Мелко - Злобное

Мелкая злоба и мельче будет
Ты раскрываешь твоё лицо,
Ты не заботишься стать посудой
Тьмы и несчастья сна твоего

Ложь не украсит твоё безделье,
Ложь не подарит тебе крыльца,
Ложное станет тебе привычным,
Бегством твоим, а беда слепа

Ты позволяешь такому сбыться,
Мёртвой водою себе напиться,
Да ещё одурить меня лесом
С волками, ростом с тебя

Ты ли в уме или я пред тобою,
Крепче глупца с головой бородою?
Ты ли желала такого похода,
Чтобы услышать мужского рода

Так не смеши меня тьмою твоей,
Даже такой, что последняя в ней

                                                                Мелкая злоба и мельче будет
                                                                 Автор: Алексей Орлов Спб

- Алло, Михаил Владимирович?
- Да...
- Здравствуйте, звонок из банка Русский стандарт. Меня зовут Галина Николаевна. Я звоню по поводу вашей кредитной карты, вы давно не оплачиваете обязательные платежи, в чём причина не оплаты?

На том конце трубки явно нетрезвый голос ответил:

- Денег нет.
- Как давно денег у вас нет?
- Вчера закончились.
- А почему позавчера оплату не провели?
- Я не в состоянии был, пьяный. Очнулся, а денег нет.
- Понятно, а на той неделе что с вами случилось в таком случае?
- Тоже самое было, месяц в запое.

- Надо же как- то вопрос с банком решать, вы на просрочке находитесь , я думаю
  вы в курсе.
- Когда из запоя выйду.
- А что у Вас в договоре так и написано, оплачивать только когда из запоя
  выходите?
- Не знаю, не читал.
- Не читали, а как тогда оформляли, с какой целью?
- Чтобы в запой уйти.
- Чтобы что сделать?
- В запой уйти.
- То есть вы оформили кредитную карту, чтобы уйти в запой?
- Да.

- И что, вы считаете это законным основанием, чтобы не производить оплату?
- Не знаю, закон не знаю, ничего не знаю.
- А что вы собираетесь делать?
- Пить дальше пока.
- То есть с банком вы решать никак не намерены?
- Из запоя выйду, решу.
- А по адресу вашей регистрации кто - то проживает ещё?
- Не знаю...
- Замечательно, а где работаете в настоящий момент?
- Нигде, я в запое.

- А раньше где работали?
- Нигде. По банкам ходил, деньги собирал.
- Это как?
- Кредитку оформлял, деньги брал, в запой уходил, потом в другой.
- Понятно. Кто из родственников может вам помочь с оплатой?
- Не знаю, спросите у них.
- Как это у них, ваши дела с банком вас не беспокоят?
- Нет, когда я в запое меня ничего не беспокоит.
- А сейчас, когда я говорю, что у вас проблемы?
- Проблем у меня нет совсем.

- Вы знаете, что вы на четвёртой степени просрочки, и банк выставит вам
  требование погасить все двадцать тысяч единовременно вместе с набежавшими
  процентами за просрочку, вы это понимаете?
- Когда я в запое, я ничего не понимаю, - продолжал мужчина заплетающимся
  языком.

- А когда сотрудники банка по адресу регистрации приедут, что вы им тогда
  скажете?
- Скажу - заходите, выпейте со мной, пожалуйста.
- Ну и что вы думаете они вам ответят?
- Скажут, вот спасибо братан, мы как раз с похмелья. И потом мы будем друзьями.
- Вы понимаете, что закон нарушаете?
- Нет. Когда я в запое, у меня один закон - вовремя опохмелиться, всё.

В трубке послышались короткие гудки.

                                                                                                       Звонок из банка (Отрывок)
                                                                                                          Автор: Эдуард Штэйн

Отредактировано ОЛЛИ (2024-12-08 16:52:08)

Чтоб в ступе воду не толочь (©) 

Какой Ужасный Мир, где я рождён! –
Ведь познаЮ его за битом - бит...
Но слёзы не умею лить дождём,
А если б мог, то был бы им убит.

Вода для Тела моего – огонь!
/Примерно так, как людям на кострах,
Когда они испытывают боль,
Сжигаемые заживо, и страх.../

Как страшно, что зальют меня они –
Создатели мои, не пожалев! –
Мой Дух – из электричества огни,
Душа моя – эмоции! – /не блеф/

                                                Монолог Искусственного Интеллекта (Отрывок)
                                                               Автор: Арина Батуренко

Инсталляция была платной. Спорить или ругаться не имело смысла – об этом наверняка предупреждал какой - нибудь мелкий шрифт в одном из вороха соглашений, подписываемых кивком головы. Теперь Кеша был в минусе. Выходить на работу следовало немедленно.

То есть не скоро, а прямо сейчас.

Вздохнув, Кеша кивнул Каналоармейцу – голому по пояс мужику в холщовых штанах, который уже маячил на дальнем краю площади с лопатой в руке (обычно он вставал так, чтобы скрыться за фонтаном – но, когда Кеше пора было на работу, показывался на глаза, словно почуявшая кровь акула).

Кеша выбрал для своего фейстопа такую икону, потому что она показалась ему самым безобразным изображением в каталоге визуальных символов труда. Это был персонаж с древнего советского плаката – сознательный зэк с одним из тех генетически ущербных лиц, которые так любило продвигать пролетарское искусство. Ещё на плакате был девиз, его Кеша превратил в тату на голом животе зэка, только вместо «каналоармеец, от жаркой работы растает твой срок» написал «аналокармеец, от жаркой работы растает твой срак».

Чем глупее месть, тем она слаще, а немного гомофобии в личном файле не повредит. Больше путаницы.

Каналоармеец вопросительно указал на себя большим пальцем, и Кеша ещё раз кивнул.
Ну да, да. Сдаюсь, противный.

Никаких лучей, никакой переходной анимации. Вокруг стало темно и холодно. Кеша повис в свистящей холодными сквозняками пустоте перед списком локализованных трудовых карт. Список был оформлен как ресторанное меню, нарисованное на чёрной грифельной доске разноцветными мелками:

БАССЕЙН «МАЛЬСТРИМ»
ЛЕСТНИЦА ЯКОБИ
СТАДИОН «LOCO_MOTIF»
САФАРИ ЮРАСИК
ИЩДЩЕТФНФ
ПЕРЕДЕЛКИНО

Сегодня выбор был так себе. Последние две карты Кеша не любил из - за угнетающей душу шизы, а первых двух боялся всем телом, на рефлекторном уровне. «Сафари Юрасик» было довольно предсказуемым приключением, которого тоже хотелось избежать. Оставался стадион. Ему Кеша и кивнул.

Появилось меню выбора спортивной дисциплины. Кеша остановился на беге с ширмами. Надписи исчезли, и на доске возник последний вопрос:

ДФЗЫ?

LAPS, понял Кеша,  это с прошлого раза сделали локализацию, чтобы нам было удобнее. Три дфзы на пять дней хватит. Меньше всё равно нельзя. Доска превратилась в чёрный занавес, с шелестом пропустила его сквозь себя, и Кеша увидел хмурый день, мелкие брызги дождя и уходящую в туман размокшую гаревую дорожку.

Каналоармеец был уже здесь – и выглядел теперь совершенно иначе. Он сидел на вороной лошади. Его штаны переливались шёлковыми узорами, а лопата в руке казалась особо смертоносным копьём. Словом, он походил на торжествующего монгола – которым, по сути, и был.

– На старт! – закричал Каналоармеец, страшно надсаживая голос.

Кеша встал в низкий старт, упёр руки в мокрую гарь, но не отказал себе в удовольствии глянуть на растатуированный живот мучителя.

– Внимание!

Я весь внимание, подумал Кеша.

– Марш!

