Хор

У солистки платье в блёстках,
Круглый рот, блестящий взор.
А за нею на подмостках
В три ряда – гремящий хор.

Что мне до её убора?
Что мне до её лица?
Мне послышался из хора
Голос моего отца.

Пел отец в таком же хоре,
Но в другие времена.
Голос в хоре. Капля в море.
Или, может быть, волна

                         Голос в хоре
              Автор: Валентин Берестов

Женщина- Бездна. В Бездну легко упасть. Мужчине надо стать Небом. Для этого нужна безупречность и воля. Безупречность начинается с матери. Бездна матери не должна носить демонов, алчущих её сына. Таких чистых женщин мало, и потому женщины, в основном, заражают своих сыновей своими демонами, которые уничтожают безупречность. Небезупречный мужчина не станет Небом. Он будет драться с женщиной. И проиграет также, как проиграл матери. И женщина будет разочарована в нём также, как его мать.

- Я не понял, что такое безупречность? - казалось, что слова старика вели парня к просветлению, но окончательной ясности не было.
-Безупречность - это просто. Просто без упречность. Живи без упреков. Не упрекай ни себя, ни другого.
- Не оценивать никого? - уточнил юноша. - Это адски тяжело. Мы приучены давать оценку всему.
- Да, это и есть те демоны, которые живут в бездне матери и мужчина должен оставить их, чтобы стать Небом. Но начинается всё просто - не упрекай никого. Это проще простого. Особенно, когда действительно любишь. Смотри ей в глаза и отдайся. Пусть она проникнет в тебя. Нет, ты не станешь слабым, но ты увидишь всех своих демонов. Они зашуршат своими тёмными, мелкими мыслишками, оценивающими и себя, и её. Вот в этот момент и не упрекай. Ни себя, ни её. И ты победишь себя. Небо станет ближе.

Любовь женщины безжалостна. Если её впустить в себя, ты узнаешь себя настоящего. Чаще всего, эта правда ошеломляет. Ты понимаешь свою мелочность. Если ты не осудишь себя и не упрекнёшь, твоё Небо станет равным её Бездне и ты наконец-то станешь равным самому себе.

                                                                                                                                                                            Автор: Марк Ифраимов

Отредактировано Яблонька (2023-10-13 11:48:27)

Семитриада

                                 Море волнуется раз. Море волнуется два. Море волнуется три.

Ты сделаешь все то
что я скажу
и превратишься
в маленькую фею
и крылья будут
у тебя
большие
на них ты можешь
даже улететь
но дело ведь
не в этом
ты простая
и любишь чудеса
совсем как в детстве
так вот
они случатся
чудеса
перевернётся небо
вверх ногами
и мы с тобой
останемся одни
на белом свете
посреди любви
которая как волны
заласкает
и выбросит
на золотой песок
где будет солнце
милое как нежность
и вечное
как первая любовь.
Автор: Сергей Носов
Ты сделаешь всё то

Отредактировано Зорька (2023-10-15 19:56:05)

Причудливые формы лапши

А нас разводят по белым комнатам и мы остаёмся там
И смотрим наши сны , как кино.
Эти сны превращаются в нашу жизнь, превращая нас в пепел
Своим огнём.

Я никогда не смогу ничего сказать...
И это сводит меня с ума всё сильней.
Я хочу закричать, хочу разорвать
Липкие нити однообразных дней.
А в белых комнатах снова погаснет свет.
Белые комнаты снова будут ждать...
И они скоро придут, а нас уже нет
Всё начинается по кругу опять.

П:.....

Я забываю о том, что это - не я.
Я начинаю существовать, как они.
Я забываю о том, что схожу с ума
И значит меня всё же поймали их дни.
В белых комнатах снова зажжётся свет.
В белые комнаты снова кто-то вошёл.
А дверь закрылась, и выхода больше нет
Только следы чьих-то последних снов.

                                   Белые комнаты (Отрывок)
                                  Автор: Екатерина Шторм

Артур усмехнулся. Он неспешно поглощал кулинарное творение жены, и думал о чём-то своём. Заявления подобного характера он слышал, каждый раз, когда приносил из дома еду для мастера. Жена и вправду готовила отменно, и он любил её за это. И за это тоже.

– Ну, так что там, с объяснением? – оторвавшись от еды спросил Артур, глядя на Джексона, который насладившись ароматами еды, просто сидел и игрался с едой, будто кот с пойманной мышкой. Лапша наматывалась на вилку, а затем спадала комком, распадаясь в тарелке на причудливые формы. И Джексон мирно наблюдал за происходящим.
– А? – он отвлёкся от своего занятия, хлопая глазами, и не совсем понимая, что вокруг происходит. – Объяснение. Да. Видите ли, дорогой друг, – он замолчал, и его взгляд обвел всё помещение, на мгновения останавливаясь то на заваленном красками и кистями столе, то на горе холстов, из которой ещё некоторое время назад он был вызволен. Он снова замялся. – Да, я пытаюсь начать, и сделать это так, чтобы вам был понятен ход моих рассуждений. Я упомянул уже о том, что у меня сейчас есть что-то неизмеримое, и колоссальное. В этом и проблема — как уловить, как увидеть и, самое главное, как это зафиксировать для зрителя. Что это вообще? На что оно похоже?

Джексон отставил в сторону миску с едой, вновь откинулся на привычно скрипнувшую спинку стула, и, скрестив ноги, пристально стал рассматривать Артура. Тот наслаждался ароматным чаем, но отметив на себе исследующий его взгляд, вопрошающе обратился к другу.

– Чем я вас так заинтересовал? – спросил он
– Не вы, Артур, а ваш образ мышления. Вы человек, довольно-таки практичный по жизни, и работа ваша, предполагает выполнение определённого ежедневного алгоритма. Ведь я прав? – не дожидаясь ответа, он продолжал. – Вам удаётся быть на хорошем счету на службе, ведь ваш склад ума очень логичен и всегда всему находит объяснение. Ну, а если случается что-то неведомое, у вас всегда есть запасной вариант — объявить, что здесь не обошлось без божьей воли.

– Ну, а что в этом плохого? – Артур начал защищаться. – Да, любому событию или феномену можно найти объяснение, и это в порядке вещей. Мы должны понимать, как всё устроено, чтобы контролировать свою жизнь, быть в состоянии отвечать за свои поступки. Это же одна из норм общества. Ну, – он смутился, потупив взор, – конечно же, в мире есть много вещей, на объяснение которых у нас просто не хватает знаний, мы просто не понимаем, как это может происходить. Для этого люди и придумали высшие силы, чтобы закрыть этот пробел. Так легче воспринимать реальность — знаешь, как работает маховик станка — наука, молнией убило соседа — кара небесная, высший суд. – Артур сам себе закивал головой, будто подтверждая, что во все сказанное он горячо верит.
– Согласен, – вздохнул Джексон, – практически со всем согласен, друг мой, – он вздохнул ещё раз. – молния и станок, оно конечно же понятно. Но как быть с тем, что как бы есть, но его нет? Я поясню. Вы знаете, что такое интуиция, а в особенности художественная интуиция?

Артур задумался. Он знает, что такое интуиция, конечно же. Ещё третьего дня он случайно натолкнулся на статью в «Кимберли Пост» о том, что какой-то именитый ученый рассуждал на тему интуиции, и предсказывании ближайшего будущего, врождённого или развитого у некоторых людей. – Да, я знаю, что это. Недавно читал, – небрежно отмахнулся Артур, с видом скучающего интеллектуала.

– Вот, значит предмет разговора понятен – одобрительно кивнул Джексон, и хлопнул в ладоши. – Хорошо, давайте дальше разбираться. Вы идёте по улице, а вас уже ждёт кирпич, который вот-вот сорвётся и вмиг решит вашу судьбу. Но вот вы почувствовали что-то недоброе, ощутили физический дискомфорт. Слышали когда-нибудь, когда люди говорят с утра: «у меня плохое предчувствие» и потом днём у них умирает любимый дядя из Кентукки? Из этой же серии. И вот вы, ощутив дискомфорт, притормозили свой шаг, начали оглядываться по сторонам, задумались, наконец, не захворали ли вы, и в этот момент, перед вами проносится тот злосчастный кирпич, и вы отделываетесь лишь диким испугом. Даже когда вы успокоитесь, нет вероятности, что вы станете связывать эти два события, и в то, что сработала ваша интуиция и спасла вам жизнь. Вместо этого вы привычно станете браниться в пустоту, и думать, кому писать ругательное письмо по поводу ответственности за стройматериалы, опасно оставленные горе-строителями, или мальчишками-хулиганами.

Джексон поднял взгляд на собеседника. Было явно, что он ещё не закончил мысль, но ему хотелось увидеть реакцию, на первую часть своего монолога.

