Фургон запертых душ

А Мери всё вяжет и вяжет чулки,
Ей хочется Ли улыбнуться,
Как будто бы рядом, но так далеки,
Как берега у широкой реки,
Друг друга не могут коснуться.
И Мери страдает, и Ли сам не свой,
Им хочется ярких свиданий.
Нельзя, чтоб угасла  святая любовь
Из – за  какой – то там пряжи чужой,
И жизнь обрекать на страдания.
Ли, скромный священник,
забыв про свой сан,
Бросает на девушку взоры,
Проклятия шлёт ненавистным чулкам,
В сердцах посылает к бесстыжим чертям,
Всю пряжу в ажурных узорах.
Но вот наблюдая за скачками спиц,
Задумчиво между мечтаний,
Ли будто запомнил, как пение птиц,
Как строчки из Библии умных страниц
Процесс бесконечных вязаний.
И чудо с вершилось! Вильям доказал,
Что он настоящий мужчина.
Своими руками и мыслью создал,
Как будто Господь ему сам помогал,
Вязальную чудо – машину.

                                            Легенда о вязальной машине (Отрывок)
                                                        Автор: Олег Видивич

Если когда-нибудь увидите старый бледно-голубой фургон, а к вам подойдёт высокий человек в конусовидной, как у волшебника шляпе и предложит попробовать сладости – бегите! Бегите, если вы – ребёнок! Бегите – даже если вы взрослый и сильный человек, который может постоять за себя! БЕГИТЕ…

Так думал худощавый юноша в мешковатой одежде, залатанной разноцветными заплатами. Он сидел на земле возле бледно  -голубого фургона с нарисованными сладостями. Под спутанными волосами цвета спелой пшеницы трудно было разглядеть его белое, как фарфор лицо и синие-синие глаза в обрамлении чёрных пушистых ресниц. Редкие прохожие сновали мимо, не видя ни его, ни фургона. Лишь иногда, совершенно случайно, кто-нибудь из них останавливался на мгновение, но тут же брезгливо отводил взгляд и спешил убраться подальше. Покупать сладости у патлатого юноши в нелепом наряде никто не желал. А ему было всё равно.

Сколько прошло времени с того солнечного дня, изменившего его жизнь? Юноша не знал. Иногда ему казалось, что прошло всего пара лет, а иногда – целая вечность. Но он вырос, и больше не был маленьким мальчиком. За долгие годы странствий детские воспоминания померкли в его памяти, затянулись туманной дымкой забвения. Он больше не помнил лица своей матери и убранства своей детской комнаты, не помнил своих любимых игрушек и друзей. Единственное, что осталось от прошлого, это имя – Мартин. Да ещё сны. Редкие сны, что посещали его по особенно тёмным ночам.

Ночам, когда на поверхность памяти всплывали словно топляки воспоминания. Хотя, назвать их воспоминаниями можно было лишь с натяжкой – так, образы и предметы из далёкого прошлого. Например, шляпка матери. Соломенная шляпка с красной лентой. Или лицо соседки, с которой он каждое утро вежливо здоровался, когда направлялся в школу. Ирония – Мартин не помнил лица родной матери, зато помнил, как выглядела пожилая соседка. Наверно, даже сейчас он смог бы её узнать…

— Зефирку? — толкнул его локтем круглый, словно шарик, человечек – Карлик. На самом деле, человечек не был лилипутом. Просто за низкий рост смешного глуповатого толстячка прозвали Карликом. В пухлой руке он сжимал бело-розовый зефир. Он всегда носил с собой коробку этих сластей, не забывая предложить каждому угоститься.

Мартин вздрогнул, откинул непослушные волосы с лица. Карлик приветливо улыбался, протягивая сладость. Совсем, как человек в конусовидной шляпе тем давним днём. Только тогда человек притворялся и побуждения у него были отнюдь не доброжелательные, а Карлик сейчас – совершенно искренен. Он был таким же, как и Мартин. Тем, кому не повезло оказаться не в то время не в том месте. Хотя, как знать, может, это всё-таки их судьба? Сложно ответить на такой не простой вопрос. Всё случилось, как случилось…Мартин почти свыкся с этой мыслью.

