, тупица и скряга! Не ценит такого талантливого специалиста, да ещё и платит копейки. Где найти время на любовь, если все дни проводишь в поиске денег!
И всё-таки наивные подростки, считающие ЛЮБОВЬ смыслом жизни, тысячу раз правы. Без неё нельзя. К кому-то она приходит чаще, к кому-то реже. Она настигает человека во дворе, в подъезде, на вечеринках, в школе за партой, в барах и магазинах, в метро, у ларька, на подоконнике общежития, в парках, на бесконечных телевизионных проектах. Вот такие мысли посещают меня иногда, когда я размышляю о любви.
А здесь, «в телевизоре» мало просто признаться в любви. «Может, врёшь, чтобы дом выиграть?!» И эта мысль настолько проста и популярна, что она — при умелом распространении и регулярном напоминании — как паразит множится в умах.
из книги Ольги Бузовой - Роман с Бузовой. История самой красивой любви
Я власть имею над собой, над настроениями смысла, над тишиной, в которой числа, меня веду в мой путь земной.
Есть резонансы и альянсы, что не зависят от меня, но я зарю в душе храня, судьбе даю простые шансы.
Мы все подключены к системе, в которой зримая печаль, нам открывает сути даль, а совесть просит о дилемме.
Я власть имею над собой (Отрывок) Автор: Екатерина Комаров
Часов в десять утра Кольцов отыскал на площади Богдана Хмельницкого дом, указанный в предписании Житомирского военного комиссариата. Прочитал чётко выведенную надпись, извещавшую о том, что здесь помещается Всеукраинская Чрезвычайная комиссия, и, невольно одёрнув видавший виды командирский френч, поправив ремни снаряжения, с подчёркнутой подтянутостью вошёл в подъезд.
В вестибюле его встретил юноша в студенческой куртке. Они прошли в ногу, как в строю, через небольшой зал, где двое пожилых красноармейцев деловито возились с пулемётом. Над ними, прямо на стене, размашистыми, угловатыми буквами было написано: «Чекист, твоё оружие — бдительность». Так же в ногу поднялись по широкой лестнице на второй этаж. Сопровождающий открыл перед Кольцовым дверь, обитую чёрным, вязкого отлива коленкором.
Из-за стола поднялся и пошёл навстречу Кольцову худощавый, с ввалившимися щеками человек. Его глубоко запавшие глаза, окаймлённые синевой, улыбчиво смотрели на Кольцова.
«Какие знакомые глаза! — мгновенно промелькнула мысль. — Кто это?» А худощавый человек протянул уже руку и весело произнёс:
— Ну, здравствуй, Павел!
И тут Кольцова озарило: да это же Пётр Тимофеевич! Пётр Тимофеевич Фролов! Павел радостно шагнул ему навстречу…
И опять память вернула Кольцова в былые, далёкие, тревожные, дни, когда, расстреляв мятежный «Очаков», царские власти напустили на Севастополь своих ищеек. Те денно и нощно рыскали по усмирённому городу, вынюхивая и высматривая повсюду ускользнувших от расправы бунтовщиков.
В одну из ночей Павел проснулся от чьего-то сдержанного стона. Возле плотно зашторенного окна стоял таз с водой, рядом лежали ножницы и пучки лечебной травы. Мать бинтовала руку и плечо бессильно привалившемуся к стене темноволосому мужчине. Когда Павел с любопытством посмотрел на него, он тут же натолкнулся на пристальный, цепкий взгляд светло-серых глаз. Мужчина морщился. Но, поймав мальчишечий взгляд, улыбнулся и подмигнул Павлу. А глаза его продолжали оставаться неспокойными, страдающими.
Мать сказала Павлу, что Пётр Тимофеевич пока поживёт у них в тёмной боковушке-чулане. Летом там спал Павел, а зимой держали всякую хозяйственную утварь. И ещё мать строго-настрого наказала, что никто не должен знать о человеке, который будет теперь жить у них.
Фролов отлёживался в боковушке, и вскоре Павел стал проводить там все свободное время, слушая его рассказы об «Очакове», о товарищах — рабочих доков и ещё о многом-многом другом…
Как же изменился Пётр Тимофеевич с тех пор! Лицо потемнело, осунулось, грудь впала, спина ссутулилась. Лишь в глазах ещё резче обозначилась все та же, прежняя, дерзновенная решительность.
Они крепко обнялись. Пётр Тимофеевич перехватил взгляд Кольцова.
— Что, постарел?.. Война, понимаешь, не красит. — Он развёл руками и перешёл на деловито-серьёзный тон: — Ну, садись, рассказывай, как живёшь? Как здоровье? — Здоровье?.. Здоров, Пётр Тимофеевич! — Ты ведь недавно из госпиталя? — Заштопали как следует. Не врачи, а прямо ткачи. — Кольцов улыбнулся, присел возле стола. — В госпитале мне сказали, что звонили из Киева, спрашивали. Никак не мог придумать, кто бы это мог интересоваться моей персоной…
Осторожным, незаметным взглядом Фролов тоже изучал Павла. Сколько ему лет? Двадцать пять, должно быть! Не больше! А выглядит значительно старше. Френч со стоячим воротником, безукоризненная выправка. Подтянут, широк в плечах…
Кольцов положил на стол предписание и вопросительно взглянул на Фролова. В предписании значилось: «Краскома тов. Кольцова Павла Андреевича откомандировать в город Киев в распоряжение особого отдела ВУЧК».