Кеша побежал. Мокрая гарь тысячью крохотных зубов впивалась в босые ноги, но Кеша даже не морщился, по опыту зная, что это только разминка перед сменой. Стадион был хорош тем, что не грузил психику: предстоящие упражнения делались видны и понятны не все сразу, как в «Мальстриме», а по очереди.

Иногда неведение – лучшая защита. Половину первого круга Кеша прошёл почти на бодряке, не обращая внимания на растущее жжение в ступнях и цоканье копыт за спиной.

А потом впереди появилась первая ширма. Это была самая натуральная ширма – мокрое серое полотно с намалеванным на нём вопросительным знаком, растянутое между двумя стойками. Кеша не стал тормозить, и полотно с хлопком лопнуло, едва коснувшись его груди.

Кеша увидел первое препятствие.

Это была горящая изба, стоящая на дорожке – сквозь её открытую дверь виднелось раскалённое, как у домны, нутро. Надо было пробежать прямо насквозь. Кеша уже понял, откуда взялась изба. Как всегда, из личного файла. Совсем недавно он расшэрил с миром своё омерзение по поводу мемориальных татуировок в LUCID - музее гендерного шовинизма. Даже совместил образы древних инициатических практик с кучей дерьма – причём поступил так исключительно из своего всегдашнего страха. А теперь этот спектакль вернулся к нему неожиданным бумерангом. Система просто нашла в его информационном выхлопе нечто ему неприятное – и назначила это рабочим переживанием.

Ибо работа, за которую начисляются шэринг поинтс, должна была быть именно неприятной. Мучительной. Мало того, омерзительной и страшной. Как объясняли философы и пандиты, происходило это не потому, что цукербрины хотели людям зла, а именно потому, что они хотели добра. А добро, наслаждение и счастье появлялись только по контрасту с мукой и болью, так уж был устроен проклятый человеческий мозг. Этот перелатанный биокомпьютер, доставшийся людям по наследству от тараканов, ящеров и прочих гормональных роботов, невозможно было переделать.

Нельзя было вычистить из Кешиного биореестра обмылки забытых программ, помогавших когда - то выживать древним обезьянам. Можно было только оптимизировать циклы радости и боли, что давно доказали, исследовали, продумали и промерили до минус девятой степени. И сейчас наступал просто неизбежный цикл боли. Её следовало принять. Проглотить такое её количество, которое сделает возможным следующий цикл счастья…

Кстати, подумал Кеша, подбегая к горящей двери, надо будет спросить об этом Яна Гузку. Интересно, что современная фило…

Изба обожгла таким страшным жаром, что мысль о Гузке мгновенно испарилась с поверхности мозга. Боль была ослепительно - белой, абсолютной, яркой и простой. Она пульсировала.

Между её раскалёнными блоками возникали длинные замысловатые тупички, где всё было сложно, запутано – и так же невыносимо больно. Кеша бежал сквозь огонь всего две или три секунды, но у пережитой им муки было столько нюансов, что в линейном времени их хватило бы на неделю.

«Мухлюют, – подумал он, оказавшись на гаревом просторе. – Точно мухлюют с пропорцией. Где, спрашивается, я видел столько счастья на прошлой неделе? Или это за сестричку… Но они ведь не знают… Или как - то автоматически…

А она, кстати, вообще приносит мне счастье? Там же один страх. Ну и возбуждение. Тоже довольно неприятная вещь, если разобраться. За сестричку мне, наоборот, шэринг поинтс начислять должны…»

Но это направление мысли было бесперспективным: интуиция подсказывала Кеше, что он вряд ли будет судиться с реальностью по данному вопросу.

                                                                            из антиутопического романа Виктора Пелевина - «Любовь к трём цукербринам»

Отредактировано ОЛЛИ (2025-01-17 19:45:28)

Смешивать водку с портвейном (©) ?

1. Опять брожу весь день хмельной,
Но не вино тому виной.

Припев

Твердят друзья, что сошёл с колеи,
Что пьян всё время я, а я пьян от любви,
От слов её и взгляда я пьян без вина,
От улиц по которым прошла она.

Я пьян от шторы в квадрате окна
Откуда мне улыбнулась она,
От серых скал прибрежных, что в солнечный день
Её укрыли в тень.

2. Не пил вина, а пьяный в дым,
Она ушла, ушла с другим.

                                                           Музыкальная композиция - Я пьян от любви (Отрывок)
                                                                             Автор: Александр Андре

Игорь Николаев и Наташа Королева ТАКСИ, ТАКСИ #Королёва Наташа #Николаев Игорь

Компромисс второй

(«Советская Эстония». Июнь. 1974 г.)

«СОПЕРНИКИ ВЕТРА (Таллиннскому ипподрому – 50 лет). Известные жокеи. кумиры публики – это прежде всего опытные зоотехники. которые настойчиво и терпеливо совершенствуют породу. развивают у своих «воспитанников» ценные наследственные признаки. Кроме того. это спортсмены высокой квалификации. которые раз в неделю отчитываются в своих успехах перед взыскательной таллиннской публикой. За пятьдесят лет спортсмены отвоевали немало призов и дипломов, а в 1969 году мастер - наездник Антон Дукальский на жеребце Тальник выиграл Большой всесоюзный приз. Среди звёзд таллиннского ипподрома выделяются опытные мастера – Л.Юргенс. Э.Ильвес. X. Ныммисте. Подаёт надежды молодой спортсмен А. Иванов.

В ознаменование юбилея на ипподроме состоится 1 августа конный праздник».

Таллиннский ипподром представляет собой довольно жалкое зрелище. Грязноватое поле, косые трибуны. Земля усеяна обрывками использованных билетов. Возбуждённая, крикливая толпа циркулирует от бара к перилам.

Ипподром – единственное место, где торгуют в розлив дешёвым портвейном.

В кассе имеются билеты двух типов – экспрессы и парки. Заказывая экспресс, вы должны угадать лидеров в той последовательности, в какой они финишируют. Парка – угадываете двух сильнейших финалистов в любой очередности.

За парный билет соответственно выплата меньше. И за фаворитов платят мало. На них ставит весь ипподром, все новички.

Значительный куш дают плохие лошади, случайно оказавшиеся впереди. Фаворита угадать нетрудно. Труднее предусмотреть неожиданное – вспышку резвости у какого - нибудь шелудивого одра (*).

Классные наездники за большие деньги придерживают фаворитов. Умело отстать – это тоже искусство. Это даже труднее, чем победить. Впереди оказываются посредственные лошади.

Выигрыши достигают иногда ста пятидесяти рублей. Однако хорошие наездники вряд ли захотят иметь с вами дело. У них солидная клиентура. Проще договориться с жокеем третьей категории. Играть на бегах ему запрещено. Он действует через подставных лиц.

Берёт программу завтрашних скачек и размечает её для вас. Указывает трёх сильнейших лошадей в каждом заезде. А вы, согласно указаниям, покупаете билеты и на его долю тоже.

Я решил написать юбилейную заметку об ипподроме. Побеседовал с директором А. Мельдером. Он вызвал Толю Иванова.

– Вот, – говорит, – молодое дарование.

Мы пошли с Ивановым в буфет. Я сказал:

– У меня есть лишние деньги, рублей восемьдесят. Что вы посоветуете?
– В смысле?
– Я имею в виду бега.

Иванов опасливо на меня взглянул.

– Не бойся, – говорю, – я не провокатор, хоть и журналист.
– Да я не боюсь.
– Так в чём же дело?

В результате он «подписался»:

– Дукель (то есть Дукальский) ставит через приезжих латышей. Это крутой солидняк. Берут заезды целиком, причёсывают наглухо. Но это в конце, при значительных ставках. А первые три заезда можно взять.

Я достал программу завтрашних скачек. Толя вынул карандаш…

После третьего заезда мне выплатили шестьдесят рублей. В дальнейшем мы систематически уносили от тридцати до восьмидесяти. Жаль, что бега проводились раз в неделю.

