Шумит Арагви предо мною Вся величавости полна Уж солнце скрылось за горою Но блеск лучей несёт волна.
Через безумные века Со склонов гордых и печальных Арагви - горная река Стремиться в путь свой изначальный.
И , вырвавшись из каменного плена Бурлит клокочет радостный поток Поток из брызг, воды и пены Он полон тайн и жизненных тревог.
АРАГВИ (Отрывок) Автор: Шаишмелашвили Эдуард
Говорят, что жизнь — это сцена, а человек в ней актёр. Возможно, так оно и есть и чем дольше я живу, тем убеждаюсь, что весь этот окружающий меня мир — это действительно сцена, а точнее, какая-то огромная компьютерная игра, со своими локациями. Причём эти локации очень быстро и неожиданно меняют друг друга. Мне идёт всего лишь шестой десяток лет, но такое впечатление, что я прожил уже несколько жизней в разных исторических эпохах, или, если хотите, в разных локациях.
Первую локацию, которую я помню, это так называемая эпоха застоя. Была другая страна, другие люди. Да и вообще, я жил в другой цивилизации! Люди были другие, добрее что ли? Жили все одинаково, ну за редким исключением. Ключи от квартиры даже частенько оставляли под ковриком у входа. Воров не боялись, да и что можно было своровать-то? У большинства людей больших денег и драгоценностей не хранилось. А воровать мебель или какой-нибудь большой телевизор, типа марки «Рекорд», который ещё не каждый мужик подымет, сами понимаете, глупо!
"Прохождение локаций" (Отрывок) Автор: Александр Фантомский
Клоун в огненном кольце… Хохот мерзкий, как проказа, И на гипсовом лице Два горящих болью глаза.
Лязг оркестра; свист и стук. Точно каждый озабочен Заглушить позорный звук Мокро хлещущих пощечин.
Как огонь, подвижный круг… Люди — звери, люди — гады, Как стоглазый, злой паук, Заплетают в кольца взгляды.
Автор: Максимилиан Волошин - "В цирке" (отрывок)
Я уже не мог отпустить руку Дианы, моя ладонь скользнула под тунику и я вспомнил о кольце Венеры и ощутил нежность девичьей кожи. Я гладил эти скульптурные формы и рука моя ощущала жар ее тела. Губы слились в поцелуе. На арене кипели жестокие страсти. Гладиатор столкнулся с тигром. Сумел отразить его атаку щитом. Однако отлетев от удара тигра, упал. Большая дикая кошка бросилась на обреченного, но он, прикрывшись щитом, сумел нанести глубокую рану в тело хищника. Толпа рукоплескала. Раненный тигр, отскочив, готовился снова к прыжку. Толпа обезумела, затаив дыхание. Гладиатор, слегка пораненный, но еще твердо державшийся на ногах, снова приготовился к поединку. Одурманенный чарами Дианы, я прильнул к ее губам, спрашивая: – Тебе не жаль гладиатора? – нет, ведь они созданы для развлечений толпы и должны умереть. – Но если бы он твоим братом? – Братом? – Диана улыбнулась, смеясь над моей наивностью Я понял, что дальше спрашивать эту надменную красавицу бессмысленно.
"В Древнем мире. сюр. рассказ" (Отрывок) Автор: Кинг Стивен
Чтоб жить честно, надо рваться, путаться, биться, бросать, и вечно бороться и лишаться. А спокойствие – душевная подлость. Лев Николаевич Толстой
Вот усталая Лошадь в ночной тишине То ли спит на ходу, то ли ходит во сне.
Автор: Рената Муха "Вот усталая Лошадь в ночной тишине..."
– Саня! Не идите! – за плечи его. – Не уходите!
