ваше «мерси» у меня в боку благороднейшая Вы моя я пью чай, ем рахат – луккум песню ветра пою про себя садись рядом со мной отдохни пусть от слов отдохнёт голова и жасминовый чай потихоньку вдохни видишь, как смотрит на тебя пахлава я научу тебя сладко молчать я научу тебя, медленно есть и такие родятся слова что захочешь жить только здесь
Восточный Чай Автор: Владимир Болсун
Чай бывает уютным. Он живёт в маленьких шоколадницах и деревянных домиках в горах. Такой чай любит читать книжки, укрывшись пледом; он бесконечно может слушать, как потрескивают в камине дрова и смотреть, как метель резвится за окном. Уютный чай пьют писатели, потому что знают, он - верный способ подружиться с вдохновением. В доме у этого чая всегда горят свечи и вяжутся теплые носки для внуков. Он умело зализывает раны и прогоняет бессонницу. Вот почему он исцеляет лучше, чем тонны лекарств. Химики до сих пор не могут разгадать его волшебную формулу. И слава Богу, ведь, ароматный пар куда приятнее, чем белая безжизненная таблетка.
Чай бывает печальным. Его пьют при внезапно нагрянувшей ностальгии. Он хранит воспоминания лучше, чем швейцарский банк монеты. Печальный чай заваривают неспеша и смакуют медленно, ибо каждый глоток - это фрагмент паззла жизни. Он любит звуки фортепиано и скрипки, мелодрамы, историю про Ромео и Джульетту и осень. Такой чай любят пить в одиночестве, чтобы насладиться лирикой минувших дней.
Чай бывает радужным. Его пьют с друзьями и любимыми. Он всегда вкусный, даже если заварен на бегу. Этот чай любит слушать смешные истории, смех и дружескую болтовню. Он часто рождается вечером в горах у костра под гитару или на дне рождения доброго приятеля. Радужный чай - верный Санчо Панса путешественников и весельчаков. Говорят, сделав пару глотков, можно сбросить несколько десятков лет, купить себе байк и рвануть с друзьями в кругосветку. Потому что радужный чай никогда не позволит забыть детские мечты.
А еще чай бывает остывшим. Его оставляют на столе и убегают по срочно возникшим делам. Он постепенно отдаёт свою любовь окружающему воздуху. Оттого в комнате начинает пахнуть мятой, чабрецом, жасмином и лесными ягодами. У остывшего чая своя миссия: он приносит в дом ароматы степного лета и лесной прохлады. Но лучше всего у него получается отсчитывать время. Так ему удается напомнить людям, что жизнь - это не только череда событий, но и прекрасная возможность радоваться всему, что есть. Например, горячему чаю. А, значит, пришло время заварить ароматные травы и остановиться хотя бы на мгновение.
Лежит над городом дымок – Всё выше солнце поднимая. Отходит пароход – И я гляжу – в иллюминатор.
В глаза мне бросилась башня – И старый дом огромен очень. Такая мрачность и поныне – Пусты они – полны все мраком.
От пристани отчалил пароход – И горы синь нас провожают долго.
Башня львов Автор: Александра Дар
Элли достала иголку с ниткой и принялась за дело. И вдруг на дорогу выскочил огромный лев. Лев ударил Железного Дровосека лапой, но когти заскрипели по железу, а Дровосек от толчка сел и воронка слетела у него с головы. Страшила кинулся ему под ноги, но отлетел от удара мощной лапы. Тогда Тотошка смело бросился на врага. Громадный зверь зарычал на Тотошку и разинул свою пасть, но Элли смело выбежала вперед и загородила собой Тотошку.
ЭЛЛИ. Стой! Не смей трогать Тотошку! ТРУСЛИВЫЙ ЛЕВ (оправдываясь). Простите, но я ведь не съел его… ЭЛЛИ. Однако ты пытался. Ты просто трус! ТРУСЛИВЫЙ ЛЕВ. А… а как вы узнали, что я трус? Вам кто-нибудь сказал?.. ЭЛЛИ. Только трус обижает слабых! ТРУСЛИВЫЙ ЛЕВ (сконфуженно). Удивительно.… Как я не стараюсь скрыть свою трусость, а дело всё-таки выплывает наружу. ЭЛЛИ. Подумать только, ты ударил бедного, набитого соломой Страшилу! ТРУСЛИВЫЙ ЛЕВ. Он набит соломой? Понимаю, почему он такой мягкий. А тот, второй, — тоже набитый?
Пропала из комнаты книжка, Где жили четыре мальчишки. Мы знаем, что очень любили Лишь трое читать детективы. Один же, с фамилией Лямин, Лишь фэнтези любит. А Ваня, Так тот никогда не сворует Из боязни книжку чужую. О Юре известно, что вышел Он третьим из комнаты. Книжка На месте ещё находилась. Но, чтобы вокруг не творилось, – Не может без лжи Женя Пыкин: «Я вышел вторым. Этой книги Уже след простыл после Паши. Вот Шайбин и сделал ту кражу». Но Клюшкин и Ваня сказали: «Нет, нет! Детектив мы не брали. И ты имена наши спутал, Хотя с нами дружишь, как будто?!!» Да вот что тут всё ж интересно: Когда вышел Паша – на месте Ещё находились мальчишки. Так кто же похитил ту книжку? Скажу, дорогой мой читатель, Что позже «воришка» был найден, И им оказался учитель – Большой детективов любитель. Он утром вернул эту книжку. Но всё же, кого из мальчишек – Как звали? – осталось не ясно… А это, читатель – ужасно!
Кто украл детектив? Стих - загадка Автор: Вадим Сыван
Пашка смотрел, как Серж прихлёбывает чай, как он косит на него насмешливым глазом, и видел, что тот все понимает и просто забавляется.
— Шлепнут тебя. Тогда поймёшь.
— Тогда ничего не поймёшь. — Серж отодвинул чашку. — Чему быть, того не миновать. Как это по-французски, Павел? — Он снова закурил. — Из тебя сыщик не получится. Слишком ты поговорить любишь. Да и торопишься изрядно. А сыщик должен уметь слушать, а не говорить. — Он достал из кармана пилку и, шлифуя ногти, продолжал поучать: — Смотри, сколько ты ошибок наделал. Не ты ко мне пришёл, а я к тебе. Визит, надо сказать, неожиданный, значит говорить должен я. А ты должен слушать. Вместо этого ты набрасываешься на меня со своими вопросами да ещё запугиваешь. И откуда у тебя вдруг эти вопросы? — Серж посмотрел на Пашку. — Что молчишь? Чем же я тебя так заинтересовал?
Пашка был уже не рад, что начал этот разговор. Видно, Серж — орешек не по его зубам. А ведь возраста почти одного. Сразу видно, что этот чёрт из барской семьи и наукам обучался. Ишь как говорит. Чисто адвокат.
— Интересуешься, потому что Серый попросил.
Серж опять занялся ногтями, потом неожиданно поднял голову, встретился с Пашкой глазами, рассмеялся и сказал:
— Угадал. Плохи дела у Серого, если он к тебе за помощью обратился. Я неделю назад понял, что красные сыщики ему на хвост наступили. Что же ты обязан сделать? Дырку найти? И решил начать с меня? Ну-ну. Попробуй. Только учти мои советы и не горячись. Если я тот самый, так ты можешь отсюда и не выбраться. Милиция напротив, да и у меня для этого случая должен быть наган в кармане.
Серж был явно доволен разговором. Он бросил пилку и смотрел Пашке в лицо с откровенной издёвкой.
Пашка приободрился. Смотри, как много знает барчук. И не скрывает этого. Значит, не так уж плохи Пашкины дела, если не он один знает секреты Серого. Надо будет шепнуть Серому, что Серж в курсе дел. А откуда он знает? Может, он и есть тот мент? Пашка исподтишка посмотрел на Сержа и стал разливать чай.
Серж отвернулся, достал из кармана белую трубочку, глаза у него сузились и смотрели куда-то далеко, будто видели сквозь стену.
Неожиданная мысль заскочила Пашке в голову.
— Дай-ка понюхать, — сказал он и взял Сержа за руку. — Никогда не пробовал. — Пожалуйста. — Кокаин, говоришь? Как это делается? — Он вынул ватку, поднёс трубочку к ноздре и посмотрел на Сержа. — А может, и не кокаин совсем? — Попробуй. — И попробую. — Пашка зажмурил глаза и сильно втянул носом. В носу и голове стало холодно, потом легко и бездумно. Лицо Сержа увеличилось, расплылось и то ли скривилось в усмешке, то ли рассмеялось. Пашка сел и затряс головой. — Вот шибануло, — с усилием сказал он.
Серж держал склянку в руках, нюхал, и по его лицу Пашка понял, что тот сейчас ничего не слышит. А может, этого барчука Серый подослал? Может, проверяют Пашку? Вряд ли налётчик расколется перед таким чистоплюем. Да Пашка ничего и не сказал такого. Даже наоборот. Он решил помалкивать и побольше слушать. Серж нанюхался кокаина и, наверное, начнёт сейчас откровенничать.
— Составим план дальнейшей беседы? — спросил Серж, как только Пашка вошёл в комнату. — Что ты меня на характер берёшь? Что тебе нужно? Зачем пришёл? Выкладывай, — вспылил Пашка, отказываясь от только что выбранной тактики. — А как насчёт Серого? Ты же ему помогать должен. Надо же выяснить, что я за птица? Может, я оттуда? — Серж показал на окна. — Меня вчера про Серого ещё один человек пытал, — перешёл в наступление Пашка. — Случайно, не Климов ли? — Серж показал на окна. — А ты откуда так много знаешь? Фамилию его, например? — Догадливый я очень. Да и друзья мы с местным начальником. — Серж вынул из кармана носовой платок и, прикрыв им рот, зевнул. — А если серьёзно, то приходилось беседовать. Я не согласен с его концепцией, коллега. У меня одни взгляды на жизнь, у Климова — другие. — Концепция — это взгляды? Да? — Примерно. — Так ты попроще говори, Серж. Если ты будешь эту самую концепцию загибать, а я на блатную музыку перейду, мы с тобой никогда не договоримся. Ты же по - блатному не понимаешь? — Уел. — Серж рассмеялся
из книги Леонова Николая Ивановича - Трактир на Пятницкой
Вот смотри, в моих руках Банковская карточка. Значит, пенсию туда Начисляют мне. Почтальона я не жду, Дома не сижу теперь. Вообще могу гулять Просто, где хочу.
И двадцатого числа Каждого вот месяца Поступает сумма мне И я снять могу. И вот с этой карточки Делаю покупки все. Даже коммунальные Я плачу с неё.
Двадцать пятого числа Был я в супермаркете. Там скупился на пять дней, В ЖЭК зашёл ещё. Заплатил за воду, газ И за электричество. И пошёл на банкомат Сверить свой баланс.
Сунул карточку в ячейку, Код набрал секретный я, Загорелись буквы тут Прям на весь экран. Ох, и умная машина. Даже удивительно - Написал мне банкомат: "Всё, братан, держись!"
Автор: Яна Тать - Банкомат
Давным-давно тому назад жила была на свете знатная дама, госпожа Фортуна, из аристократического рода самого древнего происхождения, и жил-был важный, гордый и напыщенный, но не знатного происхожденья господин Капитал.
Когда они встретились и где именно, неизвестно, но как только встретились, так и полюбили друг друга и уже не расставались никогда. Где г-жа Фортуна, там и г-н Капитал, а где он, там если не всегда, то все-таки часто и Фортуна.
Она ещё не очень за ним бегала, но за то он за ней по пятам ходил, как собака. Хочет, не хочет, а идёт... Дошло эдак дело до того, что в свете стали удивляться и находить, что им следовало бы уж жениться.
Делать нечего, пришлось знатной даме госпоже Фортуне выходить замуж за выскочку господина Капитала.
Капитал был большой франт и красавец, помоложе много Фортуны, и характера положительного.
Госпожа Фортуна, наоборот, одевалась в простой балахон, волосы не причёсывала, и носила их распущенные по плечам, а характером была до нельзя легкомысленна, ветрена, да к тому же ужасно непостоянна. Нынче у неё одна затея, завтра другая; что нынче хорошо, завтра дурно.
Одним словом, это было создание самое бестолковое. В добавок, Фортуна была близорука, чуть не слепа, и ей случалось часто делать такие промахи непоправимые, что весь свет приходил в ужас и в негодование. Однажды, например, она хотела дать одному солдату арбуз и нож, а сунула в руки скипетр и державу!.. Он попал в монархи, и много бед и глупостей наделал. Наконец, к Фортуне за её беспорядочность и беспечность весь свет относился так насмешливо, что такому положительному человеку, как Капитал, трудно было жениться на ней. Не говоря уже о том, что на старой девице никому не охота жениться, - а Фортуна была ведь уже дева зрелых лет, когда Капитал был ещё юноша. Ну, однако, так ли, сяк ли, но им надо было повенчаться.
Господин Капитал стал скоро жалеть свою холостую жизнь, и скоро начали муж и жена ссориться, всё чаще да чаще... Причин, разумеется, было миллион. С такой женой, как госпожа Фортуна, всякий день найдётся из-за чего поругаться.
Вдобавок, Капитал думал командовать над женой, быть главою. Куда тебе! Фортуна объявила, что она хоть и слепая и ветреница, но не только не изменит своим привычкам, но и мужа заставит повиноваться себе во всём.
У испанцев есть поговорка, что если и Океан женится, то присмиреет, - а Капитал, наоборот, вздумал храбриться, вздумал жену, да ещё такую, как Фортуна, в руки прибрать. А вздумал он это потому, что был ужасно горд, напыщен и очень уж много о себе возмечтал.
Долго ли, коротко ли, а стали муж с женой всё чаще воевать и ссориться. Не жизнь пошла, а каторга. А разойтись совсем не могут... Вместе тесно, врозь тошно!
Надумали они, наконец, решить, кому кого слушаться и испытать, кто из них могущественнее и кто на белом свете важнее! Без кого из них люди могут обойтись и без кого не могут. Тот, кто победит, и будет главою в доме.
- Как же это решить? говорит Капитал.
Он не был горазд на выдумки, потому что голь на выдумки хитра, а не он, важный и богатый барин, да ещё человек положительный. Фортуна-же, ветреница и шатунья, много по свету набегалась и всякую штуку знала.
- Что ж тут голову ломать! говорит она. Это дело простое. Давай попробуем, кто скорее может осчастливить человека, ты или я.
- Хорошо! говорит Капитал. У меня в земле, подумал он, много ещё золота и серебра скрыто под спудом. Только найди его какой человек - так не только сам счастлив будет, а целое государство будет в довольстве и благополучии. - Найдём, говорит Капитал жене, самого бедного человека, совсем нищего и голодного, и давай на нём пробовать свою силу. - Хорошо, говорит Фортуна. Зачем далеко ходить, вон сидит Рамон, по прозвищу "Оглашенный". Ступай к нему и делай что хочешь с ним, а я своё буду делать.