Летом Толя Иванов сломал ногу и обе ключицы. Лошади тут ни при чём. Он выпал пьяный из такси.

С ипподромом было покончено. Уже несколько лет «соперник ветра» работает барменом в Мюнди (**).

                                                                                                                               из сборника новелл Сергея Довлатова - «Компромисс»
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) Труднее предусмотреть неожиданное – вспышку резвости у какого - нибудь шелудивого одра - Одёр. Старая, исхудалая, изнурённая лошадь, плохая корова; кляча ободранная.

Много было недоразумений на почве того, что каких - то кляч называли именами изящных артисток. Несколько лет тому назад в Харькове скакала лошадь, названная своим владельцем именем одной известной драматической артистки. Однажды она осталась далеко позади всех и в отчёте, появившемся в одной местной газете об этой скачке было сказано: «таких одров нельзя выпускать на ипподром». Муж этой артистки обиделся и дело чуть не дошло до дуэли. Теперь стали называть лошадей именами членов государственной думы.          -- «Одры на ипподроме - курьёз из прошлого». Автор: Наталья Трубиновская (Расширенная цитата).

(**) работает барменом в Мюнди - Улица Мюнди (эст. Mündi tänav) — короткая улица в историческом районе Старый город Таллина (Эстония). Ведёт с Ратушной площади на улицу Пикк.

Отредактировано ОЛЛИ (2025-01-22 07:47:30)

Медведь - регулировщик

1 заяц:

Это ты меня задел,
Словно вихрь, налетел!

2 заяц:

Нет! Ты на дорогу не смотрел,
Вот на меня и налетел!

Под музыку выходит медведь.

Медведь:

Что такое здесь случилось?
Что за ссора получилась?

1 заяц: По дороге мы летели, и вперед мы не глядели.
2 заяц: Мы друг друга не видали, вот и оба пострадали.

Медведь:

Всё я понял, не ревите.
Лучше сядьте, отдохните!
Шишки ваши вмиг пройдут и болячки заживут.
По сторонам впредь не зевайте,
С правой стороны шагайте,
Смотрите вперёд внимательно,
Дорожные правила выполняйте старательно!
Всё понятно объясняю?

1 заяц:

Я ничего не понимаю!
Если мы оба справа побежим,
Опять ведь друг на друга налетим!

2 заяц:

И я не понял, как же так?
А говорите, что пустяк!

                                                     Досуг по правилам дорожного движения (Отрывок)
                                    Авторы: Земскова Наталья Николаевна; Хамина Лариса Васильевна

В тот день было ещё много забот, конфликтов, споров, нерешённых проблем. Я побывал на двух совещаниях. Ответил на четыре письма. Раз двадцать говорил по телефону. Пил коктейли, обнимал Марину…

Всё шло нормально.

А день вчерашний – куда он подевался? И если забыт, то что же вынудило меня шесть лет спустя написать: «В этой повести нет ангелов и нет злодеев… Нет грешников и праведников нет…»?

И вообще, что мы за люди такие?

Компромисс четвёртый
_________________________________________________________________

(«Вечерний Таллинн». Октябрь. 1974 г.)

« ЭСТОНСКИЙ БУКВАРЬ

У опушки в день ненастный
Повстречали зверя.
Мы ему сказали: „Здравствуй!”
Зверь ответил: „Тере!” (*)
И сейчас же ясный луч
Появился из-за туч…»
___________________________________________________________________

«Вечерний Таллинн» издаётся на русском языке. И вот мы придумали новую рубрику – «Эстонский букварь». Для малолетних русских читателей. Я готовил первый выпуск. Написал довольно милые стишки. Штук восемь. Универсальный журналист, я ими тайно гордился.

Звонит инструктор ЦК Ваня Труль:

– Кто написал эту шовинистическую басню?
– Почему – шовинистическую?
– Значит, ты написал?
– Я. А в чём дело?
– Там фигурирует зверь.
– Ну.
– Это что же получается? Выходит, эстонец – зверь? Я – зверь? Я, инструктор Центрального Комитета партии, – зверь?!
– Это же сказка, условность. Там есть иллюстрация. Ребятишки повстречали медведя. У медведя доброе, симпатичное лицо. Он положительный…
– Зачем он говорит по - эстонски? Пусть говорит на языке одной из капиталистических стран.
– Не понял.
– Да что тебе объяснять! Не созрел ты для партийной газеты, не созрел…

Час спустя заглянул редактор:

– Жюри штрафует вас на два очка.
– Какое ещё жюри?
– Вы забыли, что продолжается конкурс. Авторы хороших материалов будут премированы. Лучший из лучших удостоится поездки на Запад, в ГДР.
– Логично. А худший из худших – на Восток?
– Что вы этим хотите сказать?
– Ничего. Я пошутил. Разве ГДР – это Запад?
– А что же это, по - вашему?
– Вот Япония – это Запад!
– Что?! – испуганно вскричал Туронок.
– В идейном смысле, – добавил я.

Тень безграничной усталости омрачила лицо редактора.

– Довлатов, – произнёс он, – с вами невозможно разговаривать! Запомните, моё терпение имеет пределы…

                                                                                                                        из сборника новелл Сергея Довлатова - «Компромисс»
_________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) Зверь ответил: „Тере!” - «Tere» — универсальное приветствие в эстонском языке, которое означает и «привет!», и «здравствуйте!».

Отредактировано ОЛЛИ (2025-01-24 08:41:23)

Они на твоём пути

Камень катится ко мне по склону,
Я стою, раскинув руки в стороны.
Не надейся на мою оборону,
Я стою абсолютно беззащитным городом.
Можешь в щепки обратить словом,
Можешь вихрем пронестись Молохом.
Не услышишь от меня и стона
Мне в твоей зиме, совсем не холодно.

Я расту травой на твоём пути,
Мне не страшно и почти не больно,
Как тебе угодно поступи -
Мне будет довольно.
Я расту травой на твоём пути,
Мне не страшно и почти не больно,
Небом обречённых не спасти.
И кара достойна.

Хочешь, взгляни на сады,
Шатры и дворцы до берегов небосклона,
И если не покажется, что всё это дым,
Твои - и престол и корона.
Или пройди насквозь, в груди
Не оставив единого вздоха.
Укройся от грозы и оставь позади,
Даже это будет неплохо.

Я расту травой на твоём пути,
Мне не страшно и почти не больно,
Как тебе угодно поступи -
Мне будет довольно.
Я расту травой на твоём пути,
Мне не страшно и почти не больно,
Небом обречённых не спасти.
И кара достойна.

                                                            На твоём пути
                                                            Автор: Ясвена

Серёга - неудачник. Фред Солянов, исп. А. Смогул

! в тексте встречается нецензурное выражение !

Проснулся я у Марины, среди ночи. Бледный сумрак заливал комнату. Невыносимо гулко стучал будильник. Пахло нашатырным спиртом и мокрой одеждой.

Я потрогал набухающую царапину у виска.

Марина сидела рядом, грустная и немного осунувшаяся. Она ласково гладила меня по волосам. Гладила и повторяла:

– Бедный мальчик… Бедный мальчик… Бедный мальчик…

С кем это она, думаю, с кем?..

Компромисс шестой
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(«Вечерний Таллинн». Недельная радиопрограмма. Март. 1976 г.)

… 13.30. «ВСТРЕЧА С ИНТЕРЕСНЫМ ЧЕЛОВЕКОМ. Владимир Меркин. Экономика – день грядущий».

В радиоочерке Л.Агаповой и С.Довлатова предстает кандидат экономических наук Владимир Григорьевич Меркин. Вы услышите его живой и увлекательный рассказ об экономическом прогрессе в СССР и о необратимом финансовом кризисе современного Запада. В перерыве – новости и «Музыкальный антракт».
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

Четыре года спустя на лице журналистки Агаповой появится шрам от удара металлической рейсшиной (*). На неё с безумным воплем кинется архитектор - самоучка Дегтяренко, герой публицистической радиопередачи «Ясность», так и не запущенной в эфир.