Тем же водоворотом, в тот же донный провал закручивало и его… От него же занятую когда-то рассудочную ясность она теперь порывалась ему вернуть, из водоворота выхватить его назад, как успеет. Она не готовилась, само натекало на язык… Десятилетия гражданственной литературы, идеалы интеллигенции, народолюбие студенчества – и всё отдать зашлёпать в один миг? Забыть этого… Лаврова, Михайловского?… Хор-рошенькое дело! – так поддаться тёмному патриотическому чувству! изменить всем принципам! Ладно, он не был революционером, но пацифистом-то был всегда!
Со стороны показалось бы, что это она воинственно настроена, а он мягко отговаривает её от войны. Варя разгорячилась, и улыбка её стала резкой. Приподнялась и в отчаянии сбилась её шляпка – дешёвая и беззатейная, не для привлекательности выбранная, а защищать от солнца только.
При сочинительстве данного сюжета, ни один Владелец театра не пострадал
Маленькие куколки, Тонкие и хрупкие, С крохотными губками, Бусинками глаз, Танцевали полечку На потеху публике В голубом и розовом Театре «Карабас».
«Карабас Барабас любит нас! Никому никогда не отдаст!»
Танцевали полечку Милую, весёлую, Танцевали в сотый, В миллионный раз. Потешали публику. С каждого – по рублику В голубом и розовом Театре «Карабас».
«Карабас Барабас это – да-с! Никому никогда не продаст!»
Публика кричит: «Ещё!» Дивно! Обхохочешься! Ну-ка, ну-ка, куколки, Распотешьте нас! Снова мини-каблучки Чётко ритм отстукивают В голубом и розовом Театре «Карабас».
«Карабас Барабас! Вот – даёт!»
И у касс не редеет народ!..
Театр Карабаса. Избранное. Автор: Ольга Челюканова
Неведомая странница,за маскою Пьеро, Ужели снова выпали,все фишки на зЕРо? О!как опасно нравилось-предчувствие любви... И жемчуг в пальцах плавился....
Весь мир вдруг словно очнулся, зазвенел праздничным ожиданием. Мы исчезаем вдвоём…… В никуда… И никаких интеллектуальных наркотиков! По сути, мозго - стимулирующие препараты превращают людей в тасманских дьяволов, а не в Эйнштейнов.
И знаешь, Мальви, может мне нужно демонтировать себя? Демонтаж воссоединит с миром природного времени — закатами, рассветами, набегающими волнами…. А значит, - с тобой...
...................
И жемчуг в пальцах плавился, Сыграем? На!.. Лови!
В следующую бездонную секунду их глаза встретились. Ты чего такая счастливая? — удивился Пьер, - О!. Я всегда счастливая, — ответила Мальви. — Просто иногда об этом забываю.
Ощущение удовольствия заполнило их, как снежинки заполняют небо. Черт, как хорошо! Из всего этого выстраивается что-то цельное — рождается живой звук. Музыка зазвучала во рту, в ушах, в грудной клетке... Или это их собственный пульс - двойной? Или это огонь?
Пьеро и Мальвина. Избранное. Автор: Татьяна Лаевска
Маленькие куколки, Тонкие и хрупкие, С крохотными губками, Бусинками глаз, Танцевали полечку На потеху публике В голубом и розовом Театре «Карабас».
«Карабас Барабас любит нас! Никому никогда не отдаст!»
Танцевали полечку Милую, весёлую, Танцевали в сотый, В миллионный раз. Потешали публику. С каждого – по рублику В голубом и розовом Театре «Карабас».
«Карабас Барабас это – да-с! Никому никогда не продаст!»
Публика кричит: «Ещё!» Дивно! Обхохочешься! Ну-ка, ну-ка, куколки, Распотешьте нас! Снова мини-каблучки Чётко ритм отстукивают В голубом и розовом Театре «Карабас».
«Карабас Барабас! Вот – даёт!»
И у касс не редеет народ!..
Театр Карабаса. Избранное. Автор: Ольга Челюканова
Неведомая странница,за маскою Пьеро, Ужели снова выпали,все фишки на зЕРо? О!как опасно нравилось-предчувствие любви... И жемчуг в пальцах плавился....