— Тебя что-то смущает? — спросил Фролов. — Смущает? Пожалуй, нет. Скорее, удивляет… Зачем я понадобился Всеукраинской Чека?
Ответил Фролов не сразу. Он достал тощенькую папиросу и стал сосредоточенно обминать её пальцами. Кольцов помнил эту его привычку — она означала, что Петру Тимофеевичу нужно время обдумать и взвесить что-то серьёзное, важное.
Фролов раз-другой прошёлся по кабинету, неторопливо доминая папиросу, остановился возле стола, крутнул ручку телефона.
— Товарища Лациса! — строго произнёс он в трубку и, чуть помедлив, доложил: — Мартин Янович, Кольцов прибыл… Да, у меня… Хорошо!
Когда Фролов положил трубку, Кольцов спросил:
— Мартин Янович — это кто?
— Лацис. Председатель Всеукраинской Чека, — пояснил Фролов и опять не спеша прошёлся по кабинету: от стола до стены и обратно. Раскурив папиросу, присел к столу. — Дело вот какое. Нам, то есть Всеукраинской Чека, нужны люди для работы во вражеских тылах. Иными словами, нужны разведчики. Я вспомнил о тебе, рассказал товарищу Лацису. Он заинтересовался и попросил тебя вызвать… Чаю хочешь? Настоящего, с сахаром?
— Спасибо, — растерянно произнёс Кольцов.
Всего он ожидал, направляясь сюда, только не этого… Стать чекистом, разведчиком?.. Обладает, ли он таким талантом? Способностями? Глубокая зафронтовая разведка — это не просто риск. Неосторожный, неумелый шаг может погубить не только тебя, но и людей, которых тебе доверят, и дело. Сумеет ли он? Сумеет ли жить среди врагов и ничем не выдать себя? Притворяться, что любишь, когда ненавидишь, восхищаться, когда презираешь…
из книги И. Болгарина : Адъютант его превосходительства
Скажи любишь ли ты меня, Как я тебя люблю, О, лучшая моя половина, Украшенная венцом... Когда звук высшей Пульсации я ловлю, Что совпадает с ритмом Наших сердец - близнецов? Как перевести предложение И восторг всей нашей Любви между нами, Которая несёт Акцент восхищения, Что в мире не Выразить словами! Нет необходимости Во всеобщем внимании, Но только в нашем союзе, Где мы помолвлены, Где звёзды излучают Очарование и где Просторы болью намолены. Тогда в этом союзе Может быть, где любви Не видно конца... Если твоё и моё Существо соединить Могут родиться один, Два, три, четыре... Маленьких сорванца...
Помолвка Автор: Светлана Пригоцкая
Прилетаю в Испанию. Сажусь в такси. А таксист мне по-русски:
— Пожалуйста... — и включает компакт-диск Юлии Савичевой. Из динамиков такси «Мерседес» вылетает песня:
Проходят дни, пролетают года, Высыхают океаны...
— Нравится?
Я утвердительно киваю головой. Разговорились, как могли. Он — на плохом русском, я — на плохом английском.
— Я люблю русскую, — глаза испанца горят.
Он влюблён. Нет, он любит, сомнений быть не может.
— Через два года... — он выразительно показывает на палец левой руки, не зная русских слов и надеясь, что я пойму, потому что у испанцев обручальное кольцо надевают на левую руку. — А-а... — отвечаю. — Поженитесь. — Да, — счастливо улыбается он, и с необыкновенной лаской в голосе обращается к кому-то, глядя на небо: — Моя крошка.
Не улетай, моё седьмое небо. С тобой лететь мне бы...
— Поёт Юлия Савичева под ванильными сводами испанского неба. — Она — стюардесса, — поясняет после недолгого молчания испанец и поёт вместе с певицей:
Плачет по тебе сердце... Помни обо мне.
«Тогда всё понятно! — думаю. — Интересно, в который раз он слушает этот диск?»
Удерживая одной рукой руль такси, испанец торопливо выжимает что-то в своём сотовом; наконец, находит фото и гордо показывает мне. С маленького экрана на меня смотрит лысая молоденькая девчушка. Мне становится смешно. Но я в свою очередь тоже не могу удержаться и достаю свой телефон с фотографией югослава. При этом говорю:
— Мой хазбэнд тоже иностранец.
Таксист удивлённо поднимает брови и радостно смеётся. Мы отлично понимаем друг друга. Он продолжает разговор со мной на ломаном русском:
— Я хочу очень карашо научить говорить русский. Спасибо русским песням!
Теперь удивляюсь я, потому что однажды я уже слышала подобную фразу. Сказал их мой жених-иностранец, когда я просила его научить меня сербскому.