За шесть недель до этой безобразной сцены журналистке впервые расскажут о проекте «Мобиле кооперато» и его гениальном творце, чернорабочем одной из таллиннских фабрик.

Агапова напишет очерк под рубрикой «Встреча с интересным человеком». Технический отдел затребует чертежи. Эксперт Чубаров минуту подержит в холёных руках две грязные трепещущие кальки и выскажется следующим образом:

– Оригинально! Весьма оригинально!

Журналистка с облегчением и гордостью воскликнет:

– У него четыре класса образования!
– А у вас? – брезгливо поинтересуется эксперт. – Вы знаете, что это такое?
– Мобиле кооперато. Подвижный дом. Жилище будущего…
– Это вагон, – прервёт её Чубаров, – обыкновенный вагон. А вашего Ле Корбюзье (**) нужно срочно госпитализировать…

Передачу тут же забракуют. Обнадёженный было Дегтяренко ударит Лиду металлической рейсшиной по голове. Карьера внештатной сотрудницы Таллиннского радио надолго прервётся… Всё это произойдёт четыре года спустя. А пока мы следуем за ней к трамвайной остановке.

До этого было пасмурное утро, ещё раньше – ночь. Сонный голубь бродил по карнизу, царапая жесть. Затем – будильник, остывшие шлепанцы, толчея возле уборной, чай, покоробившийся влажный сыр, гудение электробритвы – муж спешит на работу. Дочь: «Я, кажется, просила не трогать мой халат!»… И наконец – прохлада равнодушных улиц, ветер, цинковые лужи, болонки в сквере, громыхание трамвая…

Попробую её изобразить. Хотя внешность Агаповой существенного значения не имеет.

Резиновые импортные боты. Тяжёлая коричневая юбка не подчёркивает шага. Синтетическая курточка на молнии – шуршит. Кепка с голубым верхом – форменная – таллиннского политехника. Лицо решительное, вечно озябшее. Никаких следов косметики. Отсутствующий зуб на краю улыбки. Удивляются только глаза, брови неподвижны, как ленточка финиша…

Следуем за нашей героиней. Трамвайная остановка…

«…Вон как хорошо девчонки молодые одеваются. Пальтишко бросовое, а не наше. Вместо пуговиц какие - то еловые шишки… А ведь смотрится… Или эта, в спецодежде… Васильки на заднице… Походка гордая, как у Лоллобриджиды… А летом как - то раз босую видела… Не пьяную, сознательно босую… В центре города… Идёт, фигурирует… Так и у меня, казалось бы, всё импортное, народной демократии. А вида нету… И где они берут? С иностранцами гуляют? Позор!.. А смотрится…»

С натугой разъехались двери трамвая. Короткий мучительный штурм. Дорогу ей загородила широкая армейская спина. Щекой – по ворсистой удушливой ткани… Ухватилась за поручень. Мелькнула жизнь в никелированной трубе…

– Копеечку не опускайте…

Лида балансирует над металлическим ящиком - кассой.

– Да проходите же, стоит как неродная…

Главное, не раздражаться, относиться с юмором. Час пик, обычное явление. Тут главное – найти источник положительных эмоций. Вон бабке место уступили. Студент конспекты перелистывает. Даже у военного приличное лицо…

И снова – улица, машины, люди, приятная волнующая безучастность людей и машин. Затем – вестибюль, широкая мраморная лестница, ковровые дорожки, потёртые на сгибах… Табличка – «Отдел пропаганды».

Лида постучала и вошла. Все ужасно ей обрадовались. Кулешов сказал очередную пошлость. Верочка Котова улыбнулась, не поднимая глаз. Женя Тюрин помог раздеться. Моралевич спросил:

– Ты слушала в четверг? Сам Юрна тобой доволен.
– Правда?!

Тут же курил и Валя Чмутов, хронический неудачник. Чмутов был актёром. Имел природный дар – красивый низкий голос удивительного тембра. Работал диктором. Шесть месяцев назад с ним произошла трагическая история. Чмутов должен был рано утром открыть передачу, которая шла непосредственно в эфир. Произнести всего несколько слов: «Дорогие радиослушатели! В эфире еженедельная программа – „Здравствуй, товарищ!”». И всё. Дальше – музыка и запись. Чмутов получает свои одиннадцать рублей.

Чмутов зашёл в рубку. Сел. Придвинул микрофон. Мысленно повторил текст. Подвернул манжеты, чтобы запонки не брякали по столу. Ждал, когда загорится лампочка — «Эфир». На душе после вчерашнего было тоскливо. Лампочка не загоралась.

— Дорогие радиослушатели! — задумчиво произнёс Чмутов.

Тяжело ворочался обожжённый портвейном язык. Лампочка не загоралась.

— Дорогие радиослушатели, — снова повторил Чмутов, — о, мерзость… Дорогие радиослушатели… Да, напрасно я вчера завёлся…

Лампочка не загоралась. Как выяснилось, она перегорела… Это бывает раз в сто лет…

— В эфире еженедельная программа, — репетировал Чмутов, — ну, бля, всё, завязываю…

За стеклом мелькнула перекошенная физиономия редактора. Чмутов обмер. Распахнулась дверь. Упирающегося диктора выбросили на лестницу. Его похмельные заклинания разнеслись на весь мир. Актёр был уволен… История не кончается.

Чмутов уехал во Псков. Поступил диктором на радио. Местная радиотрансляция велась ежедневно часа полтора. Остальное время занимали Москва и Ленинград. Чмутов блаженствовал. Его ценили как столичного мастера.

Как - то раз он вёл передачу. Неожиданно скрипнула дверь. Вошла большая коричневая собака. (Чья? Откуда?) Чмутов её осторожно погладил. Собака прижала уши и зажмурилась. Нос её сиял крошечной боксёрской перчаткой.

— Труженики села рапортуют, — произнёс Чмутов.

И тут собака неожиданно залаяла. Может быть, от счастья. Лаской её, видимо, не избаловали.

— Труженики села рапортуют… Гав! Гав! Гав!

Чмутова снова уволили. Теперь уже навсегда и отовсюду. Когда он рассказал о собаке, ему не поверили. Решили, что он сам залаял с похмелья.

Чмутов уехал в Ленинград. Целыми днями сидел на радио. Ждал своего часа…

Неудачников все избегают. Лида ему улыбнулась.

                                                                                                                                из сборника новелл Сергея Довлатова - «Компромисс»
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) шрам от удара металлической рейсшиной - Рейсшина — это инструмент для черчения, который позволяет быстро строить идеально прямые горизонтальные, вертикальные, наклонные и параллельные линии. Изготавливается в виде линейки с роликами или планшета. Если рейсшина изготовлена в форме доски или планшета, то лист бумаги вставляется внутрь между линейками. Пользоваться инструментом просто: он прикладывается к чертежу так же, как обычная линейка, и через обозначенные точки проводится линия. Чаще всего рейсшина выполнена из дерева, но может быть изготовлена и из прозрачного пластика.

(**) А вашего Ле Корбюзье нужно срочно госпитализировать… - Ле Корбюзье (настоящее имя — Шарль - Эдуар Жаннере - Гри) — французский архитектор, дизайнер, живописец, скульптор, теоретик архитектуры и градостроительства. Один из лидеров современного движения и интернационального стиля в архитектуре. Целью мастера было сделать обустройство жилых и общественных пространств комфортным и рациональным, с организованными зелёными зонами и транспортной системой. В результате Ле Корбюзье разработал новый стиль архитектуры — функционализм, который стал основой для многих современных зданий. Некоторые известные работы Ле Корбюзье:

«Марсельский блок» (1951) — новаторский прототип современного многоэтажного дома на мощных опорах с 23 типами квартир, пятью коридорами, предприятиями сервиса и торговли;
«Нотр - Дам - дю - О» (1950) — бетонная католическая церковь, построенная в нео экспрессионистском стиле;
«Комплекс Капитолия в Чандигархе» (1952) — три административных строения и памятник в виде раскрытой ладони, лично спроектированные архитектором и построенные из монолитного бетона;
«Национальный музей западного искусства» в Токио (1953) — единственный в Японии и крупнейший в странах Азии музей подобной направленности, в котором собрано более 2 тысяч произведений искусства лучших европейских художников.