Весь мир вдруг словно очнулся, зазвенел праздничным ожиданием. Мы исчезаем вдвоём…… В никуда… И никаких интеллектуальных наркотиков! По сути, мозго - стимулирующие препараты превращают людей в тасманских дьяволов, а не в Эйнштейнов.
И знаешь, Мальви, может мне нужно демонтировать себя? Демонтаж воссоединит с миром природного времени — закатами, рассветами, набегающими волнами…. А значит, - с тобой...
...................
И жемчуг в пальцах плавился, Сыграем? На!.. Лови!
В следующую бездонную секунду их глаза встретились. Ты чего такая счастливая? — удивился Пьер, - О!. Я всегда счастливая, — ответила Мальви. — Просто иногда об этом забываю.
Ощущение удовольствия заполнило их, как снежинки заполняют небо. Черт, как хорошо! Из всего этого выстраивается что-то цельное — рождается живой звук. Музыка зазвучала во рту, в ушах, в грудной клетке... Или это их собственный пульс - двойной? Или это огонь?
Пьеро и Мальвина. Избранное. Автор: Татьяна Лаевска
Под музыку дождя приходит вдохновение, Дождь обнажает мир и в нём есть откровение, Стирает все границы с восходом и зарёй, Несёт он запах неба, пролившись над землёй ...
Дождь проникает в душу и размывает грусть, Тепло с собой приносит, хоть и холодный пусть, Не нужно унывать нам, ждать солнечного дня, Всегда возникнет радуга за каплями дождя...
Я тоже здесь теперь не частый гость… Во многое уже поверить сложно… Я чувствую, с надеждой смотришь вскользь… Оценивая, сделать что возможно…
А помнишь, нашей первой встречи смех, Как наши перепутали заказы… С гарнира «кучей» твой мясной орех… Привёл в восторг (но после шока) сразу…
Ещё смешнее, когда мой салат Тебе «вручили» в маленькой тарелке… - Я слишком голоден…И мне, на первый взгляд, Все представляется, наверно, слишком мелким…
Потом всё было: трепет, нежность, смех… Клубок забавных слов – противоречий… Сменялся наших отношений мех… И мягче был от встречи и до встречи…
Но как-то неожиданно вошла В любимое кафе совсем случайно… Вы… занимали столик у окна… Какой же болью стала твоя тайна…
КАФЕ (ИЗБРАННОЕ) Автор: Призрак тайны
"Вы когда-нибудь слышали о графе Стилптиче? - спросил я. “Теперь ты заговорил”, - сказал Энтони. “Многие люди , которые никогда услышав о Герцословакии, просветлел бы при упоминании графа Стилптича. Великий Старик с Балкан. Величайший государственный деятель современности. Самый большой злодей невредим. Точка зрения на всё зависит от того, какую газету вы читаете. Но будь уверен в одном, графа Стилптича будут помнить ещё долго после того, как мы с тобой превратимся в прах и пепел, Джеймс. За каждым шагом и контрдвижением на Ближнем Востоке в течение последних двадцати лет стоял граф Стилптич. Он был диктатором и патриот, и государственный деятель — и никто точно не знает, кем он был, за исключением того, что он был идеальным королем интриг. Ну, а как насчёт него?”
“Он был премьер—министром Герцословакии - вот почему я упомянул об этом первый.” “У тебя нет чувства меры, Джимми. Герцословакия вообще не имеет значения по сравнению со Стилптичем. Это просто обеспечило ему место рождения и должность в общественных делах. Но я думал, что он мёртв?” “Так оно и есть. Он умер в Париже около двух месяцев назад. То, что я рассказываю ты о том, что случилось несколько лет назад.” “Вопрос в том, - сказал Энтони, - о чём ты мне рассказываешь?” Джимми принял упрёк и поспешил продолжить.