— Говори со мной дома на сербском, — сказала я. — Я хочу знать твой язык. — Нет, — ответил. — Я хочу говорить русский, чтобы хорошо знать твой язык...
При этом, чтобы научиться получше понимать и говорить по-русски, он слушал наши диски и постоянно включал волну «Русское радио». Вот и испанец крутил диск Юлии Савичевой, а в машине неслось:
Целый мир освящает твои глаза, Если в сердце живёт любовь.
Наверное, он думал в этот момент о своей лысенькой русской стюардессе. Как и мой серб думал о своей судьбе, когда слушал русский дуэт, умиляясь словам: «Ты меня, конечно, любишь...». Эта наивная, нежная песня обещала ему счастье. Уже позднее я, как эпизод, вспомнила, что однажды мы ехали с ним зимней дорогой, слушая именно эту песню, и я, переполненная чувствами, сказала ему шутливо: «А у меня муж — иностранец», — на что он мне с гордостью парировал: «А у меня жена — русская. Красивая». И мы оба радовались этими приятными обстоятельствами. И были счастливы. По-детски трогательно.
В жизни тоже много сказок... — пела русская певица в испанском такси, и я думала о том, что всё в жизни не случайно. Даже эти слова. Я тоже, как и незнакомый мне испанец, жила в состоянии сказки. И молила Бога дать мне талант написать книгу о любви, потому что любовь есть. Да, есть. Вот такая испанская история любви. Чаевых влюблённый испанец-таксист с меня так и не взял.
Эх, русские женщины! Кто поймёт вас до глубины души, тот поистине может обрести смысл жизни! Только бы в поисках и ожидании любви не ошиблось наше бедное сердце.
Испанский таксист. Испанские истории Автор: Елена Кибирева
Что вам подать на обед? Проще рецепта и нет. Кость иль мясной медальон, И приготовим бульон Мелко капусту шинкуй, В борщ её, чур не воруй! Чуть покипела и вот В дело пошёл корнеплод. Надо на борщ штуки три. Режешь кубично, смотри. Дальше морковка, свекла, Луковка в дело пошла. Хочешь поплакать, мой друг? Значит тебе резать лук.
Поварёнок сын учится готовить. (Отрывок) Автор: Ирина Карзова
Думаю, правильно сделано, дабы уважаемым людям, два раза одно и тоже не повторять. ))
Лётчик над тайгою точный курс найдёт, Прямо на поляну посадит самолет, Выйдет в незнакомый мир, ступая по-хозяйски, В общем-то зелёный молодой народ.
А ты улетающий вдаль самолёт В сердце своём сбереги, Под крылом самолета о чём-то поёт Зелёное море тайги. Под крылом самолёта о чём-то поёт Зелёное море тайги.
Там веками ветры да снега мели, Там совсем недавно геологи прошли. Будем жить в посёлке мы пока что небогатом, Чтобы все богатства взять из-под земли.
Под крылом самолёта (Отрывок) Поэт: Н. Добронравов
Ох и долго же добиралась Тося к месту новой своей работы!
Сначала её мчал поезд. За окном вагона веером разворачивались пустые осенние поля, мелькали сквозные рыжие перелески, подолгу маячили незнакомые города с дымными трубами заводов. А деревни и посёлки все выбегали и выбегали к железной дороге – для того лишь, чтобы на миг покрасоваться перед Тосей, с лету прочертить оконное стекло и свалиться под откос. Впервые в жизни Тося заехала в такую даль, и с непривычки ей порой казалось, что вся родная страна выстроилась перед ней, а она в своем цельнометаллическом пружинистом вагоне несётся вдоль строя и принимает парад.
Потом Тося зябла в легоньком пальтеце на палубе речного парохода. Старательно шлепали плицы, перелопачивая тяжёлую сентябрьскую воду. Встречный буксир тянул длиннющий плот: брёвен в нем хватило бы, чтобы воздвигнуть на голом месте целый город с сотнями жилых домов, школами, больницами, клубом и кинотеатром. «Даже с двумя кинотеатрами!» – решила Тося, заботясь о жителях нового города, в котором, возможно, когда-нибудь придётся жить и ей самой. Дикий лес, подступающий вплотную к реке, перемежался заливными лугами. Пёстрые крутобокие холмогорки, словно сошедшие с плаката об успехах животноводства, лениво цедили воду из реки. Сплавщики зачищали берега от обсохших за лето брёвен, убирали в запанях неведомые Тосе сплоточные станки и боны, готовились к близкой зиме.
Напоследок Тося сменила пароход на грузовик и тряслась в кузове орсовской полуторки по ухабистой дороге. Дремучий лес заманивал Тосю всё глубже и глубже в заповедную свою чащобу. Взобравшись на ящик с макаронами, Тося с молодым охотничьим азартом озиралась по сторонам, выслеживая притаившихся медведей. Юркая бочка с постным маслом неприкаянно каталась по днищу кузова и всё норовила грязным боком исподтишка припечатать Тосины чулки. Тося зорко охраняла единственные приличные свои чулки и ещё на дальних подступах к ним пинала бочку ногой. Один лишь разик за всю дорогу она зазевалась на толстенные сосны, с корнем вывороченные буреломом, – и ехидная бочка тотчас же подкатилась к беззащитным чулкам и сделала-таки своё подлое дело…
И вот уже Тося в лесном поселке, где ей предстояло жить и работать. Она еле поспевала за длинноногим комендантом, торжественно шествующим по улице с одеялом и простынями под мышкой. В военизированной одежде молодцеватого коменданта объединились несколько родов войск: на нём были кавалерийские бриджи, морской китель и фуражка с голубым летным околышем.