Сооружения по проектам Ле Корбюзье строили в Индии, США, России, Швейцарии, Франции, Италии, Бразилии, Японии. Часть из них входят в список всемирного наследия ЮНЕСКО.

Отредактировано ОЛЛИ (2025-01-26 10:51:57)

Запустить Ленина в деревню

Был у нас один человек, по фамилии Бендерин. Он был по сельскому хозяйству на все руки: печи клал, полки, сани делал.

  ...  Вот сидит он [Бендерин], смотрит: идут по покосу трое.
    А он, этот Бендерин, такой дерзкой был мужик. Кричит им:
    - Зачем вы тут шатаетесь? Знаете, почём нынче сено?
    И отмахнул их... Подходят близко, один из них и говорит:
    - Ах, старичок, как ты ловко ругаешься! Тут Бендерин его и признал:
    - Виноват, - говорит, - товарищ Ленин!

    Началась зима...
    Сидит Ильич в своем доме и спрашивает:
    - Нет ли тут в деревне какого печника, чтобы не было у нас дыма?
    А там Бендерина знали, что он печник.
    - Печник, - говорят, - здесь есть один. И отправились за ним.
    Интересно...

   Приезжают к нему двое военных на рысаках, входят в дом и спрашивают:
    - Ты печник?
    А он на печи лежал. Свесил оттуда голову, отвечает:
    - Я, - говорит.
    - Собирайся, поедем в совхоз! Да...

    Значит, Бендерин этот в судорожном состоянии. И говорит своей жене:
    - Ну, Катюха, прощай. Больше мы с тобой не увидимся. Наверно, старые мои грубости вспомнил Ленин.
    Садится с этими военными, едет в совхоз. Приезжает. Выходит к нему Ильич и говорит ему:
    - А я тебя, старичок, припомнил! Это ты, - говорит, - в роще клён резал, а потом в другой раз на покосе пугнул меня?..
    Бендерин от страха даже заболел:
    - Виноват! - говорит. А Ленин ему:
    - Ну, это - ерунда. На покосе ты правильно меня ругнул, а я неправильно делал, что по покосу шёл. А теперь давай с тобой разговаривать, зачем я тебя позвал... У меня к тебе величайшая просьба. Видишь, в каком состоянии я живу. У меня все стены чёрные от дыму. Ты можешь дымоход исправить?
    - Могу, - говорит.

Тут требует Бендерин себе глину, требует кирпич и принимается за работу.
    Кончил работу, Ильич его поблагодарил, заплатил ему, что нужно, и сажает с собой чай пить.
    Вот приезжает потом Бендерин домой на рысаках и говорит важно своей жене:
    - Катюха, а я товарищу Ильичу печь поправил и чай с ним пил!

      Записано в феврале 1937 года в дер. Горки, Подольского района, Московской области, со слов Алексея Михайловича Шурыгина.

                                                                                                                                                                  Ленин и Бендерин... (Отрывок)
                                                                                                                                                             Источник: «Пишет commentator40»

Очень толковое письмо, фрагмент фильма М. Ромма Ленин в Октябре, 1937

Компромисс восьмой
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(«Советская Эстония». Июнь. 1976 г.)

«МОСКВА. КРЕМЛЬ. Л. И. БРЕЖНЕВУ. ТЕЛЕГРАММА. Дорогой и многоуважаемый Леонид Ильич! Хочу поделиться с Вами радостным событием. В истекшем году мне удалось достичь небывалых трудовых показателей. Я надоила с одной коровы рекордное число молока.

И ещё одно радостное событие произошло в моей жизни. Коммунисты нашей фермы дружно избрали меня своим членом!

Обещаю Вам, Леонид Ильич, впредь трудиться с ещё большим подъёмом.

ЛИНДА ПЕЙПС».

«Эстонская ССР. ПАЙДЕСКИЙ РАЙОН. ЛИНДЕ ПЕЙПС. ТЕЛЕГРАММА. Дорогая Линда Пейпс! Я и мои товарищи от всего сердца благодарят Вас за достигнутые успехи. Самоотверженный труд на благо Родины возвышает человеческую жизнь ощущением причастности к борьбе за достижение коммунистических идеалов.

Разрешите также от души поздравить Вас с незабываемым событием — вступлением в ряды Коммунистической партии. Ведь партия — авангард советского общества, его славный передовой отряд.

ЛЕОНИД БРЕЖНЕВ».
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

У редактора Туронка лопнули штаны на заднице. Они лопнули без напряжения и треска, скорее — разошлись по шву. Таково негативное свойство импортной мягкой фланели.

Около двенадцати Туронок подошёл к стойке учрежденческого бара. Люминесцентная голубизна редакторских кальсон явилась достоянием всех холуев, угодливо пропустивших его без очереди.

Сотрудники начали переглядываться.

Я рассказываю эту историю так подробно в силу двух обстоятельств. Во - первых, любое унижение начальства — большая радость для меня. Второе. Прореха на брюках Туронка имела определённое значение в моей судьбе…

Но вернёмся к эпизоду у стойки.

Сотрудники начали переглядываться. Кто злорадно, кто сочувственно. Злорадствующие — искренне, сочувствующие — лицемерно. И тут, как всегда, появляется главный холуй, бескорыстный и вдохновенный. Холуй этот до того обожает начальство, что путает его с родиной, эпохой, мирозданием…

Короче, появился Эдик Вагин.

В любой газетной редакции есть человек, который не хочет, не может и не должен писать. И не пишет годами. Все к этому привыкли и не удивляются. Тем более что журналисты, подобные Вагину, неизменно утомлены и лихорадочно озабочены. Остряк Шаблинский называл это состояние — «вагинальным»…

Вагин постоянно спешил, здоровался отрывисто и нервно. Сперва я простодушно думал, что он — алкоголик. Есть среди бесчисленных модификаций похмелья и такая разновидность. Этакое мучительное бегство от дневного света. Вибрирующая подвижность беглеца, настигаемого муками совести…

Затем я узнал, что Вагин не пьёт. А если человек не пьёт и не работает — тут есть о чём задуматься.

— Таинственный человек, — говорил я.
— Вагин — стукач, — объяснил мне Быковер, — что в этом таинственного?

… Контора размещалась тогда на улице Пикк. Строго напротив здания Госбезопасности (ул. Пагари, 1). Вагин бывал там ежедневно. Или почти ежедневно. Мы видели из окон, как он переходит улицу.

— У Вагина — сверхурочные! — орал Шаблинский…

Впрочем, мы снова отвлеклись.

… Сотрудники начали переглядываться. Вагин мягко тронул редактора за плечо:

— Шеф… Непорядок в одежде…

И тут редактор сплоховал. Он поспешно схватился обеими руками за ширинку. Вернее… Ну, короче, за это место… Проделал то, что музыканты называют глиссандо. (Лёгкий пробег вдоль клавиатуры.) Убедился, что граница на замке. Побагровел:

— Найдите вашему юмору лучшее применение.

Развернулся и вышел, обдав подчинённых неоновым сиянием исподнего.

Затем состоялся короткий и весьма таинственный диалог.

К обескураженному Вагину подошёл Шаблинский.