Артур допил чай и, поставив кружку на стол, вознамерился закурить. Он внимательно слушал, но его лицо было спокойным. Он достал из пачки сигарету и с вопросительным и молчаливым взглядом обернулся к мастеру. Тот одобрительно кивнул, и через мгновение в руках Артура сухо зашуршал коробок, и ещё через мгновение шипящая от трения сера на спичке воспламенилась, блеснув искорками в зрачках. Артур, втянув в себя первую порцию дыма, превратился в сказочного дракона, выпуская через ноздри клубящиеся струи.

– Вы бы наверняка сказали, что просто повезло. Может же иногда человеку везти? – Джексон, выпрямился и неспешными шагами пошёл к печке, подкинуть ещё щепок. – Ещё я предполагаю, что вы упомянете провидение, божью длань, отведшую человека от неминуемой травмы или даже возможной смерти. Как будто у бога есть определённые планы на каждого из нас и до поры до времени ничто не может их нарушить, пока миссия каждого не будет выполнена. Возможно, в этом есть смысл, – Джексон вернулся на стул. – Но, увы, я не верю в бога. Высшие силы несомненно существуют, и да, кажется, что они вокруг нас. Но, если разобраться, то всё что происходит вокруг есть отражение нашего внутреннего. Вы помните?
С улицы, через дверные щёлки тянуло прохладой, и Артур, почувствовал, что его начало знобить. Сделав последнюю затяжку, на секунду зажмурившись от ароматного удовольствия, он поспешил вернуться на скамейку. Тепло от печки тут же его окутало, и озябшие мышцы подернулись и начали расслабляться.

– Конечно, помню, – Он оглядел мастерскую и усмехнулся. – Если учесть, что беспорядок в мастерской отражает ваш внутренний бардак, то там явно не осталось места ни высшим силам, ни интуиции. Как вы намерены это все приводить в порядок?
– Ну, то, что там не осталось места, я не соглашусь, – ответил Джексон, также неспешно осматривая нагромождения в мастерской. – Внутренний мир, особенно мир художника бесконечен, и в нём абсолютно комфортно соседствует художественное видение, различные психологические состояния, фантазии, боль, и беспорядок.

  Он поднялся, дошёл до шкафа с разбросанной кучей холстов рядом с ним, и стал потихоньку их складывать на место, на мгновение останавливаясь и вглядываясь в изображение.

– Знаете, Артур, привести голову в порядок можно разными способами. Скажем, изнутри. Самому разобраться вряд ли возможно, но можно прибегнуть к помощи к «врачевателям душ». Правда психоаналитики с удовольствием пороются в вашем бессознательном, переберут ваше грязное белье в поисках сексуальных фантазий, и, не объяснив толком ничего, кроме, – Джексон скривил лицо, прищурив правый глаз, его голос стал старческими с хрипотцой – ваша проблема кроется в тайном сексуальном стремлении к двоюродному племяннику вашей троюродной тети по отцовской линии!

Подражание какому-нибудь заправскому врачу ему так понравилось, что он расхохотался, пронзительно и звучно. Артур, глядя на него, не смог сдержать улыбку, которая медленно расплылась, обнажая желтоватые от сигарет зубы. Джексон через хохот, захлебываясь пытался говорить:

– А дальше они возьмут с вас законные пятьдесят долларов за приём, в надежде, что вы придёте ещё раз, чтобы разобраться этим племянником, который вас так привлекает! – Тут Джексона согнуло пополам  и мастерскую начал сотрясать мощный бас, рывками выбрасываемый наружу, и волна неконтролируемого смеха разносилась по мастерской, звеня ложками в стаканах, подпрыгиванием подрамника на мольберте, и в оконном витраже. Артур перестал сдерживать себя, и тоже смеялся. Его веселила не столько показанная сценка, сколько хохот, который был настолько заразительным, что невозможно было сидеть с каменным лицом, и мыслить о чём-то серьёзном.

                                                                                                        из книги Александра Земляницына - Лапша мистера Поллока

Отредактировано Зорька (2023-11-01 15:36:14)

Отражающаяся в реке

В жизни ты ещё прекрасней,
Чем на фото, красивей!
Вид твой милый, очень классный,
Кайф для сердца и очей!

Куда-очень интересней –
Тебя в жизни увидать!
Нахожу тебя прелестной –
И мечтаю повстречать!

Смотрю ласково на фото,
Мило мне лицо твоё!
Увидать тебя охота,
От тебя в очах светло!

              В жизни ты ещё прекрасней!
              Автор: Владимир Боровков

Снилось мне, будто я ещё студент и учусь на психолога. Меня отправляют на практику. Задание такое: произвести очистку речки Речь, поскольку туда сбрасывается мусор и заводятся многочисленные паразиты. Чья это была Речь – не знаю. Может быть, моя. Ну и натерпелся я там!

Эта речка оказалась очень необычной. Текла в ней ИНФОРМАЦИЯ, состоящая из слов, словосочетаний, предложений. Я отправился на речку Речь в одиночестве. На небольшом плоту из нескольких связанных между собой суждений я проплыл от самых истоков Речи до её устья.

Суждения были такие:

«Кто ясно мыслит, тот ясно излагает».
«А если излагать свою мысль ясно, то тебя всегда поймут».
«Значит, чтобы тебя понимали, надо ясно мыслить».

В начале Речь была очень мутной и неразборчивой, чаще всего встречались отдельные слоги, а длинных предложений не было вовсе. Зато я легко скользил по поверхности и мог любоваться со своего плота на живописные берега, яркое небо, спокойную поверхность реки.

Чем дальше я продвигался, тем богаче и ярче становилась Речь, всё больше ИНФОРМАЦИИ несла она в своих волнах. Порой мне удавалось найти на лепестках лилий настоящие жемчужины словотворчества – например, такие слова, как «нача№пился», «гладюг» (об утюге) и многие другие. Всё чаще появлялись бурунчики вопросов: «Почему?», «Как?», «Откуда?», «Зачем?».

Довольно много времени я провёл в тихом затончике, разводя и выращивая прекрасные экземпляры вежливых слов-уточек: «спасибо», «пожалуйста», «будьте добры», «извините». Особенно удалось мне многочисленное семейство слов благодарности.

А потом Речь стала ещё и внутренней. Это значит, что живые слова встречались теперь не только на поверхности, но и скрывались в глубине реки. Особенно замечательны были летающие рыбы – слова, которые могли жить и под водой и летать над водной гладью.

Раз я застрял на порогах. Это и неудивительно: это были пороги препинания. Знаки препинания пробили мой плот и вылезли в суждениях, из которых он состоял, в самых неожиданных местах. И получилось: «Кто – ясно. Мыслит тот? Ясно излагает А. Если; излагать свою мысль, ясно-то тебя всегда. Поймут – значит, чтобы тебя… Понимали надо ясно. Мыслить!»

Пришлось мне попотеть, расставляя точки, запятые и дефисы туда, куда надо. Лишние пришлось выбросить.

Скоро Речь изменилась: она могла быть уже не только свободным устным потоком (хотя до устья было ещё далеко), но и начала приобретать письменную форму. Большие участки оказались покрыты толстым слоем льда, на котором были начертаны разные значки. Такие участки мне приходилось преодолевать, установив на плоту парус с азбукой и катясь на этом плоту, как на санках. Разбирая надписи, я радовался за Речь и иногда исправлял ошибки в словах.

Когда Речь становилась устной, её течение могло меняться быстро и неожиданно.

Снилось мне, что плыву я, расслабившись, на своём плоту, Речь течёт медленно, спокойно – я и вздремнул. Но вдруг разыгралась настоящая речевая буря: поверхность реки закипела; отдельные слова высоко выпрыгивали из воды, а некоторые выражения были такими свирепыми и резкими, что мой плот швыряло из стороны в сторону. В конце концов, меня вынесло к Водопаду Брани, где плот не выдержал и раскололся. Обломки суждений, из которых он состоял – «ясно», «Мали», «излаг», «пой», «гда» и другие, – были унесены эмоциональными междометиями. Я сам едва не утонул в воронке несправедливых обвинений. Когда Речь немного успокоилась, я решил её подпитать и почистить.

Это была долгая и кропотливая работа. По обоим берегам речки было немало Библиотечных водохранилищ. Я прорыл каналы, соединив эти водо-(а может быть, слово-?) хранилища с Речью. Какие чудные словесные богатства полились в Речь, сколько новых красивых слов заплескались в воде, сверкая на солнце золотой чешуей! А я между тем объявил беспощадную войну появившимся в Речи словам-паразитам. Эти неприятные создания выскакивали наружу там, где их никто не просил, и очень засоряли течение Речи. Всплывает, скажем, вполне стройное и симпатичное высказывание, глядь – между его словами нахально втискивается слово-паразит: «Я, это самое, сегодня, так сказать, к вам пришёл, чтобы, как бы, пригласить вас на, как бы, день рождения». И непонятно – точно ли вас пригласили на день рождения или всё это – как бы. Я ловил слова-паразиты сетями и выдергивал их из высказываний.