Стараясь не отстать от коменданта, Тося на ходу разглядывала поселок. Когда-то здесь шумел вековой лес, но, воздвигая дома, все деревья, как водится, опрометчиво вырубили. И теперь лишь кое-где, рядом с неохватными полусгнившими пнями, торчали, ограждённые штакетником, хлипкие и почти безнадежные прутики, посаженные местными школьниками в последнюю кампанию по озеленению и благоустройству поселка.
И строгий начальник лесопункта, с которым только что беседовала Тося, и комендант, по - журавлиному вышагивающий впереди неё, и редкие лесорубы, попадающиеся Тосе на улице,– все они, точно заранее сговорившись между собой, довольно удачно делали вид, будто и не подозревают даже, что живут у чёрта на куличках. Они вели себя так, словно посёлок их находился где-нибудь в центральной, легко доступной для новых рабочих области, а не затерялся в северной лесной глухомани, под самым пунктиром Полярного круга.
Обожаю французский язык - Элегантный, небрежный, игривый. Он безумно красив и велик, С ним души веселее порывы.
Шарм грассированья буквы "р" - Говоришь, словно воздух целуешь, И доносится музыка сфер, Без которой несчастным ты будешь.
Речь журчит, как весенний ручей. Песни, может от этого, льются? В череде слишком тягостных дней Он - мой свет, что зовёт улыбнуться )
Обожаю французский язык... Автор: Михаил Озеров
– Она твоя мать. Благополучие родной дочери должно её волновать, – сказал он уверенным голосом.
Александра смогла только рассмеяться в ответ.
– Больше всего на свете её заботит безупречность добропорядочного имени славной семьи Дюпре. Мое совместное проживание с тобой в одном гостиничном номере противоречит материным взглядам на мораль. И неважно, в какие красочные слова ты будешь облачать свои оправдания и сколь низким будет твой подобострастный поклон.
Димитрий молчал, внимательно вслушиваясь в каждое слово. К щекам Александры быстро приливала краска, сердце стучало все сильней.
– Ну так что? – требовательно спросила она Димитрия.
– Я шокирован своей наивностью. Я купился, как мальчишка. Я до сих пор под влиянием образа Ксандры Фочен. Известная французская манекенщица, девушка-сирота, сделавшая головокружительную карьеру в модельном бизнесе. Женщина мира со своеобразным взглядом на жизнь. Женщина, лишенная чувства семьи и связанных с ней обязательств, поскольку не было у нее никогда этой семьи.
– И что? Какое отношение это имело к неминуемому приезду матери?
Он замотал головой.
– Многие вещи в этот образ просто не вписываются.
– Ты искал простых, незатейливых отношений с красивой и популярной девушкой. Ты видел только то, что хотел видеть. – Ты, как всегда, права. – Он нежно погладил её по щеке. – Но у этой правды есть ещё и другая сторона. Я видел только то, что ты позволяла мне видеть.
Отрицать это было неразумно. Она много раз порывалась во всём ему честно признаться, но чувство самосохранения всегда мешало ей. Потом родился страх, что Димитрий быстро потеряет интерес к простой девушке по имени Александра Дюпре.
– В каком-то смысле ты похож на мою мать. Ты всегда видишь только то, что лежит на поверхности. Копать глубже тебе уже незачем, – заявила она.
Он нежно обнял её, поглаживая другой рукой отзывчивую на ласки грудь.
– Ты права, я без ума от этой оболочки. – Его улыбка была обольстительной, но исчезла с лица так же быстро, как и появилась. – Однако этим мои желания не исчерпываются. Ты нужна мне целиком и полностью и станешь моей во всём.
Его решительность и собственнический инстинкт, пронизывающие каждое слово, не могли не пугать. Александру бросило в дрожь. Возникло ощущение, что женитьба станет для него не просто формальной регистрацией их отношений. Он хотел гораздо большего: завладеть её чувствами, влиять на её разум. Это было видно по его глазам. На меньшее он вряд ли согласится.
– Мэделейн говорила о каких-то статьях в прессе. Деталей она не знает или не посмела их огласить. Просмотри газеты. Кто-то мог видеть нас вместе, а теперь выносит свои гнусные догадки на суд общественности.
Димитрия, казалось, это не очень встревожило.
– Сначала приму душ, а потом позвоню кому следует.
Она одобрительно закивала головой и постаралась высвободиться из его объятий.
– Мать уже выехала. Полчаса – и она здесь, если, конечно, не попадёт в пробку. Нам срочно надо одеваться.