— Зря вылез, — сказал он, — так удобнее…
— Кому удобнее? — покосился Вагин.
— Тебе, естественно…
— Что удобнее?
— Да это самое…
— Нет, что удобнее?
— А то…
— Нет, что удобнее? Что удобнее? — раскричался Вагин. — Пусть скажет!
— Иди ты на хер! — помолчав, сказал Шаблинский.
— То - то же! — восторжествовал стукач…

Вагин был заурядный, неловкий стукач без размаха…

Не успел я его пожалеть, как меня вызвал редактор. Я немного встревожился. Только что подготовил материал на двести строк. Называется — «Папа выше солнца». О выставке детских рисунков. Чего ему надо, спрашивается? Да ещё злополучная прореха на штанах. Может, редактор думает, что это я подстроил. Ведь был же подобный случай. Я готовил развёрнутую информацию о выставке декоративных собак. Редактор, любитель животных, приехал на казённой машине — взглянуть. И тут началась гроза. Туронок расстроился и говорит:

— С вами невозможно дело иметь…
— То есть как это?
— Вечно какие - то непредвиденные обстоятельства…

Как будто я — Зевс и нарочно подстроил грозу.

… Захожу в кабинет. Редактор прогуливается между гипсовым Лениным и стереоустановкой «Эстония».

Изображение Ленина — обязательная принадлежность всякого номенклатурного кабинета. Я знал единственное исключение, да и то частичное. У меня был приятель Авдеев. Ответственный секретарь молодёжной газеты. У него был отец, провинциальный актёр из Луганска. Годами играл Ленина в своём драмтеатре. Так Авдеев ловко вышел из положения. Укрепил над столом громадный фотоснимок — папа в роли Ильича. Вроде не придраться — как бы и Ленин, а всё - таки — папа…

…Туронок всё шагал между бюстом и радиолой. Вижу — прореха на месте. Если можно так выразиться… Если у позора существует законное место…

Наконец редактор приступил:

— Знаете, Довлатов, у вас есть перо!

Молчу, от похвалы не розовею…

— Есть умение видеть, подмечать… Будем откровенны, культурный уровень русских журналистов в Эстонии, что называется, оставляет желать лучшего. Темпы идейного роста значительно, я бы сказал, опережают темпы культурного роста. Вспомните минувший актив. Кленский не знает, что такое синоним. Толстиков в передовой, заметьте, указывает: «…Коммунисты фабрики должны в ближайшие месяцы ликвидировать это недопустимое статус - кво…» Репецкий озаглавил сельскохозяйственную передовицу: «Яйца на экспорт!»… Как вам это нравится?
— Несколько интимно…
— Короче. Вы обладаете эрудицией, чувством юмора. У вас оригинальный стиль. Не хватает какой - то внутренней собранности, дисциплины… В общем, пора браться за дело. Выходить, как говорится, на простор большой журналистики. Тут есть одно любопытное соображение. Из Пайдеского района сообщают… Некая Пейпс дала рекордное количество молока…

— Пейпс — это корова?
— Пейпс — это доярка. Более того, депутат республиканского Совета. У неё рекордные показатели. Может быть, двести литров, а может быть, две тысячи… Короче — много. Уточните в райкоме. Мы продумали следующую операцию. Доярка обращается с рапортом к товарищу Брежневу. Товарищ Брежнев ей отвечает, это будет согласовано. Нужно составить письмо товарищу Брежневу. Принять участие в церемониях. Отразить их в печати…
— Это же по сельскохозяйственному отделу.
— Поедете спецкором. Такое задание мы не можем доверить любому. Привычные газетные штампы здесь неуместны. Человечинка нужна, вы понимаете? В общем, надо действовать. Получите командировочные, и с богом… Мы дадим телеграмму в райком… И ещё. Учтите такое соображение. Подводя итоги редакционного конкурса, жюри будет отдавать предпочтение социально значимым материалам.
— То есть?
— То есть материалам, имеющим общественное значение.
— Разве не все газетные материалы имеют общественное значение?

Туронок поглядел на меня с едва заметным раздражением:

— В какой - то мере — да. Но это может проявляться в большей или меньшей степени.
— Говорят, за исполнение роли Ленина платят больше, чем за Отелло?..
— Возможно. И убеждён, что это справедливо. Ведь актёр берёт на себя громадную ответственность…

                                                                                                                                  из сборника новелл Сергея Довлатова - «Компромисс»

Отредактировано ОЛЛИ (2025-01-28 11:34:33)

В скромном обаянии бессмысленности 

Нам закат этот дорог обоим.
Ночь пройдёт и расстанемся мы.
В кабаке может быть успокоим,
Нашу боль, как от тягот тюрьмы.

Не сдержать горьких слёз от бессилья.
Велика и жестока судьба.
Не спасут бесполезные крылья
И не в прок никакая мольба.

Не решить то, что раньше пытались.
Далеко отпечатки тех дней.
Сколько раз безнадёжно прощались,
Под Луной и без лишних речей.

Грустный вид и печальные взгляды.
До утра нам двоим не уснуть.
Знаем мы, что не будет пощады
И хотим напоследок гульнуть.

Раз судьба не готовит подарки.
Сохраним же, что есть про запас.
Никогда не забудем помарки
Разных лет, неудачных для нас.

                                                              Нам закат этот дорог обоим (Отрывок)
                                                                        Автор: Николай Саллас

Компромисс десятый
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(«Вечерний Таллин». Июль. 1976 г.)

«ОНИ МЕШАЮТ НАМ ЖИТЬ. Сегодня утром был доставлен в медвытрезвитель № 4 гражданин Э. Л. Буш, пытавшийся выдать себя за работника республиканской прессы. Э. Л. Буш оказал неповиновение служащим медвытрезвителя, выразившееся в укусах, о чём решено сообщить по месту его работы, установить которое хотя бы с приблизительной точностью всё ещё не удалось».
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

Как обычно, не хватило спиртного, и, как всегда, я предвидел это заранее. А вот с закуской не было проблем. Да и быть не могло. Какие могут быть проблемы, если Севастьянову удавалось разрезать обыкновенное яблоко на шестьдесят четыре дольки?!.

Помню, дважды бегали за «Стрелецкой». Затем появились какие - то девушки из балета на льду. Шаблинский всё глядел на девиц, повторяя:

— Мы растопим этот лёд… Мы растопим этот лёд…

Наконец подошла моя очередь бежать за водкой. Шаблинский отправился со мной. Когда мы вернулись, девушек не было.

Шаблинский сказал:

— А бабы - то умнее, чем я думал. Поели, выпили и ретировались.
— Ну и хорошо, — произнёс Севастьянов, — давайте я картошки отварю.
— Ты бы ещё нам каши предложил! — сказал Шаблинский.

Мы выпили и закурили. Алкоголь действовал неэффективно. Ведь напиться как следует — это тоже искусство…

Девушкам в таких случаях звонить бесполезно. Раз уж пьянка не состоялась, то всё. Значит, тебя ждут сплошные унижения. Надо менять обстановку. Обстановка — вот что главное.

Помню, Тофик Алиев рассказывал:

— Дома у меня рояль, альков (*), серебряные ложки… Картины чуть ли не эпохи Возрождения… И — никакого секса. А в гараже — разный хлам, покрышки старые, брезентовый чехол… Так я на этом чехле имел половину хореографического училища. Многие буквально уговаривали — пошли в гараж! Там, мол, обстановка соответствующая…

Шаблинский встал и говорит:

— Поехали в Таллин.
— Поедем, — говорю.

Мне было всё равно. Тем более что девушки исчезли.

Шаблинский работал в газете «Советская Эстония». Гостил в Ленинграде неделю. И теперь возвращался с оказией домой.

Севастьянов вяло предложил не расходиться. Мы попрощались и вышли на улицу. Заглянули в магазин. Бутылки оттягивали наши карманы. Я был в летней рубашке и в кедах. Даже паспорт отсутствовал.

Через десять минут подъехала «Волга». За рулём сидел угрюмый человек, которого Шаблинский называл Гришаня.

Гришаня всю дорогу безмолвствовал. Водку пить не стал. Мне даже показалось, что Шаблинский видел его впервые.