Мои труды не пропали даром. Скоро Речь стала чистой и прозрачной. Красивые и правильные слова составляли глубокие и точные мысли. Суждения стали богатыми по смыслу и изящными по форме. И значительно реже появлялись на речке пороги, на которых бурлили резкие и грубые слова.

Только я собрался с удовольствием поплескаться в речке Речь, как… проснулся! Даже жалко, правда?

                                                                                                                                                                      Сказка о речке Речь
                                                                                                                                                       Автор: Вачков Игорь Викторович

Отредактировано Зорька (2023-11-06 20:31:43)

Decurion tertia

Наш суточный паёк — пророщенные зёрна,
запитые вином в отсутствие воды.
ii
Легионер на штурм тогда идёт проворно,
когда он чести жаждет, — не еды.
iii
Не всякий доживёт до дня апофеоза.
Но каждый привнесёт и плоть свою, и кровь!
iv
Молись, и убегут последствия невроза.
Пусть и в бою слепом тебя ведёт любовь!
v
Жестокости позор амфитеатры тешит.
Не воину решать, кого сразить мечом.
vi
Вот ангел смерти ждёт: покается ли грешник —
а нет, так в час суда он злого посечёт!
vii
Чем старше командир, тем аскетичней служба,
тем явственней враги и преданней друзья.
viii
Тем подлинней любовь — не страсть уже, но дружба.
И столько за спиной, что отступать нельзя!
ix
Судьбу руин таят вселенские колоссы.
Но памятник в сердцах — смирения залог.
x
Кто умер, как зерно, тот прорастет в колосьях.
Хоть телу смерть страшна, но духу жизнь — «Есть Бог!»

                            «Сентенции сотника Корнилия (мини-поэма)»
                                              Автор: Игорь Иванов

…Щёлк!.. Я открыл глаза. Как показал мгновенный анализ ситуации, я лежал на диванчике в своей комнате в совершенно недееспособном состоянии.

Боль во всём теле заставила меня вспомнить всё. Я поднялся с дивана, потянулся, разминая затекшие мышцы, и охнул: судорога скрутила левую икру. Осторожно ущипнул себя за ногу – она достаточно легко вернулась в прежнее нефункционирующее состояние. Посмотрел на будильник – без четверти десять. Эти тренировки меня угробят... Ну, какой нормальный человек летом (в каникулы!) будет вставать в четыре утра, чтобы уйти в спортклуб и там в течение долгих часов подвергать себя избиениям? Болело всё: руки, ноги, голова, спина и прочие органы. Казалось, одно неосторожное движение – и я развалюсь на составные части. Закрыл глаза, попытался успокоиться и заставить себя забыть о боли. Первое удалось: азарт боя, жажда и радость победы и напряжение во всех мышцах оставили меня. Со вторым было хуже: после первой же попытки возобновить движение я взвыл. «У победителей раны не болят», – сказал Публилий Сир (*). Слабоватое утешение, но за неимением лучшего…

Хромая на обе ноги, пошатываясь, я, закусив губу,  медленно доплёлся до ванной. Включил воду, быстро наполнил ванну и погрузился в горячую воду, вздохнув от облегчения. Минут пятнадцать я наслаждался нейтральной водной средой. Живительная влага сделала своё светлое дело: теперь я чувствовал себя вполне терпимо. Даже без особых проблем смог встать. Еще минут пять – холодный душ, потом секунд тридцать – ледяной. Всё, можно жить…

Вытираясь, мельком глянул в зеркало. Господи Боже мой! Мои худшие  предположения насчёт состояния собственного организма оказались крайне близки к истине. Торс приобрёл неприятный синеватый оттенок, губа и надбровье разбиты, глаз красный, кулаки изодраны в кровь. Я промычал что-то нецензурное и вышел из ванной. Легкий сквознячок приятно обвевал обнаженное тело. Я прошлепал в свою комнату, порывшись в шкафу, вытащил махровый халат. Накинул его и вышел на балкон.

На улице было шумно, не то, что в глубине квартиры. Кричала детвора, гудели автомобили, пели птицы. Светило яркое солнце. Для начала июня, пожалуй, чересчур жарко. Впрочем, всё равно лучше, чем зима.

Я нашарил в глубоком кармане халата сигареты, зажигалку и затянулся. Интересно, всё вокруг кричат о курении, как о страшном, отвратительном пороке, убивающем тело и душу; я уже балуюсь года два, а дыхание в норме, сердце работает, как часы, зрение не ослабевает, реакция тоже вроде ещё имеется, пальцы не жёлтые, особого запаха тоже вроде не наблюдается. Для единственный минус от вредной привычки – уж очень она дорого обходится…. А ведь есть более достойное применение моим кровным денежным знакам…

Я докурил, лихим щелчком отправил окурок вниз, автоматически проследив его траекторию. Он упал чуть дальше, чем обычно, и это меня несколько взбодрило. Усилием воли я отбросил попытки вспомнить значение коэффициента сопротивления воздуха и протопал на кухню. Поставил чайник, нашёл холодную яичницу – наверное, предки оставили – уничтожил её, кинул ложку растворимого кофе в чашку и стал терпеливо дожидаться момента достижения воды в чайнике температуры кипения.

                                                                                                                                                                        Эра Боли (Отрывок)
                                                                                                                                                                     Автор: Князь Тишины

(*) Публилий Сир - Римский мимический поэт эпохи Цезаря и Августа, младший современник и соперник Лаберия. Происходил из Сирии (откуда и прозвище Syrus — сириец); в Риме появился в качестве раба, впоследствии получил свободу и разыгрывал свои драматические произведения по разным городам Италии, с большим успехом. Особенно ценились его мимы благодаря тому, что были пересыпаны нравоучительными изречениями.
Из этих произведений очень рано, ещё в I столетии н. э., может быть Сенекой, который вообще охотно цитирует Публилия Сира, или кем-нибудь другим из его кружка, был составлен, вероятно для школьного употребления, сборник поговорок или сентенций.

Отредактировано Зорька (2023-11-08 00:28:42)

Спор

Чинно и послушно прошли гуси по двору в своё жилище на покой.

— И знает же птица бабу Агафью. Просто удивленье! Ведь понимают её речи. Так за ней и ходят все, — смеялся молодой парень, спуская с плеч вёдра, полные воды.
— Ещё бы, — вторила ему чернобровая женщина, — она ведь с малых лет около птицы ходит. А ей, поди, годов поболе ста.
— Должно быть, она колдовство какое знает: ни у кого такая птица не водится, как у Агафьи!
— Полно тебе балагурить-то. Любит она их, вот что! И ходит около них с лаской да с приветом. Так, малец, всякое дело на лад пойдёт. Верно тебе говорю. Она хорошая, тихая, добрая старуха.

                                                                                                                                          из книги К. Лукашевича -  Птичница Агафья

18+ (!)

Однажды отец с компанией поехал в Гелаты осматривать монастырь и взял с собой Володю. В одном из храмов шла служба и священник по-грузински читал: «Малиса, дудзиса, сулиса» (*). Володя давай ему вторить во весь голос: «Крутися, крутися колесо, чтобы наше дело пошло хорошо…». Пришлось вывести его из храма, но наказывать его отец не стал, т.к. все от души посмеялись.

На именинах отца, где присутствовало много гостей, Володя выразительно прочитал стихотворение «Спор» Лермонтова, которое с ним разучила Людмила.
Володя был разгорячён, ему нравилось, что на него смотрят, внимательно слушают. Когда он закончил, раздались дружные аплодисменты.

-Молодец! Замечательная память! – говорили гости Володе.
-Я пришлю тебе из Кутаиси замечательную книжку, - сказал Володе тулумбаш (т.е. председатель пира).

Эта первая книжка, которую Володя прочитал была «Птичница Агафья».

Позднее поэт напишет: «Если б мне в то время попалось несколько таких книг – бросил бы читать совсем.
К счастью, вторая - «Дон Кихот». Вот это книга! Сделал деревянный меч и латы, разил окружающее».

