Всё снится: дочь есть у меня, И вот я, с нежностью, с тоской, Дождался радостного дня, Когда её к венцу убрали, И сам, неловкою рукой, Поправил газ её вуали. Глядеть на чистое чело, На робкий блеск невинных глаз Не по себе мне, тяжело. Но все ж бледнею я от счастья. Крестя её в последний раз На это женское причастье. Что снится мне потом? Потом Она уж с ним, — как страшен он! – Потом мой опустевший дом – И чувством молодости странной. Как будто после похорон, Кончается мой сон туманный.
Сестрорецкое болото — это самая крупная особо охраняемая природная территория в Петербурге. Его площадь — 1877 гектаров. Эти болота— наследие древнего Литоринового моря, существовавшего 8000–4000 лет назад. Во время Великой Отечественной войны здесь шли ожесточённые бои, и на территории до сих пор можно найти землянки.
Уникальные болота Петербурга и Ленобласти (Отрывок) ресурс: fiesta.ru
эмоция солнцу.....Пожалуй двояка......Не все восприимчивы к зною лучей.......Эмоции в мире имеют два знака......Хотелось бы меньше от разности дней......Невольники мозга......Как странники судеб......Они бродят рядом........И в нужный момент......Как вспышки звезды ......Всей Вселенной награда.....Одарят магическим смыслом людей.......В томлении нежном ......Так тесно в нём сердцу......Оно покидает разумный предел......Эмоции страха......Здесь всё интересно......Здесь личность растёт.......Иногда мало дней..........Её мы не видим.......Она здесь владеет........Как жгучая колкость.......Толкает в обрыв........Она всем известна......Безлика......Свободна.......Здесь воля затмивши.......Идёт на прорыв.......Баюкает разум.......Подпев подсознанью......Все силы Души ищут правильный путь.......Роскошным убранством.......По коже......По ране.......Стелилось решенье........Себя здесь вернуть.........А знаешь?.......Пусть вечность ......Немое решенье.......Без счёта и времени.......Жалких минут........Раскрашивать будни ......Как - будто умеем.......Но только контраст........Им подарит всю суть.....
эмоция солнцу... Автор: Татьяна Коптилина
Сера в алхимии символизирует активную мужскую субстанцию, воплощённую в материи. Сера является динамическим, экспансивным, непостоянным, кислотным, унифицированным, мужским, отцовским и огненным принципом. Сера - эмоциональна, это чувство и страстное побуждение, которое мотивирует жизнь. Это символическое желание для позитивного изменения и жизненного тепла.
Алхимическое превращение зависит от правильного приложения этого изменчивого принципа. Огонь является центральным элементом в алхимии. Сера же - это "Дух огня". "Так знай же, что сера есть огонь, то есть Солнце" — трактат 1566 г. Ars chemica.
Символизм Серы, как и любого из алхимических символов, довольно широк и амбивалентен: тайный огонь, тепло земли, огонь реализации, заключённый в ядре каждого существа, принцип строения всякого организма, дух, «негорящий огонь», мужское, огненное начало, сухость, твёрдость, объединение, но вместе с тем - косное и теоретическое знание, в противовес мудрости соли и активному, текучему уму Меркурия - ртути. Как мужская субстанция, Сера - активное, плодоносное начало. Также она символизирует более тонкую очистку: разум, интуиция.
Альберт Пуассон в "Теориях и символах алхимиков" приводит следующие синонимы Серы: масло, солнце, точность или устойчивость, красный камень, кислое молоко, шафран, мак, жёлтая медь или латунь, сухое, краска, огонь, спирт, агент, кровь, дух, красный человек, земля, царь, супруг, бескрылый дракон, змей, лев, кобель, бронза, философское золото.
Как мужское начало и символ Духа Сера составляет вместе с Ртутью (женское начало, символ Расширения, центробежного движения) и Солью (нейтральное начало, символ Внутреннего мира, Мудрости и Науки) триаду алхимических начал. Причём, если символизм Ртути и Соли не однозначен и в различных трактатах Ртуть может соотноситься как с женским, так и с андрогинным началом, а Соль соответственно - с нейтральным или с женским, то символизм Серы в этом смысле более единообразен. В любом случае эта триада обнаруживается в любом теле, например в яйце: белок — это Ртуть, желток — Сера, а скорлупа — Соль.
Символизм Серы в алхимии. Автор: Ирина Староверова
При составлении поста, ни одна бабушка, ни одна Шапочка, и даже ни один Волк не пострадали
Шла по лесу девочка в Шапочке Красной, Небо мутилось хмарью ненастной, Из лесу к ней вышел волк ужасный, Шла по лесу девочка в Шапочке Красной…
Красная Шапочка Автор: Александр Итрин
Подросла Красная Шапочка до тинэйджера, подростка продвинутого, решила всё сама решать. Надавала ей Матушка пирожков с ливером для бабушки, что за чёрным лесом жила, в Роял Дичь Сосаите на первом этаже под лестницей. Только вышла из метро Красная Шапочка, как бутерброд увидела: меж двумя вертикально торчащими столешницами мужичок средних лет, одетый по погоде в сермяжную правду, покрикивает:
- Кто два из однова? Кто два из однова?
И призадумалась Красная Шапочка, тормознула у этого рекламщика, на щите прочла: - Кладёте один, мы выгодно инвестируем, себе – один, Вам – два. От метро три минуты. Зачаровали Красную Шапочку слово «инвестируем» и правдивость – себе – один, Вам два! Во-первых, сам Главный защищает права инвесторов;
Во-вторых, честно пишут: себе – один!
Вот Бабушка обрадуется, коль заместо одного пирожка – два. И ей хватит, и дворнику, что пускает жить под лестницей. Так думала, пока три минуты бежала. Нашла легко, везде стрелочки, ну, такие наркопродавцы рисуют, указывая путь наркопокупателям к тайнику - закладке. И что странно – она эти стрелочки видит, а люди – нет. Совсем как полицейские не видят закладки. А то бы все побежали. Упёрлась в дверь железную с двумя горизонтальными прорезями: на уровне глаз и на уровне ладоней. Над верхней три буквы ООО. В прорези название: СБЕРКАССА. Над нижней букв пять: КЛАДИ. И дырка. Сунула в отверстие пакет с пирожками, за дверью щёлкнуло и надпись сменилась: СБИРКАССА. Пока приходила в себя после трёхминутного бега от метро, обратила внимание: надписи ВОЗЬМИ нет, да и дырка для выдачи отсутствует. Красная Шапочка в школе училась хорошо, но ведь обманывать в обычных учебных заведениях не учат. Образования хватило к полицейскому, глазевшему на неё, не обращаться, ясно было, что он эту дверь охраняет. Побрела к метро, к бабушке то идти то не с чем. А бутерброд, как её узрел, другой доской повернулся, там написано:
ВЕРНЁМ ДЕНЬГИ. ВЕРНЁМ ВАШИ ДЕНЬГИ. ВЕРНЁМ ВАШИ ДЕНЬГИ ЗА ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ
И внизу щита -дырка, а над ней надпись:
КЛАДИ ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ
Юркнула Красная Шапочка в метро и думала, а куда же в городах малых, без метро, люди от обманщиков прячутся? Ведь все знают, аферисты в метро не ездят и пешком не ходят.
А всё Бабушка! Захотела «хоть на старости пожить для себя» и выгнала на съёмную квартиру дочку с зятем. Красная Шапочка тогда ещё розовый чепчик носила. Потом Бабушка кредит на покупку люстры взяла, а мелкие буквы про залог квартиры не прочитала. Вот и переселилась под лестницу.
Спросила Красная Шапочка, как с такой наследственностью жить? И решила, как Грета Тумберг самых Главных заставить в Главный закон записать:
Государство обязано детей не только от родителей защищать, но и от обманщиков. И взрослых тоже.
А Серый Волк теперь Волкофф, он в офисе сидит, сценарии придумывает. Главные с «интересом» читают. Остальные читают коменты. Вслух детям. Жёнам. Бабушкам!
Красная Шапочка и Волкофф. болдинская осень-собяни (Отрывок) Автор: Дмитрий Меренков
Я АНТИциклоп в антициклоне, ты АНТИциклоп в антициклоне, он, она, оно АНТИциклоп в антициклоне, потому что все мы люди, даже те, кто еще будет, плюс, кого в помине нет, вот такой велосипед, все мы фантики на блюде.
я антициклоп в антициклоне, 37 слов Автор: Иванов Мильён Второй
Джеймс устроился в слабо освещённом углу, положил узелок с пожитками на деревянную скамью рядом с собой и вытащил оттуда фолиант, чтобы почитать. Он помедлил, прежде чем положить его на деревянный стол, видя даже в тусклом свете свечи, каким он был засаленным. Джеймс достал носовой платок и разложил на столе, чтобы грязь не запачкала обложку его любимой книги. Как только он раскрыл страницы, к нему подошла пожилая женщина с длинными растрёпанными седыми волосами. На ней было голубое платье без фартука, туго стянутое зелёным корсажем в пятнах.
– Чем тебя угостить, парень? – прохрипела трактирщица, и юноша подумал, не в её ли честь назвали заведение, ведь, по мнению Джеймса, она выглядела и звучала как настоящая хриплая жаба. – А что вы посоветуете? – вежливо спросил Джеймс, и смех старухи разнёсся по трактиру. – Что здесь делает такой богатенький мальчик, как ты? Ты уверен, что пришёл по адресу? – спросила женщина с озадаченным видом и оглянулась на другой конец зала, где смеялись пираты, наблюдавшие за Джеймсом. – Я вполне уверен, – ответил юноша с дерзкой ухмылкой, надеясь, что пираты его услышат. – Эти мужчины не любят, когда над ними насмехаются, особенно те, кто считает себя лучше их, – сказала женщина, наклонившись слишком близко, отчего Джеймс почувствовал себя неловко. Он попытался отодвинуться и едва не свалился со скамейки, снова рассмешив растрёпанную трактирщицу и пиратов. От их хриплого и грубого хохота у Джеймса по спине пробежал холодок, но он выпрямился и твёрдо ответил: – Уверяю вас, милая леди, я ничего подобного не делаю. – Он выпрямил спину. – Я такой же, как все остальные люди здесь, – добавил он, расправляя манжеты рубашки, но понял, что так и не смог убедить трактирщицу, что ему здесь самое место. – Как скажешь, дорогуша. Потом не говори, что я тебя не предупреждала. Итак, что тебе предложить? – спросила женщина, покачав головой. Джеймс видел, что она считала его здесь лишним, и подозревал, что пираты в зале с ней согласны.
По залу были расставлены несколько маленьких столиков, а в центре стоял один большой, за которым и сидело большинство посетителей. Это была довольно разношёрстная пиратская компания, и, хотя многие шутили и делились историями, некоторые враждебно смотрели на Джеймса. Один из них, рыжий пират с длинной раной на лице, казалось, особенно им заинтересовался. Джеймс старался не смотреть на мужчину слишком часто и сосредоточился на трактирщице.
– Принесите ваше фирменное блюдо для меня и напитки для всех присутствующих, – сказал Джеймс, повысив голос, чтобы пираты могли его услышать, но в ответ получил лишь несколько вскинутых бровей и взглядов от пиратов за большим столом.