— Нет, спасибо, друг…— юноша помотал головой. Карлика он очень жалел и считал единственным другом. Но при виде зефира его всегда начинало тошнить. Зефир напоминал, что всё в жизни могло бы обернуться иначе, не будь он когда-то отчаянным сладкоежкой, который не побоялся взять из рук странного незнакомца зефирку. Самую сладкую зефирку, вкуснее которой нет на свете. Она и, взаправду, оказалось самой вкусной. Настолько вкусной, что Мартина навсегда отвернуло от сладкого.

Карлик частенько забывал, что Мартин ненавидит зефир. Карлик вообще многое забывал, он даже не помнил своё настоящее имя и как оказался в фургоне. Время не пощадило память толстячка, и напрочь стёрло всё что было связано с нормальной жизнью. А может, рассудок Карлика таким образом защитился от реальности? Как знать… Мартин же запомнил свой день (или думал, что запомнил) …День, который изменил его судьбу…

Сгущались сумерки. На город, в котором будто из ниоткуда появился фургон, опускалась ночь. Тихая осенняя ночь. Ставни домов закрывались – люди боялись, что в их жилище вместе с теменью ночи может проникнуть нечто ещё. На улицах загорались фонари – тусклые, грозящие в любой момент потухнуть и погрузить город в непроглядный мрак. Город засыпал, забывался тревожной дрёмой. Воцарялась ночная, благословенная тишина, нарушаемая только моросью дождя. Монотонной баюкающей моросью долгого осеннего дождя.

Мартин и Карлик забрались в фургон. Снаружи дом на колёсах выглядел самым обычным фургончиком со сладостями, разве что слишком старым, и не привлекал особого внимания. Даже больше, зачастую его вовсе не замечали. Но внутри был особенным, иным…

***
В кресле, обитом синим бархатом, сидела старуха в белом чепчике и жёлтом платье – Миссис. Мартин ни разу не видел, что бы она когда-нибудь покидала своё место. Старуха будто бы вросла в кресло. Миссис вязала спицами. Десятки золотистых клубков ниток лежали в деревянной корзине возле её ног. Вязала старуха бесконечно, не замечая никого и ничего вокруг.

Даже когда спала, пальцы её не уставали перебирать спицами. Длинное золотистое полотно стелилось по полу фургона, как ковёр. Блестело, переливалось, иногда так ярко, что приходилось закрывать глаза.

Глаза же Миссис были скрыты под толстыми линзами очков и невозможно было с точностью определить какого они цвета. Они могли быть и бледно-серого, и чёрного, как ночь. Тонкие потрескавшиеся губы старухи зачастую что-то шептали. Тихо-тихо, еле слышно. Молитву или заклинания? Мартин, как ни напрягал слух не мог разобрать и слова. Он пытался поговорить со старухой, но та в ответ только кивала или мотала головой. А ведь сказать она могла многое. В этом он был уверен.

В углу на пуфике дремала огромная кошка. Полосатая пушистая кошка размером с русскую овчарку. Одним глазом она всегда следила за обитателями фургона, как стражник за узниками. Кошку звали Маркиза, и она обожала, когда её гладили. Стоило только запустить пальцы в густую шерсть, и она начинала громко мурчать.

Кроватей в фургоне не было. Карлик спал на полу, а Мартин на коврике неподалёку от пуфика кошки. Иногда у Мартина сильно болела спина, но стоило только Маркизе улечься рядом – и боль тут же уходила.

С потолка свисали сладости. Много сладостей на тоненьких, почти не заметных лесках. Это были волшебные сладости, которые никогда не портились и не кончались, и которые Мартин ненавидел. Наверно, именно из-за этой ненависти он и не растолстел, как Карлик. Хотя, может, были и другие причины…

Ещё в фургоне было зеркало, высотой в человеческий рост, или даже чуть больше. Зеркало, искажающее отражение. Пару раз Мартин смотрелся и видел там, по ту сторону, красивого парня с аккуратно подстриженными волосами, уверенного и сильного. Видел другого Мартина, того, кем он мог бы стать, если бы не встретился в тот проклятый день с Крэгом – человеком в конусовидной шляпе, чародеем, хозяином бледно-голубого фургона.

