Меридианы и Параллели

Хоромы у меня невелики,
А шар земной вместили, как ни странно:
Здесь уместились все материки,
Четыре необъятных океана.

Верчу рукою глобус на столе,
Разглядываю страны и границы:
У толстяка на голубом челе
Палитра многоцветная искрится.

Что ни оттенок цвета, то народ;
Что ни страна, то новая окраска…
С материка на материк ползёт
И по морям плывёт моя указка.

Мне шар напоминает силача,
Чья голова укрыта облаками.
Глянь – свесилась Америка с плеча,
Сжал Азию он крепкими руками.

Льды Арктики на спину взгромоздил,
Полярную на лоб надвинул шапку,
Стопы на Антарктиде укрепил
И всю Европу крепко взял в охапку.

Всю Африку – на правое бедро,
Австралию – на левое колено;
Всё зло земли и всё её добро
Вращает неустанно, неизменно.

                                                            Размышления у глобуса
                                                  Автор: Дамдинцоогийн Содномдорж

Владимир Обручев с головой окунулся в дальние странствия сразу после окончания Петербургского горного института. Он побывал в Средней Азии, проводил геологические исследования в Западном и Южном Прибайкалье, на Оке, Лене, в Олекмо - Витимском золотоносном районе, участвовал в экспедициях в Монголию, Центральную Азию и Северный Китай.

В общей сложности он прошагал в своих путешествиях около 200 тысяч километров, составил карты Восточной и Центральной Монголии, Северного Китая, горных систем Наньшаня, Циньлиня, плато Ордос, предгорий Восточного Тянь-Шаня.

Он в равной мере был «своим» и среди геологов, и среди географов. Именем Обручева были названы минерал, 28 видов и родов окаменелостей, ряд геологических объектов на берегу Байкала, Саянах и Алтае, степь в Туркмении, вулканы в Забайкалье и Камчатке, ледники в Монгольском Алтае и Полярном Урале, горных хребет в Туве и вершина в Бурятии, река в бассейне Енисея, пик в хребте Сайлюгем…

Не менее известен Владимир Обручев и своими сочинениями, как научными, так и научно - популярными и художественными, – «Центральная Азия. Северный Китай и Наньшань», «Пограничная Даурия», «Избранные работы по географии Азии» и др.

На них воспитывалось не одно поколение путешественников. Рассказывал он на страницах своих книг о природе разных стран и о замечательных путешественниках («От Кяхты до Кульджи», «Мои путешествия по Сибири», «Путешествия Потанина», «В серой Сибири»).

А его приключенческие произведения («Плутония: Несбыточные путешествия в недра Земли», «Земля Санникова», «Золото искатели в пустыне», «В дебрях Центральной Азии (записки кладоискателя)») пробуждали у читателей всех возрастов зов дальних стран.

                                                                          Двести тысяч километров Владимира Обручева из цикла «500 великих путешествий»
                                                                                                                      Автор: Низовский Андрей Юрьевич

Отредактировано Зелёный (2024-05-19 08:51:55)

Станционный смотритель

Станционный смотритель - Культурная отсылка
____________________________________________________________________________________

При оставлении иллюстрации ни одно кенгуру не пострадало
____________________________________________________________________________________

Неверно говорят, что станции смотритель
Коварный, грубый, злой диктатор и мучитель,
Ведь путешественник, измученный дорогой,
Но нём срывает злость, отчаянье, тревогу.
Смотритель же умён, общителен, услужлив,
И вам он терпеливо и охотно служит.
Охотно даст ночлег, накормит и напОит,
И новых лошадей вам быстро подготовит…

Я был знаком с одним из них… И вот сейчас
О нём поведаю печальный я рассказ.

                                                   Станционный смотритель (Избранное)
                                                                  Автор: Лидия Пиви

  На "Алигаторе" Томек никак не мог долго усидеть на месте. Он нетерпеливо ждал назначенного срока отъезда. Томека можно было увидеть в разных местах судна, по которому он метался, как угорелый. То он высовывался за борт "Аллигатора", пытаясь разглядеть, что происходит на берегу, то бежал к вольерам, чтобы посмотреть на слона, которому торжественно обещал проведать его в зоологическом саду в Мельбурне, то, наконец, летел в камбуз к коку, где с аппетитом уплетал предложенные ему яства, и вновь мчался на палубу посмотреть, как выгружают верблюдов.

Томек часто обращался к Бентли с разными вопросами; капитана Мак Дугала он спросил, не будет ли тот скучать на корабле, когда остальные члены экспедиции уедут на интересную охоту. Он несколько успокоился только тогда, когда пришла пора оставить судно. Но вот последний багаж экспедиции - большие тюки со снаряжением, продуктами и другими предметами, могущими понадобиться во время путешествия - выгружен и отправлен на вокзал, и наши путешественники, наконец, тронулись в путь.