                                                                                                    ПЕРВАЯ КНИЖКА из книги Маяковский детство
                                                                                                                     Автор: Галина Шевцова
_______________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) «Малиса, дудзиса, сулиса» - Возможно, что это переводится, как -  Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Отредактировано Зорька (2023-11-12 03:48:17)

Сладости и горечи

Крымский вечер пропитан ароматом жасмина,
     Сад дворца утопает в дыхании приторных роз,
Гиацинтов цветки притаились под пенье хучира (*),
     Жаркий день отдыхает от горестных девичьих слёз.         
Звуки скрипки пробрались опять в его мрачную душу,
     Разливая по сердцу любовный и жгучий бальзам...
Над гаремом, как прежде, сгущаются чёрные тучи
     Женских ссор и интриг и, сердца разрывающих драм.

Хан сидит на подушках уютной дворцовой беседки,
     Взгляд суров и потуплен, из трубки клубится дымок,
Шлейф аира с фиалкой и примесью сладкого вереска,
     Растворяясь, сплетаются в нежный дурманящий смог.               

Его сердце страдает и бьётся в сетях египтянки,
     Стать невольницей ей повелела злодейка-судьба.
Но отвергнув любовь ненасытного властного хана,
     Мусульманку ждёт плеть и скупая в гареме еда.            

В этот вечер он жаждёт любовных мелодий Востока,
     Чтоб она извиваясь, касалась Девлета бедром,
Ожерельем к груди разлетались бы капельки пота
     И чтоб, все это не было сладостным сказочным сном.               
Суета во дворце, стон наложницы слышится чётко,
     И её чуть живую бросают к ногам на ковёр.
По плечам растрепались упрямые дивные локоны,
     А в глазах господина всё тот же холодный укор.   

                                                                Слёзы гарема (Отрывок)
                                                                  Автор: Ирина Ханум
         
(*) хучира - или Бызанчи,  струнные смычковые музыкальные инструменты.
Древний смычковый четырёхструнный инструмент с длинным грифом без ладов и выпуклым корпусом. Имеет родство с китайской скрипкой эрху.

Известие об окончании войны застало Михаила, когда он лежал в госпитале. Его, изрешечённого осколками, доставили сюда из медсанбата, прямо с передовой. Врачи долго бились за жизнь бойца, делая операцию за операцией. Возле него на тумбочке, лежала уже небольшая кучка осколков, извлечённых из разных частей тела. Вроде бы пора и на поправку пойти, но силы почему-то к нему не возвращались, да ещё из дома пришли плохие известия. Сестра писала, что Глаша, жена его, сильно болеет, давно не встаёт с постели. Ребятишек приходится кормить ей, а ведь у неё самой трое:

- Помрёт, наверное, твоя Глафира, не жилец она на этом свете.

Читал эти письма Михаил, и на душе становилось так паршиво, хоть вешайся. Не помощник он сейчас семье, пусть даже и выпишут из госпиталя. Что он может, весь израненный, без сил, за ним самим уход нужен, пока очухается.

- О чём опять задумался, Миша? – подошла заступившая на смену дежурная сестра Настя.
- Да о своём всё, о семье. Не нужен я им сейчас, только в тягость буду. Скоро выписать должны, а ехать домой не могу, им самим есть нечего, а тут ещё я, нахлебник, лишний рот.
- А ты Миша, поживи пока у меня, всё равно я одна, муж погиб, детей завести не успели. Поставлю тебя на ноги, тогда и уедешь домой – предложила Настя.
- Да как-то неудобно это, что люди подумают – заупрямился Михаил.
- Люди поймут, война вон, сколько судеб перекалечила, да ты не думай об этом, я же не женить тебя на себе собираюсь, вот окрепнешь тогда и поезжай домой – настаивала Настя.

Через неделю Михаила выписали. Ходил он ещё плохо, и Настя, наняв машину, перевезла его к себе. Она жила в небольшом домике недалеко от госпиталя. Настя поселила Михаила в спальне, а сама устроилась в другой комнатке на сундуке. Дни потекли размеренно и спокойно. Потихоньку к Михаилу возвращались силы, он уже свободно ходил по двору, и пытался было колоть дрова, но Настя пресекла эти попытки:

- Слаб ещё, дровами заниматься, если не можешь сидеть без дела, найди работу полегче.

Вскоре, как-то само собой случилось, они начали жить как муж с женой. Михаил понял, что полюбил Настю всей душой, за её спокойный, кроткий нрав, за доброту и терпение. Она не была красавицей, но исходящая от неё какая-то неведомая сила, словно магнитом притягивала Михаила. Он уже просто не мыслил жизни без этой женщины.
Вскоре пришло очередное письмо от его сестры:

- Миша, дела совсем плохи, Глаша твоя вот-вот отдаст Богу душу, что я буду с ребятишками делать, сил моих больше нет. Приезжай, какой есть, может ещё успеешь жену похоронить.
Михаил не стал скрывать от Насти содержание письма. Они просидели всю ночь без сна, думая как быть дальше. Настя, глядя как мучается Михаил, всё решила сама:
- Вижу, как ты мучаешься Миша, ехать тебе надо, дети ведь у тебя там, поднимать их надо. А обо мне не беспокойся, поболит душа и всё забудется, пройдёт со временем.

Но Михаил сказал, как отрезал:

- Поедешь со мной, что бы там не случилось, без тебя не будет мне жизни, полюбил я тебя!

Собирались они недолго, Настя продала свой домик. На вопрос Михаила, зачем она это сделала, коротко ответила:

- Нам же надо на что-то жить, пока ты сможешь работать.

Посёлок, где жила семья Михаила, встретил их солнечным, тёплым днём, но на душе у них было какая-то тревога, ожидание чего-то непредсказуемого. Вот и родное крыльцо. Из дома вылетели четверо ребятишек и бросились к отцу, но увидев рядом с ним незнакомую женщину, остановились:

- Батя, а это кто?
- Я вам потом всё объясню – коротко ответил Михаил, обнимая и целуя сыновей, даже не замечая, что по щекам побежали ручьи – ну, идёмте в дом, подарки смотреть будем, а женщину эту, Настей зовут, знакомьтесь.

Ребятня посмотрели на гостью, но ничего не сказали и молча подались в дом.

- Ничего Настя, всё уладится, ты только верь мне – глядя ей в лицо уверил Михаил.
- Да, Миша – только и смогла сказать оробевшая женщина.

В доме царил беспорядок, пахло плесенью и нестиранным бельём. В соседней комнате, кутаясь в лоскутное одеяло, лежала бледная худая женщина. Она безразличным взглядом окинула мужа, скользнула по Насте и отвернулась к стене.

- Глаша, ты что, не узнала меня? – тихо спросил её Михаил.
- Да она давно не разговаривает и не узнаёт никого – объяснил отцу старший сын.
- А что врачи-то говорят? – Поинтересовалась Настя.
- Ничего они не говорят, уже и приходить перестали – в дверях стояла немолодая женщина – ну, здравствуй, что ли братишка, с приездом – и, обняв, чмокнула Михаила в щёку.
- Вижу, не один приехал, ну да что уж говорить, живой к живому тянется, как звать то?
- Анастасия – Михаил её к сестре – знакомься, это Лизавета, единственная родственница моя, сестрёнка.
- Очень приятно – еле слышно произнесла Настя – мне Миша много о вас рассказывал.

Побыв ещё немного, Лизавета, убегая домой пригласила:

- Приходите вечером, посидим, погутарим о жизни.

Следующий день начался с наведения порядка в доме. Всё мешавшее было вынесено на улицу, на просушку, и Настя чуть ли не до вечера скоблила полы, стирала и вешала бельё, готовила кушать. Ребятня поглядывали на неё враждебно, и даже не пытались помочь. Михаил ушёл в поисках работы, и появился ближе к вечеру, довольный:

Мастером на завод берут, завтра уже надо выходить в смену.

И потекли будни как вода в спокойной реке, однообразные и незаметные. Настя в первые дни сбегала в больницу, узнала у врачей, что за болезнь у Глаши, и взялась её лечить. Она твёрдо решила поставить её на ноги, и первое что сделала, это помыла её, переодела во всё чистое и сменила постельное бельё. Пришла Лизавета:

- И чего ты с ней маешься, не жилец она на этом свете, бесполезно её лечить, всё равно уже не очухается.
- Посмотрим – коротко ответила Настя – я же всё-таки имею какое-то отношение к медицине, вот и Мишу выходила, даст Бог, и Глашу на ноги поставлю.
- Ох, Божья душа – вздохнула Лизавета – а как поднимется Глашка, куда ты потом?
- Там видно будет – спокойно глянула ей в глаза Настя – окажусь лишней – уйду.