– Как скажешь, начальник, – ответила трактирщица, отошла от стола и что-то пробормотала себе под нос, но Джеймс не смог разобрать слов из-за её хриплого голоса и хохота шумной пиратской компании.
Джеймс решил, что, учитывая все обстоятельства, начало выходило неплохим. Ему удалось раздобыть подходящий пиратский костюм, он нашёл трактир, где пираты собирались между кампаниями, и теперь ему оставалось только получить работу на одном из кораблей. Всё шло именно так, как Джеймс планировал, и он был вполне доволен собой.
И тут кто-то ворвался в двойные деревянные двери трактира, раз за разом выкрикивая имя Джеймса. Все взгляды обратились к приземистому коротышке с седыми волосами и в униформе дворецкого.
– Мастер Джеймс, мастер Джеймс, вы здесь? – звал упитанный низенький мужчина, лихорадочно оглядывая зал.
Джеймс пришёл в ужас. Его живот скрутило, когда в зале воцарилась тишина. Юноша ссутулился на скамье, осознав, что теперь все точно смотрят только на него. Он не хотел, чтобы так вышло. Джеймс рассчитывал завязать разговор с кем-нибудь из пиратов, когда трактирщица принесёт напитки. Всё пошло наперекосяк.
– Мастер Джеймс, какую игру вы затеяли? – спросил человечек, его лицо покраснело, а лоб был мокрым от пота. – Зачем, ради всего святого, вы пришли в это место?
– Да, мастер Джеймс, какую игру вы затеяли? – повторил один из пиратов за большим круглым столом. Он был похож на человека, которого Джеймс не хотел бы обидеть, поэтому юноша не ответил. Он начинал жалеть, что вообще пришёл сюда.
– Стало быть, этот молодой господин захотел поиграть в пиратов? – смеясь, сказал другой мужчина и хлопнул своего товарища по спине, отчего тот пролил на себя напиток, который прихлёбывал из кружки.
– Похоже, он принял это место за костюмированную вечеринку! – присоединился к нему ещё один пират за столом.
Джеймс был совершенно подавлен. Не так он представлял себе начало приключений и впечатление; которое произведёт; всё пошло наперекосяк, и юноша не знал, как исправить ситуацию. К счастью, хриплая старуха как раз вовремя подошла с подносом напитков. Она поставила поднос на стол перед пиратами и сказала:
– Мастер Джеймс угощает.
Мужчины подняли кружки и стукнулись ими.
– За грозного пирата мастера Джеймса! – рассмеялись они.
Джеймс почувствовал, как его лицо вспыхнуло. Эти люди над ним смеялись, но юноша считал, что так было лучше, чем если бы его выгнали отсюда ещё до начала приключения.
– Выпьем за вас, джентльмены! – крикнул Джеймс, поднимая кружку, а затем с силой опустил её на стол и посмотрел на своего дворецкого. – Садитесь, мистер Сми, вы и так привлекли ко мне слишком много ненужного внимания, – сказал юноша, закатывая глаза. – Что вы здесь делаете? – Он покосился на большой стол и убедился, что пираты до сих пор за ним наблюдают.
Мистер Сми усмехнулся:
– Что я здесь делаю? Скорее, что вы здесь делаете, сэр? Ваша мать сама не своя от горя и беспокойства. Она словно вернулась назад в то время, когда вы ребёнком пропали на шесть дней.
Джеймс видел, что дворецкий искренне о нём беспокоится, но сомневался, что его родителей волновало что-то, кроме скандала, который разразится, если вдруг станет известно, что он сбежал, чтобы стать пиратом.
– И тогда, полагаю, они послали вас меня искать? Хотя о чём это я, конечно, они так и сделали. Родители не вынесут, если на их благородный дом ляжет позор. Что подумают их друзья, если узнают? – Джеймс невесело рассмеялся. Сми не ответил; он просто бросил на Джеймса слишком знакомый взгляд, которым он смотрел на юношу ещё с тех пор, как тот был ребёнком, – смесь жалости и беспокойства.
– Что сказал папа, когда прочёл письмо? – спросил Джеймс с дьявольским огоньком в глазах. – Нет, подождите, дайте угадаю, что-то вроде «Пират? Что это за чушь такая?» Я же прав? – Джеймс от души рассмеялся, но Сми было не до смеха.
– Простите меня, сэр, но я спрошу, как вы вообще собираетесь стать пиратом? Как я вижу, вы просто сидите здесь и ждёте, когда вас заграбастают – или как вы это называете? – спросил Сми, хмуря брови на раскрасневшемся лице. Бедняга весь вспотел, будто бежал всю дорогу сюда.
– Это называется «зашанхаить» [Шанхай (shanghaiing) – похищение людей для службы матросом с помощью обмана, угроз или насилия], Сми, – тихо прошептал Джеймс, надеясь, что пираты за большим столом потеряют к нему интерес, если не смогут слышать их разговор. – Сми, старина, почему вы в таком состоянии? – спросил он, меняя тему.
– Искал вас, мастер Джеймс. Я оббегал весь Лондон, пытаясь вас найти, – сказал дворецкий, вытирая пот со лба.
– Это вполне в духе моих родителей – отправить вас по темноте пешком. Могли бы, по крайней мере, дать вам экипаж, – сказал Джеймс, качая головой. Но внимание дворецкого было сосредоточено на нём.
– Так, значит, вы рассчитываете, что вас зашанхаят? – громко спросил Сми, заставив большую пиратскую компанию рассмеяться.
– Конечно, нет, не говори ерунды, – сказал Джеймс, которому в тот момент захотелось провалиться на месте. Ему очень не нравилось то, что театральная реплика Сми привлекла ненужное внимание тех самых людей, на которых он хотел произвести впечатление. Джеймс много лет мысленно репетировал этот вечер, но всё пошло совсем не так, как он ожидал. Юноша ещё даже не начал своё путешествие, а оно уже было обречено на провал.
Рыжеволосый пират на другом конце зала внимательно следил за его разговором со Сми. Он смешно жестикулировал и корчил рожи с тех пор, как Джеймс вошёл в трактир.
– Лорд Модные Бриджи желает стать пиратом! – воскликнул мужчина, изображая знатного джентльмена, а не потрёпанного сражениями моряка. У него была длинная рыжая борода и маленькие круглые проницательные глаза, а рана, пересекавшая лицо, выглядела так, будто кто-то пытался разрубить его пополам. – Я посмотрю, как ты найдёшь капитана, который пустит такого, как ты, на свой корабль. Я бы не позволил пожирателю пирожных вроде тебя даже драить палубу! – сказал он, рассмешив своих соседей по столу так сильно, что у кого-то даже брызнули из носа напитки.
Капитан Крюк. История потерянного мальчишки. Глава I. "Хриплая жаба" (Отрывок) Автор: Валентино Серена
Подари мне опиум любви. Волосы мои украсят маки, Позабуду все былые страхи, Что носила бременем в крови.
Подари мне опиум любви.
Имя моё жадно повтори. Знать его теперь дано не многим. Я велю искать тебе дороги, Что ведут в преддверие зари.
Только моё имя повтори.
Слов безумных призрачность лови, Чтобы пробежала дрожь по венам, Чтоб делиться самым сокровенным. На волне желания плыви,
Слов безумных чувственность лови.
Время на часах останови. Лепестками алыми покрою Ложе, что соединит меня с тобою. Я тебе волшебный мир открою. Время хоть на миг останови...
Подари мне опиум любви.
Опиум любви Автор: Liliya Gilmutdinova
Шёл год красной огненной крысы. Спустя столетие после восстания Ань Лушаня династия Тан пришла в упадок. По улицам городов и поселков бродили воины, готовые наняться на службу за еду, женщины добывали пропитание, продавая тело или зарабатывали на хлеб, танцуя на площадях.
Самурай Се Зян, коренастый брюнет с вечно нахмуренными бровями, слегка прихрамывая, шёл по улице с поручением от господина Чена к начальнику охраны Хао. Он шагал не торопясь, проходя сквозь людскую толпу, которая расступалась при виде стража, одетого в кожаные доспехи, обшитые металлическими бляхами. Длинная катана, заткнутая за пояс и мрачное лицо с подстриженными усами не вызывали желания познакомиться.
Вдруг Се Зян вынужденно остановился. На площади прямо перед ним стояла девушка в обтягивающем ханьфу (*), держа в кончиках маленьких пальчиков веер из павлиньих перьев. Немного расширяющиеся манжеты верхней одежды из алого шёлка и узкая юбка чуть ниже колен были отделаны золотым шитьём с изображением драконов. Тёмные длинные волосы, красивый бюст, тонкая талия и пышные бедра привлекали к себе внимание.
Неожиданно она начала танец. Медленно двинувшись в сторону, девушка подняла руки и стала плавно перемещаться маленькими шажками, занося сложенный веер перед собой. Она разворачивала корпус, грациозно меняя положение плеч и играя бедрами, приблизилась к остолбеневшему Се Зяну. Движения напоминали порхание бабочки, раскрывая и складывая веер, она как бы вела за собой все пять стихий. Когда в очередной раз обходя вокруг, красавица сделала резкий выпад, веер раскрылся, едва не коснувшись груди самурая. Он увидел, что тессен (**) сделан из павлиньих перьев, закрепленных на тонких стальных пластинах с ажурной резьбой и острыми как бритва концами. Воин завороженно смотрел в голубые глаза, поблескивающие сквозь пластины, когда она с громким металлическим щелчком раскрывала перед лицом веер, являвшийся её единственным оружием. Пушистые ресницы, чёрные брови, алые губы на бледном лице влекли за собой. Оттолкнувшись от невидимой преграды танцовщица присела, она двигалась с ошеломляющей грацией и такой легкостью, что казалось, будто тело вовсе не нуждается в опоре. Руки взмывали к солнцу и замирали, вбирая в себя его силу. Когда в апогее веер захлопнулся со звенящим "щёлк", воздух вокруг Ир Юнь вздрогнул манящими вибрациями.
Танец закончился. Зрители стали подходить к расстеленной на земле циновке, на которой стояла деревянная плошка и бросать в неё медные монеты, с тихим звоном стукавшиеся друг о друга. Се Зян лихорадочно ощупал кошелёк, но тот был пуст. Тогда воин извлёк из потайного кармашка пояса единственную серебряную монету, хранившуюся на чёрный день. Он небрежно кинул её, целясь в середину чашки. Однако Ир Юнь, хитро подмигнув самураю, перехватила её в полете своей миниатюрной ладошкой. Воин, не отрываясь, смотрел на танцовщицу и волна необычных ощущений захватила его воображение. Выставив круглый зад, девушка наклонилась, чтобы забрать свой узелок и протянула руку к чашке с деньгами.