     Томек, идя рядом с отцом через город, делал серьёзное лицо. Ему казалось, что весёлое настроение неуместно в такой торжественный момент; ведь он, совершенно так, как и его взрослые спутники, шёл со штуцером на плече, а на правом боку ощущал роскошную тяжесть кобуры с револьвером. Томек удовлетворенно смотрел на прохожих, которые, казалось, обращали внимание прежде всего на него. Поэтому он принимал по возможности равнодушный вид и думал:

      "Как жаль, что меня не видят сейчас тётя Янина и дядя Антоний с ребятами! Ах, что бы сказал Юрек Тымовский, если бы он увидел меня теперь!?"

      К удивлению Томека, Порт - Огаста, хотя и находился в самой настоящей Австралии, почти ничем не отличался от виденных столько раз портовых городов. Даже железнодорожный вокзал по внешнему виду и внутреннему устройству напоминал вокзалы, виденные Томеком в Европе. Но обычаи здесь были несколько иные. При входе на перрон не спрашивали билетов. Можно было занимать места в вагоне первого или второго класса без всякого контроля, а весь багаж, в том числе ручную кладь, надо было сдавать кондуктору.

Сначала Томек никак не мог с этим примириться. Ведь в Варшаве каждый пассажир сам заботился о своих чемоданах. Рассеянность в этом деле грозила потерей багажа. Как же в такой "дикой" стране можно было забыть об элементарной осторожности? Опасения Томека были развеяны Бентли, который сказал, что в Австралии не возят ручную кладь в пассажирских вагонах. По установившемуся издавна обычаю, кондуктор отправляет кладь в специальный багажный вагон, а потом, после приезда на станцию назначения, вручает пассажирам их собственность.

      "По-видимому, в каждой стране свои обычаи, а как известно по пословице "в чужой монастырь со своим уставом лезть нельзя", вспомнил Томек прописную истину, которую не раз повторяла тётка; он со всеми удобствами устроился на диване купе, заняв место напротив Бентли.

     Томек нетерпеливо ждал, когда женщина - начальник станции подаст сигнал к отъезду. И вот, наконец, долгожданный момент настал. Ритмический стук колёс медленно тронувшегося поезда, заставил сердце Томека биться учащенно. Наконец - то началась экспедиция в глубину таинственного австралийского континента. Томек сначала с интересом наблюдал проносящиеся мимо пейзажи Австралии, но вскоре, разочарованный "цивилизованным" видом местности, обратился к своим спутникам.

Осмотрелся в купе. Смуга спал, как убитый. Он заснул сразу же после того, как поезд отошёл от станции Порт - Огаста. Голова великана-боцмана тоже колыхалась во сне из стороны в сторону. Отец и другие члены экспедиции успешно готовились последовать их примеру. Томек с сомнением стал думать об охоте в обществе таких сонливых товарищей, и только посмотрев на Бентли, облегчённо вздохнул. Тот один ещё не спал, хотя видно было, что общее сонное настроение начинает действовать и на него.

      "Если и Бентли заснёт, то я умру со скуки" - подумал Томек. Чтобы не допустить до столь печального конца, он начал вертеться и кашлять, и как только Бентли обратил на него внимание, сказал:

      - Может быть это вам покажется глупым, но я совсем иначе воображал Австралию.
      - И что же, ты разочарован? - с любопытством спросил Бентли.
      - Должен признаться, что Австралия пока очень напоминает мне родные места. Везде видны возделанные поля, сады или луга. Разве что овец здесь больше, чем у нас, да пастухи ездят верхом.

      Бентли улыбнулся, потом ответил:

      - Ты говоришь, дружище, что Австралия чересчур напоминает Европу? Если ты ожидал, что встретишь здесь многие вещи, неизвестные в Европе, то могу тебя успокоить. Конечно, встретишь. Мы пока что находимся в хорошо освоенной прибрежной полосе, но вскоре пейзаж изменится. Мне интересно, как ты воображаешь себе Австралию?
      - Я уверен, что почти вся Австралия покрыта бескрайними степями и пустынями, в которых человека подстерегают самые ужасные опасности. Я даже слышал, что здесь легко встретить разбойников!
      - Ну, что касается разбойников, то теперь нам с их стороны ничто не угрожает. Несколько десятков лет тому назад действительно были смельчаки, баловавшиеся здесь разбоем. Это было во время золотой лихорадки, охватившей всю страну. Но ты не ошибаешься насчёт того, как выглядит пейзаж огромной части этого континента. Вот, подожди, пусть только мы очутимся несколько дальше к северу. На огромных пространствах Австралии есть ещё немало мест, куда не ступала нога белого человека. Скажи мне, пожалуйста, кто тебе рассказывал об австралийских разбойниках?
      - Я прочёл о них в книгах польских путешественников, проведших в Австралии порядочное число лет!
      - Это очень интересно! О каких путешественниках ты говоришь?
      - О Сигурде Висневском и Северине Кожелиньском.