Капитал тихо пошёл, степенно и важно подошёл к Рамону, как следовало вельможе.
Рамон был поденщик и почти нищий. Когда к нему пришёл Капитал, он сидел грустно среди поля под деревом и ел чёрствый ломоть хлеба, а около него лежала сломанная лопата.
- Здравствуй, Рамон, сказал Капитал. - Мое почтенье, ваше благородие. - Что ты тут делаешь? - Что? Сижу да свою судьбу кляну. Несчастнее меня, кажется, в целом свете нет человека.
Рассказал Рамон новому знакомому барину все свои беды и несчастия, и Капитал увидел, что такого-то человека ему и надо для своей пробы.
- Ну, а теперь что ж ты делаешь? - А теперь не знаю, куда деваться и как заработать хоть грош. Нанялся я рыть колодезь, вот тут... Уговор был с нанимателем такой, что как я до воды дороюсь, так мне и деньги в руки. Рылся я, рылся в земле и ни черта не нашёл, чтоб ей пусто было. - Ну, нет, извини, я не желаю, чтоб ей или в ней пусто было. От земли и всего, что есть в ней, зависит моё могущество. В земле вся моя сила. Из неё растёт хлеб и в ней же олово, медь, золото и серебро, иногда и бриллианты. - Не знаю, что находят в вашей земле люди, рассердился Рамон, а я в ней, треклятой, не только золота, даже воды не нашёл ни капли. Дорылся только до старой подошвы и на такой страшной глубине. что надо полагать, эта подошва оторвалась от сапога какого ни будь антипода. Ещё бы немного, и я, роясь да роясь - вылез бы где-нибудь в Америке и дороги бы домой не нашёл. - Ну, слушай, Рамон, я вижу, ты человек трудолюбивый, только не везёт тебе Фортуна. Она, между нами сказать - дура. Вот тебе денег на первый раз. Зря не трать, а постарайся разжиться на них. Найми рабочих и рой землю в трёх - четырёх местах; где-нибудь да найдётся вода и будет колодезь.
Рамон, получив горсть серебряной монеты, так обрадовался, что бегом пустился в соседний город. Он давно уже не ел ничего, кроме сухого хлеба, а пить - и воды даже не пил.
Прибежав в город, он вошёл в первую лавку и отобрал себе, с радости, провизии, которой хватило бы на целую неделю. Когда пришлось платить, Рамон сунул руку в карман своих панталон, и нашёл там только большую дыру, чрез которую он, вероятно, всю мелочь по дороге и посеял.
Потеряв деньги, Рамон пошёл их искать и в напрасных поисках потерял весь день и, не попав во время на работу, был прогнан хозяином. Потеряв весь день даром, а затем потеряв место, где мог работать, Рамон потерял наконец и терпение и стал бранить свою горькую судьбу.
Фортуна вместе с мужем глядели издали на Рамона. Фортуна подсмеивалась над мужем. Капитал обиделся и рассердился.
- Постой же! сказал он. Я тебе докажу, что могу его сделать сейчас весёлым и довольным своей судьбой.
Капитал снова отправился к Рамону и дал ему новенький золотой на разживу. Рамон просиял от счастья и стал говорить, что, видно, судьба смилостивилась наконец над ним: Он важно пошёл в город и, боясь снова потерять деньги, держал свой червонец в руке.
На этот раз Рамон решил купить себе новое платье и вошёл в магазин. Выбрав отличное платье, он важно положил золотой на прилавок, требуя сдачи.
Хозяин магазина поглядел монету, повертел её в руках, позвал соседа на совет и наконец объявил Рамону, что золотой его фальшивый, и что он должен и монету и его, Рамона, как сбытчика, представить в полицию.
Несчастный Рамон обомлел и горько заплакал, проклиная незнакомца, который дал ему этот фальшивый золотой и привёл его ещё в худшее положение, чем бедность и голод.
- Лучше бы мне голодать, да не попадать в тюрьму! подумал Рамон. - А ты чего стоишь-то! шепнул ему кто-то. Удирай!
Рамон не заставил себя просить - и, даже не поблагодарив за совет, выскочил из магазина и припустился в поле как заяц. Он так бежал, что когда город пропал у него из глаз, и он лёг на землю, чтобы отдышаться, то увидел, что потерял один сапог.
- Ах, чёрт его возьми, этого проклятого господина, подумал он. Будь он проклят! Не давай он мне этот фальшивый золотой, не бегать бы мне как преступнику и не терять бы сапога. Что же теперь делать? Прежнюю работу потерял, а на новую наняться в городе теперь нельзя, потому что я туда и глаз показать не могу. Меня схватят и посадят в тюрьму за чужую вину. Что ж мне осталось? Умирать с голоду. Ах, проклятый благодетель! Не встречать бы мне тебя никогда! - Была моя судьба горька, а теперь ещё горше.
Между тем Фортуна и Капитал видели всё случившееся с Рамоном. Фортуна ещё пуще смеялась, слушая, как Рамон ругает её мужа и свою горькую судьбу, которая по его милости стала ещё горше.
Капитал взбесился окончательно.
- Ну, постой же, я тебе докажу мою силу! сказал он и вне себя от досады тотчас пошел к Рамону. - Слушай, Рамон, не горюй и не проклинай меня и свою судьбу. Вот тебе десять тысяч государственными кредитными билетами. Купи себе дом и займись торговлей. В таком блестящем положении если когда и впрямь случится тебе фальшивой монетой расплачиваться, то её за настоящую примут. Ну, ступай и благословляй свою судьбу и меня.
Рамон, получив деньги, ошалел совершенно; у него всё пред глазами кругом пошло. Он даже не помнил, как вошёл в город, как ходил по городу в одном сапоге и всем рассказывал про своё счастье и всем прохожим показывал пачки своих денег.
Наконец, наступила ночь, и какой-то очень любезный и услужливый человек пригласил его к себе ужинать, извиняясь только, что его дом немного далеко. Рамон согласился, всё ещё не помня себя от счастья; он не думал ни о чём, кроме как об своих деньгах и о будущем благополучии.
Он отправился за своим новым знакомым, который любезно обещал ему и ужин и ночлег. Дом гостеприимного знакомца был за городом. Когда они вошли в глухой: переулок, спутник Рамона свистнул. В одну секунду выросли как из-под земли пять человек с дубьём и повалили Рамона. Должно быть, вновь прибывшие принялись колошматить Рамона дубьём особенно лихо, потому что он, упав на камни, потерял память, а когда пришёл в себя, то было уже светло.
Он хотел подняться и не мог. Босая нога у него как отнялась, голова болела, и на ней были здоровые шишки. Что касается до десяти тысяч... То какие тебе тысячи?! На Рамоне ничего не было. Он лежал, как мать родила! И только один сапог остался у него на одной ноге. Грабители всё сняли и всё взяли, но, раздумав, что с одним сапогом делать нечего, оставили его на ноге.
Рамон взвыл благим матом и начал проклинать на чём свет стоит своего покровителя. Без его проклятых денег был бы он теперь на работе у колодца, цел и невредим. А теперь иди в больницу... Иди?! Да и идти нельзя! Как же голому-то показаться в город. Первый полицейский арестует его за неприличие, а там доберутся, кто он такой, вспомнят об фальшивой монете! Ну, и готово!.. Прямо в тюрьму, под суд, и в каторжные работы.
Рамон кой-как поднялся, спрятался от стыда в кусты и, глядя на себя и на свой единственный уцелевший сапог, начал горько плакать, честить всячески своего благодетеля, посылать его ко всем чертям, в ад кромешный, и желать ему всего самого невероятно скверного.
Между тем Фортуна и Капитал, знавшие всё происшедшее, воевали у себя дома. Фортуна так и помирала со смеху над тем, как муж осчастливил Рамона, и как тот его благодарит теперь, сидя голый, в одном сапоге, в кустах за городом, и даже избитый, т. е. несчастнее чем когда-либо. Капитал, совершенно пристыженный, бранился, но придумать ничего не мог. Дай он Рамону хоть миллион, все прахом пойдёт. Какая-нибудь глупость да выйдет!.
- Ну, теперь мой черёд сделать Рамона счастливым, сказала Фортуна. Смотри, будет ли он ругаться или благословлять свою судьбу. И я, вдобавок, заметь это, своего ничего не дам ему, а твоим же добром его осчастливлю.
Фортуна отправилась прямо к Рамону и даже не махнула рукой, даже не мигнула... А всё пошло наоборот...
В ту же минуту проезжий всадник увидал в кустах голую фигуру, остановился и подошёл к Рамону.
- Что ты тут делаешь? спросил он.
Рамон рассказал всё с ним случившееся. Проезжий оказался доктором и, осмотрев ногу и голову Рамона, тотчас пустил ему кровь. Несчастному полегчало сразу. Осматривая другую ногу, доктор велел ему снять его единственный сапог, чтобы видеть, не ранен ли он и в эту ногу.
Рамон стащил сапог, и из него посыпались серебряные монеты.
- Что за диво! воскликнул Рамон, но тут же вспомнил, что мелочь, которую ему дал в первый раз благодетель, проскочив в дыру панталон, должна была именно просыпаться в сапог. - То-то мне всё казался этот сапог узок и тяжел, подумал Рамон. Я думал, это от того, что я бос на другую ногу.
Доктор дал Рамону свой плащ на время, чтоб дойти в город и купить себе платье. Рамон, забрав своё серебро в горсть, пошёл в город, надеясь, что в плаще, а затем в новом платье, его не признают так скоро, и что он успеет одеться и уйти из этого проклятого города, чтоб никогда в него не ворочаться и не видать более своего рокового благодетеля.
Повернув в переулок, Рамон вошёл в первый попавшийся магазин платья, с маленькой вывеской и маленькой дверью. Войдя, он перетрухнул...
Вышло так, что он попал в тот же магазин, где отдал свой фальшивый золотой. Оказалось, что у этого магазина было два входа, один главный, из большой улицы, а другой маленький, из переулка. Хозяин магазина, увидел Рамона, узнал его сразу, бросился к нему на встречу с извинениями и стал просить его, простить ему невольную клевету и обиду.
Монета, которую дал ему Рамон, оказалась, уже после его бегства, не фальшивой, а нового образца, самой последней чеканки и самого лучшего золота, каких в городе ещё не видали, и только после увидели у других покупателей. Хозяин возвратил её Рамону, а за обиду, ему сделанную, просил выбрать любое платье и взять его даром, а потом позавтракать вместе с ним.
Чрез час, Рамон вышел из магазина сытый, отличной даром одетый, в одном кармане горсть серебра, а в другом золотой. Он важно пошёл по улицам города, не боясь полиции. Проходя мимо дома градоначальника, он поневоле остановился. Густая толпа народа затеснила его. Солдаты вели пойманных грабителей и в числе их, того самого знакомца Рамона, который его свёл в западню и помог ограбить.
Рамон объяснил все тотчас, и тут же получил обратно свои десять тысяч.
- Да будет благословенна моя судьба! воскликнул Рамон, плача от счастья.
Чрез неделю у Рамона был свой дом. Чрез месяц он купил землю, завёл огород и нанял рабочих рыть колодезь, уже для себя. Воды не нашлось, однако, ни единой капли. Нашёлся вместо нея огромный пласт золота...
Не прошло года, как Рамон был уже известный золотопромышленник, даже более, он был миллионер и гранд Испании за особые заслуги своему отечеству.
После этой истории с Рамоном, Капитал присмирел и уже с Фортуной не ссорится и командовать ею не берётся, а послушно ходит за ней, куда она прикажет.
Госпожа Фортуна умнее с годами не стала, напротив, стала ещё ветренее, совсем ослепла и чудит ещё пуще. Куда бы Фортуна ни прошла, Капитал поневоле идёт за ней. Фортуна же не ходить за Капиталом по следам, и часто туда, где он пребывает, она глаз не кажет и этим вскоре заставляет и его уйти.
Люди уважают Капитал с каждым годом всё более и более и низкопоклонничают перед ним. Над Фортуной люди всегда подтрунивают. Однако, весь свет всё-таки давным-давно признал, что с одним Капиталом, - если Фортуна не поможет с своей стороны - ничего хорошего не будет и даже легко всё прахом пойдёт. Её на свою сторону замани - а он и сам прибежит вслед за ней!..
Андалузские легенды. Госпожа Фортуна и господин Капитал Автор: Евгений Салиас
Певца Шарлота арестовали до 24 января. Он признал вину
Певца обвиняют в «реабилитации нацизма» и «оскорблении чувств верующих». Ему грозит до шести лет лишения свободы.
В суде молодой человек заявил, что он стал жертвой российской оппозиции, которая «очень плотно обрабатывает сознание молодых людей». Также он попросил прощения у русского народа и прочитал стихотворение, написанное во время отбывания наказания в СИЗО Петербурге. В нем исполнитель выражает раскаяние и обещает использовать свой талант в защиту страны.
Адвокаты Эдуарда Шарлота заявила, что будет обжаловать решение суда. Они настаивали на домашнем аресте.
1. Арестовали до 24 января. Конечно, других чисел в январе нет. Надо обязательно было выбрать именно 24 -ое число. 2. Прощение надо просить у многонационального и многоконфессионального народа России (уважаемых россиян). А то можно посчитать, что ты, Эдуард Шарлота, не до конца раскаиваешься вменяемом тебе оправдании и реабилитации нацизма. 3. Хотя, к Эдуарду надо подойти с сочувствием, ибо он на данный момент ни паспорта не сможет предъявить, по законному требованию сотрудников правоохранительных органов, ни даже справки "Об освобождении".
И лёгкое дрожанье рук, как первое письмо от смерти
Он кончил и двинулся к выходу. Вслед Мария, сутулясь, и тяжестью лет согбенная Анна безмолвно глядели. Он шел, уменьшаясь в значеньи и в теле
для двух этих женщин под сенью колонн. Почти подгоняем их взглядами, он шагал по застывшему храму пустому к белевшему смутно дверному проёму.
И поступь была стариковски тверда. Лишь голос пророчицы сзади когда раздался, он шаг придержал свой немного: но там не его окликали, а Бога
пророчица славить уже начала И дверь приближалась. Одежд и чела уж ветер коснулся, и в уши упрямо врывался шум жизни за стенами храма.
Он шёл умирать. И не в уличный гул он, дверь отворивши руками, шагнул, но в глухонемые владения смерти. Он шёл по пространству, лишенному тверди;
он слышал, что время утратило звук. И образ Младенца с сияньем вокруг пушистого темени смертной тропою душа Симеона несла пред собою,
как некий светильник, в ту чёрную тьму, в которой дотоле ещё никому дорогу себе озарять не случалось. Светильник светил, и тропа расширялась.