Он остановил её, не дав выпорхнуть из постели.
– Ситуация меняется к лучшему, правда? – Потому что мы снова спим вместе?
Он поцеловал её в кончик носа.
– Нет, потому что нам удалось восстановить ту часть наших отношений, которая, возможно, и была самой захватывающей. – Тебе вряд ли удастся склонить меня к женитьбе, – с нажимом произнесла Александра. – Ты в этом абсолютно уверена? – его жаркие, блуждающие по всему телу руки сбивали дыхание, усиливали сердечный ритм.
Она промолчала, и он рассмеялся, встал с постели и повёл её за руку в душ.
– Пошли быстрее, примем душ вместе для экономии времени.
Слушали. Постановили: Заточить в башню за такой сценариус: Красавицу; Чудовище; А главное этого... Николаса
Сера выступает активным, горячим, мужским началом, а Меркурий (ртуть) – женским, холодным и пассивным. Сера – отец, а ртуть – мать, и именно она управляет семью металлами. Так писал Николас Фламель – алхимик, которому удалось совершить трансмутацию элементов.
А на вершине холодно и грустно.... Высоты покорив, Взываем к Богу: Не "утонуть" в своем же превосходстве... Усталость поменять, На светлость помыслов.... Взывая и моля все небо Лишь толко об одном - Мечте лишь новой, Что б снова Не блуждая в темноте Вновь покорять Вершины не знакомого....
А на вершине холодно и грустно Автор: Марина Зариня
18+ (!)
Нет, послушайте, мне же сказали - позвонишь Киркорову и всё... три очка и свободна... мне же обещали .. послушайте
Летела гагара, Кричала гагара, Махала крылом. Летела гагара Над мохом зелёным, Над синей водой. Дымились болота, Дымились болота На тёплой заре. Дымились болота, Туманились травы, Брусника цвела.
Кричала гагара, Кричала гагара Над крышей моей.
Кричала гагара, Что солнце проснулось, Что море поет. Что солнце проснулось, Что месяц гуляет, Как юный олень. Что месяц гуляет, Что море сияет, Что милая ждёт.
Летела Гагара (Отрывок) Поэт: Тряпкин Николай
Наш разговор продолжался. Мне хотелось выяснить, наконец, почему Клочков уверен на сто процентов, что окружающий мир иллюзия и что подобных ему иллюзий великое множество. Что касается меня, я всё меньше верил в существование иных миров, якобы невидимых для человеческого глаза, не верил, что существует некий барьер между разными действительностями, что он неощутим и скрывается в каких-то определённых природой местах. Хотя с другой стороны я не забывал невероятное физическое и психическое состояние во время собственного перемещения, а значит, оно действительно произошло или это только в моей голове что-то переключилось, стало действовать по иному сценарию, отчего и восприятие мира изменилось.
Я вспомнил Ваську Дранкина, жителя нашего городка. Васька родился ненормальным и с самого детства видел многие вещи белого света совсем иначе, чем все остальные. Его родители всячески пытались воспитать у Василия адекватное восприятие всего и вся, но он твердил, что видит, как у соседской девочки Анюты растут остренькие рожки, а у Дранкина Семёна его отца, из штанов торчит хвост. Местный еврей психиатр самоучка говорил, что в голове Василия всё перепутано, особенно в зрительном отделе и поэтому он видит некоторые вещи в их первозданном виде.
- Настоящий мир действительно существует, но он почти на сто процентов состоит из пустоты. А пустоту заполняют энергии различной природы и интенсивности. Основной энергией в мироздании является свет и электричество. -
Клочков придвинулся ко мне и легонько стукнул по голове.
- Мир любого живого существа рождается в мозгу. Человеческий мозг расположен в черепной коробке и всегда прибывает в непроницаемой темноте. - Тогда как же он различает свет и его краски? - Вскричал я. - Как может рождаться твой пресловутый иллюзорный мир в наших головах? - Это сложный процесс, в котором участвуют глаза и все остальные органы чувств. Все наши органы преобразуют чувства в электричество, которое потом перетекает в мозг и создаёт красочный мир. В действительности мир может быть совсем не таким, каким мы его видим, слышим и ощущаем. Тут главную роль играет частота, с которой вибрирует свет звук, запахи и ощущения. У каждого мира есть собственная частота вибраций и в этом вся загадка параллельных миров. - По твоему мнению я побывал в особом аномальном пространстве, которое каким-то непостижимым способом переместила меня в иной мир и это перемещение я вроде бы заметил, но мой разум протестует, не желает признать того факта, что я оказался вдруг в другой реальности. Объясни, почему так происходит? - Очень просто понять этот феномен восприятия окружающего пространства. - С ехидной улыбкой заявил мне Гностик. - Человеческий разум привык оперировать внушёнными шаблонами, а они оказались в обоих мирах одинаковыми. Зачем тогда было твоему уму заморачиваться, если ты видишь знакомые рожи товарищей, те же горы и деревья. Ты и сейчас продолжаешь действовать по тому же шаблону. Человеку неинтересно заострять внимание на знакомых вещах. Вот если бы ты попал в мир, в котором обитают страшные чудища, где невыносимая жара или наоборот ужасный холод, где вместо деревьев растёт гигантская трава, а на небосклоне крутится два солнца и несколько лун, тогда бы ты точно поверил в сумасшествие или в перемещение, если бы действительно не свихнулся.
