Матф. 21:42,43 — "Иисус говорит им: неужели вы никогда не читали в Писании: камень, который отвергли строители, тот самый сделался главою угла? Это от Господа, и есть дивно в очах наших?" Глядя на них с сожалением Спаситель продолжал: "Потому сказываю вам, что отнимется от вас Царство Божие и дано будет народу, приносящему плоды его; и тот, кто упадёт на этот камень, разобьётся; а на кого он упадёт, того раздавит".
Крис меня любит. Может быть, он не меня любит, а просто защищается от самого себя, дело не в этом. Неважно, почему человек любит: это у всех по-разному. Но я становлюсь человеком и чувствую нисколько не меньше, чем вы, поверьте. Я уже могу обходиться без него. Я люблю его. Я — человек. — «Солярис». Монолог Хари.
Это также путь Отца, который посылает своего сильного сына; и он [сын] производит из себя Деву, снаряжённую пятью силами, которыми она может сражаться против пяти бездн Тьмы. Когда Страж [?] стоял на границе Света, он показал им свою Деву, которая есть его душа; они встряхнулись в своей бездне, желая превознести себя над ней, они открыли свои уста, желая поглотить её. Он крепко держал её силу, он распростер её над ними, подобно сетям над рыбой, он пролил на них её дождь, подобно очищенным облакам воды, она толкнула себя в них, подобно пронизывающей молнии. Она подкралась к их внутренним частям, она ограничила их... - Псалом CCXXIII манихейской Книги Псалмов.
«Ты, волна моя, волна! Ты гульлива и вольна; Плещешь ты, куда захочешь, Ты морские камни точишь, Топишь берег ты земли, Подымаешь корабли... (А.С. Пушкин)
Я на охоте, на дикую лису, Здесь нужно быть всегда на чеку, Услышать, твои шаги, прочитать мысли твои.
Кап-кап-кап-капканы расставлены повсюду, Ты не бойся, детка, больно не будет, Привороты , зелья я не буду варить. Ведь я - охотница, просто могу пристрелить!
Здесь нужно чувствовать лишь тебя одну. Ты зашла на территорию мою. 5, 4, 3, 2 - пах , я тебя пристрелю!
Да, да, да будет нелегко, но я смогу рассмотреть твое смазливое лицо. Как не крути, но поменять что сможешь ты? Ведь я охотница, а ты мое зверьё! Не бойся больно не будет...
Текст песни Fialka Project - Охота на лис
18 + (!)
Цветок совсем зачах, а наши корабли достигли тёплых вод. Тогда я, словно обезумев, выбежал из каюты, что-то крикнул своим людям, и, скинув лодку на воду, поплыл обратно в страну, уснувшую под снегом. Казалось, волны помогают плыть быстрее. В те минуты, когда забывался сном, видел перед собою её, она была довольна, но всё ещё слаба, как и цветок. Доплыв до берега, пробирался через сугробы, белизна которых резала глаза, казалось, ещё немного и ослепну. Ветра били в лицо, не давая подняться на ноги. Совсем замёрз и обессилел. Цветок же ожил, расправив свои очаровательные лепестки, одаривая ароматом. Так пахла она. Лежа на животе, я всё полз и полз вперёд. Сил не осталось. Умирал, держа прелестное создание в руке, любуясь им перед тем, как навечно сомкну глаза.
Ты умрёшь. Нет шансов выжить. Чувствуешь, как дурман спадает? - произнёс кто-то ехидно. Тут словно прозрел. Как мог... Я, великий воин и маг, умираю, как простой никчемный человек. - Вы же предупреждали... - усмехнулся из последних сил. - Да. Изучи чужие народы. - Я запомню ваш совет. - Мы живём в холодной и порой безжалостной стране, воюем со стихиями, и природа иногда помогает нам. Но наши сердца горячие и живые. Ты живёшь в жаркой стране, но солнце и изобилие лишили вас человечности. - Вы не похожи на других. - Я рождена на границе снежных лесов, моя мать беглянка, родом с того же острова, что и ты. Злая шутка Богов над верноподданной, - последнюю фразу она произнесла с особой грустью. Присела рядом, взяв мою ладонь, целуя замёрзшие пальцы. Знала, что не почувствую прикосновений. - Ненавижу тебя. Я должна была остаться чистой, дабы, умерев, предстать перед Богами и закончить свой путь. Но их желанием было сплести наши судьбы в единый узор. - Вы от меня никуда не денетесь, - радостно оскалился в ответ. - Мы повстречаемся вновь. - О, да, - она скорбно посмотрела в сторону желтеющего заката. - О, да. И ты будешь помнить этот урок и отомстишь мне. Жаль, я не пойму твоей озлобленности, твоего интереса. И так из жизни в жизнь мы будем поочередно ненавидеть друг друга. Есть ли шанс всё исправить? Спи. Тебя сразила гордость.
Я буду наблюдать за мелочами: Попеременно стен коснусь плечами И упаду в огромный синий мяч, Потом вскочу, от хохота качаясь.
Когда я, окончательно отчаясь, Сожму зубами старости калач, Рисунками на лоскутах обоев И тем, что нас, по крайней мере, двое, Утешь меня. Да и сама не плачь.
Мелочи Автор: Пётр Баранов
Чтобы сценарий заинтересовал студию так, чтобы она готова была вам заплатить за него и снять по вашей истории фильм, просто написать её недостаточно. Нужно научиться правильно подавать свою историю и продавать. Перевели для вас статью Венди Крам - владелицы "LA for HIRE", одной из ведущих консалтинговых компаний, которая помогает сценаристам продавать и запускать свои проекты в производство.
Важнейшим элементом продажи сценария является наличие в нём убедительного, запоминающегося главного героя. Создание такого персонажа - ключевой компонент, чтобы заманить звезду на главную роль и инвестора или рекламодателя со стороны студий, телевизионных сетей, потоковых сервисов или других источников. Тот же принцип применяется в романах и биографиях, которые книжные издатели решают приобрести.
Чтобы продюсеры могли определить, хотят ли они приобретать конкретный проект, важно максимально повысить вероятность того, что проект привлечет большую аудиторию в кинотеатрах или на телевидении, а продюсеры получат отдачу от вложенных инвестиций. Если бы вы сами были на их месте и выкладывали кучу денег, вы бы хотели минимизировать риск. Сегодня средний бюджет фильмов в Голливуде примерно 20 миллионов долларов, плюс еще 20 миллионов долларов на маркетинг и рекламу для его продвижения. Это много денег! Так что же делать, если у вас нет личного бренда с лояльной аудиторией, выпущенного вами раньше бестселлера или созданного героя комиксов? Что же это за переломный момент, который заставит продюсера захотеть финансировать проект?
Ответ прост – продюсеры должны влюбиться в сценарий. Но что заставляет людей влюбляться? Они чувствуют важность темы, но прежде влюбляются в характер персонажа и поэтому глубоко заинтригованы и вовлечены в его путешествие. То же самое касается актеров и режиссёров. С убедительным характером персонажа, продюсеры укрепляют свои позиции и уверенно чувствуют себя в способности привлечь звезду на главную роль. Участие звезды даёт дальнейшую уверенность, что фильм будет кассовым и инвесторы получат прибыль со своих инвестиций.
Продать сценарий: как и кому (Избранное) Блог студии Снегири
НУТРИИ БРОДЯТ ПО СВЕТУ, ИЩУТ СЕБЕ ПРИМЕНЕНИЯ. КТО-ТО ИЗ НИХ СТАНЕТ ШУБОЮ, КТО-ТО АВТОРОМ СТИХОТВОРЕНИЯ. КОГО-ТО УБЬЮТ В ДОРОГЕ, НУ А КОГО - ОБОГРЕЮТ. У НУТРИЙ ХВАТАЕТ ТЕРПЕНИЯ - РУГАТЬСЯ ОНИ НЕ УМЕЮТ. ИМ ЧУЖДЫ ОБМАН И ПРЕДАТЕЛЬСТВА, РАНИМЫ ИХ ТОНКИЕ ДУШИ. НУТРИЙ НЕ СТОИТ ОТЛАВЛИВАТЬ, ИХ МОЖНО ПРОСТО ПОСЛУШАТЬ. ЖИЗНЕННЫЙ ВЕК НЕ ДОЛОГ. НУТРИИ ЭТО ЗНАЮТ. ПОЭТОМУ САМЫМ БЛИЗКИМ ПОЭМЫ И СОЧИНЯЮТ.
Из цикла нутрии Автор: Наталья Кутейщикова
Здесь, на огромной глубине (теперь уже никто не возразит, что глубина у впадины огромная) жили большие рыбы. Большие рыбы с большими зубами, чтобы есть других рыб, с большими белыми глазами, потому что в темноте и видеть не надо было… Эти рыбы были почти бесцветными, ведь зачем краски в такой темноте да к тому же с такими глазами. Но у них были светящиеся плавники и усики, чтобы всё-таки увидеть других рыб. Вот куда попала наша икринка.
И, когда из икринки вылупился малёк, рыба-мама очень удивилась, что он такой маленький, с такими маленькими зубками и совсем не светится! Рыба-папа подплыл к нему поближе, посветил на малька своим фонариком, разглядел, вздохнул м сделал вывод: «В семье не без урода. Это он, видно, в твою мамочку уродился», - сказал рыба-папа Рыбе-маме, а та молча согласилась.
Вот так. Назвали нашего маленького рыбка именем Маки, что на древне рыбьем языке означало: «Какой же ты уродец, но мы всё равно тебя любим». Вот такое имя. Маленький Маки сначала очень стеснялся этого имени, а потом притёрся, привык и стал жить спокойно. С течением времени его глаза побелели, как и у других рыб, а красивые краски поблёкли до прозрачности, ведь на такой глубине они были никому не нужны. А вот зубы у Маки не выросли и светится он не начал, как ни надеялась нам это Рыба-мама, украдкой вздыхая и поглядывая в его сторону. Ох и тяжело ему жилось!
Во-первых, есть он мог только крошки, которые выпадали изо ртов других рыб, передвигался кругом только со своей мамой или с одним из сорока своих братьев, тем, что его соглашался терпеть, ведь кто захочет тягать за собой слепого несветящегося калеку, который видит только благодаря твоему фонарику да и еду себе сам достать не может! В общем, братья гоняли, дразнили и издевались над Маки, папа-Рыба его вообще не замечал., а рыбы-соседи открыто над ним смеялись, тыкая в его сторону плавниками. Только Рыба-мама иногда гладила его по голове и подкидывала крошки. В общем, Маки был невыносимо одинок. Он каждый день чувствовал своё уродство, каждый день переживал его, как в первый раз и, уже давно отчаявшись найти себе друзей (даже глубоководные слизни, которых-то и за рыб никто не считал, и те потешались над бедным Маки) тихо плакал вечерами, уткнувшись носом в большой мама-рыбий хвост. И всё бы ничего, и так жить можно, если бы не пришла пора заводить потомство. Маки даже и не пытался бы, если бы не грустные глаза Рыбы-мамы и не её горестные вздохи.
В один день Маки увязался за одним из своих братьев, ведь нельзя же искать невесту совсем без света! Они долго плавали вдвоём, но рыбы-невесты со смехом расплывались, гордо помахивая своими бесцветными хвостами, пока одна рыба не сказала одному из братьев Маки: «Ты такой красавец и таскаешь за собой этого уродца!» Тут брат злобно глянул на Маки. Не выдержал, и со всей силой ударил его хвостом (почти оглушил) и быстро-быстро уплыл, оставив беззубого уродца одного в темноте.
Через некоторое время Маки пришёл в себя (чему очень огорчился!) и подумал: «Уж лучше смерть, чем такая жизнь!» Он собрал все свои силёнки и поплыл куда-то в темноту. Он плыл и плыл, не зная даже, куда плывёт. А плыл-то он наверх, туда, где всё ещё медленно бежало истеричное течение, так испортившее ему жизнь. И почему-то именно сегодня и именно сейчас истеричное течение решило сменить скорость, направление, температуру, а заодно и ещё раз изменить жизнь маленького Маки. Оно подхватило его слабое , бесцветное, белоглазое тельце и закружило, завертело. Понесло, понесло, понесло… И выплюнуло. Выплюнуло именно в ту ямку, откуда взяло его ещё неразумной икринкой. В ямке было тепло и мягко. В ямке было, как показалось маленькому Маки, абсолютно безопасно. Абсолютно. А самое главное, в ямке было темно. Это было самое-самое наиглавнейшее.
Пока течение стремительно тащило рыбку в своих объятьях вверх из впадины, поднимаясь почти к самой поверхности, потом глубже и глубже, но не настолько глубоко, чтобы стало темно, на маленькое прозрачное тельце Маки и на его белые глаза навалилось что-то большое, тёплое, яркое и непонятное. Конечно, всю жизнь прожить в темноте! И Маки решил остаться в этой ямке, пока не прейдёт в себя и не поймёт...
Рыба, которая была не похожа на всех, или сказка о просто рыбе (Отрывок) Автор: Моник
У меня друзей не так уж много – Растерял по жизни я друзей. У кого-то дальняя дорога, А кому-то ближе мир вещей.