А Глафира и правда, потихоньку начала поправляться. На щеках, пока ещё впалых, появился слабый румянец, глаза приобрели осмысленное выражение. А на днях, она попыталась даже что-то сказать. Ребятня тоже привыкли к Насте и уже не глядели на неё как на чужую, но пока никак не называли. Но это не беспокоило её, тяжело было смотреть, как мучается Михаил, глядя на выздоравливающую жену. Его видимо тоже терзал вопрос: что же будет дальше, как жить при двух жёнах? Так прошёл год. Глафира начала разговаривать и подниматься, теперь за столом собиралась вся большая семья. В один из воскресных дней, когда Михаил, раздевшись до пояса, колол дрова, к нему подошла Настя:

- Миша, нам надо с тобой поговорить, давай, куда-нибудь отойдём.

Михаил отложил топор:

- О чём ты, Настя хочешь поговорить, я догадываюсь, ну пойдём, пройдёмся.

Они пришли на берег реки и сели на обрывчике.

- Мне пора уходить, Миша – тихо промолвила Настя, отвернув от него лицо – Глаша поправилась, теперь я здесь лишняя, она ведь твоя законная жена, а я кто, приживалка?
- К тебе что, плохо здесь относятся? – Нахмурился Михаил – или гонят из дома?
- Пока нет, но не стоит этого дожидаться, лучше уйти по-хорошему – на глазах у Насти показались слёзы.
- А ты обо мне подумала, как я без тебя жить буду, ведь Глашка мне давно уже как бы и не жена вовсе. Да и не глупая она баба, поймёт, поди, что к чему.

На том и закончился их разговор, оставивший какую-то недосказанность и чувство вины у обоих.
Когда Глаша совсем поправилась и могла уже сама вести домашнее хозяйство, Настя твёрдо решила уйти из жизни этой семьи:

- Они меня поймут, а Миша, Миша как-нибудь переживёт это, и всё у них с Глашей будет хорошо.

Утром, проводив Мишу на работу, Настя взяла приготовленный заранее небольшой узелок с бельишком и, незаметно выскользнув на улицу, чуть ли не бегом кинулась в сторону станции.
Вечером с работы пришёл Михаил. Едва переступив порог, понял, что-то произошло – вся семья тихо сидела за столом, глядя на него виноватыми глазами.

- Что случилось? – Он оглядел всех – а где Настя?
- Пропала она, видно следом за тобой ушла – объяснила Глаша – мы её сегодня даже и не видели.
Михаил молча разделся и ушёл в свою комнату. Там он упал на кровать и завыл в подушку:

- Настя, Настя, что же ты наделала, переломала жизнь и мне и себе.

Он даже представить себе не мог, куда она ушла, ведь жилья у неё нет, денег нет, и родственников у неё тоже нет.

- Миша иди, покушай, всё уже на столе – тронула его за плечо Глаша.
- Уйди, тошно мне, жизни без неё нет, ведь она меня с того света вытащила, да и тебя тоже. Мы ей жизнью обязаны.

Глаша молча вышла из комнаты. Она и сама полюбила как сестру, эту простую, трудолюбивую женщину, не думая даже о том, что та отняла у неё мужа. Главное, что Настя сохранила отца для её детей, которым он, ох, как нужен!
Михаил стал замкнутым, злым, ни с кем не разговаривал. Приходя с работы, молча ел и уходил в своё комнату. Он оброс щетиной, похудел, под глазами появились синие круги. Глафира потихоньку, исподволь, вызнала у него, где работала Настя, в каком госпитале. Однажды, вернувшись с работы, он не обнаружил дома жены и младшего сына:

- Ребятишки, куда мать с Сенькой делись? – Спросил он у оставшихся дома.
- Мамка ничего не сказала, она собралась, взяла Сеньку и куда-то прямо с утра ушла – доложили испуганные пацаны.
- Час от часу не легче – сплюнул Михаил – теперь и эта в бега подалась, что мне одному теперь с вами делать?

Ребятня только молча таращили на него глаза, полные слёз.
Глафира недолго искала госпиталь, в котором когда-то лежал Михаил. Она подошла к дежурной медсестре и узнала, что Настя, вернувшись, устроилась сюда санитаркой, и живёт здесь же, в небольшой комнатке под лестницей.
Она очень удивилась, увидев Глашу на пороге своего жилища:

- Что случилось, почему ты здесь?

Вместо ответа Глафира упала перед ней на колени:

- Настенька, милая, прости ты меня, если чем-то обидела, почему ушла, не сказав ни слова? За тобой я приехала, по своей воле, Миша даже не знает, что я здесь, ведь ты для меня как сестра родная стала. А Миша, он ведь твой, нет у нас с ним уже ничего, только дети и связывают.
- Что ты Глашенька, вставай, садись-ка на топчан поговорим, чаем вас напою, с дороги поди, голодные?

Ночевать Глаша осталась у Насти в каморке. Утром, получив увольнение, Настя собирала свои нехитрые пожитки – уговорила её всё-таки Глаша.
Вечером, когда Михаил как обычно лежал у себя в комнате, во дворе послышались громкие возгласы. Кричал старший сын:

- Папка, папка, иди быстрей, смотри, кто идёт!

Михаил как был полураздетый, выскочил во двор. По улице, в сторону его дома шли, взявшись за руки две женщины с ребёнком, а из соседних дворов выглядывали, выходили люди, обсуждая и с интересом рассматривая эту странную пару – две жены одного мужчины. Но тем, было глубоко безразлично чьё-то мнение – они были счастливы по-своему. Каждая.

                                                                                                                                                                                      Вторая жена
                                                                                                                                                                          Автор: Юрий Проскоков

Отредактировано Зорька (2023-11-13 16:54:46)

Надежда Мамонтова

В золотой колыбели качаясь,
Мальчик видел волшебные сны:
В муравейнике глаз отражаясь,
На помосте сверкают блины.

Не из теста блины, а из стали,
И на палочке - как леденец.
Дяди толстые на пьедестале,
На макушке - лавровый венец.

И медали меж грудей просторных,
Дяди тянут их в рот и грызут.
Видно, что-то во рту неспокойно,
Зубы режутся, мучает зуд.

Или, может быть, из шоколада
Те медали кондитер слепил.
Их вручают в фольге, как награду,
Тем, кто штангу рванул, что есть сил.

                      Баллада о трансгендере на Олимпиаде (Отрывок)
                            Автор: Мышь-Исполинский Агриппа

Лихо в русском языке — «беда», «зло», «нечет», в первоначальном значении остаточный, лишний. Произошло от праславянского . *leik* — «оставлять».

Лихо является однокоренным слову «лишения», и изображается с различными физическими недостатками (ср. сербохорв. лихорук — «однорукий»), и словом «лишний» о людях имеющих аномалии — шесть пальцев, лишние зубы и т. п. Такие люди в народе считаются приносящими неудачу. В народных сказках образ Лиха часто связан с образом Горя[. Когда рядом с человеком находится Лихо — его начинают преследовать самые разные несчастья.

В русской народной сказке «Лихо-одноглазое» предстаёт в образе худой одноглазой великанши-людоедки. По одному из предположений, образ пришёл из мирового фольклора из мифа о циклопе Полифеме и Одиссее.

Возникает ассоциация со словами "лишай, лишайник". Каково их происхождение?
Лишайники - лихенофлора, lichens < λειχήν (древесный мох). Заглянем в словарь. Древесного мха там нет, но есть лихорадка.
λειχήν - зараза, злокачественная болезнь, лишай
λείχω - слизывать
λίχνος - обжора
līchēn - лишайник, (у Плиния Старшего), а также некое кожное высыпание, сходное с ментагрой (mentagra - букв. высыпание на подбородке). Вероятно, первоначальное значение - розеола, герпес, "простуда" около рта. Имелось ли слияние с "лесными" корнями (о.-с. *lěsъ < и.-е. *leh₁s-u-)?

П.Я. Черных пишет так: лишай, лихой - накожные болезни, лихотка - утробная хворь, восходят к лихва (избыток, излишек). Лихой - избыточный, лишний. Др.-рус. лихъ, лихый - лишний, ужасный, страшный, несообразный, дурной, плохой, мерзкий, злой, испорченный. И.-е. основа *leiku-s-o- (ср. калека). Этот перечень странный, но, в принципе, релевантный основной версии (см. ниже). Лесные лексемы они не упоминают.

Учитывая текстовые описания и визуальные изображения Лиха, поищем природный объект с такими атрибутами:

1) огромный, великанский;
2) одноглазый, с глазом посреди лба;
3) длинные волосы, много - много волос;
4) огромные зубы, клыки;
5) длинный крючковатый нос;
6) старость, ужасно старый облик;
7) глубокий смертный сон - будить не нужно;
8) ассоциации со смертью: череп, зараза, тлен, могила, надо обходить стороной;
9) феминность, но необязательная: Лихо среднего рода;
10) ужасный, мерзкий, испорченный, несообразный, избыточный;
11) коррелирует с эллинским великаном "Циклоп";
12) пребывает в местности, полной лишений: холодной, голодной, непригодной для жизни народа - носителя мифологемы.