Петька загоготал, словно гусак и добавил к своим фантастическим рассуждениям.
- Люди с древних времён знают, что весь Космос и нашу действительность на планете создаёт некая стихия - Эфир. Это очень интересная и загадочная штуковина.
Я уже говорил, что нас окружает пустота, и мы сами состоим из пустоты почти на сто процентов. Но эта пустота не вакуум, а упругий универсальный и совершенно не познаваемый Эфир. С каких-то пор учёные перестали признавать, что эфир существует, и теперь ломают головы над тем, каким образом в Космосе и в окружающей нас среде передаётся свет, радиоволны и другие различные энергии природы. Пытаются приписать эти функции воздуху, воде, земле, но такое объяснение не выдерживает критики, так как всех этих стихий очень мало в Космическом пространстве, там властвует только Эфир. Именно Эфир создаёт для нашего восприятия чувства материи, именно он строит все голограммы, рисует иллюзии и заставляет нас думать, что мы состоим из чего-то твёрдого, жидкого и газообразного. На самом деле, всё это только объёмный рисунок в недрах эфира, а недра его безграничны и пока не познаваемы для человеческого разума.
А завтра ждите рыжую Луну - Богиня медной краской засияет, А, может, прекратит она войну И скорый мир всем нам пообещает?
И свет с небес одарит теплотой, Всем посулит богатство и здоровье; Прогонит день с ненужной суетой, Наполнит сердце счастьем и любовью.
Ночь растворится в чудной рыжине, Вдруг замерев под рампою манежа. Я посмеюсь над прошлым в тишине - Года прошли , а клоуны всё те же.
Рыжая Луна Автор: Наталья Любина
По улицам и переулкам небольшого города бегал веснушчатый мальчишка и кричал тонким голосом:
- Сейчас у Белого Храма будет говорить Белокурый Пророк!
Услышав это, горожане спешили к Храму. Вскоре около него собралась огромная толпа, состоящая преимущественно из бедняков. Рядом со входом в Дом Бога стоял Белокурый Пророк, о ноги которого ласково тёрлась его здоровенная пятнистая собака.
- Люди добрые, - обратился Белокурый к собравшимся, - вы слышали, что нужно любить только свой народ. А я вам говорю: любите иноземцев так же, как и своих сограждан. Господь Бог является отцом и тех и других. Значит чужестранцы приходятся нам братьями. Повторяю, любите их.
Толпа молчала, словно сломавшийся проигрыватель. Тут прибежал какой-то мальчишка, поразительно похожий на того, кто звал людей к Белому Храму. Наверное, это был его брат.
- Сейчас у Чёрного Храма будет говорить Чернявый Пророк! – крикнул он. И убежал.
Народ двинулся к Чёрному Храму.
Там его ждал Чернявый Пророк.
- Друзья, - заговорил он, - вы слышали от Белокурого Пророка, что нужно любить всех людей, даже иноземцев. А я вам говорю: любите так же и животных, ибо все твари на земле были созданы Богом. Он не делает различая между человеком, кошкой, медведем и другими своими созданиями.
Народ безмолвствовал.
В наступившую тишину ворвалась девчонка с длинными русыми косичками. Если бы не эти косички, её бы можно было принять за одного из двух мальчишек, уже нам знакомых. Вероятно, она доводилась им сестрой.
- Сейчас у Красного Храма будет говорить Рыжий Пророк! – пропищала она. После чего бросилась бежать.
Толпа последовала за ней.
Возле Красного Храма стоял Рыжий Пророк.
Когда народ успокоился, тот повёл такую речь:
- Люди, Белый и Чёрный Пророки морочат вам голову. Один говорит, что нужно любить не только своих сограждан, но и иноземцев; другой – что нужно любить ещё и животных. А я вам говорю, что не попадёт человек в рай, если он не будет любить, вдобавок ко всему, деревья, цветы и даже камни, ибо всё это сотворил Господь.
Толпа хранила молчание, точно у каждого был зашит рот.
Три пророка (Избранное) Автор: Александр Тяпкин - Чурсин
Хочу вам рассказать о Саше - известный библиограф наш он. Завёл роман с прекрасной дамой и по утрам к ней мчится рано.
Роман свой давний не скрывает, странно… жена об этом знает! В библиотеке ж областной, он держится как холостой…
Сюда, в храм мудрости и знаний КЛИО (*) приходит на свидания... К нему любви полным-полна - ...проходу не даёт она...
С ней разгораются тут споры, ведут "бои",переговоры, она капризна и упряма, как женщина - непостоянна...
Затем в тиши библиотечной достигнут точности аптечной и побежит его строка- напишет книги на века...