С кем-то иногда ещё встречаюсь, А других и вовсе потерял. Жизнь - дорога вовсе не прямая – Повороты, ямы, перевал…
Кто-то стал со временем роднее, А другой и вовсе стал чужим. Ни о ком, пожалуй, не жалею. Отвернулся? Ну и бог бы с ним.
Коли ненадёжен и изменчив – Уходи, моей печали нет. Будут неожиданные встречи, Будет новой дружбы яркий свет.
Старые и новые друзья (Избранное) Автор: Веселов Алексей
Она вышла на балкон. Сегодня обещали красивейший звездопад. Подняв лицо в ночное небо, она с тупым равнодушием рассматривала мигающие звёзды. Не падают… Такое состояние души у неё было впервые. Всем сердцем любя природу, она обожала летнее звёздное небо. Оно было глубже и чернее, нежели в другие времена года, а драгоценные природные камни завораживали своим таинственным блеском. Но сегодня её больше влекли яркие искусственные огни раскинувшегося невдалеке города. Неоновые вывески, фары машин, оранжевые окна квартир – вся эта мишура поглощала умиротворяющую темноту ночи. Город словно плыл в розоватой дымке. А может быть пелена слёз в её глазах придавала ему эту необычную зыбкость…
Не в силах отвести глаз от жёлтых огней города, она с горькой усмешкой на губах подумала, что впервые в жизни её душа тянется ко всей этой суетности. Отвергает звёзды. В ближайшей черте города в небе рассыпались яркие разноцветные искорки. Ненастоящие. Праздничный фейерверк. Слеза, подрагивая, сбежала по её щеке. Сегодня в городе было тысячи свадеб. Но она отчего-то твёрдо знала – это салют посвящён ему. И его молодой жене.
Она закрыла глаза и увидела его. В бежевом костюме, со свадебным цветком в петлице. Непременно в бежевом. Это его цвет. Вот он выходит из машины. Он улыбается. Лучики света прыгают в его глазах, вторят звукам его поющей души. Он счастлив. СЧАСТЛИВ! Вот он нежно целует свою невесту, бережно поправляет на ней фату, касается её руки. Она не знает, как выглядит его любовь. Да это и не важно. Наверное, блондинка. Да, непременно блондинка…
Зато его лицо она видит очень отчётливо. Большие карие глаза, добрую улыбку, смешливые морщинки у век, забавные, как у ребёнка, веснушки на носу и на щеках. Самое милое лицо на свете. Вряд ли он даже помнит её. По работе ему приходится общаться с сотнями людей… А в её внешности нет ничего примечательного, её глаза не излучают свет, и весь её облик напрочь лишён чего-то необычного, запоминающегося. То ли дело ОН! Этот человек наделён какой-то внутренней духовной силой, в нём чувствуется уверенность, энергия. И в то же время мягкость, внимательность.
Она вспомнила, как он улыбался ей, смотрел на неё, вспомнила неподдельное участие в его голосе. Этот человек, словно звезда – метеор промелькнул в её жизни, чтобы потом исчезнуть, спрятаться за стеной из семейной жизни… Он будет замечательным мужем и отцом. Она ясно представила, с какой теплотой в глазах он берёт на руки своего малыша, что-то нежно шепчет ему на ушко… Он улыбается. И ни одна из этих звёзд на небе не в силах сравниться с его чудесной улыбкой.
Закрыв глаза, она глубоко вздохнула. Нужно было возвращаться в душную комнату, к своей однообразной, тоскливой жизни. Жизни без ярких звёзд, особенных людей. На прощание она бросила короткий взгляд на город, где он сейчас был счастлив, а затем подняла глаза на небо. Одна звезда вдруг полыхнула ярким пламенем, покатилась по чёрной поверхности неба… Мгновение… и она погасла. Осталась только светлая полоса – путь, который эта яркая звезда прочертила на бархатном полотне ночи.
«Будь счастлив», - прошептала она с нежностью. «Спасибо, что ты есть». «Спасибо, что я тебя встретила». Ей было тяжело, но одно она знала точно – ничто из того, что происходит с нами не случайно. И этот человек, пусть всего на мгновение, как яркая звёздочка-метеор, мелькнувший в её жизни, привнёс в неё свет, любовь и нежность.
Вздрагивает огонёк лампадки, В полутёмной детской тихо, жутко, В кружевной и розовой кроватке Притаилась робкая малютка. Что там? Будто кашель домового? Там живёт он, маленький и лысый… Горе! Из-за шкафа платяного Медленно выходит злая крыса. В красноватом отблеске лампадки, Поводя колючими усами, Смотрит, есть ли девочка в кроватке, Девочка с огромными глазами. — Мама, мама! — Но у мамы гости, В кухне хохот няни Василисы, И горят от радости и злости, Словно уголёчки, глазки крысы. Страшно ждать, но встать ещё страшнее. Где он, где он, ангел светлокрылый? — Милый ангел, приходи скорее, Защити от крысы и помилуй!
Крыса Поэт: Николай Гумилёв
Алексей Алексеевич, взойдя на крыльцо старого дома, велел отбить дверь и вошёл в комнаты. Здесь всё было покрыто пылью, ветхо и полуразрушено. Казачок, идущий впереди, освещал фонарём то позолоту на стене, то сваленные в углу обломки мебели. Большая крыса перебежала комнату. Всё ценное, очевидно, было унесено из дома. Алексей Алексеевич уже хотел вернуться, но заглянул в низкое пустое зальце и на стене увидел висевший косо, большой, во весь рост, портрет молодой женщины. Казачок поднял фонарь. Полотно было подёрнуто пылью, но краски свежи, и Алексей Алексеевич разглядел дивной красоты лицо, гладко причёсанные пудреные волосы, высокие дуги бровей, маленький и страстный рот с приподнятыми уголками и светлое платье, открывавшее до половины девственную грудь. Рука, спокойно лежащая ниже груди, держала указательным и большим пальцем розу.
Алексей Алексеевич догадался, что это портрет покойной княгини Прасковьи Павловны Тулуповой, его троюродной сестры, которую он видал только будучи ребёнком. Портрет сейчас же был унесён в дом и повешен в библиотеке.
Много дней Алексей Алексеевич видел перед собой этот портрет. Читал ли книгу,- он очень любил описания путешествий по диким странам,- или делал заметки в тетради, куря трубку, или просто бродя в бисерных туфлях по навощённому паркету, Алексей Алексеевич подолгу останавливал взгляд на дивном портрете. Он понемногу наградил это изображение всеми прекрасными качествами доброты, ума и страстности. Он про себя стал называть Прасковью Павловну подругой одиноких часов и вдохновительницей своих мечтаний.
Однажды он увидел её во сне такою же, как на портрете, - неподвижной и надменной, лишь роза в её руке была живой, и он тянулся, чтобы вынуть цветок из пальцев, и не мог. Алексей Алексеевич проснулся с тревожно бьющимся сердцем и горячей головой. С этой ночи он не мог без волнения смотреть на портрет. Образ Прасковьи Павловны овладел его воображением.
Чувствую, рядом бабы! . Снился мне ночью девятый вал, Страшная непогода, Видела, как ты держал штурвал И уходил под воду, Чувствую, выброшенный волной, Плачешь под баобабом. Выжил один ты... а всё равно... . Чувствую, рядом бабы
Чувствую Рядом Бабы (Отрывок) Поэт: СолаМонова
Когда мы одни в музеи, мы там рассматриваем с интересом картины. Но не всегда задумываемся о том, кто же нарисован на картине, и какой это жанр. Пейзаж или портрет. Для нас самое главное лицезреть внешней сторону, а не внутреннего содержание.
Однажды к одному художнике явилась для портрета муза. Она просила написать так, чтобы её портрет затрагивал глубины души и потаённые уголки сердца. Сперва подбирался ракурс - платье типа 19 века бирюзовый полубархат. А к высокой причёске тоненькая ниточка жемчуга.
Художник начал писать картину и с каждым мазком получалось феерическое смешение красок.
На белом полутоне сидела женщина 30 лет которой не дашь и двадцати пяти. Ожерелье вплетённое в кудрявые волосы роскошно украсило высокую причёску. На шее сверкал бриллиант в золотой оправе. Женщина сидела в кресле закинув нугу на ногу. Приходя ежедневно к художнику , она стала проникаться в романтическую обстановку. Их взгляды постепенно становились друг другу всё теплей теплей. Однажды, когда они сделали перерыв, его рука стала поглаживать её изящную шейку. На другой день он вдыхал аромат её духов. Горная лаванда завораживала и притягивала его к ней. С каждым днём в нём росло напряжения его мужского естества. Она смущаясь смотрела на него, на такого таинственного и талантливого человека. Наслаждаясь его вниманием она таяла от удовольствия. Его комплименты манили в пропасть из которой не было выхода.
С каждым днём вожделение затуманивало его разум. Он становился как котёнок которому была нужна её ласка и нежность. Она пьянила его своим соблазнительным телом. Даже крепкое вино не ударяло его так, как эта женщина. Когда он пробовал к ней прикасаться она отталкивала его, держала на расстоянии вытянутой руки. Однажды художник не выдержал.
Настал день, она пришла взять свой готовый портрет. Но он не взял с неё плату деньгами. Он был пьян, выпив два стакана вина и у него отключились ниточки самоконтроля. Он схватил её и начал раздевать жадно и торопливо. Его глаза загорелись страстным огнём . Внутри его всё пылало от возбуждения. И он вошел в неё испытав фейерверк чувств. Страсть любовь наслаждения истома всё сливалось в одно неопределённое чувство. Там были только он и она одно целое. Слитые во едино. Они не могли оторваться друг от друга.
Вся невостребованность в любви, вся неудовлетворённость зажгла внутри пламя посильней огня. Их руки и ноги переплелись как лианы. А сердца рвались от наслаждения вдребезги на тысячи мелких осколков. Это райские ощущение сравнимы только с богемным неземным наслаждением. Они провели много ночей и через год поженились. До сих пор страсть пленит их, как рабов любви, затрагивая самые глубокие струнки души. Фантазия женщины. Фантазия №3 Автор: Ольга Шаповалова
Смерть - не скелет кошмарный с длинной косой в росе. Смерть - это тот кустарник, в котором стоим мы все. Это не плач похоронный, а также не чёрный бант. Смерть - это крик вороний, чёрный - на красный банк.
Смерть - это все машины, это тюрьма и сад. Смерть - это все мужчины, галстуки их висят. Смерть - это стёкла в бане, в церкви, в домах - подряд! Смерть - это всё, что с нами - ибо они - не узрят.
Смерть - это наши силы, это наш труд и пот. Смерть - это наши жилы, наша душа и плоть. Мы больше на холм не выйдем, в наших домах огни. Это не мы их не видим нас не видят они
Смерть - не скелет кошмарный (из поэт. цикла "Холмы) Поэт: Иосиф Бродский
В статьях и эссе самого Бродского Время и Пространство - категории трансцендентные, существующие как при нас, так и вне нас. (Тогда лучше говорить имманентно-трансцендентные. - Р. И.). Однако, они могут поглощаться языком, поскольку лишь язык наделён способностью не столько отражать действительность, сколько её рождать. <…> Язык творит мир... Мир превращён Бродским в языковую стихию, захватывающую пишущего и ведущую его за собой".
"Захват" пишущего языком - один из основных элементов языкового мифа. В Нобелевской лекции И. Бродский так раскрывает "механизм" стихописания: "поэт всегда знает, что то, что в просторечии именуется голосом Музы, есть на самом деле диктат языка; что не язык является его инструментом, а он - средством языка к продолжению своего существования. <…> Пишущий стихотворение пишет его потому, что язык ему подсказывает или просто диктует следующую строчку. <…> Пишущий стихотворение пишет его прежде всего потому, что стихосложение - колоссальный ускоритель сознания, мышления, мироощущения. Испытав это ускорение единожды, человек уже <…> впадает в зависимость от этого процесса. <…> Человек, находящийся в подобной зависимости от языка, я полагаю, и называется поэтом". А в интервью, данном И. Бродским французской славистке Анни Эпельбуэн, поэт сказал: "Когда мы хвалим того или иного поэта, мы всегда совершаем ошибку, потому что хвалить надо не поэта, а язык. Язык не средство поэзии; наоборот, поэт - средство или инструмент языка, потому что язык уже существовал до нас, до этого поэта, до этой поэзии и т.д. Язык - это самостоятельная величина, самостоятельное явление, самостоятельный феномен, который живёт и развивается ... Язык - это важнее, чем Бог, важнее, чем природа, важнее, чем что бы то ни было иное...".
Так утешает язык певца, превосходя самоё природу, свои окончания без конца по падежу, по числу, по роду меняя, Бог знает кому в угоду, глядя в воду глазами пловца.