Такой объект всем известен - за счёт активной популяризации. Сейчас уже привыкли к объяснению, что образ Циклопа возник при наблюдении черепов слонов, обитавших в Средиземноморье. Публика прекрасно знает, что такое слон, мамонт и даже гомфотерий (1). Резонанс этого объекта в медийной сфере огромен.

Однако до XX века древние хоботные были слабо известны, а облик их непонятен. На севере Евразии видели останки мамонтов, но не видели слонов. На юге - наоборот. Кое - где привозили изображения индийских слонов - священные и развлекательные. Однако если сибиряк никогда не видел слона, он даже не мог вообразить и поверить, что такой череп (и остатки шкуры) принадлежал травоядному, хоботному зверю. Людям казалось, что это антропоморфный волосатый великан (старуха) с одним глазом, длинным носом и клыками. Таких образов в мировой мифологии чрезвычайно много. Их следует ассоциировать не с живым мамонтом (который вымер 10 тыс. л.н. на материке), а именно с останками (которые изобиловали по всей Голарктике (2)).

Кости и бивни хоботных находили при земляных и горных работах или на берегах рек. Кстати, своя логика была и в том, что гигантов мезозоя и кайнозоя считали "допотопными" чудищами - их останки часто находили после наводнений. В регионах с вечной мерзлотой обнаруживали полусгнившие туши мамонтов. Такая находка очень опасна. Подойдя, легко провалиться в ледяную трясину. Гниющая органика насыщена болезнетворными микроорганизмами (клостридии (3), столбняк, сибирская язва, бактерии, вирусы, грибки, амёбы, криофильные бактерии (4)). Наличие возбудителей там доказано. Жители Севера имели слабый иммунитет и боялись заразы. Ещё на тушу могут накинуться собаки: перепачкаются, подерутся, отравятся. Смрад разносится на километры, привлекая медведей, волков, росомах. Таким образом, резонно было табуировать этот буквальный "злой дух", чтобы никто не приближался.

Но подростки любопытны. Представим, что юный тунгус увидел стаю воронья, почуял смрад, и подкрадывается, обмирая от страха. Что он разглядит? Зловонную чёрную массу неопределённой формы: то ли горб, то ли отрубленная голова [пушкинского?] великана. Кучи грязной шерсти (длиной до 120 см) - не как звериный мех, а скорее как волосы старухи. Огромные бивни напоминают какое-то оружие. Если череп уже очищен, будет казаться, что это некий циклоп.

Ковыряться в таких останках вредно и бесполезно. Кости и бивни расслоились, минерализовались, и не годятся для добротных инструментов. Но можно продать череп и бивни на запад - сопроводив пугающим рассказом. Богатые люди любили диковины. Однако тащит в дом такую махину было опасно и жутко. Но хотелось. А кто это? Как назвать, как описать? Что рассказывать детям?

Мозговой череп хоботного, лишённый мандибулы (5) и бивней, довольно округлый, и напоминает человеческий архаичный череп. Будто это действительно антропоморфный великан. Большое носовое отверстие кажется глазницей посреди лба, альвеолы  бивней (6) - основанием длинного старушечьего носа. Издали кажется, что это полуживая голова: на туше копошатся хищники, вьются птицы. Дух от неё ужасный: подойти нельзя. Сверху у мамонта - жировой горб, как шишак на шлеме. В пустынной местности (тунгусской лесотундры) русский Руслан (не боящийся местных табу) своротил Голову Богатыря и нашёл меч (бивни). Великан - богатырь полумёртв, его голову отсёк престарелый Черномор. А последний степной (трогонтериев (7)) мамонт умер, когда Древне черноморская трансгрессия (8) отсекла его от погибшей в потопе популяции.

На Русскую равнину останки мамонта могли поступать не только из Сибири, но и собственных раскопов, включая тундровую зону. Их сопровождало описание гиганта: лесного, мохнатого и гнилого. Формировались мифопоэтические образы с соответствующими атрибутами и даже названиями (допустим, Лихо, Волос, Мохошь, Стричьбог). Два бивня и череп тройственны, поэтому кто-то мог придумать, что это "царь Траян": демонический тероморфный персонаж с козлиными ушами и ногами. А кто-то мог решить, что это клыкастая "Вила". А кто-то, видя грязно-бурую шерсть и чудовищные размеры, считал его химерическим медведем, и называл "Борута".

У западных славян был божок "Поревит": бородатый, имеющий четыре лица на голове. Понятно, что это деревянный идол, установленный на капище. Однако изначально люди помещали в капища черепа, шкуры и изображения, создавая своеобразный музей (как анимистической музеон). Почему четыре лица? У мамонта как раз четыре огромных коренных зуба из эмалевых пластин, и каждый сбоку выглядят, как зубной ряд человека. Горизонтальная смена дентиции (9).

                                                                                           Лихо Одноглазое: природные прообразы и культурный архетип (Отрывок)
                                                                                                                                                 Автор: antimantikora
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(1) и даже гомфотерий - Гомфотерии, ещё более древние слоны, предшественники мамонтов. Род появился в конце олигоцена в Африке (Эфиопия), в начале миоцена распространился по Евразии, проник в Северную Америку в середине миоцена. Существовал в период 19,50—4,5 млн лет назад, в Северной Америке до начала плиоцена.

(2) (которые изобиловали по всей Голарктике - Голарктика, Биогеографический регион, который выделяется во флористическом и фаунистическом районировании.
Охватывает большую часть Северного полушария и является крупнейшим из всех биогеографических регионов.
Южная граница Голарктики проходит по северу Мексики, включает острова Кабо-Верде, проходит далее по северному краю Сахары, Аравийскому полуострову, Гималаям, югу Китая, включает Тайвань и Японию.

(3) клостридии - Клостридии (Clostridium) — род грамположительных, облигатно анаэробных бактерий (организмы, которые живут и растут только при отсутствии молекулярного кислорода в среде, он (кислород) для них губителен) , способных продуцировать эндоспоры (покоящиеся формы бактерий).
Клостридии входят в состав нормофлоры желудочно-кишечного тракта и женских половых путей. Иногда их обнаруживают в полости рта и на коже…

(4)  криофильные бактерии - Психрофилы, организмы, нормально существующие и размножающиеся при относительно низких температурах (обычно не выше 10 °C).
Термин обычно употребляют применительно к микроорганизмам, которые растут преимущественно при температуре от +10 до -20 °C. При этом строгие (облигатные) психрофилы неспособны размножаться при температуре выше 20 °C, а факультативные (также называемые психротрофами) имеют оптимум роста от 22 до 30 °C.
Именно в группе факультативных психрофилов обнаружены возбудители болезней человека (например, возбудитель чумы, иерсиниоза, гнойно-воспалительных процессов).

(5) лишённый мандибулы -  Мандибула, нижняя челюсть у позвоночных.

(6) альвеолы  бивней  - Альвеола.  Концевая часть дыхательного аппарата в форме пузырька, открывающегося в просвет респираторных бронхиол, составляющих респираторные отделы в лёгком. Альвеолы участвуют в акте дыхания, осуществляя газообмен с лёгочными капиллярами.

(7) трогонтериев - Трогонтерий. Вымершее млекопитающее
Род вымерших млекопитающих из семейства бобровых, живших во времена неогена - плейстоцена на территории Евразии.

(8) Древне черноморская трансгрессия  - Теория черноморского потопа
Научная гипотеза, согласно которой около 5600 г. до н. э. имел место масштабный катастрофический подъём уровня Чёрного моря, возможно, послуживший исторической основой легенд о Всемирном потопе.
Причиной прорыва вод из Средиземного моря в замкнутое прежде Чёрное море считается землетрясение. До этого катаклизма уровень Чёрного моря был, очевидно, ниже общего уровня мирового океана.

(9) Горизонтальная смена дентиции -  Дентиция (dentitio; лат. dens, dentis зуб) — это физиологический процесс прорезывания (появления) коронок зубов из толщи десны в полость рта, характеризующийся очень сложными морфологическими изменениями не только в полости рта, но также в твердых и мягких тканях десны.

Отредактировано Зорька (2023-11-23 12:01:20)

Это было утром

Трансформаторная будка
Всё гудит, гудит, гудит -
Началось с похмелья утро...
...А что будет впереди?
А что будет, то известно -
Нам уже не привыкать:
Молча выползем на местность,
Порычим на чью-то мать...
...А давление под двести
И трясёт незнамо как...
...Чуть потопчёмся на месте
И - за выпивкой - в кабак...
...А на утро - снова жутко:
Подымись, сходи, налей...
...Трансформаторная будка
В голове больной моей!