Любовь... в библиотеке...(Отрывок) Автор: Ольга Сергеева -Саркисова
(*) КЛИО - древнегреческая муза Истории
– Сорайа? – говорит он. – Это Дэвид. Как ты? Когда я тебя снова увижу?
Долгое молчание, потом она произносит:
– Я вас не знаю. Зачем вы лезете в мою жизнь? Я требую, чтобы вы никогда больше мне не звонили, никогда.
Требую. Скорее уж приказываю. Его удивляет визгливость, проступившая в её тоне, – прежде на неё и намёка не было. С другой стороны, чего ещё ждать хищнику, влезшему к лисице в нору, в жилище её щенков? Он кладёт телефонную трубку. Что-то вроде зависти к её мужу, которого он ни разу не видел, ненадолго стесняет его сердце.
Без четверговых интерлюдий неделя гола, как пустыня. Выпадают дни, когда он не знает, чем себя занять. Теперь он проводит больше времени в университетской библиотеке, читая всё, что удается найти, о широком круге друзей и знакомых Байрона, добавляя заметки к тем, что уже заполнили две толстые папки. Ему нравится послеполуденное спокойствие читального зала, нравится неторопливо возвращаться под вечер домой: бодрящий зимний ветер, мерцающие мокрые улицы.
В пятницу вечером, возвращаясь длинным кружным путем – по паркам старого колледжа, он замечает впереди себя на дорожке одну из своих студенток. Ее зовут Мелани Исаакс, она слушает его посвященный романтикам курс. Не лучшая студентка, однако и не худшая: довольно умная, но без собственных мыслей. Она не спешит, и скоро он настигает её.
– Привет, – говорит он.
Она улыбается в ответ, кивает, улыбка её скорее лукава, чем робка. Она маленькая, тоненькая – коротко подстриженные чёрные волосы, широкие, почти китайские скулы, большие тёмные глаза. Одевается, как правило, броско. Сегодня на ней тёмно-бордовая мини-юбка, горчичного цвета свитер и чёрные колготки; золотые финтифлюшки на поясе подобраны в тон золотым шарикам серёг.
Он немного влюблен в неё. Тут нет ничего необычного: почти каждый семестр он влюбляется в ту или иную из своих подопечных. Кейптаун – город, щедрый на красоту, на красавиц. Знает ли она, что он положил на неё глаз? Вероятно. Женщины чувствуют такие вещи, давление вожделеющих взглядов. Только что кончился дождь; в канавах вдоль дорожки негромко журчит вода.
– Моё любимое время года и любимое время дня, – сообщает он. – Живёте тут неподалеку? – У самого парка. Делю квартиру с подружкой. – Кейптаун – родной ваш город? – Нет, я выросла в Джордже. – Я живу совсем рядом. Могу я пригласить вас выпить?
Пауза, осторожная.
– Хорошо. Но я должна вернуться к семи тридцати.
Из парка они выходят в тихий жилой квартал, в котором он прожил последние двенадцать лет, сначала с Розалиндой, потом, после развода, один. Он отпирает калитку, отпирает дверь, вводит девушку в дом. Включает свет, берет у неё сумочку. В волосах её капли дождя. Искренне очарованный, он оглядывает её. Мелани, с той же, что прежде, уклончивой, а может быть, и кокетливой улыбкой, опускает глаза. На кухне он открывает бутылку «Мирласта», раскладывает по тарелкам крекеры, сыр. Когда он возвращается, девушка стоит у книжных полок и, склонив голову набок, читает названия. Он включает музыку: Моцарт, кларнетный квинтет.
Вино, музыка: ритуал, который разыгрывают мужчина и женщина. Ничего дурного в таких ритуалах нет, их придумали для того, чтобы разряжать неловкость. Но девушка, которую он привёл домой, не просто моложе его на тридцать лет – это студентка, его студентка, находящаяся под его опекой. Что бы сейчас между ними ни произошло, им придётся встретиться снова как учителю и ученице. Готов ли он к этому?
– Как вам мой курс? – спрашивает он. – Мне нравится Блейк (1). И еще «Wonderhorn» (2). – «Wunderhorn». – А от Вордсворта (3) я не в восторге. – Вам не следовало бы говорить мне об этом. Вордсворт был одним из моих учителей.
Это правда. Сколько он себя помнит, в нем всегда отзывалось эхо гармоний «Прелюдии».
– Может быть, под конец курса мне удастся лучше его оценить. Может быть, он начнёт нравиться мне больше. – Может быть. Но по моему опыту, поэзия либо что-то говорит вам с первого раза, либо не говорит ничего. Проблеск откровения, проблеск отклика на него. Это как молния. Как приход влюблённости.
Приход влюблённости. Да влюбляются ли ещё молодые люди, или этот механизм уже устарел, стал ненужным, чудноватым, как паровые машины? Он не в курсе, отстал от времени. Почем знать, влюблённость могла полдюжины раз выйти из моды и снова в неё войти.
– Вы-то сами стихов не пишете? – спрашивает он. – В школе писала. Так себе были стишата. Теперь и времени не хватает. – А пристрастия? Есть у вас какие-нибудь литературные пристрастия?
При звуке этого непривычного слова она сдвигает брови.