Благодаря тому, что языку придается религиозный статус, становится возможной лингвистическая победа над временем. Ошеломленный ещё в молодости словами Одена, что "время боготворит язык", Иосиф Бродский сделал из этой поэтической формулы своё credo. В своей статье, посвященной Одену, он размышляет: "Если время боготворит язык, это значит, что язык больше, или старше, чем время, которое, в свою очередь, старше и больше пространства. <...> Если время - которое синонимично, нет, даже вбирает в себя божество (каким образом это происходит в рассматриваемой нами мифологии, покажем ниже - Р. И.) - боготворит язык, откуда тогда происходит язык? <...> И не является ли тогда язык хранилищем времени? <...> И не является ли песня, или стихотворение, и даже сама речь с её цезурами (1), паузами, спондеями (2) и т.д. игрой, в которую язык играет, чтобы реорганизовать время?
Цветаевская мысль, что стихотворение есть реорганизованное время, вошла в плоть и кровь мировоззрения И. Бродского. "Время - источник ритма. Ваше стихотворение - это реорганизованное время. И чем более поэт технически разнообразен, тем интимнее его контакт со временем". В другой беседе: "Метр в нём (в стихотворении - Р. И.) не просто метр, а весьма занятная штука, это разные формы нарушения хода времени. В стихотворении это смена времени. Любая песня <...> - это форма реорганизации времени". В статье "Муза поэта": "То, что называется музыкой стихотворения, есть, в сущности, процесс реорганизации Времени в лингвистически неизбежную запоминающуюся конструкцию, как бы наводящую Время на резкость". "Запоминающаяся конструкция" - это то, что приходит в память, а память вне временна, она, по крайней мере, прошлое воскрешает в настоящем - воспоминания суть акты идеального воскресения прошедших, "умерших" событий. Поэтому "музыка стихотворения", или просодия "по сути дела, есть хранилище времени в языке".
Удивительно плотный контакт языка и времени. С одной стороны, язык, реорганизует время, преодолевает его. Но, с другой стороны, И. Бродский производит и отождествление времени и языка: "Время есть буквальное послесловие ко всему на свете, и поэт, постоянно имеющий дело с самовоспроизводящейся природой языка, - первый, кто знает это. Это тождество - язык и Время".
Такое отождествление имеет свою внутреннюю логику. В силу того, что поэт испытывает "диктат языка", он, "начиная стихотворение <…> как правило, не знает, чем оно кончится…" . А вот в чём сущность времени по мысли А. Ф. Лосева: "Сущность времени - в непрерывном нарастании бытия, когда совершенно, абсолютно неизвестно, что будет через секунду. <…> Время есть подлинно алогическая стихия бытия - в подлинном смысле судьба". Время - это судьба, и для И. Бродского язык - это судьба, рок. Но что интересно: "Самоё слово "рок" имеет смысл темпоральный (3). У некоторых славянских племен оно прямо обозначает "год", "лето". В чешском языке, среди прочих значений, оно имеет и значение "определенного времени", "срока". Точно так же русское "с-рок" сохранило темпоральное значение своей основы "рок", а в современном значении это - судьба.
Происходит же слово "рок", "роковой" от "рещи", то есть означает нечто изреченное или изрекаемое; по своему конкретному значению рок - это изречение. В чешском языке слово rok даже прямо означает речь, слово…".
Таким образом, мы наблюдаем действительно тождество: язык (речь, слово) ~ рок (судьба) ~ время. Кстати, устойчивая метафора воды, водной стихии как образа времени и судьбы, присущая поэзии вообще и поэзии И. Бродского в частности, тоже имеет свою внутреннюю логику, по крайней мере, для славянских языков. Мы можем построить этимологическую цепочку: рок - речь - речка. Удивительно, что "вода" со "временем" связывается через "язык" - речь. В украинском языке слова "волна" и "минута" являются однокоренными: "хвиля" и "хвилина".
Итак, тождественность языка и времени (заодно и воды) установлена, причём тождественность лингвистическая. Но как тогда увязать превосходство языка над временем и тождественность языка со временем? Логически противоречие между иерархичностью и тождественностью можно снять с помощью следующего хода. При онтологической потенциальной тождественности времени и языка различение происходит в акциденциальной (4) области, то есть, различны реализации потенции. Это как светлый ангел и падший ангел - у обоих одна и та же ангельская природа, которая реализуется в совершенно противоположных плоскостях. Так и время, и язык в языковом мифе И. Бродского: цель творчества времени - смерть, цель творчества языка - жизнь. Вечная жизнь. (Надо заметить, что в христианской онтологии у времени благая цель - тоже вечная жизнь.) Но язык, "реорганизовав" время, нейтрализует его разрушительное действие. "Реорганизация" же происходит "кенотически" - язык "умаляется" и "уподобляется" времени. Язык принимает черты времени: размеренность и монотонность. И. Бродский сам отмечал своё тяготение к монотонности стиховой речи, отмечая тяготение к амфибрахию (5), как к наиболее соответствующему протеканию времени размеру. Поэт через язык стремится слиться со временем, чтобы зафиксировать себя в нём и актом фиксации остановить процесс распада. "Хроническое" существование языка и поэта - это жизнь "частей речи". Цикл "Часть речи" - манифестация "лингвохронизации". Как отмечал Е. Рейн, "... в стихах, "Часть речи", темперамент понижен, и сама мелодика, она довольно холодна и однообразна. В ней есть что-то схожее с тем, как протекает и утекает время".
"Часть речи" - монологи после "смерти", монологи из чистого Хроноса, впрочем как и из чистого топоса (7), то есть из Ничто: "Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря" . Точнее приметы времени и пространства неопределимы, хотя пространство всё - таки обретает черты континента, "держащегося на ковбоях"; но это не меняет его свойств небытия - "ниоткуда" в другом стихотворении цикла превращается... "в нигде": "Зимний вечер с вином в нигде". И язык без надрыва, ибо смысла надрываться нет - время вспять не повернёшь, в ритме Хроноса расплетает то, что не подвластно времени - память. В слова облекаются воспоминания: "Холод меня воспитал и вложил перо / в пальцы, чтоб их согреть в горсти"; "воспоминанье в ночной тиши..." ; "Я родился и вырос в балтийских болотах, подле / серых цинковых волн, всегда набегавших по две, / и отсюда - все рифмы, отсюда тот блеклый голос, / вьющийся между ними, как мокрый волос, / если вьётся вообще" ; "Ты забыла деревню, затерянную в болотах / занесенной губернии, где чучел на огородах / отродясь не держат - не те там злаки, / и дорогой тоже всё гати да буераки" и т.д.
Языковая выучка холода ("вложил перо") сохраняется у поэта и "после смерти". "Цинковые волны", научившие рифмам, не дают сбоя и в "нигде". Поэзия осталась, поэтому "… Голос / старается удержать слова, взвизгнув, в пределах смысла". Сам визг не фиксируется языком. Не визг, а "тихотворение":
Тихотворение моё, моё немое, однако тяглое - на страх поводьям, куда пожалуемся на ярмо и кому поведаем, как жизнь проводим? Как поздно за полночь ища глазунию луны за шторами зажжённой спичкою, вручную стряхиваешь пыль безумия с осколков жёлтого оскала в писчую. Как эту борзопись, что гуще патоки, там не размазывай, но с кем в колене и в локте хотя бы преломить, опять-таки, ломоть отрезанный, тихотворение?
С "тихотворением" можно жить и в "холоде небытия". Пока есть язык, слова, буквы - жизнь продолжается: "Зазимуем же тут, с чёрной обложкой рядом, / проницаемой стужей снаружи, отсюда - взглядом, / за бугром в чистом поле на штабель слов / пером кириллицы наколов
Произнесённое или написанное слово является в рассматриваемом мифе гарантом жизни. В эссе "Поэт и проза" И. Бродский писал: "Всякое сказанное слово требует какого-то продолжения. <...> То, что сказано, никогда не конец, но край речи, за которым благодаря существованию Времени - всегда нечто следует. И то, что следует, всегда интереснее уже сказанного - но уже не благодаря Времени, а скорее вопреки ему". То есть опять-таки перед нами соприродность слова (языка) времени и преодоление времени словом. Произнесённое слово не позволяет поставить последнюю роковую точку. В другом эссе - "Об одном стихотворении" - И. Бродский утверждал, что "поэт - это тот, для кого всякое слово не конец, а начало мысли; кто, произнеся "Рай" или "тот свет", мысленно должен сделать следующий шаг и подобрать к ним рифму. Так возникает "край" и "отсвет", и так продлевается существование тех, чья жизнь прекратилась" . Так начинается "вечная жизнь" в языке:
… Жизнь, которой, как дарёной вещи, не смотрят в пасть, обнажает зубы при каждой встрече. От всего человека вам остаётся часть речи. Часть речи вообще. Часть речи.
"Часть речи" - это достижение "бессмертия" и полного совершенства. Если при временной жизни поэт лишь инструмент языка, то теперь полное слияние порожденного с порождающим. Оязычивание как форма обожения - телеология (6) языкового мифа И. Бродского: "Если тем, что отличает нас от прочих представителей животного царства, является речь, то литература - и, в частности, поэзия, будучи высшей формой словесности, - представляет собой, грубо говоря, нашу видовую цель".
из эссе Pуслана Измайлова Язык - Время - Бог: мифология языка И. Бродского _______________________________________________________________________________________________________________________________________________________
(1) цезурами (Цезура) - Ритмическая пауза в стихе, разделяющая стих на некоторое количество частей. Также цезура может обозначать границу смысловых частей картины, обозначенную композицией или контрастом цветов, светотеней. (2) спондеями (Спондей) - Стопа, которая состоит из двух долгих, ударных слогов в ямбе или хорее. (3) темпоральный (Темпоральность) - специфическая взаимосвязь моментов времени и временных характеристик, динамика изменений тех явлений и процессов. (4) акциденциальной (Акциденция) - Философский термин, который вводится в его греческом варианте (греч. συμβεβηκός) Аристотелем и обозначает случайное, почти всегда несущественное свойство вещи. В философии акциденция противопоставляется сущности (субстанции) и означает происшедшие от некоторого процесса случайности, свойства и назначения которых не принадлежат к постоянному, неизменному составу свойств сущности и могут поэтому в нём отсутствовать или изменяться. (5) к амфибрахию (Амфибрахий) - Размер стиха Стихотворный размер (метр), образуемый трёхсложными стопами с сильным местом (ударением) на втором слоге. (6) телеология (Телеология) - Онтологическое учение об объяснении развития в мире с помощью конечных, целевых причин. Ставит перед собой задачу ответить на вопрос «зачем, с какой целью?». В современной методологии рассматривается как принцип объяснения, дополняющий традиционную причинность причинами-целями. (7) топоса (Топос) - Термин «топос» происходит от греческого слова, означающего «место» или «местность». В литературе топос считается одним из основных средств создания образности и глубины произведения. Топос может быть различным: это может быть конкретное географическое место (например, город, лес, море), абстрактное пространство (небо, подводный мир) или место воображаемое (сказочная страна, фантастический остров).
Кто-то ловит его в свой парус. Вавилонский за ярусом ярус рухнул вниз – он повёл плечом. Он никем ещё не приручён. Призываем в любом прологе, от деяний его в итоге часто бьются, что рыба об лёд. Он способен бить самок навзлёт. Это он, три эскадры рассеяв, португальских крутых одиссеев, поддержал лишь один фрегат, пусть и был капитан небогат. Он умел ободрять спартанцев, он поддерживал новобранцев, что сражались с тевтонской тьмой поздней осенью и зимой. Лютый, вздорный, убийственный, странный, завлекающий сказкой и маной, рвёт он окна из всяких рам, там где он – сразу масса драм. Пали Рим, Вавилон и Троя Нет спасения от героя. С кем еще повстречался он? Пали Прага, Париж, Тулон. Посылают ему проклятье. Где ваш лозунг: «Все люди братья?»
Но тех жён, что застали распятье, оказавшись у них на пути, он держал осторожно, в горсти.
«Ветер истории» Автор: Александр Гутов
Вчера весь день бушевал ураганный ветер. Я наблюдала за ним из окна своей квартиры. Передо мной разыгрывалась драма под названием - природная стихия. Стекла потрескивали под натиском ветра и казалось, что в любую минуту они могут рассыпаться на мелкие кусочки... В этом было что - то зловеще - интригующее...
Старые берёзы под окном, с выщербленными временем и непогодой стволами, грузно наклонялись в сторону направления ветра... Они были конформистами по стилю своего существования. Куда ветер - туда и они... Они балансировали между наклонами то в одну, то в другую сторону, как акробат балансирует на подвешенном канате, чтобы не сорваться вниз...
Так, по крайней мере, мне казалось... Уж не знаю, как и назвать свое ощущение.
На следующий день, когда ветер стих, я пошла в лес. И здесь меня поджидало много неприятных сюрпризов. Вся земля, вернее, ее снежный покров был покрыт ветками и иглицами. То там, то здесь лежали опрокинутые навзничь, т.е. вырванные с корнем, огромные сосны. Они действительно были огромными. Очень длинные и довольно широкие в обхвате, они лежали, как воины на поле боя...
По одной, по две, где зацепившись за другие деревья и повиснув на них, они лежали и полулежали так смиренно и тихо, что мне становилось не по себе от этого удручающего зрелища. Это были сосны - старожилы, много повидавшие на своем веку и ко всему привыкшие, ко всем перипетиям погоды... Только на этот раз стихия совсем не церемонилась с ними. Она так налегла на них всей своей запредельной силой, что они не выдержали этого натиска и сдались...