      Бентли некоторое время размышлял, пытаясь вспомнить фамилии названные Томеком, потом сказал:

      - Мне кажется, я никогда не слышал о путешественниках с такими фамилиями. Они, по - видимому, не принадлежат к числу первооткрывателей Австралийского континента?
      - Я об этом уже спрашивал у папы. Он мне сказал, что Висневский не был ни открывателем новых земель, ни ученым-исследователем. Правда, он принимал участие в одной из экспедиций, направлявшейся в глубину Австралии, но очень быстро ушёл оттуда.
      - Вот почему я о нем ничего не слышал. По - видимому, Висневский имеет заслуги в истории польских путешествий, хотя особых достижений на научном поприще за ним, видимо, не числится.
- То же самое сказал и папа. Несмотря на это, вы можете пожалеть, что не читали этой книги. Впрочем, она у меня есть на "Аллигаторе", и если вы желаете, я вам дам её прочесть.
      - Спасибо, Томек, я с удовольствием воспользуюсь твоей любезностью. Это Висневский представил Австралию в таких мрачных красках?
      - Совсем нет, - возразил Томек, - разве он выдержал бы здесь целых десять лет, если бы Австралия ему не нравилась?
      - Но ты же сам только что сказал, что он пишет о множестве разбойников в Австралии. Правда, первыми поселенцами были здесь ссыльные каторжане, но в Австралии никогда не было анархии.
      - Возможно я не так выразился. Насколько я помню, Висневский писал, что в провинции Виктория законы соблюдались строже, чем в самой Англии, но все же он сам был схвачен шайкой разбойников, промышлявших на берегах реки Муррей.
      - Что же, это вполне возможно. Было время, когда в Новом Южном Уэльсе разбойничали бандитские шайки. Но в нашей провинции авантюристов никогда не гладили по головке, - удовлетворенно сообщил Бентли. - А может быть, ты помнишь имена этих разбойников?
      - Прекрасно помню. Висневский был схвачен бандой Жильберта и Бен Холла, бывших ранее членами шайки Гардинера.
      - Мне знакомы эти имена. - Расскажи мне, пожалуйста, при каких обстоятельствах польский путешественник встретился с этими бандитами?
      - Это было по дороге в Батерст. До города оставалось всего лишь несколько миль, как вдруг Висневского задержали два всадника. Представившись членами шайки бандитов, они направили на путешественника дула своих пистолетов и повели его в лес, к своему лагерю. Как выяснилось потом, они поджидали здесь дилижанс, который намеревались ограбить. В их притоне уже было несколько человек, задержанных и ограбленных, подобно нашему путешественнику.
      - Гм! Это вполне возможно! Австралийские разбойники часто устраивали засады на почтовые дилижансы, везущие золото с приисков, и задерживали всех путешественников, едущих впереди, чтобы они не сообщили властями о засаде и готовящемся нападении, - согласился Бентли. - Ну и что же было дальше?
      - Бандиты отобрали у Висневского часы и несколько фунтов денег, которые были у него в кармане. Впрочем, они относились к своим пленникам довольно сносно. Их кормили, поили водкой, а некоторым даже не связывали рук. В конце концов, они ограбили дилижанс. Бандиты убили вооруженную стражу, а дилижанс вместе с пассажирами притащили в свой лагерь. Поскольку улов золота оказался совсем небольшой, разбойники с горя крепко выпили и заснули. Висневский сумел воспользоваться благоприятным случаем. Он на костре пережёг верёвки, связывавшие его по рукам и ногам, взял мешок, в котором бандиты держали часть награбленного добра, в том числе его часы и деньги, и бежал из лагеря. Несмотря на снаряженную за ним погоню, ему удалось добраться до города и уведомить полицию. Из захваченного мешка он взял принадлежавшие ему деньги и часы, а остальное оставил в депозите.
      - Ого! Я вижу, твой Висневский был смелым и отважным человеком, - со смехом перебил Томека Бентли. - А Кожелинский, книгу которого ты тоже читал, много пережил подобных приключений в Австралии?

      - Кожелинский был золотоискателем и, хотя не нашёл много золота, пережил в Австралии немало! Он даже видел белых людей, которых убили туземцы. Поэтому я думал, что и мы во время нашего путешествия встретим на своем пути различные опасности. А здесь...

      Томек умолк на полуслове. Взглянул в окно и красноречиво пожал плечами, показывая обработанные поля. Бентли, развеселившись, весело хохотал. Через минуту он стал серьёзным и сказал:

      - Не печалься, Томек! Уверяю, что во время охоты у тебя будет больше впечатлений, чем ты думаешь. Правда, благодаря смелым, отважным и неутомимым путешественникам, мы теперь хорошо знаем Австралию, её природу и население. Но всё дело в том, что Австралия обжита только на узкой прибрежной полосе. Скоро ты увидишь другую, настоящую, дикую Австралию.