Танец с веером (Избранное) Автор: Сергей Зязин
(*) стояла девушка в обтягивающем ханьфу - Говорят, что жена Хуан-ди императрица Лэйчжу впервые придумала ханьфу, и что у ханьфу четырёх тысячелетняя история. Во время династии Шан ханьфу приобрело свой классический вид: узкоманжетная, длинная до колен верхняя одежда и узкая, длинная до пят юбка. После династии Шан, во время династии Чжоу установился строгий иерархический порядок, и одежда стала показателем социального статуса: люди различались по ширине рукава, длине юбки и украшению. В следующие двадцать веков ханьфу являлся национальным костюмом китайского народа. Но триста лет назад повелитель маньчжурского правительства запретил ханьцам надевать ханьфу, а также стали насильно брить им волосы. После этого в Китае почти исчез ханьфу, только даосские монахи носили «даопао» (один из стилей ханьфу). В 1911 году в результате Синьхайской революции цинская монархия была низвергнута. Руководители революции не стали возвращать древнюю традицию, и с тех пор в Китае стали одеваться по-европейски. После проведения политики реформ и открытости, некоторые стали возрождать традиции ношения ханьфу. Большей частью это были молодые люди, которые интересовались культурой своего народа.
(**) Он увидел, что сделан из павлиньих перьев - Тессен. Боевой веер — веер, созданный специально для использования в рукопашном бою. Некоторые виды таких вееров использовались в феодальной Японии, Китае и Корее.
(*) МНЕМОНИЧЕСКИЕ ФОРМУЛЫ - Мнемоника (или мнемотехника) — это набор методов и приёмов, которые помогают запоминать большие объёмы информации. С помощью мнемотехники можно кодировать (дальше объясним, как именно) информацию перед запоминанием, отправлять её на хранение в долговременную память, а при необходимости извлекать и расшифровывать. _______________________________________________________________________________________________________________________________________________________
В каникулы родители отправили его в деревню, и он был счастлив, что у него на этот раз такое чудесное лето: плавай, загорай, катайся на лошадях. Обещал новым товарищам — местным ребятам, что на будущий год снова приедет сюда. Накануне отъезда в город он после рыбалки возвращался с дружками межой пшеничного поля. Срывали колосья, разминали их в ладони, жевали мягкие, не успевшие затвердеть зёрна. Небольшой колосок Коля зажал зубами, чтобы выбрать из него два-три оставшихся зёрнышка. В этот момент один из мальчиков, озоруя, сделал ему подножку, и Коля упал. Ничего страшного не было бы — он сам проделывал такие штучки с приятелями, но тут вдруг так сильно закашлялся, что не мог никак остановиться. Кашлял с надрывом, грудь, казалось, разламывало, а глаза, повлажневшие от невольных слез, готовы были лопнуть... Кашель сотрясал, скрючивал, бил его... Испуганные ребята подхватили Колю под руки и потащили к дому.
Вызвали фельдшера, он дал какое-то лекарство, но кашель, немного утихнув, не прекращался, а к вечеру поднялась температура. Срочно вызванные в деревню родители съездили в районный центр за врачом, тот определил у Коли правостороннюю нижнедолевую пневмонию.
Везти мальчика в город было нельзя. Мать и отец поочередно дежурили возле сына, и лишь через месяц температура стала снижаться, но всё же оставалась в пределах 37,5 — 37,8°. Ребёнок откашливал большое количество мокроты. Когда привезли его домой, самые авторитетные педиатры города в один голос подтвердили диагноз, поставленный районным врачом. Лишь через три месяца Коля смог выйти на улицу, а в середине учебного года появился в своём классе. Его едва узнавали, так он осунулся и побледнел. Коля с трудом дождался окончания уроков, а когда вернулся из школы, температура подпрыгнула к 38,3°. Почти месяц лежал он с обострением пневмонии...
Так началась для Коли Петрова жизнь с флакончиками лекарств на тумбочке, с лежанием в постели. И уже нельзя было лихо пробежать по ступеням лестницы, как когда-то бегал, только из окна или стоя в сторонке наблюдал за играми сверстников: он сильно уставал от уроков, от чтения книг, которые любил.
И лишь летняя поездка с мамой в Евпаторию, на море, приободрила, дала облегчение, температура там повышалась редко. Коля повеселел. А когда вернулся домой, сразу же началась очередная тяжелая вспышка пневмонии! За ней, в течение года, ещё четыре обострения. Мальчик практически все время проводил в постели. В доме у всех опустились руки...
Три года без заметных сдвигов шло лечение Коли. Каким врачам его не показывали, куда не возили! А процесс прогрессировал: в моче появился белок, признак опасного осложнения — гнойной инфекции в организме. Кто-то подсказал родителям: ребёнка может спасти лишь радикальная операция, попробуйте обратиться в клинику Петрова. И отец немедленно привёз Колю к нам. Тогда-то мы и увидели его, исхудавшего до прозрачности мальчика, которому в четырнадцать лет можно было дать не больше десяти. Такая же, как у большинства маленьких больных, стыла в его карих глазах недетская печаль, смотрел он на нас строго и серьёзно.
— Ну, папенька, на что жалуешься? — спросил его Николай Николаевич. — Папенька — это вы будете, — ответил мальчик. — А жалуюсь на кашель и мокроту, которые мучат меня три года и два месяца... — Долго, — сказал Николай Николаевич и ласково потрепал Колю по плечу. Мальчик, видно, понравился ему. Николай Николаевич попросил меня посмотреть ребёнка, а потом рассказать ему, и вышел, оставив нас с Колей и его отцом. Говорил Колин отец глухо, с той скорбью, что давно поселилась в сердце, и человек не видит возможности избавиться от неё... — Пусть сам Коля расскажет, с чего началось...
Вот от Коли и услышали про колосок, который во время падения был зажат у него в губах.
— Ты выплюнул его? — Н-не помню... — Постарайся вспомнить. Это важно. — По-моему, я вдохнул его... Да-да! Ведь кашель с того и начался, что я поперхнулся. Помню — так, так!
Почти не оставалось сомнений, что хлебный колосок, который Коля нечаянно вдохнул, застрял где-то в бронхах, явился причиной пневмонии и последующего нагноения в лёгком. И другое было ясно: если колосок не вышел в начале заболевания с кашлем, теперь он уже окружён соединительной тканью и сам никогда не отойдёт. А пока он в бронхах, нагноение будет продолжаться.
Что можно было сказать отцу? Как объяснить всю безнадежность положения сына? Без операции он обречён. А такую травматичную операцию мальчику трудно выдержать...
Рентгеновское исследование установило у Коли уплотнение всей нижней правой доли легкого с наличием мелких полостей. Причем верхняя и средняя доли были воздушны, а нижняя сморщена, тесно примыкала к средостению. Увидев это, я невольно вспомнил недавно оперированного взрослого больного, те трудности, которые возникли при перевязке нижней лёгочной вены, и катастрофу, связанную с этим. Не хватит ли с меня? Здесь будет не легче. Это бесспорно. Ведь к тому же приходится учитывать, что общее обезболивание поставлено у нас из рук вон плохо. Подобные операции делаем под местной анестезией. Разве сможет выдержать это ослабленный ребёнок, которому не решишься сделать лишний укол.
Попросив Колю подождать в коридоре, я, ничего не скрывая, не притушевывая, изложил всё отцу. Тот ответил, что он понимает, но ведь и без операции выхода нет. Надо, надо же что-то делать, нельзя же смотреть, как ужасная болезнь съедает мальчика!
Он говорил по-прежнему глуховатым, ровным голосом, но сколько муки было в его словах!
Клиническое обследование подтверждало, что у мальчика поражена вся нижняя правая доля лёгкого, начался распад. Вряд ли удастся перевязать нижнюю лёгочную вену... Я мысленно видел её перед собой — укороченную, плотную, с отечными стенками. Ведь на нее нужно будет наложить четыре лигатуры! Если бы можно было порекомендовать другого хирурга, который имел бы больший, нежели я, опыт в таких операциях, с радостью сделал бы это. Но кто возьмется? И, как всегда, я согласился. Не знал, как отнесётся к моему решению Николай Николаевич, но он сказал: правильно...
Первое время при подготовке Коли Петрова к операции нам ничего не удавалось сделать. Мальчика лихорадило, пульс у него частил, мокрота по-прежнему отделялась обильно. Не раз главный врач, выступая на производственных совещаниях и указывая на непомерно затянувшийся койко-день, ссылался на Колю... Мы же продолжали упорно лечить его терапевтически. А не добившись результатов обычными мерами, вынуждены были прибегнуть к введению антибиотиков прямо в гнойную полость лёгкого, делая укол в грудную клетку (как делали девочке Вале, о которой рассказывалось в первой главе). В ту пору мы считали это рискованной процедурой, поэтому предварительно заручились согласием родителей Коли. И — нам на радость — общее состояние и состав крови у мальчика стали лучше.
По моей просьбе Николай Николаевич назначил день операции.
Мы за эти месяцы так привязались к смышлёному и рассудительному пареньку, так близок он стал всем нам, что я не представлял себе, как отнесутся ко мне в клинике, если не справлюсь... Да что я! Коля... Он должен жить...
— Фёдор Григорьевич, я жду операцию и, по-моему, не боюсь, — сказал мне Коля утром этого дня.
Конечно, он боялся, как боятся ножа хирурга все, даже взрослые, бывалые люди, но, измученный многомесячными болями и кашлем, мальчик подбадривал себя, мечтая о скором выздоровлении.
Как я ни старался, операция, проходившая под местной анестезией, оставалась очень болезненной. Мощные спайки между лёгким и плеврой, а также между лёгким и диафрагмой не давали возможности подойти к корню лёгкого. Эти же сращения препятствовали проведению должного обезболивания. Однако мальчик держался героически. Время от времени я спрашивал его: «Как дела, Коля?» — или что-нибудь в этом роде. «Порядок», — твердо отвечал он. Но чем дольше продолжалась операция, тем слабее становился его голос... А она затянулась. Я чувствовал, что сам от напряжения весь мокрый до ниточки; слышал взволнованное дыхание своих ассистентов.
Самый опасный момент наступил, когда при подходе к вене пришлось отодвигать рукой сердце мальчика. Оно не переносило таких насильственных действий, начинало работать с перебоями, а затем совсем прекращало биться... Сразу же останавливали операцию, давали сердцу отдых, заставляли его возобновить деятельность. И так несколько раз: начнём — остановимся, начнём — остановимся...
...Перечитав написанное, я закрываю глаза, и с сумасшедшей головокружительной быстротой проносятся в памяти мгновения той операции. Я даже в эти секунды ощущаю тяжесть в предплечьях, что накапливается, когда стоишь у операционного стола, и снова досадливое чувство: разве передашь всё, что было в те часы, на бумаге?! Боль ребёнка и свою собственную боль за него, колоссальную нагрузку, что висит в этот момент на тебе, и ту необъяснимую, близко присутствующую вину: а вдруг всё кончится плохо — ведь работаем во многом пока вслепую, пока только ищем, надо б было подождать — и ждать нельзя!.. Подвластны ли перу все нюансы переживаний хирурга, занятого новой для него, неизученной в медицине операций?!
Операция у Коли Петрова закончилась благополучно. Мы следили за его судьбой долго, и мне было известно, что он, закончив школу, поступил в университет, на один из гуманитарных факультетов. А несколько лет назад на перроне вокзала, когда я уезжал в командировку, ко мне подошёл Колин отец, уже пенсионер. В те несколько минут, что оставались до отхода «Стрелы», он успел сообщить, что его сын учительствует на Северном Кавказе, на родине жены, и у него уже свои дети...