Они, казалось, падали так быстро, как в ускоренном кино, но на самом деле медленно и натужно... И глухой, протяжный, надтреснутый звук сопровождал каждое падение. Я переступала через поваленные деревья, обходила их стороной и меня все время не покидало чувство хрупкости этого мира, в том числе и нашей человеческой жизни.
И нужно признать вместе с мудрым Шопенгауэром, что "наша жизнь и здоровье зависят от случайностей, не подвластных нашему контролю". Налетел ветер, повалил деревья, нанёс урон всему, чему смог нанести... Хотя за пять минут до начала урагана ничего не предвещало беды... Было тихо и спокойно, безмятежно спокойно...
Мы живём в мире, в котором не существует безопасности. И сколько бы человек не предпринимал попыток защититься, всё равно он остаётся один на один с разбушевавшейся стихией. Растрёпанный до невозможности лес, с поваленными и вырванными с корнем деревьями, навевал грусть и жалость. Жалость ко всему живому: людям, животным, птицам, нашей земле... А мы так самонадеянны и тщеславны, что до сих пор тешим себя иллюзиями по поводу своей неуязвимости и безграничной власти, а потому и вседозволенности...
Стихи можно писать о чём угодно! Хотите про шариковую ручку? Ну что? Это предмет удобный, Применяемый для разных случаев. Ручкой можно писать комплименты, И подпиcывать важные документы, А ещё это указка, закладка в блокнот, Да, каждый ей разное применение найдёт! В руках можно шариковую ручку вертеть, Дорогую - на карман костюма надеть, Подчеркнуть свой статус крутой Стильной ручкой серебряной или золотой! Бывают и с бриллиантами ручки, И простые, которыми детей писать учат. Кстати, если подумать о большой роли Обычной шариковой ручки в школе – Это же важный учёбы инструмент, Необходимый детям в любой момент! Даже замуж не выйти без подписи ручкой, Так что – это предмет и для особого случая! Можно сказать, он судьбы соединяет, Даёт развитие, всему и всем помогает! Так пусть всегда под рукой в жизни твоей Будет хорошая ручка для важных вещей!
Горничная должна быть неприметной» - Твердила ее начальница в гостинице, И она стремилась стать незаметной, Пыль вытирая, меняя мыло в мыльнице.
Она до пенсии была горничной И номера в гостинице той убирала, Мечтала спеть на юбилей столичный, Но в восемьдесят незаметно умирала.
За жизнь никому не сделав плохого, Она и хорошего не сотворила. Никогда не сказала слова лихого, Никого не жалела, детей не родила…
Она неприметной и в жизни была, И воздухом невесомым стала при смерти. Она «никакою» в народе слыла, И кто взял её: ангелы или же черти?!
Горничная Автор: Индри
Как много порой бывает в жизни мимолетных встреч, которые оставляют в тебе вопросы, удивление – и никакой надежды на ответ…
Я ждал автобуса, когда обратил внимание на семейку, примостившуюся возле скамейки. В центре восседал круглолицый упитанный парень с безучастным выражением лица. Его щёки равномерно двигались – он жевал мандаринки, которые чистила ему сидящая рядом мать. Или тёща? Я не мог этого понять, глядя на третьего члена семьи – такую же круглолицую и простоватую на вид девушку.
На земле образовался уже оранжевый круг кожуры. Наконец, фрукты кончились и женщина, тяжело охнув, приподнялась со скамьи:
– Садись, Наташенька, посиди…
Наташа подобрала подол длинного пальто – и в этот момент парень быстро и метко подставил под зад кулак с торчащим пальцем.
– Ай! – на вскрик обернулась вся остановка. Парень молча трясся от смеха, а женщина то всплёскивала руками, то что-то робко говорила им вполголоса. В итоге обе женщины остались стоять, а парень теперь восседал на скамейке как настоящий китайский мандарин.
Что это было? Сестра и умственно отсталый брат? Невеста и завидный жених? Я уже не узнаю. Автобус увёз их, оставив на память кружок солнечной кожуры, втоптанной в грязный снег....
Я от скуки разболтался с девчонками; их личики непрерывно линяли, но голосами монотонно - звонкими они мне всё о себе рассказали:
«Личики у нас, правда, незаметные, мы сестрицы, и мы — двойняшки; мамаш у нас количества несметные, и все мужчины наши папашки.
Я — Счастие, а она — Упокоение, так зовут нас лучшие поэты... Совсем напрасно твоё удивление: или ты, глупый, не веришь в это?»
Такой от девчонок не ждал напасти я, смеюсь: однако, вы осмелели! Уж не суп ли без соли — эмблема счастия? Нет, как зовут вас на самом деле?
Хохоток их песочком сеется... «Как зовут? Сказать ему, сестрица? Да Привычкой и Отвычкой, разумеется! наших имён нам нечего стыдиться.
Мы и не стыдимся их ни крошечки, а над варевом смеяться — глупо; мы, Привычка и Отвычка, — кошечки... Подожди, запросишь нашего супа...»
С варевом (Отрывок) Поэт: Зинаида Гиппиус
– Мистер Вашингтон? – Она пригвождает большого к месту, он замирает со шваброй над ведром. – Подойдите сюда, пожалуйста!
Швабра беззвучно опускается в ведро, и осторожным медленным движением он прислоняет ручку к стене. Потом поворачивается и смотрит на Макмерфи, на маленького санитара и сестру. Потом оглядывается налево и направо, словно не понимает, кому кричали.
– Подойдите сюда!
Он засовывает руки в карманы и шаркает к ней. Он вообще быстро не ходит, а сейчас я вижу, что если он не будет пошевеливаться, она его может заморозить и раздробить к чертям одним только взглядом; вся ненависть, всё бешенство и отчаяние, которые она накопила для Макмерфи, направлены теперь на чёрного санитара, летят по коридору, стегают его, как метель, ещё больше замедляя шаг. Он должен идти против них, согнувшись и обхватив себя руками. Брови и волосы у него покрыты инеем. Он согнулся ещё сильнее, но шаги замедляются; он никогда не дойдёт.
Тут Макмерфи начинает насвистывать «Милую Джорджию Браун», и сестра, слава богу, отводит взгляд от санитара. Она ещё больше расстроена и обозлена – в такой злобе я её никогда не видел. Кукольная улыбка исчезла, вытянулась в раскалённую докрасна проволоку. Если бы больные сейчас вышли и увидели её, Макмерфи мог бы уже собирать выигранные деньги.
Санитар наконец дошёл до неё, это отняло два часа. Она делает глубокий вдох.
– Вашингтон, почему больному не выдали утром одежду? Вы видите, что на нём ничего нет, кроме полотенца? – А шапка? – Шепчет Макмерфи и трогает краешек пальцем. – Мистер Вашингтон!
Большой санитар смотрит на маленького, который указал на него, и маленький опять начинает ёрзать. Большой смотрит долго, глаза похожи на радиолампы, поквитается с ним позже; потом поворачивает голову, измеряет взглядом Макмерфи, оглядывает сильные, твёрдые плечи, кривую улыбку, шрам на носу, руку, удерживающую полотенце на месте, а потом переводит взгляд на сестру.
– Я думал… – Начинает он. – Думали! Думать на вашей должности – мало! Немедленно принесите ему костюм, мистер Вашингтон, или две недели будете работать в гериатрическом отделении! Да. Может быть, пробыв месяц при суднах и грязевых ваннах, вы станете ценить то, что здесь у санитаров мало работы. В любом другом отделении кто бы, вы думаете, драил пол с утра до вечера? Мистер Бромден? Нет, вы сами знаете, кто. Вас, санитаров, мы избавили от большей части хозяйственных работ, чтобы вы следили за больными. В частности, за тем, чтобы они не разгуливали обнажёнными. Вы представляете, что случилось бы, если бы одна из молодых сестёр пришла раньше и увидела пациента, бегающего по коридору без пижамы? Вы представляете?
Большой санитар не знает, что надо представить, но смысл речи ему понятен, и он плетётся в бельевую взять для Макмерфи костюм – размеров на десять меньше, чем надо, – потом плетётся обратно и подаёт ему с такой чистой ненавистью во взгляде, какой я отродясь не видел. А у Макмерфи вид растерянный, словно он не знает, чем взять у санитара костюм, если в одной руке зубная щётка, а другая держит полотенце. В конце концов он подмигивает сестре, пожимает плечами, разворачивает полотенце и стелет ей на плечи, как будто она – вешалка.
Я вижу, что всё это время под полотенцем были трусы.
По-моему, она даже меньше обозлилась бы, если бы он был голый под полотенцем, а не в этих трусах. Онемев от возмущения, она смотрит на больших белых китов, которые резвятся у него на трусах. Это перенести она уже не в силах. Целая минута проходит, прежде чем ей удается совладать с собой; наконец она поворачивается к маленькому санитару; она в такой злобе, что голос не слушается её, дрожит.
– Уильямс… Кажется… Сегодня утром вам полагалось протереть окна поста до моего прихода. (Он убегает, как чёрно-белая букашка.) А вы, Вашингтон… Вы…
1. Я не покупаю чай "Акбар" 2. Соответственно - чай "Акбар" отмена. 3. Я вообще опасаюсь покупать товар в том месте, где обслуживающий персонал не в состоянии прочитать название чая на упаковке. 4. Соответственно - весь товар отмена.
1. Мною удалён пост "Мой здоровый яйцеголовый" в теме "Сюжет для автора и родилась картина". 2. Обращаю внимание, что данный мем имеет большое видовое разнообразие и не все они сводятся к "Вагнеру". 3. От канала допускающего такое модифицирование отписался.
Вечерний сеанс психотерапии от старшой медицинской сестры Рэтчед
Врачи боятся вам перечить, Вы по призванью — медсестра, На это место, бесконечно, Несут дары вам от себя. И пациенты очень любят, Когда вы ставите укол, И люди вовсе не забудут, Приятных, нежных, добрых слов.
с ресурса umochki.ru
Согласно моему дипломному проекту я должен был бы стажироваться в башне противовоздушной и противоминной артиллерии на универсальных установках. Однако моё место оказалось на кормовом мостике группы артиллерийских зенитных автоматов крейсера. Как потом стало мне известно, я был назначен стажёром командира группы АЗА не случайно и не по воле училища или командования кораблём.
Казалось бы, я уже начал забывать о моих встречах с представителями Большого дома. Но где-то дней за десять до убытия на крейсер я снова повстречался с «моим» особистом. Василий Иванович подошёл ко мне в городе и даже не пытался изображать, что якобы встреча случайная. Был он в гражданском и сразу перешёл к делу:
— Максим, есть серьёзный разговор. Мужской и профессиональный… Время у тебя есть? — Профессиональный? С вашей или моей стороны? — Не язви. И с твоей и с моей. Так как? — Что, прямо сейчас? — А зачем откладывать? Ты же не рассуждал тогда, в деле со стрельбой? А сразу стал действовать…
Я действительно был свободен часа на три и ответил согласием, чем обрадовал старого чекиста.
— Тогда давай пройдёмся на Литейный, в наш дом, пешочком… Погода под стать прогулке. А?
Ходьбы туда было минут десять-двенадцать, и по дороге было о чём поговорить. Уже позднее, анализируя ход этой беседы с особистом, я прояснил для себя, что разговор по дороге был частью общего плана вовлечения меня в щекотливое дело, в основе которого была острая ситуация в интересах госбезопасности.
Василий Иванович вначале вкратце рассказал мне о том, что мой школьный товарищ Борис находится в розыске. Его опознал по фотографии отравленный матрос, и кое-что рассказали арестованные девушка и парень. Все говорило о том, что и Борис, и его семья исчезли, буквально растворились в Союзе, а может быть уже убыли за рубеж.
— Судя по всему, — говорил Василий Иванович, — Борис может жить в Союзе, но на нелегальном положении, то есть по чужим документам. — Значит, он — шпион? Чей? — Мы думаем, что американский или другой страны НАТО. Его интерес к нашему, причем секретному, училищу — это задание одной из западных спецслужб. Не исключена его ещё одна случайная встреча с тобой… В наших делах такое бывает. — Еще раз? Но лучше без стрельбы… — Как ты думаешь, он узнал тебя? — Мне кажется, нет. Если бы тогда узнал, то это как-нибудь проявилось: его взгляд изменился бы, он замешкался перед стрельбой, оглянулся бы из автомашины… А может быть, он вспомнил меня позднее, как я его? — Может быть, может быть… — в задумчивости произнёс Василий Иванович. — Если все же увидишь, то проследи за ним и дай знать нам. Куда? Сегодня мы дадим тебе телефоны… — Вы беседуете со мной, как со своим человеком из органов? С чего бы это? — А ты, можно считать, уже частично наш, конечно по делам, а не по должности. Насчёт должности — это дело поправимое. Только дай согласие, и… и сегодня может случиться так, что станешь совсем нашим. — Сексот, что ли? — Ну, не груби, пожалуйста! — насмешливо молвил «мой» особист. — Конечно нет. Помощник — это вернее, и то, если согласишься. А пока приготовься к очень серьёзному разговору со знакомым тебе адмиралом…
Предложение адмирала-чекиста
Пройдя КПП, мы поднялись на пятый этаж, и я снова оказался в уже знакомом кабинете, большом и уютном. Адмирал при моём появлении закрыл шторкой огромную карту на стене с изображением Балтийского моря, двинулся мне навстречу и приветливо, крепко пожал руку. Всё в нём говорило о расположении к гостю.