из приключенческого романа Альфреда Шклярского  - «Томек в стране кенгуру» ГЛАВА. IX ПЕРВООТКРЫВАТЕЛИ АВСТРАЛИИ (Отрывок)

Отредактировано ОЛЛИ (2024-07-18 06:49:19)

Мы все раскрашиваем мир

«А дальше, ребята, урок листопада.
Поэтому в класс возвращаться не надо.
Звонок прозвенит, одевайтесь скорей
И ждите меня возле школьных дверей!»

И парами, парами следом за нею,
За милой учительницей своею
Торжественно мы покидаем село.
А в лужи с лужаек листвы намело!

«Глядите! На ёлочках тёмных в подлеске
Кленовые звёзды горят, как подвески.
Нагнитесь за самым красивым листом
В прожилках малиновых на золотом.
Запомните все, как земля засыпает,
А ветер листвою её засыпает».

А в роще кленовой светлей и светлей.
Всё новые листья слетают с ветвей.
Играем и носимся под листопадом
С печальной, задумчивой женщиной рядом.

                                                                 Урок листопада
                                                        Поэт: Валентин Берестов

Как -то раз я увидел в школе, в кабинете географии глобус, он был такой яркий и круглый. Моя учительница сказала мне, что так выглядит наша Земля с космоса. Мне с трудом верилось в правдивость её слов. Ведь на улице был дождь и слякоть, а на глобусе всё было ярким, красочным. Мысль об увиденном, не оставляла меня в покое, я думал о нашей планете, представлял какая она.

Может, я нахожусь именно в той чёрной полосочке, которая разделяет континенты, поэтому сейчас за окном так пасмурно. Я начал спрашивать об этом маму и она сказала мне, что земля крутится и идёт смена времен года, именно поэтому на улице идёт дождик. Я начал смотреть на Землю совсем по другому, мне казалось, что она бескрайняя, так как может вместить в себя столько людей и остальных живых существ. Мне хотелось побывать во всех частях нашей планеты.

Может, когда-нибудь я попаду в Африку, которая выделена жёлтым цветом. Но мне уже не хотелось идти пешком по Земле, мне хотелось летать над ней, чтобы видеть все эти разделения. Но на самолёте всё не увидишь, поэтому я решил, что когда вырасту стану космонавтом. А пока я не вырос мне только и остаётся мечтать о том, как я увижу всю планету. Я думаю, что на других континентах живут необычные животные больших размеров, возможно, там есть затерянный мир, о котором никто не знает.

А что если именно я увижу их, открою новый мир для людей и познаю тайны, о которых никто и не знал. Смотря на глобус, понимаешь, насколько наша планета необъятна, что есть места, в которых не ступала нога человека, это делает её ещё более загадочной. Завтра я непременно пойду в школу и начну изучать глобус, чтобы всё знать о нашей Земле, а потом изучу все страны находящиеся на ней, чтобы когда- нибудь поехать туда и увидеть всё своими глазами. Но сейчас главное выспаться и помечтать в сне о дальнейших планах.

                                                                                                     Какой я представляю себе землю глядя на глобус - примеры сочинений (№4)
                                                                                                                                                  Источник: Изба  - Читальня

Отредактировано ОЛЛИ (2024-09-01 15:55:58)

Двое ..

.. Первый Второму завидовал. Ему, Первому, сроду не снились заработки, которые легко поднимал Второй. К тому же этого Второго никогда не мучили депрессии, а Первому от них буквально спасу не было! И очень хотелось Первому, этого железобетонного спокойствия Второго. Твёрдой определённости в целях. Категорической ясности устремлений.

- А ты попробуй, мудак, кувалдой помахать, да кайлом подолбить, и на закуску - мешки с цементом на горбу потаскать! Не до депрессий станет. – усугублял Второй.
- Ну и чего после тебя останется, дурак?! Восемьдесят кубометров вынутого грунта и сто тонн перемещённых тяжестей? – язвительно огрызался Первый.

Сам он предпочитал копать по направлению «внутрь», натыкаясь преимущественно на разочарования. Второй с тем же остервенением, нажимал в противоположную сторону. Тоже, недобираясь, как правило, до искомого.

Вот что их несомненно объединяло, так это недовольство женщины. Ту оба принципа действия не вполне удовлетворяли. Здесь Первый со Вторым уверенно приходили к общему знаменателю.

А в целом они конечно друг друга уважали. Первому без Второго было голодно, Второму без Первого скучно.
Так и сосуществовали. Потому деваться им всё равно было некуда: оба - двое были одним и тем же.

В котором собственно и находились.