Было приятно услышать об этом.
Лечение и операция у таких больных, как Коля Петров, требовали от медперсонала, особенно от хирурга, много сил и здоровья. А нас то и дело упрекали в том, что в клинике большой койко-день, что мы тратим много лекарств, что показатели по всем статьям неважные. Не все администраторы понимали, что мы прокладывали новые пути, что мы день и ночь, не зная покоя, трудились не ради своих интересов, а ради несчастных людей.
из книги Фёдора Григорьевича Углова - Сердце Хирурга
по мотивам романа Маргарет Митчелл - Унесённые ветром
Века проходят, Вы забыты и покрыты пылью Вас посчитали лишним в этой старой сказке. И есть конец любому изобилию, Приходится на все смотреть с опаской.
Вас предали прекраснейшие чувства Избили и разрезали на части. И Вы – изящное творение искусства, Находитесь в темнице, не имея власти.
Наверно, с ангелами так и поступают Над падшими, вначале суд вершится А после суда их с небес кидают. Вот так на землю снег ложится…
ВЕКА ПРОХОДЯТ... (ИЗБРАННОЕ) Автор: EsLait_EA
- Ну ладно, хватит там махать руками, слышишь, мальчуган? Знаю, что ты был лётчиком. Ты хорошо летал в войну, а как же иначе - ведь ты мой внук! Только не думай, сынок, что ты всё на свете знаешь о войне да и о летающих машинах тоже. Не было войны труднее, чем та, что мы кончили в шестьдесят пятом, ты этого не забывай. Большая была война, и большие люди тогда воевали! Что там твой Паттон, или Арнольд, или Стилуэлл - нет, они, конечно, тоже не промах, ничего не скажешь, но кто был настоящим генералом, так это Грант. Я тебе об этом никогда не рассказывал, потому что самому генералу дал клятву молчать, но теперь, я думаю, можно, срок уже прошёл. Так вот, угомонись, мальчик, спрячь руки в карманы и слушай меня!
В ту ночь, про которую я расскажу, - когда я встретился с генералом я ничего такого не ожидал. Я знал одно - едем мы с майором верхом по Пенсильвания-авеню, а куда и зачем - он не сказал. И вот мы трясемся себе не спеша, держа поводья в одной руке, и у майора к седлу приторочен спереди какой-то большой чёрный ящик, а его острая бородёнка так и мотается вверх-вниз.
Было поздно, одиннадцатый час, и все уже спали. Но сквозь деревья ярко светила полная луна, и ехать было приятно - чёткие тени от лошадей скользили рядом с нами, и ни звука вокруг, только гулкий стук копыт по утоптанной земле. Ехали мы вот уже два дня, по дороге я то и дело прикладывался к трофейной яблочной водке - только тогда это ещё не называлось трофеями, мы говорили "отправиться на фуражировку" - и теперь дремал в седле, а за спиной у меня болталась моя труба. Потом майор толкнул меня в бок, я проснулся и увидел впереди Белый дом.
- Так точно, сэр, - сказал я.
Он поглядел на меня. В лунном свете эполеты у него на плечах блестели золотом.
- Этой ночью, дружок, мы, быть может, выиграем войну, - сказал он тихо, таинственно улыбнулся и похлопал по чёрному ящику. - Мы с тобой, одни. Ты знаешь, кто я? - Так точно, сэр. - Нет, не знаешь. Я учёный. Профессор из Гарвардского колледжа. Был профессором, во всяком случае. Рад, что я опять в армии. Дураки они там, почти все, - дальше собственного носа ничего не видят. Так вот, дружок, этой ночью мы, может быть, выиграем войну. - Так точно, сэр, - ответил я.
Чуть ли не все офицеры выше капитана - немного чокнутые, это я давно заметил, а майоры особенно. Тогда так было, да и сейчас, наверное, так осталось, даже в авиации.
Мы остановились на краю лужайки у Белого дома и постояли, глядя на большое старинное здание, серебристо - белое в лунном свете. Лучи от фонаря над дверью проходили между колоннами крыльца и падали на дорожку. В крайнем к востоку окне первого этажа горел свет, и я всё надеялся, что увижу там президента, но никого видно не было.
Майор открыл свой ящик.
- Знаешь, мальчик, что это такое? - Никак нет, сэр. - Это моё собственное изобретение, основанное на моей собственной теории. Там, в колледже, все принимают меня за сумасшедшего, но оно, по-моему, должно сработать. Выиграть войну, мой мальчик.
Он передвинул маленький рычажок внутри ящика.
- Я не хочу забираться слишком далеко вперёд, сынок, иначе мы ничего не поймём в тамошней технике. Скажем, лет на девяносто вперед как ты думаешь, хватит? - Так точно, сэр. - Ладно.
Майор ткнул большим пальцем в какую-то маленькую кнопку внутри ящика; послышалось жужжанье, оно становилось всё тоньше и тоньше, пока у меня в ушах не засвербило. Потом майор поднял руку.
- Ну вот, - улыбнулся он, кивая головой и тряся своей острой бороденкой, - сейчас прошло девяносто с чем-то лет.
Он кивнул в сторону Белого дома.
- Приятно видеть, что он ещё тут стоит.
Я ещё раз посмотрел на Белый дом. Он был точно такой же, и свет всё ещё пробивался наружу между белыми колоннами, но я ничего не сказал.
Майор тронул повод и повернулся ко мне.
- Ну, малыш, пора за работу. Поехали.
И он пустил лошадь рысью по Пенсильвания-авеню, а я - за ним..
из фантазийного романа Джека Финней - Хватит махать руками
Уважаемые Читатели и Гости нашего Форума, в связи со сложившейся ситуацией (*) уведомляю Вас о ниже следующем:
Мною, Дмитрием Леночкиным принято следующее (временное, до выяснения всех обстоятельств) решение.
а. Не участвовать в проекте маркированным графическим файлом присланным сегодня (21.12.23 г.) по системе "Оле Лукойе"; б. Приостановить обслуживание информационного канала попадающего под запрет графического файла, указанного в пункте а. данного Уведомления.
С уважением, Дмитрий Леночкин 21.12. 2023 г. _____________________________________________________________________________________________________
(*) в связи со сложившейся ситуацией - О данной ситуации Вы можете узнать из темы "Заявление в Высшую Арбитражную Комиссию". Пост № 8. Пост № 9.
1. Я, Дмитрий Леночкин, выражаю категорическое не согласие с информационным файлом от 22.12. 2023 г (Поступившим в указанное число, ориентировочно в 04:00 часа до полудня). Так как данный файл, с моей точки зрения, может характеризоваться, как противоправное действие, направленное на дискредитацию чести и достоинства третьих лиц.
2. Я, Дмитрий Леночкин, признаю, что второй стороной данного информационного файла является донесение определённых морально - нравственных императивов. В связи с чем, данный вопрос мною не выносится на рассмотрение Высшей Арбитражной Комиссии.
3. В качестве разрешения сложившейся ситуации, я, Дмитрий Леночкин, отзываю свои следующие посты:
а. Пост № 3 "Winter" в теме "И жизнь похожая на сон"; б. Пост № 11 "Кафтан" в теме "Мужчины такие мужчины..".
Отзыв вышеуказанных постов подтверждается Актом их удаления с площадки Форума "Ключи к реальности".
4. Выражу признательность, если Система "Оле Лукойе" в качестве ответного шага, также удалит из своей базы данных информационный файл, указанный в п. 1 данного Уведомления.
Баттл — это пустая бутылка На моём пенсионном хроническом слэнге Зона — лефортовская Бутырка Без безе хрустящей меренги Мужчины выходят на ринг чтобы драться Кормить эгрегора эгоцентризмом Верблюды выходят на ринг харкаться Брызгаться микролаксом из клизмы
Трансформация созидания Биссектриса пространства Корреляция подсознания Алгоритм постоянства
«Auṃ maṇi padme hūṃ - «Ом мани падме хум» — одна из самых известных мантр в буддизме Махаяны, особенно характерная для тибетского буддизма. Мантра бодхисаттвы сострадания Авалокитешвары. Впервые упоминается в тексте Карандавьюха-сутра, где характеризуется как шестислоговая (ॐ मणि पद्मे हूँ) и paramahṛdaya, или «сокровенное сердце» Авалокитешвары. В этом тексте мантра рассматривается как сжатая форма всех буддийских учений.
Я шла по шахматному полу, огибая или отодвигая лёгкие шифоновые обрезы ткани ниспадавшие откуда-то сверху. Прозрачный шифон был всех кремового цвета, такого же цвета были светлые квадраты на полу, тёмные не были чёрными, но точно как цвет чёрного горького шоколада. Воздушные кремовые ткани и шоколадный пол, не хватало грецких орехов или лепестков белого миндаля, тогда бы все окружение было похоже на огромный нежный торт. Но что я могу делать внутри торта?….
Я подняла голову, пытаясь обнаружить, откуда же свисает такое большое количество материи, но кроме бежевого свода ничего не увидела. Казалось, потолок был необыкновенно высоко, и его не было видно. Из-за искусственных прозрачных шифоновых стен я не могла определить, где заканчивается комната. Я шла, открывая для себя пространство не более полутора метров. Так я могла идти несколько часов или несколько минут. В этом помещении отсутствовало ощущение пространства и времени. Здесь вообще отсутствовали ощущения, чувства и желания. Мне не хотелось ни есть, ни пить. Иногда на меня наплывала усталость, и я опускалась на пол в том самом месте, где она меня заставала. Я засыпала, не ощущая твёрдости пола, сквозняка или холода. Потом я пробуждалась, отсутствовало обычное желание умыться, принять душ и почистить зубы. Я ощущала себя чистой. Или я себя не ощущала вообще? Я вставала и продолжала идти.
Я брела, может быть, впервые в жизни не задумываясь, куда, зачем, и что меня ждёт… Иногда казалось, что я один из этих кусков шифона, или я один из квадратов пола, но непременно тёмный, или тёмный шифон. Но шифон был только кремовый. Своим чёрно-коричневым обрезом такни я бы выделялась на общем фоне, и это бы испортило всю гармонию. Увидев одно тёмное пятно, подстегнуло бы бредущего искать второе, навело бы его на мысли, что это знак, вызвало бы чувства поиска, безысходности, и беспокойства. Это бы пятно всё испортило. Я бы всё испортила… Но я не кусок шифона цвета шоколада. И я не знаю, бродит ли здесь ещё хоть одна живая душа.
За всё время моего движения я первый раз обратила внимание на то, во что я была одета. Я посмотрела на свои ноги. На мне были шлёпанцы на тонкой подошве, с тонкими кожаными ремешками воле пальцев ног рядом с косточкой и возле подъёма. Ремешки были бежевые с рисунком под змеиную кожу, а подошва тёмно-коричневая. Дальше были тонкие светлые льняные брюки, а наверху майка на тонких бретельках. Я почти сливалась с окружением. Даже мои прямые светло-русые волосы были чем-то единым со всем тем ,что меня окружало. Я посмотрела на руку. Часы цвета белого золота, такой же циферблат, и только тёмный почти чёрный ремешок из страусинной кожи. Я смотрела на время. Обе стрелки сошли с ума: они то бешено бежали, обгоняя одна другую, то вдруг останавливались и замирали. Я поняла ,что время вышло даже из под контроля часов.