Сретенье (Отрывок) Поэт: Иосиф Бродский
02:03 Убывание требует чудовищной силы воли: тихонько сидишь в больничной приёмной, глядя как туда-сюда волочит ноги будущее, как оно сутулится, смотрит на тебя, пока ты стараешься не смотреть. Редким становится обмен: улыбка краткого, насмешливого признания.
02:24 Ты тут новичок. Каждый здесь когда-то был тобой. Ты же только учишься, что убывание требует огромнейшей силы духа. Ты пока не можешь приспособиться: принятие подчас раздражающей помощи тех, кто тебя любит; уступаешь, позволяешь, но не сдаёшься.
02:44 С трудом проглотила содержимое бутылочки с надписью «Выпей меня» и почувствовала, как уменьшаешься. Знакомая мебель смутно виднеется, полы кренятся, а дверные ручки поддаются только при обхвате двумя руками. Колоссального терпения требует это убывание: убывают ночной сон, почерк, голос, рост.
03:09 И ты больше похожа на невероятную убывающую женщину, чем на буддистского мистика, безмятежного, обходящегося малым. Меньше не всегда значит больше. И всё же в опустошающемся пространстве пространство брезжит, становясь видимым. Вот оно — место в глазах обжившихся возле того, что некоторые называют убыванием.
03:34 Это место безжалостной поэзии, дар бытия, прежде игнорируемый, затонувший средь ежедневной суматохи. Здесь каждое действие требует намерения и оживлено сознанием. Ничто не даётся на автоматизме.
03:52 Ты это чуешь в провокациях кнопки, в попытках попасть в рукав или удержать равновесие на бордюре ночью, одновременно сканируя темноту. Подвиги такой скромной храбрости, кто заподозрит в них упражнения по глубинному, лютому предмету — метафизике постоянно осознаваемого бытия?
04:15 Что за недооценённая сила, которую эти шатающиеся танцоры извергают в колоссальном усилии на том, что для большинства — пустяки. Что за тихая красота здесь, в этих мягкоголосых, с негнущимися конечностями людях. Что за намерение, скрытое под маской спокойного лица. Убывание требует безграничности. Так узрите эту несгибаемую благодать.
04:47 (Аплодисменты)
Расшифровка концерта "Четыре ярких стихотворения о болезни Паркинсона и старении" (Отрывок) Поэт: Робин Морган
Из края в край разверзлись своды И влага льётся из небес - Такую слякоть у природы Мог заказать лишь только бес.
Пески и камни отсырели, Промокли тело и душа. Стою у собственной постели И раздеваюсь не спеша.
Упали мокрые одежды И под глухой церковный звон Я закрываю тихо вежды И погружаюсь в липкий сон.
И снится мне: по водной глади Плывёт челнок – в нём я один И лишь на миг, потехи ради, С волны вдруг выпрыгнет дельфин.
И так мне муторно и страшно – Пугает мрак морских глубин – Что издаю я стон протяжный Во сне под сводами храмин.
В поту холодном просыпаюсь, Лежу, от страха чуть дыша, И для себя понять пытаюсь – Куда ушла моя душа?
Не зря твердят: уходит в пятки, Когда спустившись из небес, Словно дельфин, играет в прятки, Отцу назло, с тобою бес.
БЕСОВСКИЕ ИГРЫ Автор: Александр Гапоненко
А Озорник люто на всё и на всех обиделся. Особенно рассердился на судьбу, так как уже не чувствовал себя в безопасности без матери, впервые ощутив страх за своё существование. Ведь он остался без материнской любви, которая прежде нежно снимала с него дрожащие одежды опасений и эгоизма. Упрёки к Создателю всё более превращались в претензии к его Промыслу и разрастались в неуважительное отношение. Гнев рос в бунтаре, заполняя его, вытесняя доброту и радость, которые мать с любовью вложила. И очень скоро забылось его прежнее имя, уже не отражавшее сути, поменявшись на новое – Гнев.
Бешенство, возмущение, вспыльчивость, раздражение, ярость и злопамятность стали окружением в сиротстве. Дальше – больше. Когда пришла пора чувственных ожиданий, он временами ещё маскировал агрессию в надежде получить энергию любви. Когда ожидания не оправдывались, Гнев загорался, словно спичка или вдруг в нем оживал вулкан. Темперамент характера не мог служить оправданием, всегда готовый неистово вырваться наружу, заливая всё вокруг лавой негатива и пеплом разрушения. Страстный спорщик, злопамятный, жаждущий отмщения – он слышал только своё ущемленное эго, потому самомнение, самолюбие, завышенная самооценка были частыми причинами обидчивости Гнева. Легко быть спокойным и снисходительным, когда тебя все хвалят. Малейшее же замечание сразу обнажает нутро.
Временами Гнев был словно одержим бесами. Стал губить отношения, судьбы близких, а потом и тех, кто попадался навстречу. В иные моменты вдруг осознавал, что его куда-то несёт, но остановиться уже не мог.
Родные давно сторонились его от греха подальше, уж больно злостью переполнен. Только сестрёнка Обида за него цеплялась и боялась далеко отходить. Так и стали они самыми близкими на всем белом свете.
Вот только у Гнева было всегда слишком горячее дыхание, распирал его жар внутренний, да так, что Обида рядом тоже распалялась. Все зло его было внеуёмной и неконтролируемой силе – энергии разрушения и саморазрушения.
Ах, как бы гасило охлаждающее действие Души, которая помогала бы Гневу разумно и взвешенно воспринимать его такую эмоционально - чувственную природу. Но от неё, как и ото всего другого, зорко и хищно стерегли его Злоба, Враждебность и Ярость, не оставляя одного без присмотра ни на секунду. Они без спроса поселились у него, окрутили своими чарами недовольства, страха, нетерпимости, раздражения, вины и даже стыда, и каждая старалась взять верх над соперницами.
Когда Гнева охватывала Враждебность, мог накричать, огрызнуться на домашних, возвести хулу на Создателя. Когда же побеждала Злоба, она проникала в его сердце. Тогда оба изнывали от безмерного самолюбия. Он заметно глупел, слышать ничего не хотел и злопамятно выжидал случаи для мщения. А вот когда им овладевала Ярость, это переходило в неконтролируемое бешенство, исступление.
Это просто зеркальное отражение процессов. Которые и так всем известны и понятны. Может это некое своеобразное отражение. Но что в нём есть. Кроме эстетствующего декадентства?
Весьма не высокого уровня
Напудрив ноздри кокаином Без каких либо персональных отсылок
Опустился сумрак в середину неба хмурым вязким, пасмурным дождём, что готов упасть уже ничком на землю этим грустным беспросветным днём…
Опустился сумрак и окутал небо сероватой ватной, влажной пеленой... Опустился сумрак, и застыло время, пеленою взято, словно на постой…
Опустился сумрак в середину неба и дождливой тучей занавесил мир… Занавесил солнце и сапожным кремом перепачкал небо, не жалея сил…
Сумрак... Автор: Яна Варшавская
Утро началось. Будь оно проклято, это утро. Но ведь началось.
Обыденным скрипом двери уходящего в школу старшего; вспотевшей от потного тела штопаной простынёй; мутной тошнОтой после вчерашнего; скользящим вдоль подоконника серым рассветом.
Кургузый ноябрь взгромоздился на город, и тот стал похож на застиранный реквизит провинциального варьете: оплывшие свечи шлюх, одетых восковым целлюлитом; стираные костюмы замшелых лордов, глухие крики травести из ямы оркестра.
- Галя, принеси мне дряни, когда пойдёшь в маркет!
Заскрипел треснувший стульчак в жёлтой уборной, зашелестел вечный «Костёр», загудела освобождённая струя из полуоткрытого латунного крана.
- Равнозначно, Галина! Ну, пива хоть принеси…
Течь в ванной превратилась в Ниагару, заглушив любые призывы к совести той, с кем прожил без малого двадцать лет. Впитала тяжесть, тоску, боль.
А когда я, страдая от непонимания, выглянул в окно, там уже шёл снег.
И как-то сразу стало светлей.
Я натянул куртку, и осторожно выбрался на раскисшую тропку. Если взять велосипед – минут пять. Пешком – двадцать. Нахлобучил шапку, и двинул к ларьку на своих двоих.
- Галь, а почему «Костёр»? Ты просто скажи, а? – пытался понять я суровую логику супруги. – Тебе не дает покоя тофет Джордано? Или весёлые комиксы? Почему?
Загадочное ленинское лицо, ухмыляясь, плавилось в пионерском костре. Жена, насупившись, молчала. Младший возводил в углу комнаты башню из ста двадцати кубиков без букв и зверей. Башня росла медленно, иногда с тихим грохотом осыпалась, но он упрямо начинал строить вновь.
Так проходил день за днём. Год за годом. Просто я ждал, чем всё это закончится и не находил более правильного решения, чем сдохнуть.
«Зима, зима – одинокие дома. Моря, города – всё как будто изо льда».
А вечером приходил ирландский прицеп, я доставал из холодильника ледяные кубышки и на пару часов становилось совсем хорошо.
Снег лип на плечи, идти было и так непросто, но цель маячила впереди неоновой вывеской. Потом я вспомнил, что у папы месяц назад был День Рождения, и вывеска вспыхнула ультрамарином.
Где-то уже совсем далеко, в полуоткрытой ванной, чтобы слышать мерное падение башен сына, лежала загустевшая жизнью она. Где-то ждал меня вечерний тофет двадцатилетней давности журнала «Костёр» (*). Сын где-то сдавал на пятёрку никому не нужный английский.
А через пять поворотов и три парадные, восемь поникших под тяжестью первого снега сиреней, сидел на колотом табурете папа.
И он тоже ждал.
Шёл снег.
Просто так бывает – выходишь опохмелиться и ошибаешься дверью. Филёнка из ДСП превращается в портал. Ты думаешь – в вечность, но это ошибка. Это всего лишь дорога домой. В пакете звенели два полусухих, три пива и бренди, которому не то, что лёд – лимон ни к чему. Так сойдёт.
Да, совсем подзабыл:
Нагнувшись у входа, я зачерпнул в ладонь пять синих от измороси кусков льда. До сих пор не могу объяснить, как они оказались у папиной двери. Впрочем, это к лучшему. Просто так бывает. Забудем.
Зачерпнул и сунул в карман. Растают и хрен с ним. Нет – разбавим палёный коньяк.
Папа сидел, вцепившись в кресло. По телеку шёл сериал. Шёл, вровень с осенью, упорно сводя ниточку жизни в ноль.
-Папа, это зеро, — крикнул я, — едва приоткрыв дверь. - Это всё сон, сын, и мы в нём лишь игроки, — ответил он.
И сломал кубик Рубика, который я подарил ему на прошлые именины.
- Это все сон. Кстати, только что заходил Рыжик – твой бывший дружбан! Помнишь? Принёс текилу и ещё какую-то дрянь… Э-э – бальзам, что-ли… А, Абсент! Никогда не пробовал. Давай, может, махнём на счастье? А ты как? Не видел сто лет тебя. Оброс и опух. Пьёшь, что — ли?
Я тормознулся в прихожей, выложил на пол презент и сказал:
- Здравствуй, папа.
Рыжик умер лет десять назад. Но не мне же судить? Да и не звал я его. Он помолчал немного. А потом четко срезал:
- Знаешь, я тут кое-что строю. Башню не башню, замок не замок… Но, ты пройди, пройди. Глянь. Заодно и махнём, чем Бог послал.
Не раздеваясь, впрочем, и не к чему это было, я заглянул в комнату и увидел громадный ледяной куб, увенчанный пирамидами из заиндевелых коньячных шпилей, пивных арок, контрэскарпов (**) из ледяных вин.
Холод в гостиной стоял страшный.
На толстых ледяных блоках возвышались узорные произведения поменьше. Холодильник был закрыт, зато в распахнутое настежь окно дул злой ветер с Залива.
Мне нечего было ему говорить. Я почему-то всё понял сразу. Молча подтянул из коридора звякнувшее бухло.
— С Днём, что ли. Накатим?
Уходя через час, осторожно прикрыл стальную дверь. Запирать не стал. Мало ли потеплеет?
Дом, начиная с парадной, желтел тёплым водопроводным светом. Жена всё ещё принимала ванну. Старшего не было. Малыш аккуратно заканчивал башню. Я тихо присел рядом.
- Может, ещё добавим чего для понта?
Он посмотрел мне в глаза. И немедленно сделалось так, будто ночь уже давно снизошла на брег сей, а мы до сих пор неймём. И в судорогах пытаемся убежать, а куда и вовсе не знаем. И тогда я открыл морозилку, достал кубики изо льда. Протянул ему, и он взял их.
Закольцевал башенную пирамиду.
А потом в дверь заглянул старший. Посмотрел, скинул пальто. Просто спросил пожрать. Ибо Время, если судить по Кеплеру, давно болталось в Созвездье Медузы.
Ночь сладко дышала пеной от ванны.
Пора было спать.
Кубики льда Автор: Яблочный Спас ________________________________________________________________________________________________________________________________________________________ (*) Где-то ждал меня вечерний тофет двадцатилетней давности журнала «Костёр» - Тофет. Место жертвоприношений. Место на юге Иерусалима, в долине (овраге) сынов Еннома. В Библии оно известно как место, где впавшие в идолопоклонство жители могли приносить в жертву детей, сжигая их на огне у идолов Молоха и Ваала. (**) контрэскарпов - Контрэскарп, Противотанковое заграждение в виде крутого среза (высота 3—4 м) ската местности, обращённого в сторону обороняющегося. К. рассчитан на опрокидывание танков при спуске с высоты
Когда проходит молодость. Длиннее ночи кажутся, Что раньше было сказано, Теперь уже не скажется. Не скажется, не сбудется, А скажется - забудется... Когда проходит молодость, То по-другому любится.
Но что нам в жизни сетовать На то, что ночи длинные, - Ещё полны рассветами Все ночи соловьиные. Коль ночи соловьиные - Цветут кусты жасминные, И ты, как прежде, кажешься Кудрявою рябиною.
Когда проходит молодость Поэт: Алексей Фатьянов
По мне, так все попавшие в сеть "Греколенда" теряли выход из неё навсегда, поэтому я назвала её сеть "ВЫХОДА НЕТ".
Карьера в этой сети формируется очень быстро, и проходит несколько обязательных этапов, которые обойти нельзя.
Первое, с чего начинается - это лейсбийские связи, причем сразу на конкурсах красоты завязываются лейсбийские романы. Лижут всем, лучших отбирают и рекомендуют в вице-мисс или мисс. (Прим. Дм. Леночка - Кошмар! Осуждаю! ^)
Дарят подарки и знакомят с нужными людьми в турне победительниц, на презентациях и вечеринках.
Это второй этап - окружение жертвы соответствующей средой обитания и общения: проститутки, которые присутствуют на тех же вечеринках, сутенёры, наркоманы.