***
Стояла уже глубокая ночь. Карлик тихо похрапывал, забывшись глубоким сном. Миссис вязала, спицы тихо шуршали. Кошка мурчала, её зелёный глаз светился, как зловещий огонёк среди кромешной темени. Снаружи завывал ветер, стучался в окно, как уставший путник, ищущий крова. Мартин мёрз на своём коврике и из-за этого не мог уснуть. Он поджал под себя ноги и дул на грудь, пытаясь согреться.

Осень выдалась в этом году на редкость холодная, с ледяными ветрами, с ранними белыми мушками нет-нет да витающими в воздухе. Обитатели фургончика кочевали из одного города в другой, нигде не задерживаясь больше чем на сутки-другие. Исчезали так же незаметно, как и появлялись. Но почти всегда после их ухода, кто-нибудь из жителей города таинственным образом пропадал. Мальчик, девочка, юноша или девушка, мужчина или женщина. Всё равно...

В самом тёмном углу фургона стоял большой сундук, запертый на массивный замок, ключ от которого был только у самого Крэга. Иногда из сундука доносились стоны. Протяжные, хрипловатые стоны душ запертых на веки веков. По телу Мартина от этих звуков пробегали мурашки и внутри всё холодело. Он зажимал уши, и сидел так, пока к нему не подходил Карлик и не отнимал ладони…

Раздались шаги в ночной тишине. Мартин вздрогнул и приподнял голову. Протяжный скрип, и дверь отворилась. Внутрь фургона вошёл высокий человек в конусовидной шляпе и строгом костюме с галстуком-бабочкой алого, как свежая кровь, цвета.

Вместе с ним в фургон проник осенний ветер – взъерошил волосы Мартина, лизнул щёку и босые ступни. Холод пробежался дрожью по позвоночнику.

Человек же прикрыл осторожно дверь. Снял шляпу и повесил на гвоздик, торчащий из стены. Опустился на трёхногий табурет. Исподлобья Крэг оглядел свои владения. Его тёмно-карие, почти чёрные глаза, зловеще блеснули в полумраке фургона. Совсем как глаза хищника, глядящего из укрытия на жертву.

Мартин затаил дыхание и старался не шевелиться. Но взгляд Крэга всё равно остановился на его лице и тонкие губы растянулись в улыбке, больше походящей на оскал.

— Тик-так…— прошептал Крэг, сжимая в руке светящийся шарик, — время бежит, время спешит...

Расхохотался. Громко, зловеще. Так, что глуховатый Карлик заворочался на полу, а хвост Маркизы нервно забился из стороны в сторону. Мартина передёрнуло от этого ненавистного жуткого смеха. Он зажмурился, стараясь, как можно скорей уснуть. Но услышал тихий плач. Ещё одна душа оказалась в плену, в большом сундуке.

Мартин зажал уши руками, зажмурил глаза. Быстро представил оградку и прыгающих через неё барашков. Представил самого себя, наблюдающего за ними. Только не обросшего патлами, с затравленным взглядом, а красивого, с аккуратно причёсанными волосами, а, самое главное, сильного и уверенного.

Один... Два… Три…

Барашки перепрыгивали оградку под тихий плач.

Четыре… пять… шесть…

Плач становился всё громче и громче.

Седьмой барашек остановился и жалобно посмотрел на юношу.

— Что я могу поделать? — почти закричал Мартин. Волосы на его голове начали отрастать, неуверенность наворачивала слёзы на глаза. Земля затряслась, заходила ходуном, под ногами, будто на глубине пары метров, огромный червь прорывал туннели…

И Мартин проснулся в липком поту…

Сквозь дверную щель лился яркий солнечный свет. Наступило ещё одно утро. На удивление тёплое осеннее утро.

Фургон со сладостями вновь был в пути. Крэг крутил руль. Играла весёлая песня из старенького приёмника. Карлик подпевал гнусавым голоском. Миссис отбивала в такт ногами. Даже Маркиза мурчала. Громко так мурчала, как трактор, убирающий созревшую пшеницу.