Я засунула руки в карманы. В одном был носовой платок. Белый как снег. С едва заметными белыми вышитыми инициалами. НВ. Чьи это? Я никак не могла вспомнить, кто есть НВ. Точно не я. Или я? Как моё имя? Я не знаю, как меня зовут? Какие имена я знаю. Марина, Татьяна. Василий. Или это мужское? Как зовут меня? Наверное, это я и есть НВ. Что я о себе знаю? Или не знаю. Из другого кармана я достала маленький красный швейцарский нож серебряным крестом. Откуда я знала, что он швейцарский? Я не знаю как зовут меня, но знаю, что нож швейцарский. В ноже была пилочка, ножницы, ножечек, ручка, открывалка и даже маленький фонарик, который светил красным светом. Я посветила им на шифон. Красный свет среди всего бежевого, кремового, нежного и воздушного.
В моей голове произошел взрыв. И понеслись вопросы, как ускоренная перемотка фильма. Кто я, где, зачем, откуда эти вещи, что за комната, как моё имя, кого я люблю, почему нож швейцарский, где все, когда закончится эта комната, где выход. Выход. Где же этот чёртов выход, и куда он ведёт. А где был вход?
Я опустилась на корточки и сжала голову руками. Голова раскалывалась и болела. Её, как будто резали всеми острыми предметами моего маленького красного ножа. Я почувствовала ветер под ногами. Почувствовала ветер. Раньше я не чувствовала. Раньше не было ветра.
Вдруг я ощутила холод и абсолютное опустошение. Мне захотелось сделаться маленькой девочкой, с золотистыми кудряшками в голубеньком платье, заплакать и прохныкать «хочу к маме». Мама бы пришла, взяла меня на руки, прижала. От неё бы приятно пахло ванильными ореховыми трубочками. Она бы гладила меня по голове и говорила: «Ну, милая, такие красивые девочки как ты, не плачут». Я бы успокоилась в её теплых родительских объятиях, и почувствовала защиту.
Но уже не было золотых кудряшек, я забыла запах ореховых трубочек, и уже давно надеялась только на себя. Я выпрямилась, смахнула слёзы. Красивые девочки не плачут. Мне захотелось взглянуть в зеркало. Я забыла, как я выгляжу. А вдруг у меня были накрашены ресницы, и теперь тёмно-коричневые подтеки размазаны по моему лицу. Тёмно-коричневая тушь. Боже мой, даже моя косметика цвета шахматного пола и шифоновых стен: коричневая тушь, бежевая пудра, шоколадный карандаш для бровей, прозрачный кремовый блеск для губ.
Тошнота подступила к горлу. Но я пытаясь перебороть всё это множество нахлынувших чувств и ощущений, встала и быстрым шагом пошла вперёд, одёргивая тряпки, висящие вокруг.
Я закрылась сама в себе, в своем кремовом мире, правильных формах, в своей пресной ежедневной обыденности, и я даже забыла, как меня зовут. Постоянный самоанализ и самокритика, оценка действительности, возвышение и падение. Одиночество и затворничество. Где я, со свойственной мне лёгкостью и весёлостью, живостью и неутомимым моторчиком.
Я всё бросила, от всего отошла и предпочла эту спокойную скучную комнату яркой жизни с её прелестями и напастями. Оградила себя забором из лёгких материй, создала свою кремовую империю, сама того не заметив. Ошибка ни вне, ошибка внутри меня. И нужно её исправить. Вернуться в реальность. Была ли я там? Чтобы вернуться, нужно, как-то зваться. НВ. НВ… На Н не так много имен. Наташа, Настя, Наира, Нина, Ника. Ника. Точно. Ника. Так меня и зовут. Ника Варнавская. А этот платочек мне подарила бабушка. Бабушка всегда говорила, что у настоящей барышни, всегда должен быть белоснежный накрахмаленный платочек с её инициалами. Она мне их и вышивала. Как я могла забыть свое такое необычное имя и такую редкую фамилию.
У меня есть имя. Моё. Я помню, бабушку. Даже когда ей было восемьдесят шесть, она была красива и ухожена как настоящая леди. Хороший маникюр, безупречная осанка, подкрашенное морщинистое лицо, кудрявые уложенные белоснежные локоны, чистое наутюженное платье до середины икр, тонкие чулки, и туфли на непременных, пусть даже маленьких каблуках.
Я уже была погружена в свои мысли, воспоминания, ощущения, улыбку на моём лице сменяли потоки слёз, когда где-то вверху послышался шелест. Я остановилась, посмотрела вверх. Сверху вниз летел шифон, он просто сыпался. Как будто кто-то держал его в крепком кулаке, а потом отпустил пальцы, и слои ткани просто полились откуда-то сверху. За долгое время я впервые увидела потолок. Иногда можно радоваться таким простым вещам. Обычный белый потолок, с лепкой из желудей по краю. Стены были тоже совершенно обычные. И комната оказалась не такой уж большой. Или я оказалась в другой комнате. Пола теперь не было видно. Он был весь покрыт тканью. Ткань доходила мне почти до колена. Она как туман стелилась по низу.
Правая стена дома была вся из абсолютно прозрачного стекла. А за стеклом был песок, переходящий в море. Я обернулась в поиске двери. Её нигде не было. Я пошла к стеклу. Я дотронулась до стекла, оставив на нём отпечатки от своих пальцев. За стеклом были волны, ещё там были люди. Они меня не видели. Я провела ладонью по стеклу, и оно послушно поехало вслед за рукой. Приятный морской бриз ворвался в бездушную комнату. Я втягивала в себя этот запах моря. Мне было немного холодно, и по рукам побежали мурашки.
Я отодвинула стекло и вышла. Я пошла вниз к воде по песку, в котором утопали мои ноги. Я шла, и не оглядывалась назад. Ко мне подбежал шотландский сеттер, виляя хвостом и игриво тявкая. Я опустилась, чтобы его погладить. Глаза собаки. Ни в чьих больше глазах нет столько жизни, доверия и любви. Он облизнул мою бледную руку. Я погладила его по шёлковой гривке, что ему явно понравилось. Я улыбнулась. Мне нужно было хотя бы завести собаку. Тогда бы я не была так сосредоточенна на себе. Я такая, какая есть. И я начну с того, что заведу собаку. Вот, может быть, точно такую же.
- Бэйлиз, Бейлиз, ко мне. – Собака завиляла хвостом, это, вероятно, звали её. - Значит, тебя зовут Бэйлиз. У тебя красивое имя. Мой любимый ликер. - Вы явно понравились моей собаке. - Я подняла голову. Надо мной и Бэйлизом стоял высокий, мужчина в тёмных очках. Ветер немного раздувал его льняные брюки и майку. - Здравствуйте. Мы с ним подружились. У него необычное имя. - А какое у Вас? - Ника. Ника Варнавская.
Я поднялась, и мы втроем пошли вдоль берега. Я успела оглянуться назад, но не заметила места, из которого вышла, его не было. Не было ни на пляже, ни в моей душе. Но было только в моей памяти, как сон, который не сможешь забыть...
Вплети меня в своё кружево Незаметно и легко, Может, только это нужно мне, Да и больше ничего.
Голова моя закружится, Так глаза твои горят, А лицо-то все загадочней, И прозрачнее наряд.
И опять от нетерпения В кровь царапаем лицо, За такие за мгновения Все отдашь в конце концов.
Бежит капелька за капелькой, На руке оставив след, Чем тебе не украшение, Не рубиновый браслет.
гр. "ПИКНИК" - ВПЛЕТИ МЕНЯ В СВОЁ КРУЖЕВО
16+ (!)
Писатель Сергей Александрович Нилус с женой Еленой Александровной при беседе с Оптинским старцем отцом Иоанном (Соколовым) получили такой наказ: «Если на вас враг пускает стрелы свои, - не бойтесь! Ни одна вас не коснётся, только возьмите мой совет за правило, послушайтесь: читайте утром и вечером перед вашей молитвой оба эти псалма — 26-й и 90-й, а перед ними великое Архангельское обрадование — «Богородице Дево, радуйся». Будете так делать, ни огонь вас не возьмет, ни вода не потопит… — Больше вам скажу: бомбой не разорвёт!»
«И бомба не разорвёт!..» Предсказание о. Иоанна (Салова) в точности исполнилось во время гражданской войны. По воспоминаниям М. В. Смирновой-Орловой, Елена Александровна рассказывала ей, что однажды, когда они с мужем ехали под обстрелом в тарантасе, рядом с ними разорвалась бомба, но их совершенно не задела.
Старец схиархимандрит Виталий (Сидоренко) (1928—1992гг.) был воспитанником великих старцев Глинской пустыни. Он прошёл жизненный путь и как монастырский послушник, и как странник-юродивый, и как монах-пустынник, явившись, наконец, пастырем многих Христовых овец. Как истинный христианин, он исполнил Евангелие всей своей жизнью. Батюшка советовал утром, выходя из дома, прочитать 26, 50 и 90 псалмы, а между ними, в начале и в конце по одной молитве «Богородице Дево, радуйся». После этого, он говорил, если рядом разорвется снаряд или пуля, или случится пожар — никакая беда тебя не коснется. «Читайте 26, 50, 90 псалмы, и Господь и Матерь Божия подадут Свои милости» — говорил старец.
Особая молитвенная помощь (Отрывок) Автор: Сергий Пономарь
Чем расстроен ты до слёз? Отдыхал ты на опушке Около Яги избушки? Что же бабка отчудила? Что?! Снегурку утащила?!
из сценария новогоднего утренника
В сказках лесная колдунья предстаёт перед нами одинокой, уродливой старухой, обладающей способностями к волшебству. Она живёт в чаще леса, в избушке на курьих ножках. Баба-Яга является отрицательным персонажем, но, в некоторых сюжетах, выполняет роль помощника главного героя.
Неужели старуха-колдунья на самом деле так одинока?
Один из сюжетов утверждает, что нет. У Бабы-Яги есть две сестры и даже племянница. Об этом рассказывается в сказке "О живой воде и молодильных яблоках".
Что касается сестёр, то рассказать о них особо нечего. Три колдуньи, обладающие мудростью и умением колдовать. Сначала Иван-царевич попадает к самой молодой, затем бабушки становятся старше. С возрастом увеличивается их могущество.
Каждая из ведьм рассказывает доброму молодцу о племяннице - девице Синеглазке. Ещё одной родственнице, которая также не обделена способностью к колдовству.
Кто родители Синеглазки? Неизвестно. Нам рассказывается, что она живёт в большом тереме, окруженном садами. Охраняют до девицы-поляницы. Сама Синеглазка также является могущественной воительницей и отличной наездницей.
Кроме того, девушка обладает весьма привлекательной внешностью. Высокая, статная, с сине-голубыми глазами. Иван-царевич влюбляется в неё, едва увидев, хотя тётки предупреждали его, чтобы тот не увлекался красотой племянницы.