— Садитесь, мичман, — тепло сказал он, усаживаясь напротив меня за приставной столик. — Чаю, кофе?
Он протянул руку к звонку, и через несколько секунд появился дежурный офицер, которому адмирал сделал заказ.
— Как дела на последнем курсе? Что с дипломом? — Тема утверждена, готовлюсь. Но главное будет осенью, после корабельной практики…
Адмирал явно привыкал ко мне, его собеседнику. С ответом не торопил ни взглядом, ни жестом. Прислушивался к голосу и манере моей речи. Сам помалкивал, хотя и добавил, видимо, для поддержания беседы:
— Я кончал военно-морское училище имени Фрунзе, ещё до войны, дипломов тогда не писали. Да и сейчас — только в инженерных…
Чтобы поддержать беседу, я спросил:
— Какое ваше БЧ, боевая часть? Я — артиллерист, а вы? — БЧ-3. Кончал и ходил на эсминце по линии минно-торпедной боевой части. Но после гибели моего эсминца в Таллинском походе в сорок первом работал в контрразведке. Пришёл в органы в блокадном Ленинграде. — В училище у нас в роте половина ленинградцев-блокадников… — Между прочим, как и ты, в блокаду я начал помогать ловить немецких диверсантов, а уже потом меня пригласили в контрразведку. — Я ещё не в органах. Надо кончить училище. — Кончай, кончай — и к нам? — улыбнулся адмирал, поглядывая на Василия Ивановича, который согласно кивал головой.
Я понимал, что эти два опытных в своих делах человека имели какой-то замысел в отношении меня. Даже стал подумывать, что они уже сейчас привлекают меня в органы. Но…
из книги Максимова Анатолия Борисовича - Тайная жизнь разведчиков. В окопах холодной войны
Уважаемая, Дойче Мама. Мне пришло от Вас сообщение о некой информационной подписки "Девочки", оформленной на моё имя. Официально уведомляю Вас, что никакой подписки я не оформлял. Так как состояние моего здоровья не позволяет мне такие нагрузки. Я прошу о незамедлительном отключении данного сервиса. В качестве оплаты первой (ложной) рассылки высылаю Вам весёлый рассказ по указанной тематике. Но прошу этот шаг не считать, как принятие предложения оферты рассылок. Данный платёж прошу расценивать как призыв к мирному (досудебному) урегулированию сложившейся ситуации.
✔️Я очень часто пользуюсь техникой "сон по заказу". И у меня было задание: найти монету сна. В библиотеке попросили монету номиналом 50. Её я и искала.
Сон начался с того, что я переместилась в локацию через засыпание. Сон во сне. Проснулась в нужном месте. Были свои сложности в это время с моим телом. С другом в реале мы тренируем встречу в астрале. И в это время он начал активную встречу. 😬Астральное тело ушло на встречу. И поэтому сюжет начал плыть, пошёл сон на тему, которую задал друг.
А у меня монетка!!! Кое как вырвалась из сюжета друга. И пошла в торговый центр. Это место, где пользуются деньгами. Долго ходила по залам. Со мной моя спутница и помощница - неорган... Девочка, ей уже 15 лет. Я её зову Аня. За последние 2 года (земных лет) она выросла быстро. С 7 лет. Когда мы встретились она не умела говорить по человечески. Сейчас может произносить отдельные фразы. Я спросила её, куда надо идти.. И она вывела к прилавку. Передо мной женщины покупали молнию и ткани. За прилавком двое - неорганов. Одинаковые, плотные субстанции. Женщины, которые тоже не могут говорить.
Я попросила их дать мне тоже самое. Достала кошелёк и стала отсчитывать 400 рублей. Из кошелька вышел тёмный туманчик.. Я зависла! Пришло понимания, что это Сон.
В итоге, понимаю, что я делаю что-то не то.. Потому что на прилавке появилась монета , огромная, размером с ладонь, очень яркая, серебряная и на ней написано 50. Вот! Моя монетка! Я взяла её в руки! От неё веяло иной энергией.
Это была цель моего сна! Я получила в руки кулёк с красивыми ленточками и монетой! И довольная пошла дальше!
«И стал над рыцарем старик, И вспрыснул мёртвою водою, И раны засияли вмиг, И труп чудесной красотою Процвёл; тогда водой живою Героя старец окропил, И бодрый, полный новых сил, Трепеща жизнью молодою, Встаёт Руслан, на ясный день»
из поэмы А. С. Пушкина - «Руслан и Людмила»
Роберт Грейвс, английский историк и литератор, в своём труде «Мифы Древней Греции» описывает царство мёртвых, ссылаясь на древние письмена - Иллиаду и Одиссею Гомера, труды Платона и Павсания, Метаморфозы Овидия и других греческих летописцев.
Попавшие в Аид души оказываются на Асфоделивых лугах или Елисейских полях, которые простираются вплоть до города Эреба с дворцом повелителя преисподней Гадеса и жены его Персефоны. Слева от дворца Гадеса растёт белый кипарис, под которым протекают воды реки Леты - воды забвения, утоляющие жажду душ умерших. Если души были признаны богами, и прошли инициацию, они боялись пить воду из Леты: рядом протекала река Памяти. Чтобы помнить себя и иметь надежду на возрождение, эти души пили воду из неё.
Во всех греческих мифах прослеживается вера и надежда на возрождение после смерти, у греков считалось, что даже богиня Персефона - царица подземного царства, может быть доброй и милостивой, и подарить душам усопших то, что они пожелают.
От Асфоделивого луга идёт распутье трёх дорог, на котором сидят боги Радамант, Эак и Минос, встречают тени мёртвых и судят их души. Радамант судит азиатов, Эак — европейцев, а Минос участвует во всех судах и помогает выносить верный приговор. Греки верили, что после суда на распутьи тени отправятся по одной из трёх дорог. Вершением суда человека, который жил праведной жизнью, боги преисподней направляли в город Элисиум, где царит вечный праздник, льются музык и песни.
Греки верили, что в загробном мире есть счастливая обетованная земля, где никогда не заходит солнце, и эта земля уготована только праведникам. Если душа человека была отягощена тяжкими преступлениями и жизнь неправедной, боги преисподней отправляли душу тени в поле мук по второй дороге. А если умершая душа во время суда не была признана праведной, но боги не смогли доказать её неправедность, эти тени отправлялись по третьему пути — обратно в Асфоделивые луга, бесцельно блуждая среди толп себе подобных.
Легенда об Асфодель * (Отрывок) Автор: Игорь Апрельский
(*) Асфодель - Многолетние травянистое растение (цветок) Асфодель - цветок мёртвых душ и цветок теней. Это символ загробной жизни, смерти, скорби. Асфодель - это легендарный цветок, который стал известным благодаря выдающемуся историку-летописцу Гомеру и его произведению Одиссее. Со времен древней Греции Асфодель получила печальную славу. Цветок по преданию рос в царстве мёртвых Аид, поэтому его назвали цветок смерти или цветок теней и мертвых душ.
1. Тема "Метро" является (или теперь являлась?) в моём эпикризе той чертой, которая подводится по констатацией факта - о полной и окончательной смерти тела и души. И если с телом такую констатацию провести в принципе возможно, то говорить о полной и окончательной смерти души, со сто процентной уверенностью, в текущем временном периоде, вряд ли предоставляется возможным. Поэтому, вброс темы "Метро", просто по ходу пьесы, дабы обыграть третьестепенный сюжет, приводит (привёл?) лишь к обесцениванию этой красной экзистенциональной черты.
2. Из логики первого пункта вытекает и мысль о том, что фразу "Ворона залетела в турбину самолёта" нужно понимать именно так, как она сейчас написана, то есть вместе с кавычками. Понимая, что здесь идёт речь не о неком действии, происходящем здесь и сейчас, а как о символической аллегории, предупреждающей нас о том, что наша душа также может быть втянута в водоворот смертной стихии.
3. Робингудовские слесаря, пребывая в этом самом статусе "Слесарей", фактически опростились до уровня самого графа Льва Николаевича, который, как известно, пахал нивы и пашни. Поэтому, даже страшно представить каких глубин духа может достигать их символическое выражение " о пяти долларах". Если перевести этот пример на профанический язык, то это всё ровно, что требовать выплаты в пятнадцать миллиардов долларов с обыкновенного учителя обыкновенной муниципальной школы. Ту надо или сразу убивать учителя или, опять же сразу, просто закрывать данный кейс, как принципиально не подъёмный.
4. Всю историю с ночёвкой в подъезде и мытью там же окон считаю культурной отсылкой к матросу Фуксу, к яхте "Чёрная каракатица" и прочему. Ибо мы видим сразу и тему лидерства, и тему пребывания вдалеке от Родины, и тему банков, и скачек по духовным прериям, и конечно много - много лиризма.
Из чего же, из чего же, из чего же Сделаны наши мальчишки? Из веснушек и хлопушек, Из линеек и батареек Сделаны наши мальчишки!
Из чего же, из чего же, из чего же Сделаны наши девчонки? Из цветочков и звоночков, Из тетрадок и переглядок Сделаны наши девчонки!
старинный стишок из английского фольклора в переработке Якова Халецкого (Отрывок)
Они обедали вдвоём — полковник и барон.
— Не печальтесь, барон! — покровительственно произнёс полковник. — Мы ещё все с вами вернём!
Барон поднял бокал с вином.
— Я понимаю!.. Кстати, вот и ответ на ваш вопрос: почему я, барон, решил пойти на такую должность. Я не хочу ждать сложа руки! Пока мы не победили, я не барон, я слуга доблестной армии и готов выполнять самую чёрную работу! — Вы настоящий патриот! — воскликнул полковник.
Они выпили.
— Как вы считаете, с чего мне начать? — спросил барон. — С самого главного — с ремонта бронепоезда. Им интересуется адмирал Колчак! — полковник помедлил и сказал: — Простите, но я буду откровенным до конца… Вашего предшественника пришлось расстрелять за нераспорядительность. Рабочие разбежались из депо. Остался какой-то пяток посредственных слесарей. Им не осилить ремонт бронепоезда. — Тогда я начну с рабочей силы, — задумчиво произнёс барон. — Вы мне не откажете в солдатах для этой акции? — Берите хоть роту! — Достаточно пока троих…
Через час новый начальник железнодорожного депо прошёл в сопровождении трех вооружённых солдат по главной улице города. Богатые дома не интересовали барона Бергера: он искал рабочих. Дойдя до окраины, он зашёл в несколько хибарок. Солдат он оставлял у дверей и всякий раз приказывал:
— Никого не впускать и не выпускать!
Долго барон не задерживался — выходил из дома через две-три минуты, ворчал довольно громко: «Попрятались проходимцы!» — и шёл с солдатами дальше. Так они оказались у пустыря, где стояла мастерская жестянщика. Барон свернул к ней.
В двухэтажном доме заплакала гармошка. Девичий голос тоскливо затянул:
Догорай-гори, моя лучинушка…
У крыльца барон оставил солдат и вошёл в мастерскую.
Николай и Кондрат Васильевич были заняты своим делом: один лудил медную кастрюлю, другой вырезал ножницами большой круг из жести.
— Что вам угодно? — любезно спросил Кондрат Васильевич и улыбнулся как радушный хозяин.
Барон неторопливо оглядел мастерскую.
— Зажигалку починить можешь?
Кондрат Васильевич перестал улыбаться.
— Покажите.
Бергер вынул из кармана замысловатую серебряную зажигалку без колпачка. Кондрат Васильевич придирчиво повертел её в руках, придвинул к себе какую-то коробку, порылся в ней и вытащил из груды мелких металлических деталей серебряный колпачок. Приладив его к зажигалке, он крутанул колёсико. Вспыхнул огонёк.
Барон вопросительно скосился на Николая.
— Свой! — успокоил его Кондрат Васильевич.
Бергер пожал ему руку, кивнул Николаю и представился:
— Платайс, из латышских стрелков. Прислан разведотделом фронта с документами захваченного в плен барона Бергера. — Это вы отправили под откос карателей? — быстро спросил Кондрат Васильевич. — Нет. У меня другое задание. Официально я — барон Бергер, новый начальник железнодорожного депо. Прошу вас, товарищ Крутов, собрать вечером самых верных людей — потолкуем. Приду опять с охраной, не пугайтесь. Надо будет…
Вот чего вы добиваетесь? Только уснул, как разбудили тем, что перевернуло мне всё сердце. Полтора часа назад ударили наотмашь по ногам. Так что нога правая онемела. Не дали даже прийти в себя - и удар прямо по сердцу. Естественно, что уже и голова у меня никакая - подташнивает. Что закрывать Форум? Уже третью ночь, распоясавшаяся группировка "Чай Акбар" лютует. Что насмотрелись пропагандистских роликов "Хамас" ? Вот уже три ночи, мне не дают спать и уничтожают здоровье. В следующую ночь опять Акбар. Ещё две - три ночи. И всё. Я просто физически не смогу дальше. Меня уже сейчас всего крутит.