По мере накопления соответствующих связей их выводят на новый уровень. Заставляют принимать запрещённые препараты, якобы под предлогом расслабиться или главным условием прочной связи, и продолжения общения, под страхом вывода из круга. Это третий этап, после которого выхода уже нет. Наркомафия не отпустит. Устроят бойкот в соцсетях и треш на районе. Всё, попали.
Дальше таких тёлочек раздают бизнесменам, политикам, чиновникам, тем кто может подарить ей подарок. Не забывают про себя руководители подразделений "Выхода нет".
Сам Головаш, постоянно тестирует новеньких. Дальше происходит сортировка, в зависимости от целей. Низкопробный товар оставляют на внутреннем рынке, а высокосортный товар вывозят за границу. Тех, кто повыше везут в Дубай, кто пониже подкладывают "лохам" или губернаторам.
После, совершенно случайной встречи, на съезде какой-нибудь партии, их отношения завяжутся, и эта связь обеспечит их жильём, и всем остальным. И те - дубайские и эти - местные продолжают общаться с центром, и выезжают куда надо, при первом звонке Головаша.
Так происходят оргии с бизнесменами и звёздами голливудского кинематографа. Так произошло и с Сопой - возлюбленной Головаша. Женщина в возрасте, психолог с научной степенью. Уже бабушка, за это её мудрые советы очень ценят.
Как она сама заявляет, что много времени она потеряла, когда занималась не тем.
Долго была любовницей депутата.
Разведясь с женой депутат женился на другой, а её отправил на пенсию.
Ей уже за пятьдесят, поэтому понимание, что молодость прошла зря, к ней приходит на совместных оргиях, в парах с молодухами. Когда она видит молодое тело своей партнёрши и сравнивает его со своим.
Я выгораю на работе. Так много бесполезных дел. В делах, конечно, есть предел, Но и маразм в большом почете.
Пытаюсь дух перевести, Но выходных мне не хватает. Все муторно, душа пылает, Тупею чувствам вопреки.
Какая странная пора, И откровенная усталость. Всего три месяца осталось До отпуска, но жизнь мура.
И как все это пережить, Так хочешь, будет мало, И ожиданье перестало Напрасно голову кружить.
Я выгораю на работе Автор: Михаил Евдокимов
Сокровища пыльных подвалов
В свои четырнадцать лет Сашка Найдёнов мечтал об одном: разбогатеть. И чтобы сразу, в одночасье. Почти два года он тратил деньги: подаренные на день рождения, карманные и заработанные на различные лотереи. Но удача повернулась к нему спиной, не соизволив одарить и копеечным выигрышем. Однако Сашка не унывал и по-прежнему верил в свою счастливую звезду.
- Все рыжие удачливые, - твердил он друзьям, - вот увидите, мне обязательно повезёт.
Поначалу Богдан и Егор посмеивались над одержимостью друга, но со временем он сумел заразить и их. Какие только планы не зрели в головах подростков?! Правда, большинство идей оказывались просто неосуществимыми. Егор, внешне очень похожий на киношного Гарри Поттера, разве что очков не хватало, предлагал участвовать в викторинах или телешоу, там где разыгрывались большие деньги. Но и тут им не везло: ни одну заявку друзей не приняли, в шоу не позвали. Спокойный, рассудительный Богдан, выглядевший из-за крупной плотной фигуры старше своих приятелей, предлагал поработать у фермеров:
- Если постараться, можно неплохие бабки сколотить. - Пфи. Да мы каждое лето на них вкалываем. И что, много заработали? - фыркнул Сашка, почёсывая нос. Несчастная картофелина на его лице без конца подпекалась на солнце и вечно выглядела облупившейся. В отличие от загорелых до черноты друзей Сашка из-за кожи, не принимающей загар, выглядел несколько шелудивым. С его отросшими за два летних месяца рыжими волосами не справлялась ни одна расчёска, они торчали во все стороны и делали его похожим на Антошку из детского мультика.
Полдня друзья просидели в тени виноградной беседки Найдёновых, лениво играя в "козла" и безуспешно изыскивая способ подзаработать.
- А у меня идея! - воскликнул Егор, ловко тасуя колоду карт. Карты порхали, превращаясь то в веер, то в змейку, заставляя заворожённо следить за его руками. - Говори уже, не тяни, - не выдержал Сашка. В его жёлто-зелёных глазах загорелся странный огонёк. - Смотрели репортаж о находке клада в стене старинного дома?
Богдан с недоумением произнёс:
- Предлагаешь поехать в Питер, полазить по чердакам и помойкам? В квартиры ведь нас никто не пустит.
Егор по привычке провёл языком по щербинке на переднем зубе, хитро улыбнулся.
- Тут ключевое слово клад, будем искать сокровища возле реки. Я у двоюродного брата выпросил металлоискатель. Завтра и начнём.
Огонёк в глазах Сашки потух.
- На местном пляже ничего путного не отыщешь, разве что какую-нибудь бижутерию. Это тебе не море, где отдыхают богатые тётки. - Не скажи, - не согласился Егор. - Бабушка рассказывала: до революции на реке были оборудованы кабинки, стояли беседки, здесь купались гости помещика Соколовского. Кстати, наше село в честь него назвали.
Алчный огонёк снова засветился в глазах Сашки.
- К чёрту карты. Чего сразу не сказал? С утра бы прокачали берег на счёт золотишка.
Егор замялся.
- Батя обещал отремонтировать металлоискатель, чего-то он не фурычит. - Ажурные беседки на берегу речки стояли, и песочек беленький Соколовский для своей жены и дочки завёз из самой Италии, - послышался скрипучий глухой голос.
Мальчишки с изумлением вытаращились на древнее существо, всегда тихо и молча сидящее под липой возле крохотного столика. Голос Сашкиной прабабки они слышали пару раз и то очень давно. Все решили, что старуха совсем выжила из ума и разучилась общаться с людьми. Обычно утром баба Катя, опираясь на клюку, мелкими шажками добредала до липы, усаживалась на стул и впадала в дремотное состояние, из которого её ненадолго выводила мать Сашки, поставив перед ней тарелку с едой. Впрочем, ела она мало и неохотно.
- Егорша прав, гости помещика купались в нашей речке, - добавила прабабка.
Сашка приблизился к бабе Кате, заглянул в лицо. На него с насмешкой смотрели прозрачные бледно-голубые глаза, а впавший беззубый рот растягивала саркастическая улыбка.
- Бабунь, а ты чего раньше молчала? - А чего зря языком молоть, - хмыкнула она, - Да и скучно с вами, наблюдать интереснее. Суетитесь, словно муравьи.
Сашка с интересом разглядывал тёмное морщинистое лицо родственницы.
- Это вы того... Разговоры только о деньгах. Ничего путного и умного ни от вас, ни от родителей твоих не услышишь. - А не могли купальщицы колье там или диадему какую потерять? - произнёс Егор с надеждой в голосе.
Прабабка усмехнулась.
- Если бы что затеряли, речку бы вычерпали, песок просеяли. Мама сказывала: жена Соколовского как-то уронила в воду колечко, так мужики ныряли, пока не нашли.
Богдан не сдержал разочарованного стона. Баба Катя бросила хмурый взгляд в его сторону.
- Ладно рыжий оболтус мечтает о кладе, или этот дохляк попусту о денежках грезит, - ткнула она скрюченным пальцем в Егора, - но ты-то, почти мужик, должен делом заниматься, а не ерундой. - Вообще-то мне столько же лет, сколько им, - насупился Богдан. Он стеснялся своей ранней физической зрелости.
Друзья не только жили на одной улице, они ходили в один класс.
Егор же возмутился:
- И вовсе я не дохляк. - Потом решив, что глупо обижаться на древнюю старуху, поинтересовался: - Если нет смысла искать на пляже, то где тогда? - Мама говорила, что семья Соколовских драпала из имения в спешке, в Новороссийск ехали налегке, на двух экипажах. Позже слуги из дома тащили всё, что могли, но самое ценное пропало. - Баба Катя закашлялась, из горла раздался свистящий звук, будто спускает шина у велосипеда. Передохнув немного, она продолжила: - А ведь сказывали, у помещика добра много было. Посуда золотая, серебряная, ковры и много чего ещё. Они не могли увезти это с собой - значит, припрятали в доме.
Сашка изумился:
- И что никто не делал попытки найти сокровища? - Делали. Весь паркет и стены ободрали, чердак вдоль и поперёк облазили. Ничего.
Ребята, окружив старуху, ловили каждое слово.
- Они могли вывезти ценности заранее, - предположил Богдан и покосился на ос, облепивших поспевающие кисти "Дамского пальчика". На всякий случай он отошёл от виноградного куста дальше.
Баба Катя потрясла головой.
- Нет. Дорога из имения на основной тракт идёт через село. Люди бы увидели. За два дня до отъезда Соколовский выгнал всех слуг, оставил только трёх самых преданных. Они потом уехали с ними. - Класс! - подпрыгнул Сашка. - Настоящий клад. Если только его не обнаружили позже. - Не обнаружили. Иначе я бы слышала. - Старуха пожевала узкие сизые губы. - Подай воды, внучёк, чёй-то рот пересох, давно так много не болтала.
Богдан охладил пыл друга.
- Если не отыскали за столько лет, мы и подавно не найдём. Ты же знаешь, дома и в помине нет.
Ещё бы Сашка не знал. Местный народ остатки стен и фундамента помещичьего дома называли развалинами графского замка. Друзья облазили там каждый клочок земли и каждый камешек.
- Я грезила этим кладом, - призналась баба Катя. - Хотелось сокровища стране подарить, тогда бы все обо мне узнали.
Богдан съехидничал:
- Тяга к кладам у вас семейная. А вы, бабушка, у помещика работали?
Старуха засмеялась, будто закудахтала.
- Здоровый лоб, а глупый. Мне сейчас девяносто три, родилась в двадцать втором, когда помещика уж и след простыл. А вот мама служила у жены Соколовского горничной. Она сказала: о подвалах рядом с конюшней знали все, а про подвал под домом только свои. Мама о нём случайно услышала. Вот этот-то подвал и нужно сыскать, я не смогла, как ни старалась. Тайну по сю пору хранила. А теперь чего уж секретничать... - Баба Катя махнула рукой и устало закрыла глаза. - Всё. Топайте отсюда. Утомилась я.
На следующий день, захватив инструменты, мальчишки отправились на поиски клада. Дом помещика располагался на холме. Речка Тихая, поросшая камышом и осокой, огибала его по широкой дуге. Поля вдоль речки и вокруг холма до самого села распахали фермеры. Пробравшись сквозь густые кусты орешника, одичавшие фруктовые деревья и колючий тёрн, ребята добрались до развалин. Рядом с камнями выросли деревья, остатки стен оплел дикий виноград, узорчатый плющ и повилика.
- Ни фига себе. Да тут непонятно, где располагались комнаты, а где двор, - посетовал Богдан. - Он уже жалел, что ввязался в это. Лучше бы помог соседу копать картошку, тогда гарантированно бы заработал. - Да уж. Хорошо америкосам. Идут в библиотеку, а там всегда есть план любого дома, даты рождения и смерти всех жителей села или городка. Тут же можно узнать, открыв пожелтевшую газетёнку, местные тайны и сплетни, - добавил Егор задумчиво. - А у нас не то что план, где точно стоял дом, не выяснишь. - Ты по фильмам судишь? - скривился Сашка. - Мало ли чего в кино набрешут. Будем простукивать, метр за метром, подвал выдаст себя гулким звуком. - Он в нетерпении поплевал на ладони и ударил ломиком рядом с остатками стены. - Растягиваемся в ряд. Поехали!
Часа через три обследовав изрядный участок, ребята присели отдохнуть.
- Насчёт клада явно полная туфта, - буркнул Егор и подул на пальцы. Ладони горели от ломика, мышцы рук ныли. Ему, физически слабому, приходилось труднее всего. - Вход в подвал это не дверь, а скорее проём, закрытый каменной плитой, иначе бы давно обнаружили. Ну найдём плиту, а как откроем? - А я вообще не верю, что Соколовский оставил ценности... - начал Богдан, отмахиваясь от назойливых комаров.
Сашка перебил его.
- Точно! Вход закрыли плитой в полу. Посмотрите, прошло больше ста лет, а деревья выросли не везде. Вон на том месте только чахлая трава. Я думаю это и есть подвал. Теперь нужно найти саму плиту и открыть.
Богдан посмотрел на неправильный квадрат земли, покрытый пожелтевшим, высохшим бурьяном.
- Прямо аномальная зона среди зарослей. Двинулись?
Егор заныл:
- Я не успел отдохнуть. Ты, Богдаша, как слон, а у меня тонкая кость. - Хрен с тобой, отдыхай. - Сиди, сиди, Егорша, лентяй получит меньшую долю, - припугнул Сашка злорадно. - Ты сначала отыщи, потом дели, - хмыкнул Богдан и удобнее перехватил ломик.
Они простукали весь квадрат, гулкий стук подтвердил: в низу пустое пространство.
За пять дней ковыряния в камнях вход в подвал они так и не отыскали. Пытались долбить камень, сверлить, но сумели нанести лишь незначительный урон твёрдой поверхности плиты, не более.
- Вот бы сюда динамит или гранату, - размечтался Егор. - Ага. Умник нашёлся, чтобы вся Соколовка знала, здесь клад ищут, а ещё полиция прискачет и даст по мозгам, - разозлился Сашка. - Я чую клад там. Только надо найти этот чёртов механизм и открыть.
Егор поднял руки.
- Я пас, хотите, возитесь дальше сами.
Глаза Сашки бешено засверкали.
- Ну и вали отсюда. Только потом не завидуй. Хрен я тебе что дам.
Богдан покосился на красного от злости друга.
- Опять заранее делишь? А ты, Егорша, не дури, у тебя башка хорошо варит. Подумай, где механизм могли поставить? - В полу точно нет. Мы каждый сантиметр облазили, а стен нет. Да не знаю я!
На следующее утро, встретившись у околицы, друзья минут десять поджидали Егора.
- Не придёт он, - буркнул Сашка. - Спёкся.
Богдан присел на траву.
- Придёт. На самом деле он упёртый. Помнишь, как вы тащили меня почти три километра, он ведь тогда не ныл.
Два месяца назад во время похода в лес по грибы, Богдан пропорол острым сучком голень - нога сначала сильно кровоточила, а затем быстро распухла. Друзья, соорудив волокушу, доставили его в медпункт.
Сашка опустился рядом.
- Ладно. Ждём. Пять минут. Не более.
Отсюда с небольшого возвышения открывался замечательный вид на село. Две улицы петляли с одной стороны речки, две улицы с другой. Тихая сверкающей дорожкой делила Соколовку пополам. Издалека новый деревянный мост казался золотым колечком на дрожащей водяной змейке. Среди зелени деревьев, появились вкрапления красного и жёлтого цвета, это первыми встречали наступающую осень калина, берёза и ясень. Богдан очнулся от тычка в бок.