Синеглазка охраняет сад с молодильными яблоками и живую воду. Собственно, за этим к ней и является добрый молодец. Эти артефакты могут помочь его отцу вернуть зрение.
Семья Бабы-Яги: две сестры и племянница Сказительница: Марья Моревна
Пред вами — вы знаете что? Игрушечный цирк Шапито. Сейчас обезьяны Забьют в барабаны, И выйдет — вы знаете кто?
Висит на хвосте обезьянка. А родом она — африканка. Хоть мал её рост, Зато её хвост Длинней, чем сама обезьянка.
А это — наш Попка-дурак. И сам он зовёт себя так. А мы называем Его попугаем. Наш Попка — совсем не дурак
Василий Васильевич, клоун. Вы скоро узнаете, кто он. При виде собак Он сгорбится так, Что сразу поймёте вы, кто он.
А вот акробатка — Матрёшка. Покуда она ещё крошка. Но время придёт, Она подрастёт — И станет Матреной Матрёшка
Матрёшка (Отрывок) Поэт : Самуил Маршак
1
Он сидел на стуле у стойки бара и лениво смотрел на небольшую сцену, где девушки извиваясь, показывая стриптиз. Все, что он мог видеть, так это то, что у них не плохие фигуры, но не более. Движения были в ритм музыки, но какие-то ленивые. Такой стриптиз не вызывал никаких эмоций. Да, он их и не хотел, а зашёл, чтобы выпить вина, немного порадоваться красоте женского тела и уйти.
На соседний стул села женщина, заказала красное сухое вино, и после того, как бармен поставил перед ней фужер, вежливо улыбнувшись, словно старой знакомой, она, чуть обернувшись, посмотрела на сцену.
- Грустно, - произнёс он, стараясь, чтобы она его услышала. Женщина не отреагировала. - Грустный танец, как вы считаете? – снова сказал он. - Нет в нем внутреннего огня, порыва.
На этот раз, женщина обратила внимание на говорящего мужчину, поняв, что он обращается к ней. Ему было около пятидесяти, взгляд был несколько равнодушный, и он не осматривал её, а смотрел в глаза. Она сразу определила, что в его взгляде не сквозило желание познакомиться, а было лишь желание поговорить. Чуть улыбнувшись, уголками губ, она ответила:
- Это, смотря с какой целью вы здесь. Какая цель, таковы и помыслы. Но если, в общем, то вы правы. Возможно, девушки просто устали, хоть это и не даёт им права халтурить. Но это решают они сами. К работе надо относиться серьёзно, как будто танцуешь в последний раз, либо вообще не заниматься стриптизом. При таком танце они много не заработают.
- А вы разбираетесь в этом? - Немного. - Если не секрет, откуда знания? - Я бывшая стриптизёрша, - ответила она буднично.
Мужчина более внимательно посмотрел на неё. Ей было немного за тридцать. Внешне она была очень привлекательна: тёмные волосы собраны сзади в хвост, тёмные глаза под ровными дугами бровей, умело наложенная косметика. Он отметил её фигуру под облегающим платьем. Она, заметив его изучающий взгляд, спросила:
- И как? Внешние данные соответствуют?
Он чуть смутился: - Конечно. Выглядите вы замечательно.
- Надеюсь, - засмеялась она. - И что вы здесь делаете? - Зашла немного скоротать вечер, захотелось посмотреть, что изменилось в этом жанре. - И что? - Ничего, всё, как и было. - Давно ушли? - С год. - А много лет работали? - Почти тринадцать. - Ого! У вас есть что вспомнить, - отметил он. - Есть, - согласилась она, - но это в прошлом. Всему свое время. - А можете рассказать?
Женщина внимательно смотрела на мужчину. Он не вызывал у неё неприязни, был даже по-своему симпатичен. Он не старался ей понравиться, не старался навязать ей свое знакомство, он просто спросил. Ей ли, с ее опытом общения с мужчинами, было не понять его, не разглядеть его внутри.
- Слушайте, - ответила она, - если есть время, - а у самой пронеслись воспоминания.
2
- Что вы все сегодня такие ленивые? Впрочем, как и вчера. Это только мужик, вышедший из глухой тайги, может купиться на вас, - громко говорил молодой мужчина, лет тридцати стоя перед небольшой сценой, и обращаясь стоящим на ней девушкам, в топлес. – У вас низ не работает! Вы должны активнее работать нижним бюстом, из вас должна выплескиваться сексуальность, желание! В чём ваша задача? Вы должны не предлагать, а дарить себя. Говорить своими движениями - любуйтесь! Когда идете навстречу, что мешает чуть выпятить губы, но при этом оставаться внутренне спокойной? Внутренне, а не внешне равнодушной. Мужчина, должен, глядя на вас на уровне инстинкта слышать: «Берите, наслаждайтесь, я дарю вам себя». Так что милые дамы, дарите себя. Все перерыв. Подумайте и прочувствуйте все, что я вам сказал.
Я в это время осматривалась. Зал, где я находилась, был круглой формы, и достаточно вместительный. В центре зала располагались столики и мягкие диванчики для посетителей, и всё это опоясывал невысокий барьер. Вдоль стен справа и слева шли два прохода, поднимаясь чуть вверх, огибая клиентский зал. Напротив входа, перед столиками, была невысокая сцена, чтобы девушки могли подходить к клиентам. По краям сцены находились два пилона. Над сценой располагался ди-джей, а слева от него место, где отдыхали девушки, когда не их выход. Если идти по проходу слева, то подходишь к бару. За местом ди-джея была видна дверь в приватную комнату, а чуть в глубине слева и справа, на небольших возвышения располагались ещё два пилона. За спиной входящего на балконах располагались столики. Я могла все это рассмотреть, так как света в зале было достаточно. Клиентов не было, и создавать иную атмосферу не было необходимости.
Мужчина повернулся и, увидев меня, стоящую перед входом в зал клиентов, обратился ко мне.
- Вы кто? - Я пришла на просмотр.
- Просмотр, говоришь, - машинально промолвил он и оценивающе осмотрел меня. Я считала, что выгляжу неплохо: обтягивающие джинсы и блузка не скрывали, а подчеркивали мою фигуру. Я не старалась выглядеть сексуальной, но и скрывать свои данные не собиралась. Я уже была не новенькой в этом бизнесе, и знала, что надо уметь владеть своим телом, красиво двигаться, что и собиралась продемонстрировать. Идеальная фигура не главное здесь. Здесь дело в обаянии. Во время танца, подобранный свет позволяет скрыть отдельные детали фигуры, так, что даже целлюлит не увидишь. Многие думают, что этого достаточно, но я знала, владеть телом и красиво двигаться еще не всё. Нужно желание нравиться.
- Ну ладно, - произнёс он, - танцевала уже? - Да, я работаю в этом бизнесе уже не первый год. - Где?
Я назвала ему места, где работала в роли стриптизёрши. Он несколько поморщился, не скрывая, что некоторые заведения не относились с его точки к разряду достойных, но я и сама это знала.
- Хорошо, посмотрим. У нас здесь строго и отбор жёсткий. Иди, переодевайся и покажи, что ты умеешь? Костюм есть?
Я лишь усмехнулась вместо ответа, а иначе, зачем я сюда пришла? Здесь костюмы не выдают.
- Настя, - обратился он в зал, где осталось несколько девушек. Одна из них светловолосая, обернулась, - проводи девушку, чтобы она переоделась.
Я поднялась на сцену, и под оценивающими взглядами, направилась за Настей, в дверь за сценой. Насте было на вид лет двадцать пять, но идя рядом, я заметила, что ей уже ближе к тридцати. Фигура у неё была красивая. Мы прошли по коридору и вошли в комнату, где стояло несколько столиков с зеркалами, стойка для костюмов и одежды. В комнате сидело несколько девушек, и когда мы вошли, они прервали свой разговор, обратив внимание на меня.
- Новенькая, - пояснила Настя. – Желает испытать себя. Как зовут? - Наташа. На сцене – Натали. - Ну, до сцены ещё надо дойти, - произнесла она и вышла из комнаты. - Проходи, - предложила мне брюнетка. Девушки, находящиеся в комнате выглядели ухоженными, с умелым макияжем. В их глазах я увидела любопытство, что было нормально, но я также и представляла, что здесь не принято спрашивать, кто ты и откуда, если сама не захочешь. Стриптизершам безразлична ваша личная жизнь и степень моральной устойчивости. Все это, они увидят потом сами.
Я обнажилась, одела свой сценический костюм, если этот набор можно назвать костюмом: трусики - стринги, бюстгальтер, который легко снимается, и села на свободный стул перед столиком, посмотрев на себя в зеркало. Надо было нанести макияж, тот, что был на мне, для сцены не годился, лица было бы просто не разглядеть. На ногтях уже был нанесён яркий маникюр и педикюр, но не красный, а блестящий. В подмышках и в зоне бикини волосы выбриты.
Я взбила свои тёмные волосы и оттенила смуглое лицо тенями, но так, чтобы они не смотрелись синяками.
Затем надела бижутерию, которой было больше, чем одежды, браслеты на резиновой основе, чтобы не мешали двигаться. Кольца я не любила, но то единственное, что носила, сняла, его можно испортить, да и шест поцарапать. Обулась.
Закончив приготовление, встала и посмотрела на себя внимательно. В отражении я увидела женщину с хорошей фигурой, смуглая кожа которой резко контрастировала с белым бельём. Я была учёной и понимала, что стриптизёрша - это девушка-праздник. Она должна поднимать настроение публике, вдохновлять на расходы, а какой праздник в тёмной одежде? Она должна быть светлой, как мысли во время праздника, тогда мы легче всего расстаёмся с деньгами.
Я вернулась на сцену, подошла к ди-джею и выбрала с ним музыку, далее проследовав к пилону. Для показа я решила начать с него, поэтому на ногах у меня были стрипы – обувь на высокой платформе. Обувь не устойчивая и не подходит для танцев, когда не за что держаться.
- Пилон стандартный? – спросила я Майкла, его имя я спросила у девушек, хотя в жизни он был Михаил. Вокруг сцены сидели девушки, даже те, кто были в комнате, вышли посмотреть на новенькую. - Настоящий, стандартный, - подтверди Майкл, - а ты на нём работала? - Да. - Тогда начинай, - сказал он, и в его голосе звучала некая усмешка. Он знал, что говорил. Есть крутящиеся пилоны, это значительно упрощает работу во время движения, но зато на нём можно быстро раскрутиться, что не всем дано. Важно было оттолкнуться, подтянуться на руках и красиво изогнувшись держаться за него, пока он крутит тело. Во время движения, меняя положение тела, создается ощущение танца, вокруг шеста. На некрутящемся пилоне тело должно все делать само, как и вращаться.
Майкл сидел в глубине зала, за одним из столиков.
Я кивнула ди-джею, и он включил музыку. Я, войдя в её ритм, ухватилась за пилон и сильно оттолкнулась. Чуть изогнувшись, сделала оборот, а затем вытянула ноги вверх и плавно спустилась; не позволяя коснуться руками пола, перевернулась и, обхватив пилон ногами, продолжала, крутясь, спускаться, но в последний момент, чуть изогнувшись, встала на ноги, выпрямилась, и чуть согнув ноги, расставив их, прислонилась спиной к пилону, двигаясь в такт музыке. Мой танец с элементами акробатики продолжался минуты три, после чего я в один из моментов сбросила бюстгальтер. Протанцевав ещё с минуту, я услышала.