“Это было примерно так. Я был в Париже — всего четыре года назад, если быть точным. Я однажды ночью я прогуливался по довольно пустынному району, когда увидел, как полдюжины французских головорезов избивают респектабельного вида пожилого джентльмена. Я ненавижу одностороннее шоу, поэтому я быстро вмешался и продолжил избивать хулиганов. Я думаю, что раньше их никогда по-настоящему сильно не били. Они растаяли , как снег!” “Рад за тебя, Джеймс”, - мягко сказал Энтони. “Я бы хотел увидеть этот клочок.”
“О, ничего особенного”, - скромно сказал Джимми. “Но старина был бесконечно благодарен. Он выпил парочку, в этом нет сомнений, но он был достаточно трезв, чтобы вытянуть из меня моё имя и адрес, и он пришёл и поблагодарил меня на следующий день. Тоже сделал это со вкусом. Именно тогда я узнал, что это был граф Стилптич, которого я спас. У него был дом недалеко от Булонского леса.” Энтони кивнул.
“Да, Стилптич уехал жить в Париж после убийства короля Николас. Они хотели, чтобы он позже вернулся и стал президентом, но он ничего не принимал. Он оставался верен своим монархическим принципам, хотя сообщалось, что он приложил руку ко всем закулисным махинациям, которые происходили на Балканах. Очень глубокий, покойный граф Стылптич.” “Николай IV был человеком, у которого был странный вкус в выборе жён, не так ли он? ” внезапно спросил Джимми.
“Да”, - сказал Энтони. “И для него это тоже сработало, бедняга. Она была какой—то маленькой проходимкой из парижского мюзик-холла, артисткой, не подходящей даже для морганатического союза. Но Николас был по уши влюблен в неё, и она изо всех сил стремилась стать королевой. Звучит фантастически, но им это удалось каким-то образом. Называла её графиней Попоффски или что-то в этом роде и делала вид, что в её жилах течёт кровь Романоффов. Николас обвенчался с ней в соборе в Экаресте с парой архиепископов, не желавших выполнять эту работу, и она была коронована как королева Варага.
Николас расставил своих министров по местам, и я полагаю, он думал, что это всё, что имеет значение, но он забыл считаться с населением. В Герцословакии они очень аристократичны и реакционны. Они любят, чтобы их короли и королевы были подлинными изделиями. Были ропот и недовольство, и обычные безжалостные подавления, и последнее восстание, в результате которого дворец был взят штурмом, были убиты король и королева и провозглашена республика. С тех пор это была республика, но, как я слышал, там всё ещё довольно оживленно.
Дрожанье нежное ресниц Прикосновенье наших лиц Сердец биенье в унисон Любовь как самый сладкий сон.
Прикосновенья наших тел Я к звёздам сразу улетел Мы растворились в лунном свете С тобой одни на всей планете.
Но всё кончается – пора С тобой прощаюсь до утра А утром поцелую нежно Ведь наша встреча неизбежна
Скажу: «До вечера, пока Пойдём смотреть на облака? И целоваться под Луной?» В любовь как в омут с головой…
Дрожанье нежное ресниц Автор: Сергей Егорин
Она немного завидовала солнцу, ведь оно бессовестно, не спросив её разрешения посягало на него, самодовольно лаская его кожу, ее кожу. Солнце заигралось.
Она выскользнула из объятий хлопковых простыней, капризно откинув их на пол, на кончиках пальцев подкрадываясь к нему, чтобы не услышал, не заметил, не подловил её, ей хотелось застать его врасплох, но он заметил, она поняла это по тому как едва заметно дернулись его плечи, он улыбался, ожидая её мягкого нападения.
Мягкие ладошки поймали солнечный зайчик, спрятавшийся между его лопаток, слегка погладили, им нравилось ощущение, рождающееся в кончиках пальцев, когда они ласкали его кожу, упруго, немного жестко, почти нежно. Ей приходилось вставать на носочки, чтобы оставить поцелуй на углу лопатки, у той самой родинки, что была её любимой.