                                                                                                                                                               Проза «двое» (Отрывок)
                                                                                                                                                             Автор: александр махнёв

Мы вышли, оглянулись назад и остановились неподвижно перед открывшейся картиной: вся паарльская долина лежала перед нами, местами облитая солнечным блеском, а местами прячущаяся в тени гор. Веллингтон (1) лежал как будто у ног наших, несмотря на то что мы были милях в пяти от него. Далее белелись из-за зелени домики Паарля, на который гора бросала исполинскую тень; кругом везде фермы. Кусты казались травой, а большие дубы ферм – мелкими кустами. Мы стояли молча и неподвижно. Саженях в пятидесяти от нас плавно проплыл в воздухе, не шевеля крыльями, орёл; махнув раза три мерно крыльями над нами.

Тут Гошкевич расположился снять фотографические виды и взять несколько образчиков камней. Бен в первый раз только спросил об имени каждого из нас, и мы тут же, на горе, обменялись с ним карточками. Барон и Зелёный, с мешком и молотком, полезли на утёсы. Но прежде Зелёный попробовал, с разрешения мистера Бена, столкнуть который-нибудь из камней в бездну, но увидел, что каждый камень чуть не больше его самого. Посьет пустился в длинную беседу с Беном, а я пошёл вперед, чтоб расправить ноги, уставшие от постоянного сиденья в экипаже. Я долго шёл, поминутно останавливаясь посмотреть на долину. Вскоре она заслонилась утёсом, и я шел среди мёртвой тишины по шоссе. Дорога всё ещё шла сквозь глинистые горы.

Чрез полчаса нагнали меня наши экипажи. Я было хотел сесть, но они, не обращая на меня внимания, промчались мимо, повернули за утёс направо, и чрез пять минут стук колёс внезапно прекратился. Они где-то остановились.

Я обогнул утёс, и на широкой его площадке глазам представился ряд низеньких строений, обнесённых валом и решетчатым забором, – это тюрьма. По валу и на дворе ходили часовые, с заряженными ружьями, и не спускали глаз с арестантов, которые, с скованными ногами, сидели и стояли, группами и поодиночке, около тюрьмы. Из тридцати - сорока преступников, которые тут были, только двое белых, остальные все чёрные. Белые стыдливо прятались за спины своих товарищей.

Здесь была полная коллекция всех племён, населяющих колонию. Чёрный цвет, от самого чёрно - бархатного с глянцем, как лакированная кожа, переходил, постепенными оттенками, до смугло - жёлтого. Самые чёрные были негры племен финго, мозамбик, бичуанов и сулу. У этих племён лицо большею частью круглое, с правильными чертами, с выпуклым лбом и щеками, с толстыми губами; волосы, сравнительно с другими, длинны, хотя и курчавы. Негры все здорового телосложения; мускулы у них правильны и красивы – это африканские Адонисы (2); зрачки у них подернуты желтоватою влагою и покрыты сетью жилок.

Кафры, не уступая им в пропорциональности членов, превышают их ростом. Это самое рослое племя – атлеты. Но лицом они не так красивы, как первые; у них лоб и виски плоские, скулы выдаются; лицо овальное, взгляд выразительный и смелый; они бледнее негров; цвет более тёмно - шоколадный, нежели чёрный.

Готтентоты ещё бледнее. Они коричневого цвета; впрочем, как многочисленное племя, они довольно разнообразны. Я видел готтентотов тусклого, но совершенно чёрного цвета. У них, как у кафров, лоб вдавлен, скулы, напротив, выдаются; нос у них больше, нежели у других чёрных. Вообще лицо измято, обильно перерезано глубокими чертами; вид старческий, волосы скудны. Они малорослы, худощавы, ноги и руки у них тонкие, так, тряпка тряпкой, между тем это самый деятельный народ. Они отличные земледельцы, скотоводы, хорошие слуги, кучера и чернорабочие.

Толпа окружила нас и с бoльшим любопытством глядела на нас, нежели мы на неё. Особенно негры и кафры смотрели открыто, бойко и смело, без запинки отвечали на вопросы. Нередко дружный хохот раздавался между ними от какой-нибудь шутки, и что за зубы обнаруживались тогда! «Есть ли у вас бушмены?» (3)– спросил я. «Трое», – отвечал смотритель. «Нельзя ли посмотреть?» Он что-то крикнул: в углу, у забора, кто-то пошевелился. Смотритель закричал громче: в углу зашевелилось сильнее. Между чёрными начался говор, смех. Двое или трое пошли в угол и вытащили оттуда бушмена. Какое жалкое существо! Он шёл тихо, едва передвигая скованные ноги, и глядел вниз; другие толкали его в спину и подвели к нам. Насмешки сыпались градом; смех не умолкал. Перед нами стояло существо, едва имевшее подобие человека, ростом с обезьяну.

Жёлто - смуглое, старческое лицо имело форму треугольника, основанием кверху, и покрыто было крупными морщинами. Крошечный нос на крошечном лице был совсем приплюснут; губы, нетолстые, неширокие, были как будто раздавлены. Он казался каким-то юродивым стариком, облысевшим, обеззубевшим, давно пережившим свой век и выжившим из ума. Всего замечательнее была голова: лысая, только покрытая редкими клочками шерсти, такими мелкими, что нельзя ухватиться за них двумя пальцами. «Как тебя зовут?» – спросил смотритель.