- Всё достаточно, - раздался голос Майкла из зала. Ди-джей выключил музыку. – А вне шеста, что умеешь? - Переобуюсь, - сообщила я и надела туфли, которые прихватила с собой. Снова зазвучала музыка. Я любила танцевать, и мне было не так важно, что обо мне думают в этот момент.
Я танцевала как бы для себя, хотя танец отрабатывала, наслаждаясь умением владеть своим телом, которое двигалось в такт музыке, словно само по себе. Я получала удовольствие, и уже не думала, как смотрюсь. Но это сейчас, а ранее я много репетировала перед зеркалом в танцзале, стараясь, чтобы движения были красивыми и не однообразными. Многочасовые занятия дали результат.
Я спустилась со сцены и, подойдя к столику, опустилась на диванчик. Майкл внимательно посмотрел на меня: - Ты где училась акробатике с шестом?
- С шестом я работала не много. Я больше работала в танцевальных клубах. - Он понимал, о чём я говорю. В танцевальных клубах нет шестов, и деньги там зарабатывают танцами. - Акробатикой занималась, учась в школе, как и танцами. Я и сейчас хожу на занятия. - Заметно. У тебя мало повторяющихся движений. Значит так, - решил он подвести итог, - завтра приходи часам к двум, будет владелец. Его зовут Константин Николаевич, с ним и подпишешь контракт. Я ему скажу своё мнение. - А условия? - Это с ним. - Но есть же что-то усредненное? - Есть, но у каждой девушки свои условия, в зависимости от её способностей или возможностей. Ты уже не новичок и понимаешь, что вы все арендуете пространство клуба. Вы из своих доходов платите всем, за каждую ночь. Вы содержите штат, - улыбнулся он, - в том числе и меня. Схема стандартная, процент клубу, остальное тебе. Бывают исключения, но это и есть исключения. Так что все условия с ним. – Чуть прищурив глаза, он произнёс: - А с тобой видимо будет нелегко. - А с кем легко?
Я никогда не видел ещё тебя красивой такой, Меня слепит блеск твой. И столько приглашений сегодня от стольких мужчин Хотя бы на танец один, ты равнодушна к ним. Это тёмно-красное платье, и в волосах твоих играет свет... Я был слеп.
Леди в бордо танцует со мной Щека к щеке, Мы здесь одни, лишь я и ты, Так и должно быть. Даже не знаю, как зовут тебя, Но мне не забыть Ночь эту никогда.
Chris De Burgh - Lady In Red (Отрывок) Автор: Евгений Шпунт
Я покинул родимый дом, Голубую оставил Русь. В три звезды березняк над прудом Теплит матери старой грусть. Золотою лягушкой луна Распласталась на тихой воде. Словно яблонный цвет, седина У отца пролилась в бороде. Я не скоро, не скоро вернусь! Долго петь и звенеть пурге. Стережёт голубую Русь Старый клён на одной ноге, И я знаю, есть радость в нём Тем, кто листьев целует дождь, Оттого, что тот старый клён Головой на меня похож.
Я покинул родимый дом… Поэт: Сергей Есенин
Мрачный неправильный двор. Высокие тёмные здания.
Внезапно мы замечаем: двор почти одновременно заполняют люди. Их много. Мужчины, женщины, подростки. Все в чёрном. Чёрные плащи. Шестигранные чёрные кепи с бортами – у всех. Они почти одновременно поднимают чёрные зонты, раскрывают их и держат так, словно это – щиты. Шоу эта спонтанная труппа играет для нас. В этом дворе-трапеции мы – единственные зрители. Правда, никто специально эту фантасмагорию для нас не объявлял. Мы просто присели отдохнуть и продумать дальнейшее путешествие. Мы пришли вовремя. Нам стало интересно: что они будут делать дальше?
Вся эта странная толпа на несколько минут оказывается окружённой мрачными гигантскими лепестками расправленных зонтов. Жуткая чёрная роза. Один расправленный зонт находился очень близко от меня, и я заметила, что он не новый.
Боже, мама дорогая! Врач мне выписал рецепт: Кто поймёт, язык ломая – Медицинский тот адепт! Хо… ноблоки… Миорела… Вазодилати… кошмар… Это для души иль тела, Иль отпугивать загар? С медицинского на русский Кто сие переведёт? Круг моих познаний узкий – Шаг назад, и два вперёд)))
Врач мне выписал рецепт Автор: Ирина Фетисова
Вдохновение – описание одного медицинского препарата:
Фармакологическое действие:
Миорелаксирующее средство (1), оказывает избирательное угнетающее влияние на каудальную часть (2) ретикулярной формации (3) мозга, обладает центральными холиноблокирующими свойствами (4) . Не оказывает влияния на периферические отделы нервной системы, оказывает слабое спазмолитическое и вазодилатирующее (5) действие.
Врач мне выписал рецепт Автор: Ирина Фетисова ________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
(1) Миорелаксирующее средство - Миорелаксант. Препарат, который влияет на функцию скелетных мышц и снижает мышечный тонус. Его можно использовать для облегчения таких симптомов, как мышечные спазмы, боль и гиперрефлексия. Термин "миорелаксанты" используется для обозначения двух основных терапевтических групп: нервно-мышечных блокаторов и спазмолитиков. (2) влияние на каудальную часть - Каудальная часть. Уровень среднего, продолговатого и спинного мозга. (3) ретикулярной формации - Ретикулярная формация. Образование, тянущееся вдоль всей оси ствола головного мозга. Своим названием оно обязано сетчатой структуре, образуемой его нервными клетками с очень сложными связями. (4) холиноблокирующими свойствами - Средства (холиноблокаторы) – это группа химических веществ, которые проникая в организм человека, блокируют холинергические рецепторы (один из видов рецепторов запускающий нервные импульсы). (5) вазодилатирующее действие - Вазодилатация. Расширение кровеносных сосудов. Это происходит в результате расслабления гладкомышечных клеток в стенках сосудов, в частности в крупных венах, крупных артериях и более мелких артериолах. Этот процесс противоположен сужению сосудов, которое представляет собой сужение кровеносных сосудов
Игра. Мы, на сцене — актеры .Вы в зале, вы — зрители. Но это условность. Недаром великий Шекспир Сказал, что все люди — всего лишь ролей исполнители, А сцена театра — весь нас окружающий мир.
Давайте сыграем.Сыграем, конечно, в приятное. Сыграем с Парижем и Францией партию-блиц. Сыграем, шутя, в очевидное — невероятное Смешение времени, нравов, событий и лиц.
Вы всё это где-то читали, когда-либо видели, А что-то по ходу подскажет игра нам сама. Итак, в добрый час! Мы сегодня — актеры, вы — зрители. Мы вместе играем в роман господина Дюма.
Автор: Алексей Апухтин — Актёры
Сколько себя помню, каждое утро папа будил меня лёгким прикосновением к щеке, шепча: «Дашенька, доченька, проснись, скоро солнышко встанет, в школу пора, просыпайся, малыш». Откроешь глаза, а он стоит над тобой, большой-большой, с пышной шапкой вьющихся тёмно-русых волос и смеющимися голубыми глазами. От него всегда пахло красками, деревом, свежими опилками и... успехом, особенно когда в суматохе будней он готовился к премьере, волновался и нервничал из-за каждого гвоздя, неправильно вбитого рабочими сцены, или из-за недосохшей краски на декорациях.
В доме было много вещей, которые не могли существовать без отца, как и он без них: рулоны ватмана – этакие макаронины, связанные вместе по несколько штук; гигантские этюдники, впопыхах втиснутые между стеной и нашим единственным шифоньером, который с годами отодвигался всё дальше и дальше от стены, а несчастные боковые стенки еле-еле выдерживали тяжесть наваленных на них эскизов; макеты к очередному спектаклю, обычно лежащие на столе, под кроватью (старые задвигались глубоко под письменный стол)... Были и такие, которые совсем не пошли в дело – те он любовно, на всякий случай, складывал на антресоли, так он называл им самим сделанные навесные полки с дверцами прямо над входной дверью. И, конечно, мольберт. К нему никто не имел права прикасаться. Это была святыня. Отец работал главным де-ко-ра-то-ром в дра-матическом театре. На театральных афишах, висевших в нашей комнате, я с гордостью читала его имя: Георгий Белоцерковский. Афиши были моим первым букварём, по ним я учила буквы, складывала слоги и, запинаясь, прочла первое предложение.
...А ещё была «священная Закулиса». Мне всегда казалось, что она живая, потому как с самого детства Закулиса вносила немало авантюрного и лихорадочного в нашу жизнь. В ней всегда что-то происходило: то она нечаянно сталкивала кого-то с кем-то; то подкидывала под каблуки «ведущей и всеми уважаемой, заслуженной» оставленные аккурат на пути молоток или деревяшки, и тогда, спотыкаясь, актриса скверно ругалась и на чём свет стоит поминала всех, кто Закулису не любит и не может правильно организовать работу.
...А ещё Закулиса имела отвратительную привычку шептаться и перешёптываться, путать всем карты и напаивать актёров в стельку после очередной премьеры. Закулиса знала все семейные драмы: кто кого бросил, кто к кому приехал, и кто у кого родился. Она знавала слёзы и гомерический смех, но главное, что ей было присуще – это беспре-дельная любовь каждого, кто хоть раз побывал в ней или хотя бы вдохнул её запах.
Закулиса трепетала с каждым актёром, предвкушающим успех, переживала и с теми, кто выходил на сцену впервые, и с теми, кто делал свой последний шаг в финале заключительного спектакля, прежде чем окончательно покинуть подмостки...
Она никогда не соперничала со сценой, ей это было ни к чему. Она торжествовала от невидимой власти – создания волшебства для сцены – и потому мирилась со своим положением. Она была вечной, как и театр.
Закулиса принимала тысячи поклонников – с цветами, шоколадом и шампанским... Впрочем, как и моя бабушка.
Да, бабуля была актрисой, и с юности она славилась своим неуёмным характером и невероятной красотой. Даже сейчас, в преклонном возрасте, она позволяла себе надевать шляпки с вуалетками и тонкие кружевные перчатки, а её дивные русские шали, доставшиеся в наследство по женской линии от таких далёких предков, что никто уже и не помнил от кого, до сих пор вызывали зависть у женщин.
Мы с подругой в ресторане, Отдыхали в поздний час. Тихо музыка звучала... Пианист играл для нас. Ты за столиком напротив, Стрельнул томный, нежный взгляд, Засмущалась я немного... И в ответ, как луч зажглась! Танго вместе танцевали, Ты шептал, что сам не свой...
В ресторане (Избранное) Автор: Мила Кайгородова
И всё бы это действительно могло остаться завораживающим пикантным воспоминанием, если бы сейчас я снова не поймала на себе его взгляд. Он отвлёкся от переговоров и посмотрел на меня. Этот взгляд длился всего секунду, но у меня совсем не осталось сомнений, что я не обозналась. По мне будто огнём полоснули, и я ощутила, как на коже встала дыбом каждая волосинка. Усилием воли не позволила своему дыханию стать глубже.