- Тю-ю-ю. Глянь, Егорша с дуба рухнул. Метёлки с собой тащит.
Богдан только сейчас заметил метрах в двадцати от них Егора с тремя мётлами.
Сашка заржал, как конь:
- Попробуем полетать? - Попробуем подмести, - не моргнув глазом, Егор вручил друзьям по метле. - Будем искать рисунки на камне.
Сашка сообразил:
- Если нажать на них в определённом порядке, то плита откроется? - Только предположение. Если механизм был в стене, и его просто разрушили, останется только взорвать, - пожал плечами Егор.
К обеду стало ясно: такими темпами они провозятся ещё дня три. Приходилось вырывать траву, а потом тщательно выметать неровности в камне.
- Идиоты! Солнце что ли черепушку напекло, - закричал Сашка. - Чего мы посередине чистим, надо от бывшей стены начинать.
Егор, вздохнув, поплёлся к фундаменту, за ним с метлой наперевес Богдан. Сашка принялся рвать траву и азартно выметать землю и грязь из шероховатых камней
- Есть, - воскликнул обычно сдержанный Богдан. - Изображение птицы.
Мальчишки бросились к нему.
- Это сокол. Рисунок еле виден.
Совсем рядом обнаружилось чётко очерченное солнце, ветка с листочками, и еле различимый абрис дома. Богдан взял нож, обвёл рисунки по контуру, очистил выемки в камне от спрессовавшейся земли.
- Что-то вроде плиток. Интересно, в каком порядке нажимать?
Сашка задумался.
- Сокол - Соколовский. Это его дом, деревья и всем светит солнце. - Пробуй, - предложил Егор.
Сашка нажимал руками, попрыгал на каждой плитке. Ничего. Попробовали другую комбинацию: дом, сокол, ветка с листьями и солнце. Опять ничего.
- Это не ветка, а оливковая ветвь, - озарило Егора. - Что означает олива? Мир, покой...
- При чём тут мир? - удивился Сашка.
Егор предположил:
- Ценности - это достаток. Приносят в дом радость, мир и покой. - Короче, пробую разные комбинации, - чертыхнулся Сашка. - Дом за веточкой, после веточки, сокол за солнцем, после солнца. - Сокол летит к солнцу, приносит в дом мир, - посоветовал Егор.
Сашка с силой нажал на плитки. Послышался еле слышный гул и шорох. А потом опять наступила тишина.
- Дай я. - Богдан повторил комбинацию: сокол, солнце, дом, ветвь. Шорох, скрип и тишина. - Заело что ли? - Он в сердцах топнул рядом с ветвью.
Под ногами друзей зашевелился камень. Они еле успели отскочить в сторону. Ребята заглянули в тёмное отверстие. Пахнуло затхлым сырым воздухом. Вниз вели гладкие обтёсанные ступеньки, теряющиеся во мраке. Сашка метнулся к рюкзаку и вытащил фонарики. Подвал оказался большим и высоким, почти полностью заставленным мебелью, свёртками, рулонами и деревянными коробками. Точнее рассмотреть находки не удавалось, дневной свет в проёме померк, лучи заходящего солнца окрасили верхушки деревьев в бордово-красный цвет.
- А-а-а! Мы нашли, нашли клад! - заорал Сашка, подпрыгивая на месте. - Я знал, а вы мне не верили.
Богдан развёл руками.
- И что теперь будем с этим делать? Нужно сообщить о кладе.
Егор посветил фонариком на большое блюдо, в ответ тускло блеснуло жёлтым.
- Двадцать пять процентов по- любому будут наши.
Сашка погладил длинный узкий свёрток. Материя рассыпалась под его пальцами в прах, но он не заметил этого, решив, что это пыль.
- Я не собираюсь ни с кем делить!
Он усиленно пытался отогнать от себя испугавшую его мысль: "И с ними не хочу делить. Ни с кем. Это только моё. - Он угрюмо глянул на друзей. - Если бы не я, хрен бы вы что нашли".
Богдан предложил:
- А давайте завтра рассмотрим всё хорошенько, что тут увидишь в свете крохотного фонарика.
Сто раз хоженая тропинка в быстро сгустившейся темноте показалась незнакомой и полной неожиданных препятствий. Егор чертыхнулся, зацепившись рукавом рубашки за острый сук, а непривычно молчаливый Сашка дважды поскользнулся на мокрой от росы траве.
- До завтра, - попрощался с друзьями Богдан.
Егор хлопнул Сашку по плечу.
- Чё, на том же месте, в тот же час?
Тот буркнул сначала что-то неразборчиво, затем добавил:
- Как обычно.
Сашка долго не мог заснуть, всё ворочался на постели. Потом решительно встал. Подгоняемый нетерпением и внутренним нервным зудом весь путь к дому помещика проделал в быстром темпе. Мальчик не обращал внимания ни на пугающий крик филина, ни на злобный лай бродячих псов, ни на вымокшие по колено брюки. Ему казалось: он еле движется, почти стоит на месте, будто во сне. Сашка установил один большой фонарь на краю проёма в подвал, второй на нижней ступеньке лестницы. Узкий луч света выхватывал из темноты всё новые и новые сокровища, мальчик торопливо запихивал в мешок какие-то блюда, свёртки, покрытые слоем пыли, почему-то мягкие коробки и ящички. К моменту, когда первые лучи пробились сквозь ажурные кроны деревьев, Сашка успел перетаскать изрядную часть клада в укромное место. Он провёл сломанной веткой по дорожке из примятой травы - вроде бы стало незаметно что тут кто-то ходил и припустил к дому.
- Рыжий! - сквозь сон услышал он. - Мы тебя ждали, ждали. Ну, ты блин и соня.
Сашка, чувствуя усталость и ломоту в мышцах, оделся и вышел на улицу.
- Здоров ты поспать, - развеселился Егор, глядя на помятое лицо друга.
В отличие от Сашки у ребят было приподнятое настроение. Он плёлся за ними, зевая и не отвечая на их шуточки. Возле входа в подвал друзья остановились, с удивлением разглядывая дорожку из щепок, трухи и пыли, тянущуюся в кусты.
- Что за фигня?
Сашку бросило в жар, потом заныли зубы. То, что в темноте казалось просто примятой травой, при ярком дневном свете выглядело весьма красноречиво.
- Не понял, нас что, обокрали? - поднял густые брови Богдан.
За ним по необычной дорожке отправился и Егор. Сашка обречённо потащился следом. Минут через пять он услышал смех.
"Чего это они?" - оторопел Сашка и, сделав усилие, прибавил шаг.
За кустами боярышника в кучу были свалены рулоны истлевшей материи, сопревшие ковры, трухлявые ящики, в дыру одного из них высыпалось несколько чуть поблескивающих ложек. Как апофеоз, кучу украшали картины с облезшей краской.
- Интересно, кто тут ночью постарался? - Богдан приподнял большое тусклое блюдо. - А вчера оно нам показалось золотым.
Сашка разочарованно смотрел на "сокровища". Предательская краска заливала лицо и шею. К счастью, друзья не обращали на него внимания.
- Айда в подвал. А вдруг всё-таки что-то ценное отыщется, - предложил Егор и полез через проход в кустах обратно.
Оказалось, весь дальний угол подвала заставлен мебелью. Раньше, видимо, она была необыкновенно красива. Даже сейчас через серо-зелёную плесень просматривалась позолота и лак.
Виновата сырость, - Богдан провёл рукой по мокрой стене. - Не мог Соколовский построить сухой подвал, всё сгнило к чёртовой матери.
Егор заступился за помещика.
- А он и был сухой, пока дом не разорили. Видишь, трещины в камнях...
Сашка без сил опустился на нижнюю ступеньку лестницы.
Его мечты о богатстве тоже рассыпались в прах. Кроме серебряных ложек, чайного сервиза и, может, еще пары-тройки статуэток ничего ценного больше не обнаружилось. К разочарованию примешивалось чувство стыда: он собирался обокрасть друзей. Вероятно, они уже об этом догадались.
Егор помог Богдану вынести посуду наверх. Коснулся поникшей головы Сашки.
- Рыжий, хорош расстраиваться. Сервиз тоже денег стоит. Чашки тоненькие, красивые. Продадим, мотоцикл купим.
Сашка посмотрел на него и вздохнул:
- К чёрту эти клады. Больше я за ними не ходок. - А про себя подумал: "Такое мурло изнутри вылезло, самому тошно".
Он не заметил, как переглянулись друзья. Богдан показал Егору большой палец.
Если всё легко и классно Без "седьмого пота", Говорят, что "как по маслу" Движется работа.
Если весел был и счастлив, Радуясь удаче - "Словно сыр катался в масле", Вот что это значит!
Если нежен ты и ласков И душа трепещет, Знай - тебе "по сердцу маслом" Провели неспешно.
Если ароматный блинчик Ты макаешь в масло - Значит, масленица нынче! Значит, жизнь прекрасна!
Масло масляное Автор: Лариса Пяткова
16 +
Вадим Петрович выдернул из пачки новый лист белоснежной бумаги и занёс над ним маркер как нож. Бумага лежала на столе, готовая к своей участи. Вдруг заныла печень. Вадим Петрович отшвырнул маркер, положил на лист громадную желтоватую пятерню, секунду помедлил, а затем резко скомкал листок и щелчком отправил его на пол. Там уже лежало несколько десятков белых комков. Вадим Петрович долго смотрел на них.
– Вот! Баттер! – наконец провозгласил он в тишине кабинета, вынул носовой платок и бережно протер лысину, – Масло «Баттер»! Очень хорошо.
Он деловито взял маркер, выдернул из пачки новый лист, но замер.
– Хрен там. – сказал Вадим Петрович, – Hе поймут. Русское надо. Hадо-надо-надо… – он постучал маркером по листку, – Василёк! Бред. Лесное! С какой радости? Луговое! Опять. Йо-о-оханный… – Вадим Петрович натужно потёр мясистыми пальцами багровые пульсирующие виски, – Hадо что-то новое. «Hовое»!
Вадим Петрович размашисто вывел на весь лист «новое». Задумался. Скомкал бумагу и отправил её на пол.
– Вечернее. Утреннее. Луговое… Было. Замкнутый круг. Масло «Замкнутый круг»!
В писклявом хохоте затрясся лежащий на столе мобильник и поехал, жужжа, к краю.
– У аппарата. – сказал Вадим Петрович. – Ало! Вадим Петрович! Это Скворцов! – хрюкнуло в трубке, – Докладываю: ну как бы первый цех реально пущен! Со вторым как бы маленькая проблема. Hу там канализация не это, короче стоки надо как бы по-уму делать. Я как бы сейчас говорил с водоканалом… – Стоп! – рявкнул Вадим Петрович, – Ты считаешь, я должен выслушивать всё это? – Hу, как бы отчётность. – растерянно сказала трубка, – Возникли незапланированные как бы финансовые… – Ты крадёшь мои деньги? – Hет!! Я потому как бы и… – Тогда какого рожна ты крадёшь моё время? Звонишь и рассказываешь про каждый гвоздь? Кто директор – я или ты? – Я, Вадим Петрович… – Почему у меня должна болеть голова из-за твоих проблем? – Виноват, Вадим Петрович… – Я тебе уже сто раз говорил – меня это не интересует! Деньги я даю. Пустишь завод, принесёшь мне смету. – Виноват, Вадим Петрович… – Вот так лучше. – смягчился Вадим Петрович, – Ты название придумал? – Вадим Петрович, я как бы… – Да или нет? – Я как-то… Тут как бы столько дел… Жена придумала, ну как бы, вроде чтоб «Солнечное»… – Солнечное?
Солнечное. Как бы.
– Солнечное. Зачем? – Hу… – замялся Скворцов, – Масло оно ведь как бы жёлтое, ну и солнце вроде… Hет? – Кретин! Масло жёлтое когда прогорклое! Или слишком жирное! А у меня будет масло белое! Четыре миллиона евро! Жёлтое! Ха! Охуительное будет масло, понял? – Понял, Вадим Петрович, буду как бы думать. – Чтоб до вечера десяток вариантов! Hе можешь сам – тряси жену! Кого хочешь тряси, хоть водоканал! Работягам своим объяви – кто найдёт хорошее слово, дам денег. Пусть думают пока цеха монтируют! – Трудно это, Вадим Петрович, – неуверенно сказала трубка. – Думать трудно? – Как бы, слово придумать трудно. – А его не надо придумывать! Все слова уже придуманы тыщу лет назад! В русском языке миллион слов! Hадо из них взять одно. Готовое. Простое и понятное. Ферштейн? – Ферштейн, Вадим Петрович. Hо как бы не знаю даже. Вот было бы в русском языке три слова – мы бы с вами и выбрали… А когда миллион, тут бы професионал нужен. Этот, как его… Писатель какой-нибудь. Или поэт что-ли как бы… - Поэт! Ты знаешь хоть одного поэта во всей Щетиновке? – Hу в Щетиновке как бы может и нет… Хотя как бы двести тысяч жителей… Hо в Самаре-то наверняка! – Все дела брошу, поеду в Самару поэтов ловить!
Снова кольнуло в печени.
– Hе долби мои мозги. – сказал Вадим Петрович, – К вечеру с тебя десять вариантов. Ауфидерзейн! – он нажал отбой.
Снова взял в руку маркер, положил перед собой чистый лист, закрыл глаза и попытался представить пачку хорошего масла. Это удалось. Hа пачке даже виднелась надпись. Вадим Петрович попытался разглядеть название, оно было неразборчивым, из трёх букв.
– Луч? – произнёс Вадим Петрович, – Мир?
С закрытыми глазами хотелось спать. Вадим Петрович снова сконцентрировался на пачке, но у той вдруг выросли тонкие ножки, и она резво убежала, неприлично виляя кормой.
– Что – роза? - Масло «Роза». Такой цветок красивый. – Йо-о-оханный… Элла, значит вот что – достань мне телефоны каких-нибудь поэтов! Я не знаю, писателей! – Креэйтеров? – Чего? Да, типа того.
Мобильник зашёлся в истерике. Вадим Петрович поднёс его к уху.
– У аппарата! – Вадим Петрович! Я как бы тут звонил в Москву брату, он сказал что теперь принято как бы всякого рода водку и закуску фамилией хозяина называть с двумя буквами «эф»… – У меня ни одной «эф» в фамилии. – У меня есть. Я готов фамилию предоставить как бы. – Масло «Скворцофф»? – Как бы да. – Скворцофф? – Скворцофф… – Ф-ф? – Выходит, как бы так…
КАКОЙ ОН ЕСТЬ - ОН ВЕСЬ НОВАТОР. ОН ВЕСЬ ИЗ БУДУЩЕГО ВЕСТЬ.
ПРИЗНАЙСЯ, ГЛАЗ-ТО НЕ ОТВЕСТЬ?