– На втором курсе мы занимались Адриенной Рич (4) и Тони Моррисон (5). И еще Элис Уокер (6). Мне было очень интересно. Но пристрастием я бы это не назвала.
Так, девушка без пристрастий. Или она окольным способом предупреждает его: не лезь?
– Я думаю соорудить некое подобие ужина, – говорит он. – Присоединитесь ко мне? Все будет очень незамысловато.
Похоже, её одолевают сомнения.
– Ну же! – говорит он. – Скажите «да»! – Хорошо. Только мне придётся позвонить.
Звонок отнимает времени больше, чем он ожидал. Он вслушивается из кухни в её приглушенный голос, в долгие паузы.
– Чем вы собираетесь заниматься в дальнейшем? – спрашивает он несколько погодя. – Актёрским мастерством и оформлением сцены. Я пишу диплом о театре. – Тогда по какой причине вы записались на курс романтической поэзии?
Мелани, наморщив носик, задумывается.
– Главным образом из-за атмосферы, – говорит она. – Не хотелось снова браться за Шекспира. Шекспира я проходила в прошлом году.
То, что он сооружает на ужин, и впрямь незамысловато. Тальятелли (7) с анчоусами под грибным соусом. Он позволяет ей нарезать грибы. Остальное время она сидит на стуле, наблюдая, как он стряпает. Они едят в гостиной, открыв вторую бутылку вина. Ест она без удержу. Здоровый аппетит – для столь стройного существа.
– Вы всегда сами готовите? – спрашивает она. – Я живу один. Не буду готовить я, так и никто не будет. – Терпеть не могу готовку. Хотя, наверное, стоило бы научиться. – Зачем? Если она вам так не по душе, выходите за умеющего готовить человека.
Вдвоём они мысленно созерцают эту картину: молодая жена в аляповатом платье и безвкусных драгоценностях, нетерпеливо потягивая носом воздух, влетает в квартиру; на кухне в клубах пара муж, бесцветный мистер Праведник, помешивает что-то в кастрюльке. Обмен ролями: хлеб буржуазной комедии.
– Ну вот и всё, – говорит он под конец, когда блюдо с едой пустеет. – И никакого десерта, разве что вам захочется съесть яблоко или немного йогурта. Простите – не знал, что у меня будет гостья. – Всё было очень мило, – говорит она, допивая вино и вставая. – Спасибо. – Не уходите так сразу. – Он берёт её за руку и подводит к софе. – Я хочу кое-что показать вам. Вы любите танцы? Не танцевать – танцы.
Он вставляет кассету в видеомагнитофон.
– Это фильм, снятый человеком, которого звали Норман Макларен (8). Довольно старый. Подвернулся мне в библиотеке. Интересно, что вы о нём скажете.
Сидя бок о бок, они смотрят фильм. Два танцора на голой сцене исполняют свои па. Снятые стробоскопически, их изображения, призраки их движений, веерами распускаются за ними, будто крылья на взмахе. Впервые увиденный четверть века назад, этот фильм по-прежнему захватывает его: миг настоящего и недолговечное прошлое этого мига, застигнутые в одном и том же пространстве.
Ему хочется, чтобы фильм захватил и девушку. Однако он чувствует, что этого не происходит.
Когда фильм кончается, она встаёт и проходится по комнате. Поднимает крышку пианино, ударяет по срединному до.
– Играете? – спрашивает она. – Немного. – Классику или джаз? – Увы, не джаз. – Сыграете мне что-нибудь? – Не сейчас. Давно не упражнялся. В другой раз, когда мы познакомимся поближе.
из книги Джон Кутзее - Бесчестье ___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________ (1) Мне нравится Блейк - Уильям Блейк (1757–1827) — английский поэт, художник и гравёр. Почти непризнанный при жизни, Блейк в настоящее время считается важной фигурой в истории поэзии и изобразительного искусства романтической эпохи. Он прожил в Лондоне (за исключением трёх лет в Фелфаме). Хотя современники Блейка считали его безумным, более поздние критики отмечали его выразительность, а также философскую и мистическую глубину его работ (2) Wunderhorn - Волшебный рог мальчика. Сборник немецких народных песен, подготовленный и изданный в 1806-1808 годах в Гейдельберге двумя поэтами из гейдельбергского кружка романтиков - Ахимом фон Арнимом и Клеменсом Брентано. (3) А от Вордсворта - Уильям Вордсворт — английский поэт-романтик, основной автор сборника «Лирические баллады», условно относимый к т. н. «озёрной школе». (4)На втором курсе мы занимались Адриенной Рич - Адриенна Рич (р. 1929) – американская поэтесса, феминистка. (5) и Тони Моррисон - Тони Моррисон (р. 1931) – американская писательница, лауреат Нобелевской премии по литературе (1993). (6) И еще Элис Уокер - Элис Уокер (р. 1944) – американская писательница, феминистка. (7) Тальятелли - Вид лапши (8) которого звали Норман Макларен - Норман Макларен (1914–1987) – канадский режиссер, главным образом мультипликатор, авангардистского толка.