Мы быстро проскочили невзрачные северо - западные окраины Ленинграда. Далее следовали однообразные посёлки, бедноватая зелень и медленно текущие речки. У переезда Гришаня затормозил, распахнул дверцу и направился в кусты. На ходу он деловито расстёгивал ширинку, как человек, пренебрегающий условностями.

— Чего он такой мрачный? — спрашиваю.

Шаблинский ответил:

— Он не мрачный. Он под следствием. Если не ошибаюсь, там фигурирует взятка.

Он что, кому - то взятку дал?

— Не идеализируй Гришу. Гриша не давал, а брал. Причём в неограниченном количестве. И вот теперь он под следствием. Уже подписку взяли о невыезде.
— Как же он выехал?
— Откуда?
— Из Ленинграда.
— Он дал подписку в Таллине.
— Как же он выехал из Таллина?
— Очень просто. Сел в машину и поехал. Грише уже нечего терять. Его скоро арестуют.
— Когда? — задал я лишний вопрос.
— Не раньше чем мы окажемся в Таллине…

Тут Гришаня вышел из кустов. На ходу он сосредоточенно застёгивал брюки. На крепких запястьях его что - то сверкало.

«Наручники?» — подумал я.

Потом разглядел две пары часов с металлическими браслетами.

Мы поехали дальше.

За Нарвой пейзаж изменился. Природа выглядела теперь менее беспорядочно. Дома — более аккуратно и строго.

Шаблинский выпил и задремал. А я всё думал — зачем? Куда и зачем я еду? Что меня ожидает? И до чего же глупо складывается жизнь!..

Наконец мы подъехали к Таллину. Миновали безликие кирпичные пригороды. Затем промелькнула какая - то готика. И вот мы на Ратушной площади.

Звякнула бутылка под сиденьем. Машина затормозила. Шаблинский проснулся.

— Вот мы и дома, — сказал он.

Я выбрался из автомобиля. Мостовая отражала расплывчатые неоновые буквы. Плоские фасады сурово выступали из мрака. Пейзаж напоминал иллюстрации к Андерсену.

Шаблинский протянул мне руку:

— Звони.

Я не понял.

Тогда он сказал:

— Нелька волнуется.

Тут я по - настоящему растерялся. Я даже спросил от безнадёжности:

— Какая Нелька?
— Да жена, — сказал Шаблинский, — забыл? Ты же первый и отключился на свадьбе…

Шаблинский давно уже работал в партийной газете. Положение функционера не слишком его тяготило. В нём даже сохранилось какое - то обаяние.

Вообще я заметил, что человеческое обаяние истребить довольно трудно. Куда труднее, чем разум, принципы или убеждения. Иногда десятилетия партийной работы оказываются бессильны. Честь, бывает, полностью утрачена, но обаяние сохранилось. Я даже знавал, представьте себе, обаятельного начальника тюрьмы в Мордовии…

Короче, Шаблинский был нормальным человеком. Если и делал подлости, то без ненужного рвения. Я с ним почти дружил. И вот теперь:

— Звони, — повторил он…

В Таллине я бывал и раньше. Но это были служебные командировки. То есть с необходимыми бумагами, деньгами и гостиницей. А главное — с ощущением пошлой, но разумной цели.

А зачем я приехал сейчас? Из редакции меня уволили. Денег в кармане — рублей шестнадцать. Единственный знакомый торопится к жене. Гришаня — и тот накануне ареста.

                                                                                                                            из сборника новелл Сергея Довлатова - «Компромисс»
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) Дома у меня рояль, альков - Альков — это ниша в стене, которая отгорожена от остальной части комнаты драпировкой, колоннами или аркой. Размер алькова может варьироваться от небольшого углубления до нескольких квадратных метров.

Отредактировано ОЛЛИ (2025-01-30 11:42:55)

Эмоциональная часть (©)

Убивали ЛЮБОВЬ, убивали в четыре руки
Били с разных сторон, состязались в сноровке и силе

Им шептала любовь: «Ах, какие же вы дураки…»,
А они ей в ответ за ударом удар наносили.
Убивали любовь. И однажды она умерла

Ей бы взять, обмануть, притвориться убитой — и только.
Но любовь, как любовь — притворяться она не могла.
Да и им поначалу не жаль её было несколько.
Убивали любовь, на поминках их желваки
Заходили на скулах, а взгляд её слёзы затмили

А потом, как ни странно, всё в те же четыре руки
Поливали цветы у убитой любви на могиле…

                                                                                        Автор: Ольга Сергеевна

Река Лета (автор и исполнитель Максим Гусельщиков)

«… О чём я думаю, стоя у этой могилы? О тайнах человеческой души. О преодолении смерти и душевного горя. О законах бытия, которые родились в глубине тысячелетий и проживут до угасания солнца…»

Кто - то отвёл меня в сторону.

— Я не понял, — сказал Альтмяэ, — что ты имел в виду?
— Я сам не понял, — говорю, — какой - то хаос вокруг.
— Я всё узнал, — сказал Быковер. Его лицо озарилось светом лукавой причастности к тайне. — Это бухгалтер рыболовецкого колхоза — Гаспль. Ильвеса под видом Гаспля хоронят сейчас на кладбище Меривялья. Там невероятный скандал. Только что звонили… Семья в истерике… Решено хоронить как есть…
— Можно завтра или даже сегодня вечером поменять надгробия, — сказал Альтмяэ.
— Отнюдь, — возразил Быковер, — Ильвес номенклатурный работник. Он должен быть захоронен на привилегированном кладбище. Существует железный порядок. Ночью поменяют гробы…

Я вдруг утратил чувство реальности. В открывшемся мире не было перспективы. Будущее толпилось за плечами. Пережитое заслоняло горизонт. Мне стало казаться, что гармонию выдумали поэты, желая тронуть людские сердца…

— Пошли, — сказал Быковер, — надо занять места в автобусе. А то придётся в железном ящике трястись…

Компромисс двенадцатый
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(«Советская Эстония». Октябрь. 1976 г.)

«ПАМЯТЬ — ГРОЗНОЕ ОРУЖИЕ! В греческой мифологии есть образ Леты, реки забвения, воды которой уносили пережитые людьми земные страдания. На берегу Леты человек получал жалкую временную иллюзию счастья. Его наивный разум, лишённый опыта и воспоминаний, делал человека игрушкой в руках судьбы. Но испокон века против течения Леты движется многоводная и неиссякаемая река человеческой памяти…

В городе Тарту открылся III Республиканский слёт бывших узников фашистских концентрационных лагерей.

Их лица — одновременно — праздничны и суровы. На груди у каждого скромный маленький значок — красный треугольник и силуэт голубки, нерасторжимые эмблемы пролитой крови и мира. Они собираются группами в просторных холлах театра «Ванемуйне». Приветствия, объятия, взволнованная речь…

Рассказывает Лазарь Борисович Слапак, инженер - конструктор:

— Сначала я находился в лагере для военнопленных. За антифашистскую пропаганду и организацию побегов был переведён в Штутгоф… Мы узнавали своих по глазам, по одному движению руки, по неуловимой улыбке… Человек не ощущает себя жертвой, если рядом товарищи, братья…

Слёт продолжался два дня. Два дня воспоминаний, дружбы, верности пережитому. Делегаты и гости разъехались, пополнив драгоценный и вечный архив человеческой памяти, и мы вслед за ними произносим торжественно и сурово, как предостережение, клятву и заповедь мира: “Никто не забыт, и ничто не забыто!”»
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

В Тарту мы приехали рано утром. Жбанков всю дорогу ремонтировал фотоаппарат. В ход пошли канцелярские скрепки, изоляционная лента, маленький осколок зеркала…

Сначала хотели послать Малкиэля, но Жбанков запротестовал:

— Я, между прочим, фронтовик, имейте совесть!