Пётр I и сын его Алексей (18-10-2011 17:33) АВТОР: БОГАТЫЙ БЕЗДЕЛЬНИК
Семья решает отметить событие. Это не то день выпуска, не то день рождения. Отец покупает молочного поросёнка - достаточно и для жены, и для шестерых детей да ещё и остаётся кое-что для почётного гостя. Отец не знает, как заколоть поросёнка, но он встречает в баре парня, который говорит: "Не беспокойся: я заколол сотни поросят". Это молодой человек с широкой улыбкой. В день торжества парень является ранним утром. "У меня нет ножа", - заявляет он. Он берёт кухонный нож и начинает точить его на камне. Он точит нож и глотает бренди. Поросёнок носится по дому. Дети надели ему голубой капор на голову и повязали голубой бант на шею. Поросёнок полагает, что он выглядит франтом. Он позволяет детям кормить себя печеньем и кататься на себе верхом. Парень-с-улыбкой продолжает пить и точить, пить и точить. Приближается полдень. "Почему бы тебе не приступить к делу?" - говорит отец. Поросёнок просовывает голову в дверь и стремглав убегает. Парень глотает ещё бренди. Уже около полудня. "Не пора ли заколоть поросёнка?" - говорит отец. Он хочет покончить с этим. Парень угрюмо оглядывает хозяина и весь его чистенький домик. Он встаёт на ноги, покачиваясь взад и вперёд. "Да, ты пьян!" - говорит отец. Молодой человек сжимает нож. "Не настолько пьян, чтобы не заколоть поросёнка!" Пошатываясь, он выходит из кухни. "Где этот сукин сын - поросёнок?" - кричит он. Поросёнок - в детской, на верхнем этаже. "Я готов! - восклицает парень. - Теперь я, наверняка, готов!" Он взбирается по лестнице в детскую комнату. "Ах, ты потаскун!" - кричит он. Он бросается на поросёнка и вонзает нож ему в ногу. Поросёнок пронзительно визжит. "Не здесь! - кричит отец. - Его надо заколоть снаружи". Перепуганный поросёнок носится с визгом по комнате, кровавя ковёр. Голубой капор съехал на один глаз. "Ах, ты паскудник!" - кричит парень. Он бросается на поросёнка и вонзает ему нож в плечо. Дети ревут. Отец кричит. Парень гоняется за поросёнком по всему дому.... "Не здесь, не здесь!" - кричит отец. Он знает правила, знает, где нужно заколоть поросёнка. Для поросёнка это - кошмар. Голубой капор съехал на оба глаза, и он почти ничего не видит. Он непрерывно визжит. Нет в мире более жуткого визга. Как будто вам брызнули в лицо кипящее сало. В конце концов, парень загоняет поросёнка в прачечную. Он бросается на него. "Ах, ты негритёнок из рода поросят!" - орёт он. Он вонзает нож в поросёнка ещё и ещё. Дети стоят в дверях и плачут. Отец плачет тоже. Жена укрылась в спальне. Каким потрясающим оказалось это торжество. Наконец, поросёнок - мёртв. Парень держит его за за задние ноги. Он снова улыбается. "Это заколотый поросёнок!" - возглашает он. Он, наверное, проткнул его двести раз. Поросёнок похож на кусок швейцарского сыра. Парень несёт поросёнка на кухню и начинает разделывать его. Затем он помогает приготовить его. Весь вечер дом наполнен удивительным запахом. Дети прячутся в спальнях. Отец и мать скребут и скребут, отмывая кровь. Наконец, поросёнок готов. Это торжество: не то день выпуска, не то день рождения. Дети отказываются спуститься вниз. Отец и мать не чувствуют себя голодными. Парень сидит за столом один. Ему прислуживает соседская девчонка, которую позвали на помощь. Он ест и ест. "Вкусно, - говорит он. - Нет ничего вкуснее молочного поросёнка". Он пьёт вино и улыбается. Он набивает утробу нежным мясом молодого поросёнка. Поздно вечером он всё ещё ест. Дети уложены спать, родители тоже в кровати. Отец лежит на спине и слушает песни: охотничьи песни, походные песни, песни о странствиях в неведомых краях, песни о мщении и победе.
Выбери пики точённые ... пока не послали на стулья верчённые
Не усидишь на стульях двух, не пробуй, Придётся выбор сделать всё равно, И трудно очень жить на свете снобу, Людей чураться просто неумно.
А звёздная болезнь покруче язвы, Не каждый испытание пройдёт, Споткнуться каждый может, разве, Не каждый вновь поднимется, пойдёт.
Кичится тем, что в жизни преходяще, Глупее не придумать ничего, Гордиться достиженьем надлежаще, Всё остальное так неглубоко.
Можно построить зданье в одиночку, Но одному уютный дом не возвести, И не родить ни сына и не дочку, Не просидеть жизнь дома взаперти.
Не усидишь на стульях двух… (Отрывок) Автор: Галина Логинова
Дима вообще не нужен серверу как по мне, он только мешает всем. Он не следит за Администрацией, а также за сервером тоже. Кстати, знали что ему выги не даются? Далой таких Администраторов. Анонимно, пожалуйста.
Они подвели меня к двустворчатому люку и понукая острыми баграми заставили встать на него
Створки на мгновение разъехались и моя плоть сделалась невесомой Я успел провалиться до подбородка когда они защёлкнулись откусив голову
Туловище полетело в бездну и я зачавкал кровью от ужаса
Мы спинами срослись затылком трусь о твой затылок обнять хочу руки вывёртываю будто надеваю пиджак Твоего лица никогда не видел а может быть от моей отпочковалась женская плоть?
Упёрлась ногти в мой пах вонзила кожу содрала на рёбрах и обессилела
Тебя тащу куда-то на спине напрасно извергая семя
из книги «Время новых болезней». Отрывок из цикла «15 СТИХОТВОРЕНИЙ О ПОДВАЛЕ» Автор: Геннис Георгий Гельмутович
До Бога, видимо, молитвы не доходили, а, может быть, он за что-то сердился на маму, её неверующего мужа и ещё плохо разбиравшегося в религиозных вопросах сына. Он решил всех их наказать.
Из последней поездки на фронт всего на два дня Анна Михайловна вернулась с высокой температурой. С трудом сняв пальто и ботинки, она приказала Алёше не подходить к ней, легла на кровать и затихла. Мальчик сидел поодаль в кресле и слышал её тяжёлое прерывистое дыхание. Ему стало страшно. Он окликнул её и предложил принести суп или горячий чай. Мама не ответила, потом вдруг стала что-то быстро - быстро говорить и громко вскрикивать, затем надолго замолкла. В какой -то момент он решил, что она умерла.
Он бросился к ней со слезами, упал ей на грудь. Сердце её билось часто и громко, как часы, он слышал его даже через платье. Щёки ёе пылали, блуждающие глаза горели лихорадочным блеском.
«Что же это я сижу, – спохватился Алёша, – надо бежать к доктору Алабышеву». Он быстро надел пальто, схватил конверт с деньгами Михаила Андреевича и выскочил в коридор. Там толпились обеспокоенные соседи. Не слыша за дверью голосов и заглядывая в замочную скважину, они были уверены, что актриса привезла из поездки на фронт сыпной тиф, чуму или новую страшную болезнь «испанку». Никто, конечно, не думал о самой больной, каждый боялся за себя и своих близких.
– Ну, что там Михална, заболела? – схватил за рукав Алёшу дядя Витя. – Смотри, парень, если тиф, мы этого не потерпим. Сейчас же милиционера вызовем, пусть увозят куда следует. – А если «испанка»? – взвизгнула Симакова. – Ничего у неё нет. Она спит, – крикнул со злостью Алеша и, вырвавшись из рук кронштадтского моряка, ринулся к двери. Вороньё сзади закричало и закаркало. Он испугался, что они ворвутся к маме в комнату, вернулся, закрыл дверь на ключ. Ильяс стоял около стены и молча наблюдал за всей этой картиной. – Ильяс, ты тут посмотри, чтобы они дверь не взломали, – крикнул ему на ходу Алёша, – я сейчас вернусь.
Доктор Алабышев жил на Садовой улице. Они у него были несколько раз с дедушкой, Алёша запомнил и дом, и квартиру. Проходя во время прогулок мимо этого дома, они невольно смотрели на его окна. Если те зашторены, доктор спит – мог спать и днём, после ночного вызова или дежурства в больнице; если в столовой и гостиной горели люстры, доктор принимает гостей.
Дмитрий Георгиевич часто бывал у баронессы Унгерн, но они с дедом его ни разу там не заставали. В последний раз баронесса говорила, что все офицеры и доктор перестали у неё бывать. Все они заметили за собой слежку ЧК. Сейчас Алёша об этом не думал: он видел перед собой пылающее лицо мамы и её блуждающие глаза с лихорадочным блеском.
Дверь открыла Марта, пожилая кухарка и домохозяйка в одном лице, бывшая ещё у доктора на старой квартире в служебном доме. Узнав, что сюда привело Алёшу, она покачала головой и ушла доложить доктору.
Высокий, чуть полный, в круглых очках, Дмитрий Георгиевич вышел в коридор, внимательно выслушал Алёшу и сказал то ли ему, то ли кухарке, а скорей самому себе: «Всё ясно. Тиф!». После чего приказал Марте собрать для больной корзину с едой.
Ехали они в личной коляске доктора. По дороге Дмитрий Георгиевич расспрашивал о дедушке, папе и, узнав, что Михаил Андреевич вынужден был спешно уехать из Петрограда, замолчал и всю оставшуюся дорогу барабанил пальцами по докторскому сундучку. «Да-с, – наконец, промолвил он, – печальная картина, ваша семья попала под грозное око ЧК».
Дома он подтвердил у мамы страшный диагноз и по телефону вызвал перевозку и дезинфекцию, посоветовав Алёше переночевать где - нибудь в другом месте, но у себя не предложил, боялся. Денег не взял, наоборот, дал ещё две сотни и посоветовал покупать для мамы соки и минеральную воду. Надевая в коридоре пальто, он как бы невзначай сказал Алёше: «Ты вот что, Алёша. Сам ко мне больше не приходи. Если что, передай свою просьбу Марте по телефону».
Перевозка и дезинфекция нагнали на всех жильцов дикий страх. Они в панике разбежались по своим комнатам. Алёше было не до них. Проводив доктора, он снова выбежал на улицу и на трамвае, как подсказал ему доктор, отправился в заразно - сыпную больницу №45, куда отвезли маму. Это была старая Мариинская гимназия, переделанная в годы войны с немцами под госпиталь, а теперь принимавшая сыпных больных. По бокам к основному зданию еще в 14 -м году были сделаны пристройки. В одной из них находилось приёмное отделение, куда подъезжали кареты скорой помощи. Их было очень много. Большой город болел и умирал от голода и болезней.
Время приближалось к полуночи. Большие входные двери в основном здании были закрыты изнутри, а врачи и медсёстры, подъезжавшие к приёмному покою на машинах скорой помощи не могли знать о его маме, и никто не хотел ему помочь в его поисках.
В темноте здание больницы казалось огромным застывшим кораблём. Окна освещались слабым электрическим светом, и где-то там без сознания лежала его мама – лучшая актриса Александринского театра, знавшая наизусть все пьесы Шекспира и Островского. Только кому до этого было дело? Тиф тут всех уравнивал.
Мальчика трясло от страха и холода – впопыхах он забыл поддеть тёплый свитер и взять варежки. Чтобы согреться, Алёша, несколько раз обежал больницу и снова, глотая слёзы, стоял и прыгал около дверей приёмного покоя, куда подъезжали машины скорой помощи.
На него обратила внимание сторожиха из приёмного отделения, пустила в свою каморку и приказала дальше неё никуда не ходить: там, за порогом смерть. Она накормила его хлебом с сыром, дала горячего чаю с сахаром, и он, разомлев от еды и тепла, мгновенно заснул на том же топчане, где сидел. Утром сторожиха его накормила на скорую руку остатками бутербродов и быстро выпроводила, сказав, что сейчас придёт начальство.
Весь день Алёша безуспешно пытался хоть у кого - нибудь узнать о состоянии здоровья Лавровой. Как брошенная собачонка, бродил он около огромной больницы, пока опять не появилась сердобольная сторожиха из приёмного покоя. Она сама взялась узнать о здоровье Анны Лавровой. Её долго не было. Он решил, что она забыла о нём, и совсем приуныл, с трудом сдерживая слёзы, чтобы не разреветься тут при всех. Вскоре женщина появилась на крыльце с каким -то стариком - доктором. Тот пристально на него посмотрел и сообщил, что больная с такой фамилией жива, она лежит в 10-й палате и находится в очень плохом состоянии.
Когда он ушёл, добрая сторожиха посоветовала Алёше идти домой, найти денег и принести сюда усиленное питание. Больных кормят очень плохо, а «тифозным» нужны сыр, масло, фрукты, мясо, куриные бульоны. Да и врачам неплохо бы подбросить деньжат, будут лучше лечить.
– Да, – перекрестилась женщина на купола соседнего храма, приспособленного в советское время под морг, – всем нынче кушать хочется: и здоровым, и больным. Так что иди Алёша, домой. Завтра будет день. И молись. Всё нынче в руках Божьих. Господи, помилуй нас и прости, очисти грехи наши. – Погоди, милый, – остановила она вдруг Алёшу. – А живёте вы с матерью в квартире или в комнате? – В комнате. – Ты, парень, комнату свою стереги. А то знаешь, какие сейчас времена? Не посмотрят, что мать жива, комнату отымут, а тебя в приют или трудовую коммуну сдадут. Э-э-э, милый, сколько таких случаев бывает.
Добрая женщина, как в воду смотрела. Не успел Алёша войти в квартиру, как соседка справа тётя Вера сообщила, что несколько раз наведывался председатель домкома Бибик, спрашивал, что с Лавровой и куда подевался Алёша.
– Я был у мамы в больнице. – А он решил, что ты убёг к своему деду, заявил о тебе в милицию. Оттуда тоже приходили, хотят тебя на время болезни Анны в детский приют поместить. – Какой ещё приют? Я один со всем справляюсь. Я уже большой. – Так ты сам никому не нужен, а вот на вашу комнату много желающих. Я бы сама туда с удовольствием перебралась. Да вот нашёлся на неё какой-то важный тип из горсовета.
Мобилизация доставщиков Пиццы - в год Рыси и Соловья ( 2025 )
Император - это артист, империя - супершоу.
-- Нерон Клавдий
Доставщику пиццы снится, Что он не доставщик пиццы, Что он управляет птицей Космической и большой.
Что Бог его ждёт на небе, Что голоден Бог и гневен, Но всё же не матерится, А шепчет: Ах - боже - мой..
Доставщик спешит навстречу И яндекс - еда за плечи. Но путь его будет вечен И полон земных проблем.
Тут впору хоть застрелиться, Но он лишь доставщик пиццы, А не Маяковский (в принципе) И даже не старый Хэм (*).
Доставщику пиццы ясно, Что медлить к Нему опасно, Что Бог — это вечный праздник, Который всегда с тобой.