                    ТРАНСФОРМАТОРНАЯ БУДКА.
                        Автор: Караваев Артём

Отредактировано Зорька (2023-11-29 21:44:19)

Шинель № 3

Тут Соня встряхнула головой и начала подпевать сквозь сон: «Вейся, вейся, в е й с я...» (©)
Сколь верёвочка ни вейся — Всё равно совьёшься в плеть! (©)

Дублерша, конечно, не прима,
Лишь серенькой мышкой в тени...
Люблю я на грани экстрима,
В машине лететь сквозь огни.
Все встречи окутаны тайной
И шифры меняются часто,
Чтоб даже слепая случайность
Не плюхнула точку на счастье.
Мы прячемся в тихих отелях,
Скрываемся в съемных квартирах.
Мы даже привыкнуть успели,
Что каждый рассвет в новом Мире.
Обидно, что шансы ничтожны:
Ты слишком вцепился в стабильность.
А в сердце живет осторожность
И сердце надеется сильно...

                                                Дублёрша
                                      Автор: Светлана Джой

Начинается пантомима под музыку. Камаринская не умолкает во всё продолжение пантомимы. Представлена внутренность избы. На сцене мельник и жена его. Мельник в одном углу чинит сбрую, в другом углу жена прядёт лён. Жену играет Сироткин, мельника Нецветаев.

Замечу, что наши декорации очень бедны. И в этой, и в предыдущей пьесе, и в других вы более дополняете собственным воображением, чем видите глазами. Вместо задней стены протянут какой-то ковёр или попона; сбоку какие-то дрянные ширмы. Левая же сторона ничем не заставлена, так что видны нары. Но зрители невзыскательны и соглашаются дополнять воображением действительность, тем более что арестанты к тому очень способны: «Сказано сад, так и почитай за сад; комната так комната, изба так изба — всё равно, и церемониться много нечего». Сироткин в костюме молодой бабёнки очень мил. Между зрителями раздается вполголоса несколько комплиментов.

Мельник кончает работу, берёт шапку, берёт кнут, подходит к жене и объясняет ей знаками, что ему надо идти, но что если без него жена кого примет, то… и он показывает на кнут. Жена слушает и кивает головой. Этот кнут, вероятно, ей очень знаком: бабёнка от мужа погуливает. Муж уходит. Только что он за дверь, жена грозит ему вслед кулаком. Но вот стучат; дверь отворяется, и опять является сосед, тоже мельник, мужик в кафтане и с бородой. В руках у него подарок, красный платок. Бабенка смеётся; но только что сосед хочет обнять её, как в двери опять стук. Куда деваться? Она наскоро прячет его под стол, а сама опять за веретено. Является другой обожатель: это писарь, в военной форме. До сих пор пантомима шла безукоризненно, жест был безошибочно правилен. Можно было даже удивляться, смотря на этих импровизированных актёров, и невольно подумать: сколько сил и таланту погибает у нас на Руси иногда почти даром, в неволе и в тяжкой доле!

Но арестант, игравший писаря, вероятно, когда-то был на провинциальном или домашнем театре, и ему вообразилось, что наши актёры, все до единого, не понимают дела и не так хотят, как следует ходить на сцене. И вот он выступает, как, говорят, выступали в старину на театрах классические герои: ступит длинный шаг и, ещё не придвинув другой ноги, вдруг остановится, откинет назад весь корпус, голову, гордо поглядит кругом и — ступит другой шаг. Если такая ходьба была смешна в классических героях, то в военном писаре, в комической сцене, ещё смешнее. Но публика наша думала, что, вероятно, так там и надо, и длинные шаги долговязого писаря приняла как совершившийся факт, без особенной критики. Едва только писарь успел выйти на середину сцены, как послышался ещё стук: хозяйка опять переполошилась. Куда девать писаря? в сундук, благо отперт. Писарь лезет в сундук, и бабёнка его накрывает крышкой. На этот раз является гость особенный, тоже влюблённый, но особого свойства. Это брамин и даже в костюме. Неудержимый хохот раздается между зрителями. Брамина играет арестант Кошкин, и играет прекрасно. У него фигура браминская. Жестами объясняет он всю степень любви своей. Он приподымает руки к небу, потом прикладывает их к груди, к сердцу; но только что он успел разнежиться, — раздаётся сильный удар в дверь.

По удару слышно, что это хозяин. Испуганная жена вне себя, брамин мечется как угорелый и умоляет, чтоб его спрятали. Наскоро она становит его за шкаф, а сама, забыв отпереть, бросается к своей пряже и прядёт, прядёт, не слыша стука в дверь своего мужа, с перепуга сучит нитку, которой у неё нет в руках, и вертит веретено, забыв поднять его с пола.

Сироткин очень хорошо и удачно изобразил этот испуг. Но хозяин выбивает дверь ногою и с кнутом в руке подходит к жене. Он всё заметил и подкараулил и прямо показывает ей пальцами, что у ней спрятаны трое. Затем ищет спрятанных. Первого находит соседа и провожает его тузанами (*) из комнаты.

Струсивший писарь хотел было бежать, приподнял головой крышку и тем сам себя выдал. Хозяин подстегивает его кнутиком, и на этот раз влюблённый писарь прискакивает вовсе не по-классически.

Остаётся брамин; хозяин долго ищет его, наконец находит в углу за шкафом, вежливо откланивается ему и за бороду вытягивает на середину сцены. Брамин пробует защищаться, кричит: «Окаянный, окаянный!» (единственные слова, сказанные в пантомиме), но муж не слушает и расправляется по-свойски.

Жена, видя, что дело доходит теперь до неё, бросает пряжу, веретено и бежит из комнаты; донцо  валится на землю (**), арестанты хохочут. Алей, не глядя на меня, теребит меня за руку и кричит мне: «Смотри! брамин, брамин!» — а сам устоять не может от смеху. Занавесь падает. Начинается другая сцена…

                                                                                                        из повести Фёдора Михайловича Достоевского  - Записки мёртвого дома
__________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) провожает его тузанами - Тузан переводится как пыль с татарского . И часто употребляется в значении "месить пыль", то есть долго идти пешком. В общем примерно имеем следующий смыл - Сначала по елозил соседа по комнате, и только потом вышвырнул.
(**) донцо  валится на землю - Донцо, это доска, на которой сидит пряха, втыкая в неё кудель.

Отредактировано Зорька (2023-12-01 16:28:26)

Погружаясь в сладкое звучание

- Не желаете ли в гости? - Муху приглашал Паук. –
Вы в таком чудесном месте не бывали раньше, друг!
Этой лесенкой подняться многие сочтут за честь:
Сколько я собрал диковин – до утра не перечесть!

- Ах, нет-нет, - сказала Муха. – Не просите, не пойду.
Этой лесенкой подняться – верный путь попасть в беду!

- Вы должно быть, так устали в небесах весь день летать.
У меня готова ванна и пуховая кровать,
Занавески тоньше шёлка, простыня – как лепесток.
Вы покой здесь обретёте – хоть на век, хоть на часок...

- Ах, нет-нет, - сказала Муха. – Доводилось мне слыхать,
Что заснувший в этой спальне не проснется уж опять!

- Я ищу лишь вашей дружбы! – лапками Паук всплеснул. –
Не бывать вовек такому, чтобы вас я обманул!
У меня стоит в гостиной замечательный буфет:
Этим лакомствам, поверьте, равных не было и нет!

- Ах, нет-нет, - сказала Муха. – Не влечёт меня ваш дом.
Я слыхала разговоры, что лежит в буфете том.

- Дорогая, это сплетни! Как не стыдно верить им!
Ваши крылья так воздушны, нежный взгляд неотразим.
У меня стоит в гостиной зеркало из серебра –
Посмотритесь хоть минутку. Я желаю вам добра!

                                                                Паук и Муха (Отрывок)
                                                                 Автор: Мэри Хауитт

  Закат воскресенья. По-кошачьи подкрадываются сумерки. Всё реже слышен шум моторов, всё тише на улице голоса. Всё ниже спускается свет, уменьшаясь до камерно-жёлтых городских фонарей, словно сигнал рассаживающимся по местам зрителям о скором начале представления.

    Благословленная устроившимися перед экраном телевизора на просмотр футбольного матча мужем и сыном, я отправляюсь в филармонию. Моцарт. Реквием!

    На мне чёрное кружевное платье, не слишком кружевное для реквиема, но достаточно кружевное для чёрного, и выходные чёрные лодочки. Ветер заботливо подталкивал в направлении здания, с многообещающей вывеской «Филармония».

    Вхожу, осматриваясь. Публика солидная, все с программками. Степенно вплываю на трущих лодочках в вестибюль в поисках причала. Оценив по достоинству сдержанную футуристичность интерьера, тут же спотыкаюсь о ступеньку, коварно замаскированную под бежевый ковролин. С вымученным изяществом поднимаюсь с колен, поправляю кружево.