Редактор Туронок пытался настаивать:

— Там собираются узники, а вовсе не фронтовики.
— Как будто я не узник! — возвысил голос Жбанков.
— Вытрезвитель не считается, — едко заметил редактор.

Жбанков не уступал. В резерве у него имелось действенное средство. Если Мишу явно притесняли, он намекал, что запьёт. Он не говорил об этом прямо. Он только спрашивал:

— А что, касса взаимопомощи ещё открыта?

Это означало, что Миша намерен раздобыть денег. А если не удастся, то пропить казённый импортный фотоувеличитель.

Как правило, ему уступали. Тем не менее запивал он часто. Сама мысль о запое была его предвестием…

— Генрих Францевич, — вмешался я, — мы со Жбанковым уже ездили.
— У нас — творческое взаимопонимание, — поддакнул Миша.
— Это меня и пугает, — сказал Туронок, — а впрочем, ладно. Езжайте.

Я думаю, редактор вспомнил, что мероприятие ответственное. А фотографировал Жбанков прекрасно…

От вокзала до театра мы шли пешком. Тарту — городок приветливый, культурный. В толпе мелькали зелёные студенческие фуражки. Моросил прозрачный дождь.

— Надо бы плёнку купить, — сказал Жбанков.

Зашли в уютный канцелярский магазин. Продавец заваривал кофе на электроплитке. Его типично эстонский вязаный жилет был украшен металлическими пуговицами.

— Микрат - четыре есть? — спросил Жбанков.

Эстонец покачал головой.

— Начинается…

Я поинтересовался:

— А где ближайший магазин, в котором есть четвёртый номер?
— В Хельсинки, — ответил продавец без улыбки.
— Ладно, — сказал Жбанков, — там будут ребята из «ЭДАЗИ»…

Дождь усиливался. Мы поспешили в театр. У входа толпились люди с зонтиками и целлофановыми накидками.

— Чего они все с зонтиками, как дикари? — удивился Жбанков, ступая в глубокую лужу.
— Потише, — говорю.

Театр «Ванемуйне» был построен сравнительно недавно. Мраморные лестницы, просторные холлы, гулкое эхо. Над входом — синий транспарант (в Эстонии любят синие транспаранты):

«Слава бывшим узникам фашистских концентрационных лагерей!»

Мы нашли распорядителя, представились. Он сказал:

— Программа такова. Сперва — эмоциональная часть. Встреча старых друзей. Затем — торжественный митинг. И наконец — банкет. Кстати, вы тоже приглашены.
— Ещё бы, — сказал Жбанков.

В холлах бродили люди с орденами и медалями. В основном — группами по нескольку человек. Они курили и тихо беседовали.

— Что-то не видно эмоций, — сказал Жбанков.

Распорядитель пояснил:

— Узники собираются ежегодно. Лет двадцать подряд. Эмоциональная часть скоро кончится. Торжественный митинг продлится около часа. Даже меньше. Затем — банкет…
— С вытекающими оттуда последствиями, — неожиданно захохотал Жбанков.

Распорядитель вздрогнул.

— Извините, — говорю, — мне бы надо с людьми поговорить. Записать кое - что.

                                                                                                                            из сборника новелл Сергея Довлатова - «Компромисс»

Отредактировано ОЛЛИ (2025-02-04 13:12:48)

Так и пропил он шапку

Если б как - нибудь за измену клятвам
Пострадать тебе привелось, Барина,
Почернел бы зуб у тебя, иль ноготь
Стал бы корявым.
Я поверить мог бы тебе, но только
Поклянёшься ты и обманешь, тотчас
Ты пышней цветёшь и с ума сводишь
Юношей толпы.
Материнский прах ничего не стоит
Обмануть тебе и ночное небо,
И безмолвье звёзд, и богов лишённых
Смерти холодной.
Это всё смежно для Венеры, Нимфы
С ней смеются тут, да и сам жестокий
Купидон, точа на бруске кровавом
Жгучие стрелы.
А тебе меж тем поколенье юных
Вновь растёт рабов, и не могут бросить
Толпы старых дом госпожи безбожной,
Хоть и страдают.

                                                    Если б как - нибудь за измену клятвам (Отрывок)
                                                                               Поэт: Гораций

Эпизод с фильма "Брат-2" (А в чём сила брат?)

Вышла как - то мать на улицу. Льёт дождь. Зонтик остался дома. Бредёт она по лужам. Вдруг навстречу ей алкаш, тоже без зонтика. Кричит:

– Мамаша! Мамаша! Чего это они все под зонтиками, как дикари?!
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

Соседский мальчик ездил летом отдыхать на Украину. Вернулся. Мы его спросили:

– Выучил украинский язык?
– Выучил.
– Скажи что - нибудь по - украински.
– Например, мерси.
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

Соседский мальчик:

«Из овощей я больше всего люблю пельмени…»
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

Выносил я как - то мусорный бак. Замёрз. Опрокинул его метра за три до помойки. Минут через пятнадцать к нам явился дворник. Устроил скандал. Выяснилось, что он по мусору легко устанавливает жильца и номер квартиры.

В любой работе есть место творчеству.
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

– Напечатали рассказ?
– Напечатали.
– Деньги получил?
– Получил.
– Хорошие?
– Хорошие. Но мало.

Гимн и позывные КГБ:

«Родина слышит, родина знает…»
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

Когда мой брат решил жениться, его отец сказал невесте:

– Кира! Хочешь, чтобы я тебя любил и уважал? В дом меня не приглашай. И сама ко мне в гости не приходи.
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

Отец моего двоюродного брата говорил:

– За Борю я относительно спокоен, лишь когда его держат в тюрьме!
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

Брат спросил меня:

– Ты пишешь роман?
– Пишу, – ответил я.
– И я пишу, – сказал мой брат, – махнём не глядя?
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

Проснулись мы с братом у его знакомой. Накануне очень много выпили. Состояние ужасающее.

Вижу, мой брат поднялся, умылся. Стоит у зеркала, причёсывается.

Я говорю:

– Неужели ты хорошо себя чувствуешь?
– Я себя ужасно чувствую.
– Но ты прихорашиваешься!
– Я не прихорашиваюсь, – ответил мой брат. – Я совсем не прихорашиваюсь. Я себя… мумифицирую.
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

Жена моего брата говорила:

– Боря в ужасном положении. Оба вы пьяницы. Но твоё положение лучше. Ты можешь пить день. Три дня. Неделю. Затем ты месяц не пьёшь. Занимаешься делами, пишешь. У Бори всё по - другому. Он пьёт ежедневно, и, кроме того, у него бывают запои.
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

Диссидентский указ:

«В целях усиления нашей диссидентской бдительности именовать журнал «Континент» – журналом «Контингент»!»
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

Хорошо бы начать свою пьесу так. Ведущий произносит:

– Был ясный, тёплый, солнечный…

Пауза.

– Предпоследний день…

И, наконец, отчётливо:

– Помпеи!

Атмосфера, как в приёмной у дантиста.
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

Я болел три дня, и это прекрасно отразилось на моём здоровье.
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

Убийца пожелал остаться неизвестным.
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

– Как вас постричь?
– Молча.
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

«Можно ли носом стирать карандашные записи?»
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

Выпил накануне. Ощущение – как будто проглотил заячью шапку с ушами.

В советских газетах только опечатки правдивы.

«Гавнокомандующий». «Большевистская каторга» (вместо – «когорта»). «Коммунисты осуждают решения партии» (вместо – «обсуждают»). И так далее.
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

У Ахматовой когда - то вышел сборник. Миша Юпп повстречал её и говорит:

– Недавно прочёл вашу книгу.

Затем добавил:

– Многое понравилось.

Это «многое понравилось» Ахматова, говорят, вспоминала до смерти.

                                                                                                                из книги Сергея Довлатова -  «Соло на ундервуде. Соло на IBM»

Отредактировано ОЛЛИ (2025-02-06 11:10:59)