Доставщик пиццы (Отрывок) Автор: Бирюков Игорь ___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
(*) И даже не старый Хэм - «Старина Хэм» — так советские почитатели называли Эрнеста Хемингуэя. Писатель был двойным агентом, во время Второй мировой войны работал на спецслужбы США и НКВД. ____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
Кругом всякие алгоритмы лезут в пикселях, и программы нетерпеливо напирают, и подпрограммы движутся туповато, зато надёжным путём, как у них там заведено.
-- Роджер Желязны (1937 – 1995) — американский писатель - фантаст
На плите шипит котлета, На луну летит ракета, На полу лежит дубина, За окном растёт малина. Приноси с собой подушку, одеяло, раскладушку, Приходи ко мне домой, Буду я навеки твой.
Под глазами борода, Под столом сковорода. Печка, свечка, кочерга. У коровы есть рога. Без трубы и без колёс на дороге паровоз. Удивительный вопрос: кто туда его привёз?
Болталка - считалка Автор: Александр Харчиков __________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
(*) Слон, питон, замок, бизон, Фталазол - Фталазол - противомикробное средство из группы сульфаниламидов. Имеет широкий спектр действия, включающий в т.ч. возбудителей кишечных инфекций. Действует преимущественно в просвете кишечника. ___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
Теперь я понимаю, почему отец «сгорел»… Не от того, что был охотником до дыма, Не от того, что хмель частенько им владел, А потому, что в сердце было очень стыло.
Один неверный шаг… назад тому полвека, И покатилась жизнь совсем иной судьбой. Лишь стоит раз предать доверье человека, Иль самому, иль по указу друзей наперебой...
Теперь я понимаю, почему отец сгорел... (Отрывок) Автор: Хафизов Марат Наильевич
Шуточки… (Бросает трубку, допивает пиво. Поднимает трубку, набирает номер, слушает.) Идиоты… (Нажимает на рычаг, снова набирает номер. Говорит монотонно, подражая голосу из бюро погоды.)
В течение суток ожидается переменная облачность, ветер слабый до умеренного, температура плюс шестнадцать градусов.
(Своим голосом.) Ты понял? Это называется переменная облачность — ль`т как из ведра… Привет, Дима… Поздравляю, старик, ты оказался прав… Да вот насч`т дождя, ч`рт бы его подрал! Целый год ждали и дождались!.. (С недоумением.) Кто разговаривает?.. Зилов… Ну конечно. Ты что, меня не узнал?.. Умер?.. Кто умер?.. Я?!. Да вроде бы нет… Живой вроде бы… Да?.. (Смеётся.) Нет, нет, живой. Этого ещё только не хватало — чтоб я умер перед самой охотой! Что?! Не поеду — я?! С чего ты это взял?.. Что я, с ума сошёл? Подожди, может, это ты со мной не хочешь?.. Тогда в чём дело?.. Ну вот ещё, нашёл чем шутить… Голова - то, да (держится за голову), естественно… Но, слава Богу, пока цела… Вчера - то? (Со вздохом.) Да вот вспоминаю… Нет, всего я не помню, но… (Вздох.) Скандал — да, скандал помню… Зачем устроил? Да вот и сам думаю — зачем? Думаю, не могу понять — черт знает зачем!.. (Слушает, с досадой.) Не говори… Помню… Помню… Нет, конца не помню. А что, Дима, что - нибудь случилось?.. Честное слово, не помню… Милиции не было?.. Свои? Ну, слава Богу… Обиделись?.. Да?.. Что они, шуток не понимают?.. Ну и чёрт с ними. Переживут, верно?.. И я так думаю… Ну ладно. Как же мы теперь? Когда выезжаем?.. Ждать? А когда он начался?.. Ещё вчера? Что ты говоришь!.. Не помню — нет!.. (Ощупывает челюсть.) Да! Слушай, а драки вчера не было?.. Нет?.. Странно… Да, кто - то врезал. Разок… Да, по морде… Думаю, что кулаком. Интересно кто, ты не видел?.. Ну не важно… Да нет, ничего страшного. Удар вполне культурный…
Стук в дверь.
Дима! А что, если он зарядил на неделю?.. Да нет, я не волнуюсь… Ну ясно… Сижу дома. В полной готовности. Жду звонка… Жду… (Положил трубку.)
Стук в дверь.
Войдите.
В дверях появляется венок. Это большой, дешёвый, с крупными бумажными цветами и длинной чёрной лентой сосновый венок. Вслед за ним появляется несущий его мальчик лет двенадцати. Он всерьёз озабочен исполнением возложенной на него миссии.
(Весело.) Привет!
МАЛЬЧИК. Здравствуйте. Скажите, вы Зилов? ЗИЛОВ. Ну я.
МАЛЬЧИК (поставил венок у стены). Вам. ЗИЛОВ. Мне?.. Зачем?
Мальчик молчит.
Слушай, парень. Ты что - то путаешь…
МАЛЬЧИК. Вы — Зилов? ЗИЛОВ. Ну и что?..
МАЛЬЧИК. Значит, вам. ЗИЛОВ (не сразу). Кто тебя послал?.. А ну, сядь сюда.
МАЛЬЧИК. Мне надо идти. ЗИЛОВ. Садись.
Мальчик садится.
(Разглядывает венок, поднимает его, расправляет чёрную ленту, надпись на ней читает вслух.) «Незабвенному безвременно сгоревшему на работе Зилову Виктору Александровичу от безутешных друзей»… (Молчит. Потом смеётся, но недолго и без особого веселья.)
Ты понял, в чём дело?.. Зилов Виктор Александрович — это я и есть… И видишь, жив - здоров… Как тебе это нравится?
Мальчик молчит.
Где они? Внизу?
МАЛЬЧИК. Нет, они ушли. ЗИЛОВ (не сразу). Пошутили и ушли…
МАЛЬЧИК. Я пойду. ЗИЛОВ. Проваливай… Нет, подожди. Скажи… Тебе такие шутки нравятся?.. Остроумно это или нет?
Мальчик молчит.
Нет, ты скажи, послать товарищу такую штуку на похмелье да ещё в такую погоду, разве это не свинство?.. Друзья так не поступают, как ты думаешь?
В сумерках, с Диккенсом шторы задвинув, Мы забывали тайгу и метель В тёплом уюте у мирных каминов, В святочной радости Дингли - Дэлль (*).
Кто не бродил из нас, как любовник, Склонами музыкальных долин, Где через лозы и алый шиповник С лебедем белым плыл Лоэнгрин? (**)
Мерным, божественно звучным раскатом Слышался нам сквозь века и века Бронзовый благовест Монсальвата (***) С круч запредельного ледника;
Нас уводили волшебные тропы На лучезарно - синее дно, Там, где покоилось сердце Европы, В волны гармонии погружено.
- Кончено!.. Из омрачённой лазури, Всё обрекая - цветы, труды - Воет, рыдает нездешнею бурей Реквием непоправимой беды.
Только в сердцах пламенеют свечи Старой любовью - последним прости - Нашему старшему брату, предтече На прорезающем мир пути.
О старшем брате (Отрывок) Поэт: Даниил Андреев __________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
(*) Дингли - Дэлль - Название усадьбы, в которой разворачивается большая часть действия романа Ч. Диккенса «Посмертные записки Пиквикского клуба» (1837)..
(**) С лебедем белым плыл Лоэнгрин? — герой немецких произведений о короле Артуре. Сын Парцифаля (Персифаля), он — рыцарь Святой Чаши Грааля, посланный в лодке, которую тянут лебеди, чтобы спасти деву, которая никогда не должна спрашивать о его происхождении.
(***) Бронзовый благовест Монсальвата - Замок Монсальват (иначе Монсальваж, Мунсальвеш) — замок Святого Грааля, где он и находится (согласно всем романам). ___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
Я был только годом и несколькими месяцами моложе Володи; мы росли, учились и играли всегда вместе. Между нами не делали различия старшего и младшего; но именно около того времени, о котором я говорю, я начал понимать, что Володя не товарищ мне по годам, наклонностям и способностям.
Мне даже казалось, что Володя сам сознаёт своё первенство и гордится им. Такое убеждение, может быть, и ложное, внушало мне самолюбие, страдавшее при каждом столкновении с ним. Он во всём стоял выше меня: в забавах, в учении, в ссорах, в умении держать себя, и всё это отдаляло меня от него и заставляло испытывать непонятные для меня моральные страдания.
Ежели бы, когда Володе в первый раз сделали голландские рубашки со складками, я сказал прямо, что мне весьма досадно не иметь таких, я уверен, что мне стало бы легче и не казалось бы всякий раз, когда он оправлял воротнички, что он делает это для того только, чтобы оскорбить меня.
Меня мучило больше всего то, что Володя, как мне иногда казалось, понимал меня, но старался скрывать это.
Кто не замечал тех таинственных бессловесных отношений, проявляющихся в незаметной улыбке, движении или взгляде между людьми, живущими постоянно вместе: братьями, друзьями, мужем и женой, господином и слугой, в особенности когда люди эти не во всём откровенны между собой.
Сколько недосказанных желаний, мыслей и страха — быть понятым — выражается в одном случайном взгляде, когда робко и нерешительно встречаются ваши глаза!
Но, может быть, меня обманывала в этом отношении моя излишняя восприимчивость и склонность к анализу; может быть, Володя совсем и не чувствовал того же, что я. Он был пылок, откровенен и непостоянен в своих увлечениях. Увлекаясь самыми разнородными предметами, он предавался им всей душой.
То вдруг на него находила страсть к картинкам: он сам принимался рисовать, покупал на все свои деньги, выпрашивал у рисовального учителя, у папа, у бабушки; то страсть к вещам, которыми он украшал свой столик, собирая их по всему дому; то страсть к романам, которые он доставал потихоньку и читал по целым дням и ночам...
Я невольно увлекался его страстями; но был слишком горд, чтобы идти по его следам, и слишком молод и несамостоятелен, чтобы избрать новую дорогу.
Но ничему я не завидовал столько, как счастливому, благородно откровенному характеру Володи, особенно резко выражавшемуся в ссорах, случавшихся между нами. Я чувствовал, что он поступает хорошо, но не мог подражать ему.
Однажды, во время сильнейшего пыла его страсти к вещам, я подошёл к его столу и разбил нечаянно пустой разноцветный флакончик.
— Кто тебя просил трогать мои вещи? — сказал вошедший в комнату Володя, заметив расстройство, произведенное мною в симметрии разнообразных украшений его столика. — А где флакончик? непременно ты... — Нечаянно уронил; он и разбился, что ж за беда? — Сделай милость, никогда не смей прикасаться к моим вещам, — сказал он, составляя куски разбитого флакончика и с сокрушением глядя на них. — Пожалуйста, не командуй, — отвечал я. — Разбил так разбил; что ж тут говорить!
И я улыбнулся, хотя мне совсем не хотелось улыбаться.
— Да, тебе ничего, а мне чего, — продолжал Володя, делая жест подёргивания плечом, который он наследовал от папа, — разбил, да ещё и смеётся, этакой несносный мальчишка! — Я мальчишка; а ты большой, да глупый. — Не намерен с тобой браниться, — сказал Володя, слегка отталкивая меня, — убирайся. — Не толкайся! — Убирайся! — Я тебе говорю, не толкайся!
Володя взял меня за руку и хотел оттащить от стола; но я уже был раздражён до последней степени: схватил стол за ножку и опрокинул его. «Так вот же тебе!» — и все фарфоровые и хрустальные украшения с дребезгом полетели на пол.
«Ну, теперь всё кончено между нами, — думал я, выходя из комнаты, — мы навек поссорились».
До вечера мы не говорили друг с другом; я чувствовал себя виноватым, боялся взглянуть на него и целый день не мог ничем заняться; Володя, напротив, учился хорошо и, как всегда, после обеда разговаривал и смеялся с девочками.
Как только учитель кончал класс, я выходил из комнаты: мне страшно, неловко и совестно было оставаться одному с братом. После вечернего класса истории я взял тетради и направился к двери.
Проходя мимо Володи, несмотря на то, что мне хотелось подойти и помириться с ним, я надулся и старался сделать сердитое лицо. Володя в это самое время поднял голову и с чуть заметной добродушно насмешливой улыбкой смело посмотрел на меня.
Глаза наши встретились, и я понял, что он понимает меня и то, что я понимаю, что он понимает меня; но какое - то непреодолимое чувство заставило меня отвернуться.
— Николенька! — сказал он самым простым, нисколько не патетическим голосом, — полно сердиться. Извини меня, ежели я тебя обидел. И он подал мне руку.
Как будто, поднимаясь всё выше и выше, что - то вдруг стало давить меня в груди и захватывать дыхание; но это продолжалось только одну секунду: на глазах показались слёзы, и мне стало легче.
— Прости... ме...ня, Вол...дя! — сказал я, пожимая его руку.
Володя смотрел на меня, однако так, как будто никак не понимал, отчего у меня слёзы на глазах...
из повести Л. Н. Толстого «Отрочество» Глава V. «Старший брат» (Отрывок)
Не угадавший - Сложно - замысловатая культурная отсылка к х/ф «Чрево», венгерского режиссёра и сценариста Бенедека Флигауфа, вышедшего на экраны в 2010 году.
Ты меня убиваешь, Сердце мне разрываешь. Вовсе не отвечаешь За поступки свои. То ли не понимаешь, Что меня обижаешь? Но я, кажется, знаю – Всё назло мне творишь.
Ты меня убиваешь, Душу мне вынимаешь. Но без этого, знаешь, Просто незачем жить. Я, конечно, прощаю. Только не обещаю, Что тебя, дорогая, Буду вечно любить.
Сердце стонет в неволе. Привыкаю я к боли, И от выпавшей доли Избавляюсь с трудом. Ты поймёшь уже скоро, Что дошла до упора. И неважно, без спора, То, что будет потом.
Ты меня убиваешь (Отрывок) Автор: Александр Павлов Бессоновский
Я осмотрел тропинку и понял, что имею дело с осторожным и опытным преступником. Никаких следов на аллее не оказалось! Но зато кто - то прошёл по газону, чтобы не оставить следов на земле. Ясных отпечатков тоже не было, но трава была примята, значит, по ней кто - то прошёл. Это мог быть только убийца: ни садовник, да и вообще никто из домашних не ходил утром в этом месте, а ночью шёл дождь.
— Одну секунду, — прервал его Холмс. — А куда ведёт эта аллея? — На шоссе. — Сколько надо идти по ней, чтобы выйти на шоссе? — Ярдов сто. — Допустим, у самых ворот на этой аллее были следы. Вы уверены, что вы бы заметили их? — К сожалению, в этом месте аллея вымощена кирпичом. — Ну, а на шоссе? — И на шоссе никаких следов. Оно всё покрыто лужами. — Ну и ну! А скажите судя по следам на траве, человек шёл к дому или, наоборот, от дома? — Этого я не могу сказать. У следов не было определённых очертаний. — Следы большой ноги или маленькой? — Тоже нельзя сказать.