Невероятно. Я почувствовала возбуждение от одного только его короткого взгляда.
Шейх вернулся к общению за столом переговоров, а я попыталась делать заметки в планшете, выполнять свою работу. Это было невероятно сложно. Буквы плыли перед глазами, всё словно заволакивало туманом. Кожа горела, а во рту стало сухо.
Я едва дождалась окончания саммита. Мне хотелось скорее вернуться домой и рухнуть в постель. Осознать всё, о чём я узнала, переварить это и жить дальше. Переварить в себе, чтобы оставить в прошлом, запереть в те четыре дня воспоминаний.
Головокружительных четыре дня.
И я понятия не имела, каким образом смогу склепать материал до восьми вечера и отправить его Главвредине. Записей как кот наплакал, а в памяти не осталось вообще ничего.
После обсуждения была совместно с гостями проведена пресс – конференция, на которой я не задала ни одного вопроса. Сидела молча и пялилась. Но Нафиз на меня больше ни разу так и не посмотрел.
Но он и не должен был. Кто я такая? Случайный секс, каким бы горячим он ни был, не ставит вровень шейха и простую журналистку.
Когда представителей восточных стран пригласили на закрытую выставку экономических и военных достижений, куда прессе дорога была закрыта, я вышла на улицу и глубоко вдохнула. Было ощущение, что всё время в зале я не дышала, и теперь лёгким больно от ворвавшегося в них воздуха.
Мне нужно было проветриться, и я решила пройтись. Вызову такси позже где-то по пути.
Я шла медленно по проспекту, рассматривая здания вокруг. В голове кружились мысли, но я не концентрировалась ни на одной. Просто шла.
Потом мне позвонила Иринка, и мы договорились встретиться. Всё равно статью я сегодня писать не собиралась, просто не смогла бы. Но мне нужно было с кем – то поделиться. Я не знала, поверит ли мне подруга, пусть даже и нет, но мне хотелось рассказать. И выпить. Бокал вина сейчас точно был бы кстати.
С Ирой мы условились встретиться возле супермаркета недалеко от угла её дома. Такси я всё же вызвала и через двадцать минут была на месте. Ирины видно не было ещё.
Я допила воду из своей бутылки и решила пройтись за супермаркет, чтобы выбросить бутылку в бак. Таскать в руках её не хотелось, а урна у порога была так переполнена, что туда даже окурок было не приткнуть. И куда только смотрел управляющий магазином?
Я обогнула магазин, прошла несколько метров за ним по проулку к баку, как вдруг услышала сзади звук подъезжающей машины. Обернувшись, увидела огромный чёрный внедорожник, остановившийся под углом так, что проход оказался перегорожен.
Я вздрогнула, но потом подумала, что, скорее всего, водитель просто стал как ему захотелось, а заехал сюда, возможно, для того же, что и я – мусор выбросить. Ну или мало ли…
Но тем не менее, к баку я всё же не пошла, а решила вернуться ко входу в магазин и дождаться Ирину. Но едва направилась к узкому месту, где можно было пройти, как двери внедорожника распахнулись и с обеих выпрыгнули на землю два крупных мужчины в чёрных костюмах.
По позвоночнику пробежала неприятная прохлада. Что им могло понадобиться от меня? Никаких разоблачающих статей я не писала, ничьи постыдные семейные тайны не вскрывала.
Мужчины остановились по обеим сторонам машины. Они явно перегораживали мне проход. Я смотрела на них, не зная, что и делать. Бежать было некуда. Звать на помощь, судя по всему, бессмысленно.
Ну кто мне мог помочь? Работяга, забежавший в магазин за хлебом и пивом? Или менеджер среднего звена, которого отправили в ближайший супермаркет пополнить общие запасы кофе?
Никто.
Тут дверь машины открылась снова и из неё вышла женщина. Она была славянкой, но голова покрыта платком.
– Ксения Андреевна, добрый день, – довольно учтиво обратилась она ко мне. – Меня зовут Анна. Прошу вас проехать с нами. – Куда? – спросила я, стараясь, чтобы голос не дрожал от страха. – Мне неизвестно. Моя задача – обратиться к вам. – Но они же знают? – я кивнула на одного из мужчин. – Знают, но им запрещено обращаться к вам. – Почему? – Потому что вы – чужая женщина.
Какая странная формулировка. В моём восприятии это что-то из детства по типу «это чужая тётя, с ней не надо разговаривать». Но вряд ли эти большие мальчики меня боятся.
Я понимала, что это уже нервное, когда едва не хихикнула в ответ на свои мысли. Но на самом деле мне было очень страшно.
А потом как гром среди ясного неба прострелила мысль – а что если это от него? От Нафиза. Есть же такая вероятность?
– Выбора у меня нет? – я взяла себя в руки, глубоко вдохнув. – К сожалению, – мягко кивнула Анне, подтвердив. – И, пожалуйста, набросьте.
Она протянула мне белый газовый шарф, который я до этого не заметила в её руках. Я взяла платок и прикрыла волосы, подвернув концы на шее, а потом последовала за женщиной в машину на заднее сиденье.
Когда садилась, увидела Ирину, стоявшую на углу чуть дальше. Она выглядела бледной и испуганной.
А потом за мной захлопнули двери.
из книги Малиновской Марии - Хэриб. Чужестранка Для Шейха
Вопрос один и нет ответа ! И тяжело дышать под час! Ну неужели не заметно , Как много грустных женских глаз?
Они в себе, все держат молча. Нельзя нести сор из избы! А это может чья-то дочка, А кто-то жизнь её разбил…
Не скажет ей плохого слова, На людях все, так хорошо! А дома ей претензий столько, Что просто, воет всё нутро…
Когда то, пыль в глаза ей бросил, Отцу и матери родной . Всем показал, что он хороший И для неё он был герой!
Она с ним рядом, всё прекрасно. Но он, как будто бы другой! Стал он ревнивым и опасным! И на неё лишь, только злой.
абьюзер (Избранное) Автор: Ириша Иванова
А крепка она была, точнее,- здорова, как конь под Ильёй Муромцем на бессмертном шедевре Васнецова. Точнее даже, как – белое правое заднее копыто у этого коня. Монолитная, одним словом.
У многих мужчин, которые с нею сталкивались по служебной необходимости, вызывала даже робость. Вообразите себе женщину в метр восемьдесят с могучей спиной и бёдрами и при этом небольшим бюстом. Но руки, руки были такими, которыми удобно душить котят или младенцев… И вы тоже оробеете.
Всегда сурово сдвинутые брови, вернее, то место, где брови должны быть, но их не было, а потому Марь Васильна рисовала их каждое утро чёрным карандашом перед зеркалом в ванной. И при рисовании не скупилась. Под бровями покоились незабудково-синие треугольные глаза, выражение которых понять было трудно: на все случаи жизни было выражение, короче говоря. Пухлявые губы бантиком. И всё это великолепие завершалось монументальным подбородком. Одним словом, именно такие женщины должны входить в горящие избы и останавливать коней. Причём, в избы – как к себе домой, а кони, скорее всего, сами, завидя их ещё издали, останавливаются и ложатся у ног, словно преданные псы.
При этакой внешности была Марь Васильевна уж конечно же не балериной и не учительницей, а старшим товароведом в большом продуктовом универсаме. И товароведом была отменным, потому что конфликтов с поставщиками у неё не было, точнее – у них с нею, потому что чувствовали они, что будет это отнюдь для них не безопасно. Персонал в магазине был ею вышколен. Причина была та же. Марь Васильевна запросто могла вызвать к себе в крохотный кабинетик, большую часть кубатуры которого занимала сама, а потому посетителю приходилось жаться, стоя, у стены, кого-нибудь из провинившихся и роскошным громовым голосом убедить его всего двумя-тремя фразами в совершеннейшей неправоте. Как вы, наверное, понимаете, с нею даже не пытались спорить.
Магазин был круглосуточным. И когда она узнала, что Зинка, одна из продавщиц, из-под полы ночью торгует алкоголем, то просто призвала ту к себе и коротко сказала:
- Всё. Наработалась. Пиши заявление,- и протянула ей лист чистой писчей бумаги формата А-4.
Зинаиде даже не пришло в голову задать вопрос «за что?». Она просто вышла, написала заявление и оставила его у бухгалтера, чтобы больше не беспокоить Марь Васильну. Иногда в магазине случались инциденты или просто недоразумения с покупателями. Тогда Марь Васильну в торговый зал приглашали. Она просто начинала присутствовать. И «недоразумение» как-то так, само, начинало рассасываться, ликвидироваться и сходить на нет. Марь Васильне оставалось только дождаться финала и, уходя, бросить через плечо фразу:
- Спасибо за понимание. Приходите к нам ещё…
Если у кассы отлавливали мелкого воришку, уличённого в желании вынести что-нибудь, минуя кассовый аппарат, то опять призывали не охранников, а Марь Васильну. Она молча смотрела на конфискат, потом бурчала мошеннику:
- Идём за мной, - и отводила его именно к тому прилавку, на котором этот товар покоился. Там останавливалась лицом к товару и, не глядя на злоумышленника, командовала: - Ложь на место…
И он «лОжил».
Тогда Марь Васильна, указав глазами на дверь, «просила»:
- Шагом марш отсюда. Больше в наш магазин не заходи…
И не заходили. Полицию в магазин тоже никогда не вызывали.
Когда же у кого-то из сотрудников случались какие-нибудь события (рождение там или – наоборот), и они хотели отметить это в коллективе, Марь Васильну обязательно приглашали. Она заходила, поздравляла или, наоборот, сочувствовала, выпивала и ровно в 17-00 покидала свой кабинет, чтобы выдвинуться в сторону дома. Сумку с продуктами ей заранее готовил кто-нибудь из персонала, по её, конечно же, указанию.
Знающие люди говорили, что Марь Васильна очень любит мужа, с каковым проживает в трёхкомнатной квартире в трёх автобусных остановках от магазина, а потому старается не огорчать его своими опозданиями с работы.
Муж действительно был. У него даже было имя – «Илья Сергеич». И он ожидал супругу дома, потому что давно уже не работал по причине того, что… была у него супруга, Марь Васильна.
Когда она входила в квартиру, открыв двери собственным ключом, он орал из кухни, где смотрел телевизор:
- Опять опоздала?!. Сколько же это будет продолжаться!..
Потом появлялся в прихожей в тренировочных штанах с пузырями на коленях и вылинявшей майке, из-под растянутых лямок которой торчали вострые плечики, сплошь покрытые веснушками и редкими рыжими волосами. Лысина, обрамлённая симметрично почти по всему периметру остатками рыжей же шевелюры, краснела от гнева, а потому веснушки на ней становились почти не заметными. Он подходил вплотную к провинившейся супруге и, шипя по-змеиному, говорил ей:
- Наклонись!.. Наклонись, я сказал!!.- и мелкие капли слюны летели при этом в разные стороны.
… Когда она склоняла к нему лицо, он несколько раз наотмашь хлестал её по щекам. Она при этом только жмурила глаза…