Её ладони повторяли дорожки, проложенные светом на его теле, пальчики замирали на особо чувствительных к её прикосновениях местечках, она тихонечко щекотала его, наслаждаясь мягких окрашенным хрипотцой смехом, чувствуя как он ёжится, но не уворачивается, давая возможность играючи дразнить его, лаская нежными ручками, он наслаждался этими почти объятиями, ощущая каждой порой кожи её тепло, легкий аромат, присущий только ей, чувствуя прикосновения кончиком ресниц, когда она целовала его то там, то здесь, он знал, сейчас она стоит на кончиках пальцев – маленькая.
Ещё пара минут, секунд и он развернётся к ней, она ждала этого, зная, что попадёт в любящее кольцо рук, будет окружена чуть шершавой от загара обнаженной кожей, подёрнутой легкой растительностью на груди, будет тянуться к его губам, шее, ключицам, замирать, слыша стук сердца, наслаждаться тем, как его дыхание становится прерывистым, чувствуя как его пальцы начинают поглаживать её спину, очерчивая каждый изгиб, надавливая на ямочки Венеры, стремясь к ягодицам, подхватывая её, притягивая к себе. Полное доверие, отдача.
Он держал её в кольце сцепленных ладоней, качая маленькое тело на импровизированных качелях. Её ладошки сомкнулись на его шее, пальцы лениво перебирали острые кончики волос, он мурчал от ласки, ловя смешинки, слетающие с её губ, её личико уткнулось в его грудь, она бормотала с его сердцем, ведя тайный диалог, он не вслушивался в слова, наслаждаясь звуком её голоса, в нём перепутались девчачьи ноты и легкая хрипотца, что появлялась лишь по утрам, немного переливов колокольчиков, и чуточку властности.
Забавно, но ей нравилось слегка властвовать над ним, направлять, настаивать, требовать, не переходя черты, действуя во благо, он слушал её всегда, словно она была его ориентиром, за которым он беспрекословно двигался.
Её взгляд кружил по его рукам, он держал её на весу, от чего каждая мышца была чётко очерчена, словно вылеплена, маленькая ручка соскользнула с его плеча, обводя линии его руки, надавливая, ощупывая, сжимая, пальцы остановились у сгиба локтя, поглаживая впадину, там, где билась синяя лента вен.
-«Эй»,- тёплое дыхание обдало её ухо, - «Ты, ворожишь? Ворожишь. Я давно приворожён».- шептал он ей.
- «Глупый», - мелькнуло в её голове, - «это я приворожена, иначе как объяснить моё слепое следование за тобой, любовь ко всему тебе, к каждому твоему недостатку и достоинству, даже твоё разбрасывание вещей по дому я люблю. Это ты».
Они удалялись от окна, он уносил её в глубь спальни, в объятия хлопковых простыней и шёлковых одеял, туда, где солнце не будет красть его у неё.
Он был распластан под ней, весь без преград, без остатка, поверженный, любимый ею. Её бедра уверенно обхватывали его колени, ладошки упирались в бедра, зелёный подёрнутый поволокой взгляд изучал тело, словно она впервые видела его, нет, она знала малейшую черту на карте его тела, но каждый раз отыскивала новое, вроде забавных царапин на боку, содранных локтей, он учился рулить доской…или доска им?
Маленькая поднялась выше, устроилась поудобнее на его бедрах, завеса каштановый с рыжеватым отливом волос окутала его, когда она склонилась к его лицу, порхающие поцелуи повторяли черты его лица, от блаженства он жмурился, мелкие морщинки рассыпались в уголках глаз, она сгоняли их, они не спросили у неё позволения, её дыхание было влажным, со вкусом лимонного курда, с оттенком мяты, и крапинками кофе, он впитывал её запах, как и её саму. Он наслаждался ласками, подставлял шею, смешно выпячивая грудь ей навстречу, она целовала и легонько кусалась, совсем немного – прикусить и приласкать языком, словно он был её кулинарным шедевром, она пробовала его вкус, а затем юркий розовый язычок облизывал уголок губ, собирая крохотные частички белоснежной пудры.