Мне в 19 - жизнь казалась лугом. И по нему бежать так просто и легко. С прекрасным верным близким другом, Кругом светло – так солнце высоко! Теперь я старше. Уж исчезли грёзы, Тот луг в дождь зыбок, ветер бьёт в лицо. Смахнув с лица украдкой слёзы, смотрю я на своё кольцо.
Теперь я знаю – жизнь сцепленье буден. В ней есть обман, и есть кривая ложь. И счастлив тот, наверно, будет, Кому с тем примириться не пришлось.
Мужу стихотворение из цикла Автор: Людмила Леушина
Они оба, один за другим, обернулись на мою женщину. Не то, что посмотрели несколько лишних мгновений, нет – пялились почти нахально. Так, что я даже оставил барную стойку, у которой только готовился сделать заказ, и поспешил к столику.
- Всё у тебя хорошо, милая?
Моя любовь утвердительно кивнула. Красивая брюнетка – конечно, она пленяла взоры мужчин: я видел эти взгляды постоянно, отчасти уже и смирившись с таким вниманием. Но тут оно выглядело уж очень назойливым.
И ведь это происходило не в ночном клубе или злачном баре – закуток абсолютно безалкогольной, всегда полупустой кафешки под высокими сводами торгового центра. И время на часах – полуденное. В воскресный полдень отправились мы в этот торговый центр закупиться оптом продуктами, да вот теперь, окончив покупки, зашли на чашечку капучино – моя половина его очень любила.
Так, и мужчины-то были хорошо одеты, и имели вполне интеллигентный вид – достойные жители Академгородка, где чуть не каждый второй – «научка» (как говорит моя любимая – тоже из этой среды). Негоже им было так откровенно и нахально глазеть на чужих дам!
Впрочем, при моём появлении они отвернулись – с плохо скрываемым неудовольствием, а то и с досадой.
Я вернулся к барной стойке. И делая заказ, пронаблюдал, как один из мужчин, будто вспомнив невзначай, подхватил с сидения свой черный стильный плащ и принялся вешать, как-то растопыривая его в стороны, на стоявшую как раз между нашими столиками вешалку. Именно – принялся завешиваться от нас.
Чего он – до такой степени разочаровался и обиделся, что теперь отгораживается? То оторваться взором не мог, а теперь видеть, видишь ли, не желает!
Тут, к своему стыду, я начал кое-что соображать... Когда же его друг подхватил со столика пластмассовый стаканчик, увлёк на мгновения куда-то под стол, вернул и поставил обратно, и проделал тот же фокус со стаканчиком вторым - отпали все сомнения!
- Слышишь, - ставя на столик две чашки, заговорщицки понизил голос я , - мы ж мужикам бухнуть не дали спокойно! Вот, чего они на тебя и косились: неудобно перед дамой вот так выпивать!
Действительно! Но, а что поделать, если человеческих рюмочных в ближайшей округе в помине нет, а в каком-нибудь «Ириш – баре» виски стоит вдвое дороже, чем в самой Ирландии? Где еще и встретиться-то двум приятелям в воскресный день – святое дело! – да обсудить пару-тройку вопросов насущных, за неделю накопившихся? Вот так – почти на бегу, под один кусок пиццы на двоих и под одну же бутылочку, купленную в этом же гастрономе: и для семейного бюджета эконом – вариант (даром, что их половины - фурии на кухне ни в какую выпить не позволяют).
Молодца!
Только что, не дают всякие кофеманы чопорные, праздношатающиеся спокойно разлить из-под полы, да хлебнуть, как людям!
Как я их понимал!.. Сам ведь – такой. У самого точно такая домашняя история!
И когда, допив капучино, подхватив пакеты и скрывая улыбки, удалялись мы от стеснительных соседей, меня опять обуяла ревность. К той блондинке, что скрывали они от посторонних глаз, к душевной застольной беседе, к братству такому - мужскому истинно.
Шагай давай, ревнивец, за благоверной – пакеты не растеряй!
А судачили: «Время меняет людей.» Будто делая только нас ловче, сильней. Словно боль испарится на годик другой И нанёсший нам раны вновь будет чужой. Только время не враг, не залечит дыру. И пройдёт сам круги каждый ангел в аду. И познает добро тот, кто выжил в пути, Кто сумел не сломаться и бой весь пройти. И помилован будет чёрт с чистой душой, Не боявшийся вызваться в бой. Над судьбой Одержавший победу в реванше с лихвой, Проложивший себе сам дорогу домой. И спасеньем в бою будет чувство тепла: Та невинна любовь, что сжигает дотла, Что ломает, меняет, спасает тебя, В свои сети безжалостно душу маня. И впустив только искренность в сердце врага, Дай ему ощутить, как ему дорога Та душа, что спасает его из огня, Веря в дьявола, всею душою любя
Чёрт с чистой душой Автор: Ляман Ахмадова
В тот раз вызвал меня директор и швырнув папку в угол стола, стал материться, что «головной завод проc...ал заявочную кампанию, потому что этот м...дак (новый замдиректора объединения по МТО) оказался болтуном, никаких связей у него нет и никогда не было», и ещё много всяких подходящих по случаю слов ( а у него очень хорошо получалось слова подбирать в таких –случаях, не дай Бог оказаться объектом таких слов). В силу профессионального положения всего этого я не мог не знать, но таков был ритуал, и я внимательно слушал. Подробности я опущу, но смысл его выступления в отношении меня лично сводился к тому, что мне надлежало каким-то образом заткнуть дыру в плане обеспечения завода металлопрокатом без помощи Госснаба и МАПа (министерство авиационной промышленности). А это почти 2 тыс. тонн - два железнодорожных состава! Цифра, сам понимаешь, серьезная. Сто, двести, даже пятьсот тонн в принципе достать было можно. Я даже представлял как: с Днепропетровска в счет фондов КИАПО в обмен на титан с Верхней Салды (киевляне никак не могли научиться ковать титан, много было брака, и титана им вечно не хватало). А в Верхнюю Салду мы в свое время по линии МАПа импортное оборудование отгрузили, к тому же в начальниках производства там ходил мой однокашник по «хаёвне» (Харьковский авиационный институт). Четверть дефицита таким образом покрыть было можно, но полностью проблему это не решало.
«В общем так, - директор долго не рассусоливал, - Даю две тойоты, и без металла не попадайся мне на глаза». Эти прощальные слова могли стать и в самом деле таковыми потому, что директор прямо так и говорил - руководитель как организатор должен проявляться именно в экстремальных ситуациях, подобные случаи как раз и есть экзамен руководителю «на вшивость». И случаев, когда начальника цеха, пасовавшего в подобной ситуации, переводили простым конструктором в ОГК (отдел главного конструктора) было не мало. Из-за этого ОГК у нас называли ООН - «отдел отставных начальников». Там проштафившиеся «отставники» отсиживались до момента очередной своей востребованности. «И чтоб не выше второй категории!» - кричал он как-то в трубку своему заму по кадрам. Железный был мужик. Все уважали его. И друзья, и недруги – все. Но в недруги лучше было не попадать, упаси Бог.
Короче, для меня тоже наступил «звездный час». Или я достану металл, и тем докажу, что директор во мне не ошибся; либо буду отброшен в своей профессиональной карьере, можно сказать, в самое её начало. К слову, авторитет на заводе штука важная, он здорово помогал в решении вопросов, и не только производственных. Авторитетом на заводе дорожили, это была такая теневая табель о рангах, помимо должностей и регалий. Авторитет позволял опытному рабочему запросто общаться с главным контролером, главному инженеру - решать производственный вопрос непосредственно с мастером участка. А наша уборщица тётя Клава, проработавшая на заводе сорок с лишним лет, та вообще могла обматерить любого, причём, всегда получалось, что по делу - вот что такое авторитет. Нарабатывался он долго, но рухнуть мог в один момент. А шло все от директора – от его воли, веры, его тектонической энергии. И всякий раз как-то так получалось, что все решения директора почему-то выполнялись – где пОтом, где «кровью», где матом, где везением, а бывало, что и жульничеством.
И всегда в выполнении задач присутствовала его воля и энергия, которой он каким-то непостижимым образом наделял подчиненных, да так, что желание «умереть, но сделать» на время затмевало у подчиненного всё – семью, друзей, любовниц и даже водку (!). Причём, при всей его кавалерийской манере (одних символических шашек ему надарили за все дни рождения, наверное, десятки), директор был психологом ещё тем, и к каждому имел свой ключик – кого-то наделял заданием с интонацией уже решенного вопроса, на кого-то кричал, а кого-то, случалось, и унижал. Но итог таких «бесед» был одинаков – вопрос в конце концов «убивался».
- Умереть не встать, ничего не ждать, всё к чертям послать и самой пойти.
- Хоть иди пешком, хоть беги бегом, от самой себя не уйти.
- С четырёх сторон дуют семь ветрОв, не хватает слов - хоть кричи.
- Посчитай ворОн посреди мирОв, не хватает слов - так молчи!
Умереть не встать... Автор: Юлия Молоткова
Горнист протрубил рано утром. Прямо в ухо своей жене. Жена дернулась от неожиданности и уронила кастрюлю с горячими макаронами.
- Дело – труба! – крикнул бледный Василий Николаевич. – Война возвращается домой. Теперь она осядет у нас. - В нашем городе? – встревожилась жена. - Да. И в остальных городах тоже. Я уже разглядел её на горизонте. - Тогда надо отступать! – супруга наступила сгоряча на разбросанные по полу макароны. – Труби общий сбор. Сбылась твоя мечта. - К чёрту общий сбор, - махнул рукой Василий Николаевич, - пора собирать чемоданы.
Однажды, увидев в лагере гипсового горниста на аллее пионерской славы, мальчик Вася почувствовал непреодолимую тягу к трубным звукам. Ему сильно захотелось протрубить общий сбор. Всю смену Вася копировал гордую позу трубача. Он застывал с берёзовой веткой в разных лагерных местах – в столовой, на стадионе, у доски почёта пионеров героев, даже в душе. Но горн, несмотря на все старания, ему так и не доверили. Зато предложили старый барабан. Однако гипсовый барабанщик с отбитым ухом и зверским выражением лица Васе не нравился. Даже вызывал подозрения. В итоге стучать он отказался.
С той поры желание протрубить общий сбор не ушло, а наоборот стало сильнее. Оно вынудило Василия Николаевича купить на блошином рынке горн эпохи колхозного романтизма, пройти ускоренные курсы трубачей в доме культуры ударников труда и организовать пост на крыше в бывшей голубятне. Там, среди птичьих костей и окаменевшего помёта, горнист вглядывался вдаль, чтобы первым заметить красную зарю. Символ победы над мировым злом. А затем доложить благую весть громкими звуками и собрать народ на праздник.
Но, равнодушный к победе над мировым злом горизонт упорно показывал одну и ту же картинку. Без красной зари и шагающего по Европе призрака коммунизма. Только рельеф далёкого леса, похожий на кардиограмму больного сердца, да пограничные вышки, замаскированные под электрические опоры. Со временем, Василий Николаевич стал терять дальнозоркость. На его глаза опустилась вуаль возраста, а вера в светлое будущее превратилась в протёртые от долгого ожидания штаны. От скуки горнист сочинял прекрасный новый мир, населённый пионерами-героями, удивлялся тому, как он сидя на важном посту умудрился жениться, давал залётным мухам человеческие имена и пробовал голубиные кости на вкус. Попав в его не по возрасту крепкие челюсти кости быстро ломались.
А когда глаза Василия Николаевича почти уже ослепли от холодного горизонта, и он собрался навсегда покинуть пост, окончательно смирившись с мировым злом, вдали что-то бабахнуло. Да так крепко, что все мухи с человеческими именами испуганно вылетели из горна. Затем бабахнуло ещё раз и ещё. Началась очередная война. Боевые действия по принуждению непокорных людей к счастью в новом мире. Тогда горнист протёр глаза ветхим платком, вытянулся по стойке смирно и застыл, приблизив инструмент к губам. Так он и простоял в ожидании скорой победы, пока война не решила вернуться домой...
- Чемоданы в кладовке! – сообщила на ходу жена, убегая паковать мамин сервиз.
Василий Николаевич открыл со скрипом дверь в пыльное хранилище. Представил размеры своего багажа и выбрал самый вместительный чемодан. Высокий, глубокий, похожий на гроб. По семейной легенде, в тяжелые времена он служил колыбелью. Иногда брачным ложем и даже грядкой для лука.
«Сюда поместиться вся моя жизнь» - решил горнист и потащил чемодан в комнату. Там он откинул крышку и задумался, что уложить в чемодан сначала? Василий Николаевич обвёл внимательным взглядом, хранящиеся в комнате достижения. Привыкшие к далекому горизонту глаза скользнули по закромам пройдённой жизни и ни за что не зацепились. Ни за новые выходные костюмы, ни за надоевшие книги, написанные по мнению горниста недалёкими людьми, ни за почётные грамоты из давно прожитой пионерской жизни, ни за тощий семейный альбом. Василию Николаевичу вдруг стало по-настоящему страшно от завалённой хламом пустоты. Добравшись до любимой трубы его взгляд уставился на родные изгибы и в глазах горниста впервые вспыхнула дикая, неукротимая, словно разбушевавшийся вулкан ненависть. То ли к себе-дураку,то ли к музыкальному инструменту, то ли к целому миру.