Бушмен молчал. На лице у него было тупое, бессмысленное выражение. Едва ли он имел, казалось, сознание о том, где он, что с ним делают. Смотритель повторил вопрос. Бушмен поднял на минуту глаза и опустил опять. Я давно слышал, что язык бушменов весь состоит из смеси гортанных звуков с прищёлкиванием языка и потому недоступен для письменного выражения. Мне хотелось проверить это, и я просил заставить его сказать что-нибудь по-бушменски.

«Как отец по-вашему?» – спросил смотритель. Бушмен поднял глаза, опустил и опять поднял, потом медленно раскрыл рот, показал бледно - красные челюсти, щёлкнул языком и издал две гортанные ноты. «А мать?» – спросил смотритель. Бушмен опять щёлкнул и издал две уже другие ноты. Вопросы продолжались. Ответы изменялись или в нотах, или в способе прищёлкиванья.

Совершенно звериный способ объясняться! «И это мой брат, ближний!» – думал я, болезненно наблюдая это какое-то недосозданное, жалкое существо. «Они, должно быть, совсем без смысла, – сказал я, – ум у них, кажется, вовсе не развит». – «Нельзя сказать, – отвечал смотритель, – они дики и нелюдимы, потому что живут в своих землянках посемейно, но они очень смышлены, особенно мастера слукавить и стащить что-нибудь. Кроме того, они славно ловят зверей, птиц и рыбу. Зверей они убивают ядовитыми стрелами. Вообще они проворны и отважны, но беспечны и не любят работы. Если им удастся приобрести несколько штук скота кражей, они едят без меры; дни и ночи проводят в этом; а когда всё съедят, туго подвяжут себе животы и сидят по неделям без пищи».

Вывели и прочих бушменов: точно такие же малорослые, загнанные, с бессмысленным лицом, старички, хотя им было не более как по тридцати лет.

Чем больше я вглядывался в готтентотов (4) и бушменов, тем больше убеждался, что они родня между собой. Готтентоты отрекаются от этого родства, но черты лица, отчасти язык, цвет кожи – всё убеждает, что они одного корня. Одним, вероятно, благоприятствовали обстоятельства, и они приучились жить обществом, заниматься честными и полезными промыслами – словом, быть порядочными людьми; другие остаются в диком, почти в скотском состоянии, избегают даже друг друга и ведут себя негодяями. Сколько и в семьях, среди цивилизованного общества, встречается примеров братьев, жизнь которых сложилась так, что один образец порядочности, другой отверженец семьи!

«За что они содержатся?» – спросил я. «За воровство, как и большая часть арестантов», – отвечал смотритель. «Подолгу ли содержат их в тюрьме?» – «От трёх до пятнадцати лет». – «Что они делают, чем их занимают?» – «А дорогу-то, по которой вы едете, – сказал мистер Бен, – кто ж делает, как не они? Вот завтра вы увидите их за работой».

Мы заглянули в длинный деревянный сарай, где живут 20 преступники. Он содержится чисто. Окон нет. У стен идут постели рядом, на широких досках, устроенных, как у нас полати в избах, только ниже. Там мы нашли большое общество сидевших и лежавших арестантов. Я спросил, можно ли, как это у нас водится, дать денег арестантам, но мне отвечали, что это строго запрещено.

Мы поблагодарили смотрителя и г-на Бена за доставленное нам печальное удовольствие и отправились далее. «Это ещё не последнее удовольствие: впереди три», – сказал мистер Бен. «Напрасно мы не закусили здесь! – говорил барон, – ведь с нами есть мясо, куры…» Но мы уже ехали дальше. Зелёный громко пел: «Зачем, зачем обворожила, коль я душе твоей не мил». Потом вдруг пускался рассказывать, то детскую шалость, отрывок из воспитания, то начертит чей-нибудь портрет, характер или просто передразнит кого-нибудь. Мы любили слушать его. Память у него была баснословная, так что он передавал малейшие детали происшествия. Вот барон Крюднер, напротив, ничего не помнил, ни местности, ни лиц, и тоже никогда не смотрел вперёд. Он жил настоящим мгновением, зато уж жил вполне. Никто скорее его не входил в чужую идею, никто тоньше не понимал юмора и не сочувствовал картине, звуку, всякому артистическому явлению.

Мы стали въезжать в самое ущелье. Зелёные холмы и овраги сменились дикими каменными утёсами, чёрными или седыми. Дорога прорублена была по окраинам скал. Горы близко теснились через ущелье друг к другу. Солнце не достигало до нас. Мы с изумлением смотрели на угрюмые громады, которые висели над нами. В пустыне царствовало страшное безмолвие, так что и Зелёный перестал петь. Мы изредка менялись между собою словом и с робостью перебегали глазами от утеса к утёсу, от пропасти к пропасти. Мы как будто попали в западню, хотя нам ничего не угрожало.

