Я отвыкаю ...
Блюдёт братва придонная
Законы Посейдона.
Прекрасные актинии,
Как ядом окатили.
Раскидывая узы,
Плывут кубомедузы.
Свирепые полипусы
В клубок единый слиплись.
Чужой обед порадовал.
Не брезгуют и падалью,
Коль не хватило крабов,
Погибнуть должен слабый.
В пучине моря люто
В объятьях душат спруты
Друг друга, тянут в клюв,
Ни капли не всплакнув.
Собратия - моллюски
Привычные закуски
Им никуда не деться -
Стучат внутри три сердца.
Кровища голубая
Там жабры омывает.
Любой головоногий -
Злодей с большой дороги.
Бывало сам себя он грыз-
Авто каннибализм!
Ну, а на то он и злодей,
Чтоб всё, как у людей.
Спруты
Автор: Алла Авдеева
В трёх верстах от города Нарвы, близ местечка Кулы, река Нарова образует водопад, и светлые её воды с шумом низвергаются с высоты 14 футов по острым, как бы отточенным, камням, разбиваясь об них в мельчайшие брызги, далеко по сторонам рассыпая водную пыль и разнося однообразно гудящие звуки.
Невдалеке от берега на разостланных войлоках сидели знакомые нам Чурчила и Дмитрий.
Оба молчали, погружённые в глубокую думу.
Вокруг них, вповалку, лежали товарищи, плотным кольцом окружая своих предводителей.
Царившая тишина нарушалась лишь гулом водопада, а вокруг этого стана вольных дружинников расстилались необозримые обнаженные поля и дымилось селение Кулы, накануне взятое ими на копьё и выжженное дотла.
Все дружинники были в полном вооружении, что доказывало, что они не намерены были ограничиться вчерашним пожаром, а были готовы вскочить на коней и ринуться за новой добычей.
Их сильные шишаки, кроме наличников, имели назади опущенные сетки, сплетённые из железной проволоки, а наборные доспехи кольчуг, охватывающих и груди, доходили до колен, на ноги, кроме того, были надеты набедренники.
Чурчила первый прервал молчание.
– Куда же нам теперь метнуться? Разве на крепость Ниеншанц. До громить её? – спросил он, ни к кому особенно не обращаясь.
– Мы и так в ней не оставили камня на камне, хотя и не спалили её, как эту, – ответил Дмитрий, указав рукою на погорелые Кулы.
– Мне, надо сознаться, не хотелось об неё и рук марать, да всё ж эти железные дворяне Божьи сами стали задирать нас, когда мы ехали мимо, пробираясь к замку Гельмст, – они начали пускать в нас стрелы… У нас ведь и своих много, – заметил Чурчила.
– Вестимо, не спускать же немчинам, – вставил своё слово один из дружинников, Иван, по прозвищу Пропалый, и поправил свой меч, висевший на широком ремне через плечо.
– Не пора ли и восвояси, кажись, довольно побушевали, – сказал Дмитрий.
– Восвояси! – воскликнул с горечью Чурчила. – Да лучше в ад кромешный! Давно ли мы здесь, да и что делали? Это была не драка, а ребячья игра!..
– Выгодная присказка, особенно когда не пропадёт охота мериться плечом с сильным врагом, – промолвил Пропалый.
– Да, когда разойдётся рука, только помни это присловье, стыдно уж станет попятиться, – сказал Чурчила.
– Мы, кажись, так и поступаем, а ты служишь примером, я был всегда твоим однополчанином и следую давно этому правилу. Верно ли говорю я? – спросил Чурчилу Дмитрий.
– Что тут говорить, конечно так. Да и к чему это? Разве мы сомневаемся в тебе, Дмитрий. Не тебе бы это говорить, не мне бы слушать…
– Да так, к слову пришлось. А теперь, когда я доподлинно знаю, что слова мои не сочтёшь за язык трусости, я далее поведу речь свою. Широки здесь края гарцевать молодцам, много можно набрать золота, вино льётся рекой, да и в красотках нет недостатка, но в родимых теремах и солнышко ярче, и день светлее, да и милая милей. Брат Чурчила, послушайся приятеля, твоего верного собрата и закадычного друга: воротимся.
– Нет, родина теперь для меня – пустыня! Не смущай меня, не мешай мне размыкать грусть, или домыкать жизнь. Поле битвы теперь для меня – и отчизна, и пища, и воздух, словом, вся потребность житейская, только там и отдыхает душа моя – в широком раздолье, где бренчат мечи булатные и баюкают её словно младенца песней колыбельною. Не мешай же мне! Я отвыкаю от родины, от Насти.
из романа Гейнце Николая Эдуардовича - Новгородская вольница
Отредактировано КАтюша (2024-01-02 12:30:33)