А спустя полчаса, обеспокоенная тишиной в комнате мужа, супруга обнаружила Василия Николаевича, лежащим в пустом чемодане. Свернувшись как ребёнок, он спал в обнимку с птичьим скелетом. Неподалеку валялся раздавленный каблуками горн. Жена вздохнула с грустью и прикрыла бережно крышку чемодана.
Ну, кто не знает Максима Галкина, который Алкин? Я восхищаюсь им… Максим, единственный из пародистов, которого боится Жириновский… Ведь Жириновский Владимир Вольфович не боялся никого, даже вся Мировая Закулиса не смогла бы у него вызвать испуг, который был явно выражен на том концерте, когда на сцену к всеобщему любимцу Максу вдруг вышел он… И сам пугать он стал Максима тем, что в армию сумеет он сослать его… И, несмотря, на папу генерала, струхнул немножечко Максим… А кто бы тут не забоялся? – Владимир Вольфович шутить не любит… Каждый президент в России был дружен с ним… Но всё-таки Максим… не струсил, но на всякий случай перестал шутить о Жириновским… Если Владимир Вольфович так просит, лучше не спорить с ним, а подчиниться… Что, в общем-то, Алкин муж и сделал…
Короче, Максим с детства проявлял артистический талант. Играя в школьных спектаклях, в которых был он в самых разнообразных амплуа: играл он роль Собаки. Старик алкоголик очень талантливо был сыгран им. Остапа Бендера Галкин представлял, царь Соломон и графа Нулин очень хорошо получился у него, дон Карлос, - тоже, и прочее, и прочее. Самая последняя роль у него, которую Максим до сих пор талантливо играет – это роль отца… Когда писал я о других артистах, меня просили писать ещё короче. Я так и делаю… Ну, в общем – всё!
Про Максима Галкина Автор: Юрий Казаков
Озирис лежал на боку, заложив стопу одной ноги на колено другой, словно тренируя ноги для позы лотоса. На нём был старый хлопковый халат и большие очки. Его голова и лицо напоминали лысеющий кактус: такой тип растительности можно получить, если сначала постричься наголо, а потом неделю не бриться, отпуская щетину на щёках и голове одновременно. Его кожа была вялой и бледной - мне пришло в голову, что он проводит большую часть времени в темноте. Несколько секунд он равнодушно смотрел на меня, а потом протянул для пожатия кисть руки - мягкую, прохладную и белую. Чтобы пожать ее, мнё пришлось сильно наклониться вперёд и опереться о захламлённый стол.
— Рама, - представился я. - Рама второй. — Я слышал про тебя. Ты теперь вместо Брамы? — Наверно, можно сказать и так, - ответил я. - Хотя у меня нет чувства, что я вместо кого-то. — Присаживайся, - сказал Озирис и кивнул на кресло.
Перед тем как сесть, я внимательно осмотрел пыльный паркет под креслом и даже подвигал кресло по полу. Озирис засмеялся, но ничего не сказал. Когда я сел, голову Озириса скрыл угол ниши - видны остались только его ноги. Видимо, кресло было установлено в таком месте специально.
— Я от Иштар Борисовны, - сообщил я. — Как дела у старушки? - благожелательно спросил Озирис. — Вроде нормально, - ответил я. - Только много пьёт. — Ну да, - сказал Озирис. - Что ей теперь остаётся… — В каком смысле? — Тебя это не касается. Можно узнать причину твоего визита? — Когда меня представили Иштар Борисовне, - сказал я, - она обратила внимание на то, что я много думаю об абстрактных вопросах. О том, откуда взялся мир. О Боге. И так далее. Я тогда действительно размышлял на эти темы. В общем, Иштар Борисовна велела вас найти, потому что вы хранитель сакрального предания и знаете все ответы… — Знаю, - подтвердил Озирис, - как не знать. — Может быть, вы дадите мне что-нибудь почитать? Я имею в виду, что-нибудь сакрально-вампирическое?
Озирис выглянул из алькова (его лицо появлялось передо мной, когда он наклонялся вперёд).
— Почитать? - спросил он. - Я бы рад. Но у вампиров нет сакральных текстов. Предание существует только в устной форме. — А нельзя его услышать? — Задавай вопросы, - сказал Озирис. — Кто такая Иштар? — Вампиры верят, что это великая богиня, сосланная на эту планету в древние времена. Иштар - это одно из её имен. Другое её имя - Великая Мышь. — За что её сослали? — Иштар совершила преступление, природу и смысл которого мы никогда не сумеем понять. — Иштар Борисовна? - удивился я. - Преступление? Когда я с ней общался, мне… — Ты общался не с Великой Мышью, - перебил Озирис. - Ты общался с её сменной головой. — А что, есть разница? — Конечно. У Иштар два мозга, спинной и головной. Её верховная личность связана со спинным мозгом, который не знает слов, поэтому общаться с верховной личностью затруднительно. Вернее, вампиры общаются с ней, когда принимают баблос. Но это очень своеобразное общение… — Хорошо, - сказал я. - Допустим. А почему для ссылки выбрали нашу планету? — Её не выбрали. Она изначально была создана для того, чтобы стать тюрьмой. — Я не понял, - сказал я. - Где-то на Земле была построена тюрьма, в которой заперли великую богиню? — У этой тюрьмы нет адреса. — Вообще-то по логике вещей, - заметил я, - адрес тюрьмы там, где находится тело Иштар. — Ты не понял, - ответил Озирис. - Тело Иштар - это тоже составная часть тюрьмы. Тюрьма не где-то, она везде. Она устроена так, что если ты начинаешь глядеть на стену своей камеры в лупу, ты попадаешь в новую камеру.
Ты можешь поднять пылинку с пола новой камеры, увеличить её под микроскопом, и увидеть следующую камеру, и так много-много раз. Это дурная бесконечность, организованная по принципу калейдоскопа. Даже иллюзии здесь устроены так, что любой их элемент сам распадается на неограниченное число иллюзий. Сон, который тебе снится, каждую секунду превращается во что-то другое.
И тут я подхожу к самой странной части этого удивительного эксперимента. Когда фотографическая пластина была проявлена, на снимке выявилось нечто поразительное. Материализованная фигура, попавшая в объектив, была одета в белые, ниспадающие одежды. Волосы опускались на плечи — непокрытые, как и руки. Фигура, скорее всего, принадлежала другой женщине, но лицо было несомненно моим… А на стуле чуть сзади располагалась фигура в моей одежде, с неповрежденными черными повязками на запястьях и лентой на талии, но лицо её было мне незнакомо, и эта незнакомка взирала на происходящее с огромным удовлетворением и самодовольством… Мы не смогли понять смысла происшедшего, и объяснения не последовало, если не считать комментария «Уолтера», который, когда его спросили об этом, сказал лишь: «Да, многое тут перемешалось»“.
— Мадам д’ Эсперанс британская медиум и ясновидящая 1849–1918
Но жив он, жив! Душа его мертва, как пчёлы мёртвые, молчат его слова.
- Какой-то автор... извращенец, мать. Родного сына, вишь, велит пилить. - Анчихрист. Как ещё назвать. - Нет, тот из Данова колена должен быть. - Как - из колена? - Так. Бывают из полена, одна так и вообще из головы была (*). - Кого несёте вы? - Сынка. Родного. Знал бы, что ребёнка такое ждёт - не стал бы и рожать. Ты думаешь, мила нам расчленёнка?
Яжеотец (хэштэг).
- А яжемать!
А вы кто будете, прекрасная особа? - А я ему... не знаю, кем была. Мария Швабрина - не слышали? - Мы оба - не слышали. Нам новые дела совсем не к делу. Нам бы до рассвета закончить дело это. - А ждала его я, думала - вернётся, сядем, выпьем... И заново начнём, ведь я всегда... Ну, думаю, сойдёмся, приобыкнем. Зачнём детей, не в облацех вода темна. А тут, взамен ему - Алёша: не всё ль равно, он, слышно, убежал из крепости. Любовь моя - пороша, метель ударит - кто нас обнимал, кто миловал - след ошалевшей птицы, вода на камне, взгляд из-под ресниц... Как пилится? На память для девицы, нельзя ли что? - Вот, пара рукавиц. Пили сама, что хочешь, эко дело! Пили, бери, чтоб сердце не болело.
Трик, трак. Трик, трак. Душа моя мертва. Сидят собаки, кости поджидают. Вот вам... запястье. Голень. Я мертва, сожрите всю - здесь мёртвых обожают!
Мёртвый улей (Отрывок) Автор: Андрей Тюков _______________________________________________________________________________________________________________________________________________
(*) одна так и вообще из головы была - Афина "рождается" из лба Зевса в результате того, что он проглотил ее мать Метиду. Она была дочерью Зевса, рожденной без матери, так что она выросла из его лба. Существовала альтернативная история о том, что Зевс проглотил Метиду, богиню совета, когда она была беременна Афиной, так что Афина в конце концов вышла из Зевса.
Как предвидеть наперёд Трудный путь стрелковых рот, Кто до ближней дойдет переправы, Кто до самой победы дойдёт? Как предвидеть наперёд, Что тебя на свете ждёт?..
Николай Караченцов - Минуты тишины (Отрывок)
«… Ни Синцов, ни Мишка, уже успевший проскочить днепровский мост и в свою очередь думавший сейчас об оставленном им Синцове, оба не представляли себе, что будет с ними через сутки.
Мишка, расстроенный мыслью, что он оставил товарища на передовой, а сам возвращается в Москву, не знал, что через сутки Синцов не будет ни убит, ни ранен, ни поцарапан, а живой и здоровый, только смертельно усталый, будет без памяти спать на дне этого самого окопа.
А Синцов, завидовавший тому, что Мишка через сутки будет в Москве говорить с Машей, не знал, что через сутки Мишка не будет в Москве и не будет говорить с Машей, потому что его смертельно ранят еще утром, под Чаусами, пулемётной очередью с немецкого мотоцикла. Эта очередь в нескольких местах пробьёт его большое, сильное тело, и он, собрав последние силы, заползёт в кустарник у дороги и, истекая кровью, будет засвечивать плёнку со снимками немецких танков, с усталым Плотниковым, которого он заставил надеть каску и автомат, с браво выпятившимся Хорышевым, с Серпилиным, Синцовым и грустным начальником штаба. А потом, повинуясь последнему безотчетному желанию, он будет ослабевшими толстыми пальцами рвать в клочки письма, которые эти люди посылали с ним своим жёнам. И клочки этих писем сначала усыплют землю рядом с истекающим кровью, умирающим Мишкиным телом, а потом сорвутся с места и, гонимые ветром, переворачиваясь на лету, понесутся по пыльному шоссе под колеса немецких грузовиков, под гусеницы ползущих к востоку немецких танков.
Внутриклассовое единство и внутриклассовые противоречия
Ты смотришь вниз, Туда, где пятница. Из понедельника. Глаза твои печальные Соскальзывают с плоскости Кристальной монитора В лес пальцев на Клавиатуре, Волнуемый дуновеньем Мыслей Утренних О счастье. Но на экране появляются Слова скорби или что-то по работе. Буквы складываются в плачи. И размышления о свободе Эфемерны.
Офисная поэма (Отрывок) Автор: Виктор Цененко
Он был не то, чтобы уж очень деловой, но в общем знал всё что нужно.
Коля Сабуров сделает. – говорили про него.
Женщины всегда были от него в восторге. А вот мужчины нет. Точнее, начальники тоже, вроде, иногда балдели. Ну, ещё бы: знает, компьютер и факс, машину водит, за границей был много раз, английский, немецкий, и главное - по внешторгу всё-всё что нужно. И всё сразу осваивает, торопится изучить. Идеальный сотрудник. А главное: очень уважает начальство.
Даже более того.
Вот за это «более того» Колю не любили многие. Не любили без особых объяснений.
- Да он гнутый больше некуда. – тихо говорили служившие в армии мужики. - Лижет глубже чем нужно. – бурчали другие. - Сволочь карьерная, Молчалин. – говорил в отсутствие женщин и начальства интеллигентный экономист.
Сабуров и правда считался тихой, тайной сволочью. Он подсиживал и наушничал так, что можно было только догадаться. Но и по форме и по большей части на деле он всё же был асом. Говорят, начальники за ним были много лучше чем за каменной стеной. Ведь Коля всё за них делал. Красильников, который пришёл в отдел из парткома, вообще ничего не умел и не собирался учиться, так что Сабуров для него стал той самой золотой жилой.
Заботкин, который долго работал в Америке, делал всё сам, но Сабурова ценил, хотя как и все нормальные мужики не любил за лизоблюдство и другие скрытые пакости. Но и он даже за глаза не говорил о нём плохого.
- Хоть один человек умеет всё. – говорил он и отводил глаза в сторону. Впрочем, по душам он с Колей, похоже, не общался никогда.