Представьте себе над головой сплошную каменную стену гор, которая заслоняет небо, солнце и которой не видать вершины. По этим горам брошены другие, меньшие горы; они, упав, раздробились, рассыпались и покатились в пропасти, но вдруг будто были остановлены на пути и повисли над бездной. То видишь точно целый город с обрушившимися от какого-нибудь страшного переворота башнями, столбами и основаниями зданий, то толпы слонов, носорогов и других животных, которые дрались в общей свалке и вдруг окаменели. Там, кажется, сидят группой изваяния великанов. Здесь, на горе, чуть-чуть держится скала, цепляясь за гору одним углом, и всем основанием висит над бездной. Далее и далее все стены гор и все разбросанные на них громадные обломки, похожие на монастыри, на исполинские надгробные памятники, точно следы страшного опустошения.

                                                                                                                                   из романа Ивана Гончарова - «Фрегат «Паллада»
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(1) Веллингтон - Столица Новой Зеландии

(2)  это африканские Адонисы - Адонис. В древнегреческой мифологии возлюбленный богини любви Афродиты. Был пастухом и охотником на зайцев. После гибели Адонис был превращён Афродитой в цветок.

(3) «Есть ли у вас бушмены?» - Бушмены — собирательное название нескольких коренных южноафриканских народов охотников - собирателей, говорящих на койсанских языках и относимых к капоидной расе. Проживают на территории Южной Африки, которая охватывает Ботсвану, Намибию, Анголу, Замбию, Зимбабве и Лесото. Общая численность — около 100 тысяч человек. Название «бушмен» (лесной человек) им дали голландские колонисты, некоторые считают его оскорбительным и предпочитают название «сан», который на языке их соседей нама означает «чужой». Но слово прижилось и сейчас считается самоназванием.

(4) Чем больше я вглядывался в готтентотов - Готтентоты — этническая общность на юге Африки. Ныне населяют Южную и Центральную Намибию, во многих местах живя смешанно с дамара и гереро. Отдельные группы живут также в ЮАР: гриква, корана и группы нама (в основном переселенцы из Намибии). Самоназвание готтентотов — «койкоин», что означает «настоящие люди». Антропологически готтентоты относятся вместе с бушменами к особому расовому типу — капоидной расе.

Отредактировано ОЛЛИ (2024-10-12 18:56:55)

Извините, пожалуйста, но ..   ))

Где - то в тридевятом королевстве,
Красавица, в семье одной жила.
Скромной и хорошенькой девчёнкой,
Средь своих сестёр она была.

Как - то раз собрался в край далёкий,
За товаром старенький купец.
Красавица в подарок попросила -
"Привези мне розочку отец."

Возвращался через лес дремучий,
Из далёких городов купец.
В старом замке, средь кустов колючих,
Он увидел розу наконец.

                                                     КРАСАВИЦА и ЧУДОВИЩЕ (к большому сожалению, только отрывок)
                                                                                Автор: Дюша Вологодский

Отредактировано ОЛЛИ (2025-01-05 01:15:17)

Отправились мы в поход

Если парень в горах – не ах,
Если сразу раскис – и вниз,
Шаг ступил на ледник – и сник,
Оступился – и в крик,
Значит рядом с тобой – чужой,
Ты его не брани – гони,
Вверх таких не берут, и тут
Про таких не поют.

                                             Песня о друге (Отрывок)
                                          Поэт: Владимир Высоцкий

А вот они условия, а вот она среда

- А тебе не много будет? – усмехнулся в свою густую бороду Никита.
- Ничего, в самый раз, - храбрилась я, а сама думала, как бы помедленнее есть, чтобы всё уместилось.
- Да, это тебе не Эльбрус покорять, сиди себе и жуй холодненькое в тёплом местечке и ни о чём не загадывай.
- Не знаю, я Эльбрус не покоряла. Мы ходим всё больше по Западному Кавказу, зато мы настоящее мороженое на перевалах ели.
- Снег со сгущёнкой?
- Ага.
- Да, знакомое дело.
- А Вы с каким клубом, - отчего-то я перешла на «вы», может быть потому что вопрос показался серьёзным и я боялась что Никита отшутится. Но он неожиданно заявил:
- Ни с каким. Я почти всегда сам по себе.
- И даже на Эльбрус?
- И даже на Эльбрус, - подтвердил он, облизывая ложку.

Тут я с большим сомнением посмотрела на него. Не похоже, чтобы врал, но и правда какая - то неправильная для меня.