Вывеска “Буфет” отвлекает от конфуза. Грациозно, насколько позволяют проклятые лодочки, двигаюсь к цели. Изучаю прейскурант, подсчитывая нули. Я что-то пропустила, и в филармониях теперь разливают Cristal ? Ограничиваюсь походом в «дамскую комнату», дабы проверить причёску и подтянуть колготки.

      С третьей попытки, спасибо гениям сдержанного футуризма, нахожу свои ряд и место. Даже с запасом в четыре минуты. Кстати, что за публика? Кто в джинсах, кто в трениках, кто с пуховиком подмышкой. Неужто вся интеллигенция с программками предпочла реквиему буфет? Циничным ответом на мой вопрос, гордо рассекая блеклые ряды партера ледоколом несёт себя мужчина, заботливо поправляя рукой пурпурный ирокез. Моцарта, срочно! Умоляю!

     Музыканты неслышно заполняют сцену. Шелестя подолами строгих платьев, обрамляют оркестр хористки. Зал рукоплещет встречая, энергично выбегающего на середину сцены дирижёра. Высокий, худощавый, в круглых очках, с одуванчиком волос, он приветствует кротким кивком публику, затем резко разворачивается на каблуках к пюпитру, двумя пальцами берет дирижёрскую палочку и, подпрыгнув восклицательным знаком на месте, подаёт оркестру сигнал. Бойкие скрипки, как синхронистки по свистку, с математический точностью чертят смычками многоголосую мелодию. Бархатным шлейфом подтягивается виолончель. Низким пружинистым выдохом обнимает пространство контрабас.

По залу ломаным ритмом начинается перекличка кашлем. Какое невежество! Тут же предательски запершило в горле. Переключаюсь на оркестр. Тоненькая полупрозрачная девушка, первая скрипка, самозабвенно извивается под гипнотическим взглядом дирижёра. С нарастающим беспокойством зловеще зашептал хор. Предательски заурчало в животе. С достоинством игнорирую. Вы посмотрите, что вытворяет дирижёр! Его то изогнёт дугой над партитурой, то резко опрокинет назад почти в акробатический «мостик», то вытянет в струну на полу пальцах. Скальпель дирижёрской палочки резал зигзагами воздух, пару раз чуть не проткнув извивающуюся первую скрипку.

Хор всё настойчивее предрекал катастрофу. В гуще зала застучали каблуки. Девушка, путаясь в длинных ногах, спешно направлялась к выходу. Вероятно, обнаружив отсутствие юбки. Хор уже всеми октавами академического вокала грозил концом света. Скрипки, проигрывая в неравной схватке, безвольно всхлипнули. Кто-то в зале невпопад кашлянул. Дирижёр вскинул высоко над головой руку и властно сжал кулак, поймав весь звук филармонического зала, как надоедливую муху. На долгие пару секунд перетянутой струной зазвенела тишина...

     Лавиной обрушились аплодисменты.

                                                                                                                                                                                    Филармония
                                                                                                                                                                         Автор: Юлия Райнбах

Отредактировано Зорька (2023-12-06 09:10:09)

«La chose» II

Открыв Врата, ты вступишь в Дом -
В нём ты найдёшь истоки Смерти -
Той Силы, что царит кругом,
Даруя власть над жизнью жертвам!

Во тьму ушедшим навсегда
По воле умысла чужого -
Душа в забвенье, но… чиста -
Ждёт пробуждения второго!

Пропитан злобой мир до дна -
Уходят те, кто жить обязан!
Врата открыты, и волна
Разбудит жертвы все и разом!

Зажгутся знаки в небесах -
Придут Жнецы забрать виновных!
И разорвёт сердца их страх -
Смерть соберёт всех хладнокровно…

                                            Открыв Врата... (Избранное)
                                                  Автор: Игорь Ситник

До сих пор она жила как во сне. Обнажалась в «Прекрасной Елене», являлась пьяною в «Периколе», пела всевозможные бесстыдства в «Отрывках из Герцогини Герольштейнской» и даже жалела, что на театральных подмостках не принято представлять «La chose» и «l'amour» (*), воображая себе, как бы она обольстительно вздрагивала поясницей и шикарно вертела хвостом.

Но ей никогда не приходило в голову вдумываться в то, что она делает. Она об том только старалась, чтоб всё выходило у ней «мило», «с шиком» и в то же время нравилось офицерам расквартированного в городе полка. Но что это такое и какого сорта ощущения производят в офицерах её вздрагивания — она об этом себя не спрашивала. Офицеры представляли в городе решающую публику, и ей было известно, что от них зависел её успех.

Они вторгались за кулисы, бесцеремонно стучались в двери её уборной, когда она была ещё полуодета, называли её уменьшительными именами — и она смотрела на всё это как на простую формальность, род неизбежной обстановки ремесла, и спрашивала себя только об том — «мило» или «не мило» выдерживает она в этой обстановке свою роль?

Но ни тела своего, ни души она покуда ещё не сознавала публичными. И вот теперь, когда она на минуту опять почувствовала себя «барышней», ей вдруг сделалось как-то невыносимо мерзко.

Как будто с неё сняли все покровы до последнего и всенародно вывели её обнаженною; как будто все эти подлые дыхания, зараженные запахами вина и конюшни, разом охватили её; как будто она на всём своём теле почувствовала прикосновение потных рук, слюнявых губ и блуждание мутных, исполненных плотоядной животненности глаз, которые бессмысленно скользят по кривой линии её обнаженного тела, словно требуют от него ответа: что такое «La chose»?

                                      из сказки Салтыкова -Щедрина Михаила Евграфовича -   "История одного города. Господа Головлевы.
______________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) «La chose» и «l'amour» - Вещь и Любовь

Отредактировано КАтюша (2023-12-10 09:23:42)

Отредактировано КАтюша (2023-12-12 10:07:08)

Страх капусты Божьей

Числом по имени я - двадцать два,
С делами управляюсь я едва:
Могу всю ночь над книгами сидеть,
В колоде карт все тайны разглядеть.
Я шить люблю, и это хорошо,
Крестьянкой дачу я пашу ещё,
Вяжу легко крючком, на круглых спицах,
И это всё - в руке моей синица.

Журавль в синем небе высоко,
Но без него прожить мне нелегко:
Щебечет мне на птичьем языке,
Что нужно написать в моём стихе,
Журавль в небе очень близок мне,
Хоть не синица он в моей руке,
Но без него ни дня мне не прожить
И ни одной беды не пережить,
Ни одного стиха не написать,
Лети себе, но прилетай опять..

                                          Синица и журавль
                                    Автор: Наталья Анвип

"Лучший в России живописец"- так сказал о своём бывшем ученике Илья Репин. Лучший? Тогда почему этот художник в России известен так мало?
А ведь уже первые ученические работы Николая Фешина («Христос» и два пейзажа), появившиеся в 19О1 г. вызвали интерес у широкой публики и получили отклик в прессе: «В каждом мазке смелых и богатых, ещё не высохших красок, сквозит смелость таланта».

За картину «Портрет неизвестной» («Дама в лиловом») Фешин, студент Петербургской Академии художеств, получает золотую медаль на Международной выставке в Мюнхене.
Далее… Его конкурсная программная работа «Капустница» приносит ему звание художника и пенсионерскую поездку за границу.
И картина стоит того. Сюжет прост: перед зрителями развёрнута колоритная сцена ежегодной заготовки капусты на зиму.

В центре — перед сидящей полной женщиной — роскошная груда кочанов свежей капусты. Слева, чуть ближе к зрителю, стоит в профиль женщина с кочаном в одной руке и ножом в другой. Прислушайтесь… Ещё миг, и раздастся хруст разрезанного кочана. Напротив неё — парнишка, ловко срезающий с кочерыжки последние листья. И они падают,… падают под его ножом. Справа, показана сцена рубки капусты в большом корыте. И тут же девушка с подносом в руках и питьём на нём.

Художник делает акцент на ярких сочных светло - зелёных пятнах; а размашисто написанная груда капусты становится «колоритной доминантой картины», выплёскивает на зрителя праздничное настроение.

С 191Ог. и вплоть до начала Первой мировой войны работы Николая Фешина украшали международные выставки в Мюнхене, Питсбурге (США), Амстердаме, Риме и Венеции.

После революции 1917г. художник всеми силами пытался вписаться в новую художественную и культурную среду.

Пытался… долго пытался.… Не получилось.

Художник, судьба которого предопределена Богом.
Николай Фешин.
Глазами дилетантки. (Отрывок)

Отредактировано КАтюша (2023-12-13 11:09:34)