Потом зарплату стали задерживать всё больше, а никаких премий не было, да и выходные посреди недели объявляли всё чаще. Завод сильно буксовал, пошли разговоры о банкротстве.
Люди стали уходить кто куда: больше в таможню да частные фирмы, кто-то – в областную администрацию. Вот туда ушёл и Красильников, через месяц перетянул Сабурова. То есть тот на новом месте пахал и за себя и за него.
- А что, вроде без Коли работаем нормально, даже спокойнее, – говорили все, – только вспоминаем, что был такой дока на все руки. - Да уж лучше так, никто не подслушивает, что ты говоришь. – судили между собой мужики: Нам подлиз больше не надо.
Женщины же всё вздыхали и подолгу обсуждали Колины достоинства. Где-то год вспоминали, даже чуть плакали как все женщины.
Плохой, хороший офис (Отрывок) Автор: юрий прозоров
Не опоздай, прошу тебя на встречу. Пока еще одна ,пока ещё ничья..... Не опоздай, пока прекрасен вечер, И в лунном свете отражаюсь я.... Не опоздай, руками мои плечи, Обнять, прижав меня к себе.... Не опоздай, пока огонь и свечи, Горят ещё, и в доме и в душе... Не опоздай, ведь лет ещё не много, Еще с ноля готова жизнь начать.... Не опоздай, пока пуста дорога, Пока готова я ещё встречать. Пока глаза блестят и светится улыбка, Пока хочу ещё сказать ЛЮБЛЮ.. Ведь жизнь такая тонкая, как скрипка, Не опоздай, пока на свете я живу.....
Не опоздай Автор: Юлия Беляк
Я твой Аленький Цветочек, знай! И в душе моей всегда лишь май!
Ты целуй меня, мой Котик, всласть! Ты - мой омут, неземная страсть!
Я ТВОЙ АЛЕНЬКИЙ ЦВЕТОЧЕК! Автор: Аленький Цветочек
…как кто-то сказал (скорее всего, это был я), язык — это первый эшелон информации о себе, которую выдаёт неодушевлённое одушевлённому. Или, если выразиться точнее, язык — это разбавленный аспект материи.
Поэт: Иосиф Бродский - С любовью к неодушевленному. Четыре стихотворения Томаса Гарди
Обычный будний день. Обычные люди, толпящиеся у переходов судьбы. Обычный серый город. Моросит противный осенний дождь. Открыты зонтики. По стене пробежала чёрная тень. Её заметила маленькая худенькая с тёмными густыми волосами, завязанными в хвостик, девочка и робко сказала:
- Привет...
Тень замешкалась, а после растворилась в дожде. Кто это был? Чья душа беспокойно решила проведать нас? Весь день тень металась по многолюдному, суетливому городу, печально всматриваясь в пустые лица прохожих, которые, даже смотря в упор, не видели его или просто не хотели видеть.
Потерянная душа демона. Нет, он не ищет себе жертву, ведь в этом давно нет необходимости. Люди давно забыли истину и всё, что осталось одинокой тени, это маячит между прохожими, надеясь, что хоть кто-то его заметит и отпустит, прервав бесконечный путь его души. Но кто же он? К сожалению, он не представился... Его темная сущность приговорена к вечному скитанию среди серых людей, лелея хрупкие мечты. Он вынужден скитаться в виде жалкой, бесформенной чёрной тени на стене.
Тем временем на город спускался холодный ночной мрак. Тускло горят одинокие фонари в дожде. Толпа сместилась к метро, там и была та девочка. Переполненные вагоны, привычная вечерняя давка и тень мелькающая среди толпы. Девочка, прижимая к себе рюкзачок и небольшую пакетик, попыталась войти в вагон, но безуспешно. Её вынесла серая масса обратно на остановку, не замечая. Поезд двинулся в путь, издав протяжный гудок, в глубину темного туннеля. На станции лишь она и безмолвная тишина. Часы пробили восемь вечера. Нет, дома ее никто не ждет: мать пашет на двух работах и сегодня она вновь осталась в ночную смену, а отца она не знала, он покинул семью еще до ее рождения. В туннеле яркий свет, знакомый гудок. Вот и поезд. Девочка зашла в вагон, а за нею тень.
Тёмная улица. Тускло горят фонари. Рядом проехала очередная машина. Моросит холодный октябрьский дождь. Тень беззвучно идёт за ней. Так тепло. Он так давно искал человека без маски, но блеск в её глазах поник из-за вечного одиночества. Нет, ему не нужна её душа. Внезапно тень завернула в один из тупиковых скверов, но через секунду вернулась обратно.
Стоило девочки сделать пару шагов, как её кто-то толкнул в спину. Тень отошла. Он сделал всё, что было в его силах. Порой мы много не замечаем, так и она, пока не упала на мокрый асфальт, не заметила бы коробку за углом. Девочка поднялась, отряхнулась, подняла упавший пакетик и уже собиралась продолжить свой путь. Но коробка внезапно заплакала. Девочка в полном недоумении медленно приблизилась к ней, открыла. На мокрой газете лежали пять новорождённых щенков. Четверо уже не двигались, холод и тьма поглотила их маленькие тельца и души, но пятый. Он отчаянно кричал, ползая между трупов своих братьев и сестёр. Девочка растерялась, но, засунув мокрый пакет в рюкзак, взяла щенка, спрятав его от холода в куртку и прижав к себе. Тень с любопытством наблюдала за этой картиной, ожидая яркого финала. Она начала тормозить оставшихся четвёрых, но тщетно, лишь в одном теплилась жизнь, как маленький огонёк под ливневый дождем.
Тёплая, маленькая, но уютная квартирка. Включён свет. Девочка сидела на полу, держа в полотенце щенка, и кормила его подогреть ряженкой. Пускай она вымокнула до нитки, но её это тогда не волновало. Тень была рядом. Он молча смотрел и наконец-то видит настоящего человека. Когда работа была окончена и щенок мирно сопел в корзинке, она взглянула на стену. Их взгляды пересеклись. Она улыбнулась.
-Спасибо...
Тень улыбнулась в ответ и исчезла. Так кто же он? Демон или тёмный путник, не знаю. Думаю, каждый сам ответит на этот вопрос. Но он продолжает скитаться по городу и возможно он ищет именно вас, как красный тлеющий огонёк в чёрной материи, бьётся его душа о наши каменные сердца, которым не хватает искры.
Среди непонятых стихов, Среди несбывшихся надежд. Искал я сущность бытия, В разлуке видя Божий перст. Искал и я не находил, В разлуке призрачный покой. Потом судьбу благодарил: За день, за ночь, за голос твой, Что мне мерещится в ночи, На грани разума и сна. В том месте мы с тобой одни, Жизнь проживаем не любя. В том месте, день на ночь похож, Жизнь там не терпит суеты. Среди неписанных стихов, Среди безумия толпы.
Среди непонятых стихов Поэт: Юрий Богданов
Ну что вам сказать про сегодняшнее сновидение? Могу сказать следующее - Рыбка, по своим биологическим настройкам, на таких глубинах криптографии не плавает. Ни одной пусть даже смутной догадки, ни одной свободной ассоциации, ни одной ниточки в руках за которую можно было потянуть. Хотя... вижу ниточку, но такую условную, а именно, по всей совокупности перечисленных характеристик сновидения, это даёт нам некую возможность считать данный ночной информационный пакет культурной отсылкой к произведению Фёдора Михайловича Достоевского "Идиот". Давайте тогда, за неимением ничего другого, разберём один из его смысловых узлов.
Скажите мне, за что люблю, о волны, Ваш сладостный и непонятный шум, Когда всю ночь ему внимаю, полный Таинственных и несказанных дум.
Изменчивы, как я, и неизменны, Вы боретесь, и нет вам тишины, И всё-таки вы праздны и блаженны, И олимпийской резвостью полны.
И страстного вы учите бесстрастью, Не верить злу людскому и добру, Быть радостным и не стремиться к счастью, И жизнь любить как вечную игру.
И мудрости вы учите свободной: Все пением и смехом побеждать, Чтоб в красоте великой и холодной Бесцельно жить, бесцельно умирать.
Шум волн (Избранное) Поэт: Дмитрий Мережковский
- А что у тебя в руке? - А, это? - Мать протянула ему что-то гладкое, переливающееся в лучах солнца, скрученное в спираль. Он взял. Предмет был твёрдый, блестящий... и красивый. - Оставил тебе доктор Гулль, он заходил несколько минут назад. Дал, чтобы ты немного развлёкся.
Он посмотрел на эту штуковину с некоторым сомнением. Потом погладил её своей маленькой рукой.
- Как же я развлекусь? Я не знаю даже, что это такое.
Мать улыбнулась - словно солнце засияло в комнате.
- Это, Джонни, морская раковина. Доктор Гулль нашел её в прошлом году на берегу Тихого океана. - А, понятно. А откуда она там взялась? - О, я не знаю. Возможно, очень давно она служила домом для какой-то формы морской жизни.
Его брови поднялись.
- Домом? Значит, кто-то в ней жил? - Да. - Нет, правда?
Она повернула раковину в его руке.
- Если не веришь, приложи вот этим концом к уху. - Вот так? - Он поднёс раковину к розовому ушку и крепко прижал её. - А теперь что делать?
Мать улыбнулась.
- А теперь, если помолчишь и прислушаешься, ты кое-что услышишь.
Он прислушался. Неощутимо открылось его ухо - так раскрывается навстречу свету цветок.
На каменистый берег набежала и разбилась титаническая волна.
Волны накатывались на далёкий скалистый берег. Джонни зажмурился и улыбнулся, его лицо стало от этого вдвое шире. Грохочущие волны с рёвом врывались в маленькое жадное ушко.
- Да, Джонни, - сказала мать. - Ты слышишь море.
День подходил к концу. Джонни лежал на спине, утонув головой в подушке; в ладонях у него, как в колыбели, лежала раковина, и он поглядывал, улыбаясь, в большое окно справа от постели. Был виден весь пустырь на другой стороне улицы. По нему, как потревоженные жуки; носились мальчишки, и было слышно, как они кричат: "Это я убил тебя первый!" - "А сейчас я тебя!" Или: "Так нечестно!" Или: "Теперь командиром буду я, а то не играю!"
Казалось, эти голоса звучат где-то вдалеке и, словно качаясь на волнах солнечного света, то приближаются, то удаляются. Солнечный свет был как глубокая, сияющая золотая вода, эта вода лизала берег лета и грозила залить его. Медленная, ленивая, тёплая, почти неподвижная. Мир отражался в ней вверх ногами, и всё в нём было замедленное. Медленней тикали часы. Медленно - медленно прокатился по улице пышущий жаром металл трамвая. Будто смотришь кино, и у тебя на глазах кадры замедляются и стихает постепенно звук. Все стало мягче и расплывчатей. И ничто больше не имело значения.
До чего хочется выйти и поиграть! Он не сводил с ребят глаз - смотрел, как они в неподвижном зное залезают на заборы, играют в мяч, бегают на роликах. Голова всё тяжелела, тяжелела, тяжелела. Веки, как занавес, опускались всё ниже, ниже. Морская раковина лежала на подушке около его уха. Он снова прижал её.
Бух-х - разбивались волны, тр-рр - рассыпались на песке. На желтом песке берега. А когда откатывались назад, на песке оставались пузыри пены, похожие на те, что падают из медвежьей пасти. Пузыри лопались и исчезали, как сновиденья. И снова волны, и снова пена. И, переворачиваясь в ряби отступающих волн, омытые солёной влагой, разбегались в разные стороны коричневые пятна песчаные крабы. Буханье холодной зелёной воды, прохладный песок. Звук создавал картины; маленькое тело Джонни овевал лёгкий бриз. И внезапно жаркий день перестал быть давящим и жарким. Часы затикали быстрей. Скорее залязгал металл трамваев. Глухие удары волн о невидимый сверкающий пляж подстегнули медлительный мир лета, и он ожил и задвигался.
Да, теперь он понял: лучше этой раковины ничего нет на свете. В любой долгий и скучный день только приложи её к уху - и ты уже проводишь каникулы на далёком, обдуваемом всеми ветрами берегу.
Четыре тридцать, сказали часы. Время принимать лекарство, сказали быстрые звонкие шаги матери в сверкающем коридоре. Она поднесла к его рту серебряную ложку с лекарством. Вкус, увы, был... какой бывает у лекарства. Джонни скорчил гримасу, заготовленную специально для таких случаев. Чтобы скорее перестать чувствовать этот вкус, он запил молоком, а потом посмотрел вверх, на доброе, светлое лицо матери, и спросил:
- Можем мы когда-нибудь поехать на море, мам? - Конечно. Может быть, на Четвёртое Июля, если твой отец получит свой двухнедельный отпуск в это время. За два дня доедем на машине до берега, проведём там неделю и вернёмся.
Джонни сел поудобней; глаза у него были какие-то чудные.
- Я никогда не видел настоящего моря, а только в кино. Готов поспорить, оно и пахнет по-другому, и вид у него другой, чем у нашего Лисьего Озера. Оно огромное и в тысячу раз лучше. Так обидно, что нельзя прямо сейчас туда отправиться!