- Подожди, так ты на Эльбрус в одиночку что ли ходил? – меня вдруг ошарашила эта мысль и сразу решила уточнить.
- Да.
- И как?
- Что как?
- Как что!? Давай рассказывай, мне же интересно!
- Да рассказывать, в общем, то нечего. Пошёл один без рации зимой в сорокаградусный мороз, но не дошёл, - Я уже хотела перебить и спросить, почему не дошёл, неужели не сдюжил, как Никита сам продолжил. -  Погода подвела. Там вообще редко когда затишье бывает, особенно зимой. Налетел буран, и мне пришлось на ледяном ветру прорубить во льду пещеру. Трое суток просидел там, жуя мокрые сухари, пока, наконец, смог спуститься. Но ничего, в другой раз, уже на следующий год всё - таки добрался до вершины.
- Снова один?
- Да, один.
- Почему? Разве нельзя было хорошую команду подобрать?
- Можно конечно, мы раньше и ходили на Эльбрус с ребятами. Но потом мне скучно вдруг стало, и решил в одиночку попробовать.
- Вот так просто и решил? – я изумлялась ещё больше.
- Да. Вот так просто.
- И тебя никто не остановил? – я дивилась всё больше и больше мужеству этого человека.
- А думаешь, я кому - нибудь докладывал? – и он хитро прищурившись, весело расхохотался.
- А знаешь, Никит, я тебе по большому счёту завидую. Меня бы одну никто бы не отпустил. Да я, наверное, и не пошла бы. И потом, ты мужчина, а я женщина, то есть слабый пол, то есть мне обязательно нужно сопровождение.
- Это не от пола зависит, а от духа. Хотя я согласен, женщин в горы одних лучше не пускать.
- Не поняла, какого ещё духа?
- Всё просто. Есть в тебе запал и мужество, тогда прорвёшься. Если сильна духом, то всё сможешь, даже горы перевернёшь, но своего достигнешь. Бывают и мужчины трусливые и женщины мужественные.

Я промолчала, потому что понимала, о чём он говорил. Однажды подобное несоответствие сама наблюдала в походе. С нами тогда пошли два парня – боксёры. Крепкие, слаженные, они учились на спортфаке, и вся наша команда была почти уверена, что они нас, девчонок, буквально на руках на перевал вынесут. Поход был несложным, летним. Мы шли через небольшие перевалы около недели и в конце выходили к морю. Парни эти пошли, как потом оказалось, только что бы на море попасть, а сам поход им представлялся чем - то вроде увеселительной парковой прогулки. Но когда на третий день пути по тропам мы начали восхождение на первый перевал, один из них поранил ногу.

Само по себе это событие не страшное. Мы все натираем часто кровавые мозоли, кто - то что - то себе вывихивает или даже ломает, на кого - то может напасть понос.

Случается всякое в походе, но мы идём ведь единой командой и всегда находим выход из положения, помогая друг    другу. Никто никогда не жалуется и не ноет, а наоборот старается как можно   меньше доставлять неудобств всей команде, а, по сути, стараются не быть обузой и не тормозить всех. На этот раз всё оказалось совсем не так. Все остановились, когда Паша вытаскивал гвоздь из кроссовка, и все мы слушали, как он плачет.

Он плакал не от боли, потому что царапина была ерундовая, он плакал от бессилия что - либо изменить. Когда мы стали подыматься, и он понял, что поход, всё таки не является увеселительной прогулкой, когда случилась совсем небольшая неприятность, вся его бравада стухла, и сам он померк и поблёк. Где оказался его смелость и характер, которыми он бравировал, когда мы только подготавливались к походу в городе? Он не просто плакал, он громко голосил, как вдова голосит по покойнику.

Странно было смотреть на этого почти взрослого мужчину и слушать его истеричные вопли. Когда подошли ребята и предложили помощь, этот горе - спортсмен кричал на них и одновременно тихо поскуливал. Это была как раз та ситуация, когда человек растерял свой дух. Я знала давно, что горы всегда раскрывают человека, показывая его истинную сущность.

В походе половина были девчонки. Некоторые над ним сжалились и разобрали по своим рюкзакам его вещи, чтобы облегчить, то есть разгрузили почти под ноль. Но я так и не увидела его улыбки до конца похода. И только когда мы окунулись в солёное море, Паша заявил, что его обманули, когда не сказали сразу, куда мы идём. Но тогда уже никто не обращал на него внимание, все мы знали цену его словам и обещанием.

Однако, он сдержал своё слово, когда сказал, что ноги его больше в горах не будет. Так бывает. Не каждый влюбляется в горы. Либо любовь с первого взгляда, либо трусость и малодушие с первого похода, и ненависть к горам. Тогда я поняла, что даже хоть и важна физическая подготовка перед походом, не она главная. Главным как раз и является дух, тот самый, о котором говорит Никита.

- Да, пожалуй ты прав. Но ты всё равно сумасшедший. Кто же вот так сразу на такую верхотуру, да ещё и один. Я бы, наверное, не смогла.
- Тебе и не надо пытаться. Даже не вздумай. Я тебя не пущу.

                                                                                                                                                                        На лыжах с горы (Отрывок)
                                                                                                                                                                         Автор: Галина Клюшина

Отредактировано ОЛЛИ (2025-01-11 11:06:42)