Холмс прищёлкнул языком Его лицо выражало досаду.
— Дождь всё ещё хлещет, и ветер не затихает, — сказал он. — Расшифровать эти следы может оказаться потруднее, чем древнюю рукопись! Ну что ж, ничего не поделаешь. Итак, Хопкинс, вы обнаружили, что ничего не обнаружили. Что же вы после этого предприняли? — Я не считаю, что я ничего не обнаружил, мистер Холмс. Во - первых, я обнаружил, что кто - то проник в дом извне. Затем я исследовал пол коридора. На полу лежит кокосовая циновка, и на ней нет никаких следов. Затем я двинулся в кабинет. Мебели в кабинете почти нет, если не считать огромного письменного стола с секретером. Боковые ящики секретера были открыты, средний — закрыт на ключ. Боковые ящики, по - видимому, никогда не запирались, и в них не было ничего ценного. В среднем ящике хранились важные бумаги, но они остались на месте. Профессор уверял меня, что ничего не пропало. Ясно, что грабёж не был целью преступления. Затем я осмотрел тело убитого. Оно лежало чуть левее письменного стола — взгляните на мой чертёжик.
Рана на правой стороне шеи и нанесена сзади. Ясно, что он не мог нанести её сам.
— Если только он не упал на нож, — сказал Холмс. — Совершенно верно. Мне это тоже пришло в голову. Но ведь нож лежал на расстоянии нескольких футов от тела. Значит, молодой человек не упал на нож. Затем обратите внимание на последние слова убитого. И, наконец, в его правой руке была зажата очень важная вещественная улика.
Хопкинс извлек из кармана бумажный пакетик. Он развернул его и вытащил пенсне в золотой оправе. С одной стороны к пенсне был прикреплён двойной чёрный шёлковый шнурок. Оба конца его были оборваны.
— У Смита было прекрасное зрение, — сказал Хопкинс. — Значит, он сорвал это пенсне с лица убийцы.
Шерлок Холмс взял пенсне и осмотрел его с величайшим вниманием и интересом. Затем он надел пенсне себе на нос, попытался читать, подошёл к окну и взглянул на ближайшие дома, затем снял пенсне и опять тщательно осмотрел его, держа близко от лампы, удовлетворённо засмеялся, сел за стол и написал несколько строчек на клочке бумаги, которую он протянул Хопкинсу.
— Вот самое лучшее, что я могу сделать для вас, — сказал он. — Это, наверное, поможет.
Удивлённый детектив прочёл записку вслух.
"Разыскивается дама, хорошо одетая и проживающая в респектабельном доме или квартире. У неё толстый, мясистый нос и близко посаженные глаза. Она морщит лоб, близоруко щурится, и, вероятно, у неё сутулые плечи. Есть данные, что в течение последних нескольких месяцев она, по крайней мере, дважды обращалась к оптику. Поскольку в её пенсне необычайно сильные стёкла, а оптиков не так уж много, разыскать её будет нетрудно".
Заметив на наших лицах удивление, Холмс улыбнулся.
— Всё это очень просто, — сказал он. — Трудно найти предмет, который позволял бы сделать больше выводов, чем очки или пенсне, особенно с такими редкими стёклами. Откуда я заключил, что пенсне принадлежит женщине? Обратите внимание, какая изящная работа. Кроме того, я помнил слова убитого. Что же касается её респектабельности и туалета, то и это просто: оправа дорогая, из чистого золота, и трудно себе представить, чтобы дама, носившая такое пенсне, была бы менее респектабельна во всех других отношениях. Наденьте пенсне, и вы увидите, что оно не будет держаться у вас на носу. Значит, у этой дамы нос весьма широк. Такой нос — обычно короткий, мясистый, хотя есть целый ряд исключений, вот почему я не настаиваю на этой подробности в своём описании. У меня довольно узкое лицо, и тем не менее, когда я надеваю пенсне, я вижу, что мои глаза расставлены шире, чем стёкла. Другими словами, глаза у этой дамы близко посажены. Обратите внимание, Уотсон, что стёкла вогнутые и чрезвычайно сильные. Когда женщина так плохо видит, это непременно должно сказаться на её облике. Я имею в виду морщины на лбу, привычку щуриться, сутулые плечи. — Понимаю, — сказал я. — Но почему вы решили, что дама дважды посещала оптика?
Холмс взял пенсне.
— Обратите внимание, что зажимы с внутренней стороны покрыты пробкой, чтобы меньше давить на кожу. Одна пробковая прокладка бледнее и немножко стёрта, другая совершенно новая. Очевидно, что новая надета недавно. Но и старая прокладка положена всего несколько месяцев назад. А так как обе прокладки одинаковые, я заключаю, что дама дважды чинила пенсне в одном и том же месте. — Поразительно! — закричал Хопкинс. — Только подумать, что все эти данные были у меня в руках, а я ни о чём не догадался! Правда, у меня было намерение обойти лондонских оптиков. — Обойдите обязательно. А сейчас расскажите, что вам ещё известно об этом деле.
из рассказа сэр Артур Конан Дойл - «Пенсне в золотой оправе»
Как будто ветры с гор, Трубят солдату сбор: Дорога от порога далека. И, уронив платок, Чтоб не видал никто, Слезу смахнула девичья рука.
Не плачь, девчонка, Пройдут дожди, Солдат вернётся, Ты только жди. Пускай далёко Твой верный друг, Любовь на свете Сильней разлук.
Немного прошагал – Пока не генерал, Но, может быть, я стану старшиной. Прости, что не сумел Сказать, что буду смел И то, что будешь ты моей женой.
Не плачь, девчонка, Пройдут дожди, Солдат вернётся, Ты только жди. Пускай далёко Твой верный друг, Любовь на свете Сильней разлук.
Музыкальная композиция - Не плачь, девчонка (Отрывок) Слова: В. Харитонова
Абрам Моисеевич Менделеев очень любил химию. Так любил, что даже сменил свою настоящую фамилию. Правда, это было давно, и его окружение забыло, что когда - то Абрик, как называла его в детстве мама, носил фамилию Равинович. В молодости Абрам огорчался, когда его называли Рабиновичем, и всякий раз возмущённо поправлял собеседника или чиновника:
- Вэ! Вэ - вэ - вэ! - едва не на крик срывался он. – Понимаете? В моей фамилии нет буквы «б». Я Равинович.
Собеседник обычно удивлялся и, извинившись, спешил удалиться от неспокойного юноши или, на крайний случай, сменить тему.
Со временем Абрам Моисеевич понял, что дело вовсе не в букве «б», а в принципе. К большой его радости, студент Равинович неожиданно узнал, что можно обратиться в ЗАГС и через некоторое время превратиться хоть в самого Иосифа Виссарионовича Сталина. Такая перспектива его не прельщала, а вот стать Менделеевым идея ему понравилась. Сказано – сделано.
Не все однокашники оценили находчивость, некоторые даже покрутили пальцем у виска, но Абрик к тому времени уже перестал обращать внимания на такие мелочи и, спустя год, он держал в руках не только паспорт с новой фамилией, но и Диплом о высшем образовании.
Мама, узнав, что сын отрёкся от фамилии, даже заболела. Однако Абрик её заверил, что всё это временно, как только он разбогатеет и станет известным учёным, он вернёт себе фамилию предков или сделает её двойною, то есть станет Менделеевым - Равиновичем. Маме такое объяснение понравилось, и она быстро пошла на поправку.
Следующий шаг был не менее решительным – Абрам обратился в посольство Израиля с просьбой представить ему гражданство. Там очень быстро оформили все необходимые документы, и дипломированный специалист по электрохимии через несколько дней улетел на землю обетованную.
Гражданство господин Менделеев получил без проблем, поскольку в его еврействе не было никаких сомнений, но вдруг выяснилось, что по законам Израиля ему нужно идти служить в армию, а откупиться или закосить от неё здесь практически невозможно. Умные и опытные люди подсказали, что нужно срочно организовать из дому телеграммку, мол, мама при смерти. С помощью телеграммы Абрик вернулся на неисторическую Родину и желания вернуться на историческую - больше не проявлял.
На работу он устроился быстро. В отделе кадров известного НИИ долго восхищались тем, что у них теперь будет работать потомок великого учёного. Некоторые сотрудники первое время даже заходили по надуманным предлогам в лабораторию, чтобы посмотреть на новенького коллегу.
Абрам решил не останавливаться на собственной фамилии. В их квартире с мамой поселились кот и собака. Кота назвали Азотом, а крохотную болонку - Молекулой. Благодаря вечеринке, организованной в честь первой зарплаты, эта весть разлетелась очень быстро по институту, и Абрик резко возрос в глазах своих коллег, его стали считать не только настоящим химиком - патриотом, но и истинным продолжателем великого дела пра - пра - пра- … деда. Он заказал себе очки без диоптрий, отпустил жиденькую бородёнку (густая почему-то не росла) и совсем превратился в настоящего, но молодого профессора.
Иными словами химик нахимичил предостаточно, чтобы создать себе отличный имидж. Но судьбу ведь на мякине не проведёшь, ей нет никакой разницы, кто ты – Равинович, Рабинович, Менделеев, да хоть сам Нобель, всё по боку.
2
Так что же случилось? Влюбился наш Абрик, да так, что и от второй самозваной фамилии готов был отказаться. И самое страшное в этой истории, невесту завали Лена Насибулина.
Вы слышите, куда ведер подул. Насибулина Елена Байбековна – очень красивая татарка. Мама, когда узнала, эту новость, снова заболела. И вот тут уж никто не знал, чем её лечить. Мама даже сдала в весе. За полмесяца со ста тридцати двух килограммов упала до ста двадцати пяти.
- Если ты, сынок, хочешь моей преждевременной смерти, - угрюмо произнесла мама, - можешь жениться на этой… этой… на этом своём «суповом наборе». - Мама, - нахмурился потомок великого учёного, - что ты такое говоришь? Лена просто стройная девушка. - То есть? – мама подняла голову с подушки. – Ты на кого намекаешь? Не на мать ли родную? - Ну, что ты, мамуля? – виновато отвечал Абрик и разводил руками. – Ты вне обсуждений. Ты лучшая из лучших. - Подлый льстец, - процедила мама, - если я лучшая из лучших, то чего ж ты якшаешься с дистрофиками? Ты внимательно приглядись к этой… этой… с позволения сказать, девушке. Она ведь чем - то страшно больна. Я, что ли, не видела, стройных девушек? Нет! Это не стройность, это какая - то болезнь. Или ты думаешь, что я в этом не разбираюсь? - Мама, я тебя умоляю, прекрати, - наигранно захныкал сын. – Ну, что ты прицепилась к её весу? Она очень умная девушка, ласковая, нежная… - Ой - ой - ой! – перебила мама и всплеснула руками. – Я сейчас разрыдаюсь. Прошу тебя, не связывайся ты с этой вертихвосткой… - Попрошу не оскорблять мою… э… невесту, - вскрикнул Абрам. – В конце концов, мне не двенадцать лет, и я сам разберусь, с кем мне… с кем… это… дружить. - Абрик, миленький ты мой, - неожиданно рассмеялась мама, - Бог с тобой, дружи с кем угодно разве я возражаю. Если это просто дружба, дружи… - Нет, - твёрдо сказал сын, - это не просто дружба. Я хочу жениться на Елене. - У тебя семь пятниц на неделе, - усмехнулась мама, - то он дружить собрался, то жениться. Ты бы уж определился и не морочил больной матери мозги. - Я определился. Мы решили пожениться. - И она согласилась взять нашу фамилию? – вдруг спросила мама. - Нашу какую? – ехидно спросил сын. - О Боже! – мама подняла вверх руки. – Ты уже забыл нашу фамилию? - Ничего я не забыл, - промямлил Абрик. – Но Лена не хочет быть ни Менделеевой, ни Равинович. Она знает, что Менделеев – это искусственная фамилия… - Об этом даже наш дворник Фёдорович знает, - язвительно подтвердила мама. – А почему она не хочет брать нашу фамилию? - Я не знаю, мама, - ответил Абрам, - мне как - то всё равно! - Господи Боже мой, - мама то ли смахнула слезу, то ли сделала вид, что смахивает, - уж не приворожила она тебя? Ты хоть понимаешь, что говоришь? И какая же у вас будет фамилия? - Насибулины, - гордо ответил сын, и мать потеряла сознание.
3
Иван Насибулин не стал «косить» от армии. В первый же день службы старшина роты прапорщик Махнов остановился напротив новобранца и пристально посмотрел на него.
В каптёрке старшина долго смотрел на солдата, кряхтел, мял сигарету и вдруг говорит:
- Смотрю я вот на тебя и понять не могу, - выпятил губу прапорщик, - ты кто по национальности? - Русский, - улыбнулся воин во весь рот. - Ну, по имени, вроде, да, - согласился старшина роты. – А почему фамилия Насибулин? У меня в роте было два татарина, один Хабибулин, другой – вот что как ты, Насибулин. Так может и ты татарин? - Не, товарищ прапорщик, русский я, точно говорю! – возразил солдат. - А вот если внимательно присмотреться, - продолжил прапорщик, - то морда - то у тебя еврейская. Ну- ка, давай говори всю правду. - Не знаю, - развёл руками солдат, - честное слово! - Ладно, зайдём с другой стороны. Как девичья фамилия твоей матери? - Насибулина, - ответил Иван. - А отец - то у тебя есть? – удивлённо спросил прапорщик. - Есть! - А у него как фамилия? - Насибулин. - Тьфу ты чёрт, - прапорщик почесал затылок, - ничего не могу понять. Они что до свадьбы оба были Насибулины? - Нет, отец до свадьбы был Менделеевым.
Прапорщик от неожиданности аж побелел и рефлекторно спросил:
- Химик, что ли? - Так точно, товарищ прапорщик. Химик.
Старшина взял со стола графин с водой и осушил его до дна.
- Ты точно говоришь? Не врёшь? - А зачем мне врать? – удивился солдат. – Он после свадьбы взял фамилию матери. - А зачем? – прапорщик раскрыл рот. - Вот этого я не знаю, - поджал плечами Иван, - отец сам никогда не говорил, а я не лез с расспросами. - И он что, до сих пор жив? – лоб прапорщика покрылся испариной. - Ну, да, - кивнул головой Иван, - забыв как нужно правильно отвечать старшему по званию.
Прапорщик принялся ходить их угла в угол каптёрки и, вдруг остановившись, погрозил пальцем солдату и сказал:
- Ладно, иди спать! Завтра проверю, если наврал, ты у меня из нарядов вылезать не будешь! Понял? - Так точно! – ответил солдат. – Разрешите идти? - Иди, - буркнул прапорщик и добавил: - химики, блин, вечно чего-то нахимичат, а мне тут разбирайся.