Её губы были везде, он уже не понимал где он, на земле или в раю, она рядом, значит в раю. Язычок скользнул в ямку пупка, - щекотно.
Немного ниже, острее, окружая, сжимая, отпуская, захватывая, подчиняя и вознося к небесам. Почти на краю, но нет, один он переступать черту не хотел.
Пальцы коснулись спутанных локонов, он чуть потянул её на себя, словно прося остановится, ей не надо было слов, она понимала жесты, приподнялась над ним, подтянулась ближе, так, чтобы он смог обхватить её тонкий стан, заключив в кольцо своих рук, пара отточенных до совершенства движений, её маленькие ладошки упирающиеся в его грудь, прочный захват его бедер её, единый ритм, плавность, скорость. Пока остатки разума были при ней, она всматривалась в гамму эмоций отражённых на его лице, на трепещущие выгоревшие на безжалостном солнце ресницы, уголки губ, краснеющие полосы от её ноготков на плечах, пальцы сжимающие её – длинные, тонкие, уверенные, сильные и нежные, в его касаниях всегда было так много нежности, почти ранимости, костяшки были содраны, а один из ногтей обкусан почти до крови – переживал за неё.
Разум блаженно уплывал от неё, она медленно уплывала к пушистым облакам экстаза, к нему. Вихрь взметнулся, тонкая спина выгнулась над распростёртым телом, мелькнул каштановый всполох шёлковых волос, кажется мир замер, они замерли в секунды полного единения.
Он растянулся поперёк кровати, захватив её всю, руки обхватывали подушку, которую она подпихнула ему, когда минутами раньше выскальзывала из под него, он спал, ему снилась она, в этом не было сомнений, она видела это по тому как дрожали уголки его губ, а брови хмурились, так было всегда, когда он переживал за неё. Она подползла к нему, вытянула подушку, воркуя ему на ухо – я здесь, рядом. Он что-то проворчал, притягивая её к себе, подминая под себя, обхватывая крепко, укрывая всю без остатка. Она чуть поворочалась, уютно устраиваясь под ним, утыкаясь носом в его шею, там, где острее всего чувствовался его запах, она блаженно вдохнула смесь, сотканную из тепла его тела, влажности пота, примеси её аромата, навечно впитавшуюся к каждую пору его кожи, солености морского бриза, врывающегося в окна, и немного цитрусов, кофе. Он пах собой, ею, домом, теплом. Маленькая женщина удовлетворенно вздохнула, её ресницы затрепетали, она засыпала.
В белых росах на заре мандарины-корольки. Конный одиночный след у светающей реки… Расцветают «камнедержцы» в пробудившемся саду. В лодке ширь переплываю, по течению иду. Через борт склонясь, любуюсь: счастью рыбок нет границ. Оглянувшись, плетью взгляда с веток спугиваю птиц. Шаг за шагом постигаю красоту осенних дней! На пути уединенном опасаюсь тьмы путей…
Поэт: Ду Фу
Самое лучшее в мире - смотреть, как рождается день!
В небе вспыхнул первый луч солнца - ночная тьма тихонько прячется в ущелья гор и трещины камней, прячется в густой листве деревьев, в кружевах травы, окроплённой росою, а вершины горы улыбаются ласковой улыбкой - точно говорят мягким теням ночи:
- Не бойтесь - это солнце!
Волны моря высоко поднимают белые головы, кланяются солнцу, как придворные красавицы своему королю, кланяются и поют:
- Приветствуем вас, владыка мира!
Доброе солнце смеётся: эти волны всю ночь, играя, кружились, кружились, и теперь они такие растрёпанные, их зелёные одежды измяты, бархатные шлейфы спутаны.
- Добрый день! - говорит солнце, поднимаясь над морем. - Добрый день, красавицы! Но – довольно, тише! Детям невозможно будет купаться, если вы не перестанете так высоко прыгать! Надо, чтобы всем на земле было хорошо, не правда ли?
Из трещин камней выбегают зелёные ящерицы и, мигая сонными глазками, говорят друг дружке:
- Сегодня будет жарко!
В жаркий день - мухи летают лениво, ящерицам легко ловить и есть их, а съесть хорошую муху - это так приятно! Ящерицы - отчаянные лакомки.
Отягощённые росою, шаловливо покачиваются цветы, точно дразнят и говорят:
- Напишите-ка, сударь, о том, как мы красивы утром, в уборе росы! Напишите-ка словами маленькие портреты цветов. Попробуйте, это легко - мы такие простые...
Хитрые штучки они! Превосходно знают, что невозможно человеку описать словами их милую красоту, и - смеются!
Сняв почтительно шляпу, я говорю им:
- Вы очень любезны! Благодарю вас за честь, но - у меня сегодня нет времени. Потом, может быть...
Они гордо улыбаются, потягиваясь к солнцу, его лучи горят в каплях росы, осыпая лепестки и листья блеском бриллиантов.
А над ними уже кружатся золотые пчёлы и осы, кружатся, жадно пьют сладкий мёд, и в тёплом воздухе льётся их густая песня:
Благословенно солнце – Радостный источник жизни! Благословенна работа – Для красоты земли!
Проснулись красногрудые малиновки; стоят, покачиваясь на тонких ножках, и тоже поют свою песню тихой радости - птицы лучше людей знают, как это хорошо - жить на земле! Малиновки всегда первые встречают солнце; в далёкой холодной России их называют «зарянками» за то, что перья на грудках этих птичек окрашены в цвет утренней зари. В кустах прыгают весёлые чижи, - серенькие с жёлтым, они похожи на уличных детей, такие же озорники и так же неустанно кричат.
Гоняясь за мошками, мелькают ласточки и стрижи, точно чёрные стрелы, и звенят радостно и счастливо, - хорошо иметь быстрые, лёгкие крылья!
Вздрагивают ветви пиний - пинии похожи на огромные чаши, и кажется, что они налиты светом солнца, как золотистым вином.
Просыпаются люди, те, для которых вся жизнь - труд; просыпаются те, кто всю жизнь украшают, обогащают землю, но - от рождения до смерти остаются бедняками.
Почему?
Ты узнаешь об этом потом, когда будешь большой, если, конечно, захочешь узнать, а пока - умей любить солнце, источник всех радостей и сил, и будь весел, добр, как для всех одинаково доброе солнце.
Проснулись люди, и вот они идут на свои поля, к своему труду, - солнце смотрит на них и улыбается: оно лучше всех знает, сколько сделано людьми доброго на земле, оно, когда-то, видело её пустынной, а ныне вся земля покрыта великой работой людей - наших отцов, дедов, прадедов, - между серьёзным и, покуда, непонятным для детей они сделали также и все игрушки, все приятные вещи на земле - синематограф, между прочим.
Ах, они превосходно работали, наши предки, есть за что любить и уважать великую работу, сделанную ими всюду вокруг нас!
Над этим не мешает подумать, дети, - сказка о том, как люди работали на земле, - самая интересная сказка мира!..
На изгородях полей рдеют розы, и всюду смеются цветы, многие из них уже увядают, но все смотрят в синее небо, на золотое солнце; шелестят их бархатные лепестки, источая сладкий запах, и в воздухе, голубом, тёплом, полном благоуханий, тихо несётся ласковая песня:
То, что красиво, - красиво, Даже когда увядает; То, что мы любим, - мы любим, Даже когда умираем...
День пришёл!
Добрый день, дети, и пусть в жизни вашей будет множество добрых дней!
Я скучно написал это?
Ничего не поделаешь: когда ребёнку минет сорок лет - он становится немножко скучен.