                                                                                                                                                                   Фургон со сладостями (Отрывок)
                                                                                                                                                                      Автор: Валентина Сенчукова

Отредактировано ОЛЛИ (2024-09-08 12:26:54)

Сказка под знаком блестящих Рыб

Вот и деревня Небылицино. Тридевятый дом на Тридесятой улице. На заборе петушок, а за забором курицы. Травку топчут, шумно квохчут.
В доме дедушка Саша и бабушка Паша. На столе кисель, пирог да каша.

А на кровати – не матрас на вате. Постель необыкновенная с кружевами пенными. Перина пышная – облаками набитая. Одеяло – ух, лёгкое как пух. Только наполнено не пухом, а сказками. Да, да, сказками, сказочками,  небылицами. А в подушках сны цветные, чудные, смешные – на любой вкус.

Как прилягут дед Саша с бабой Пашей на кровать, так во сны и провалятся. Дед Саша спит на левой стороне кровати. Баба Паша – на правой стороне. Бабе Паше всегда снятся правые сказки, а деду Саше – левые сказки.

Насмотрятся они снов сказочных, и рассказывать примутся каждый на свой лад. А как внуки в гости приедут, так им перескажут.

Внук Влад и внучка Лада – старикам отрада – специально в гости к деду с бабушкой сказки слушать приезжают.

Вот и в этот раз, не успели в дом войти, а новую сказку просят. Бабушка напекла оладушков. Сметаны свежей на стол поставила. Дед арбуз мочёный в бочке с рассолом выудил. Крупный арбуз, сладкий.  Малины лесной – полная чашка. Аромат стои - ит – закачаешься! А ребятки заладили:

– Бабулечка, дедулечка, сказку расскажите!
– Ничего не поделаешь, бабка, придётся рассказывать. Зачну первым:

                                                                                                                                                                                             Дед - Восемь Бед (Отрывок)
                                                                                                                                                                                                  Автор: Лена Пономарь

БЕДА 4

Левая сказка

Раз напала на Деда охота. Говорит ему:

– Пойдём, Дед, на охоту.

Почесал Дед темечко. Накинул пальтишко. Прихватил ружьишко.

– А пойдём, – говорит.

Жучку к поводку пристегнул, с собой взял. Идут, разговаривают, будто дома не наговорились.

– Ух, свобода! – радуется Жучка.
– Эх, и погода! – радуется Дед.
– Поохотимся! – радуется охота.

Солнце к небу прилипло. Трава к ногам жмётся. Белки строем ходят. Мышки собирают шишки. Сурки косяком полетели. Дед им платком помахал, а Жучка хвостом. Тут из куста русак выпорхнул. Дед как вскинет ружьё. Жучка как рванёт, а ружьё как стрельнёт: Пиф - паф! Ой - ёй - ёй!

С ели слетели все шишки. Попрятались белки да мышки. Жучка остановиться не может – мчится. Того гляди, беда случится.

Дед -то у неё на поводке! То над землёй парит, то животом дёрн сдирает. Команды Жучке кричит: Ату! Фас! Апорт! Фу! Куда там, она его не слышит.

Дед под собой все кочки и шишки пересчитал. Миллион триста семьдесят четыре кочки. Три миллиона сто двадцать семь шишек. Остановились, только когда Дед темечком в дуб врезался.

– Три миллиона сто двадцать восемь. Бабаяга – костянанога!

Жаль, зайца упустили. Знатный был русак. На три шапки хватило бы. А если потяну - уть, то и на все семь.
И охота куда -то запропастилась. Ну, хоть шишки посчитал, а то когда - а - а бы ещё собрался.

Правая сказка

– И то верно, коль беда придёт, с ног собьёт. Только было по - другому:

Пошёл Дед на охоту, а ружьё забыл. Да и не было у него ружья -то. Дед его пять лет назад на пальто выменял. А пальто – на решето. Решето – на баклуши. А баклуши – на беруши. Беруши – на фунт фасоли. А фасоль – на пуд соли. А соль лосям скормил.

Идёт Дед, ноги в снегу вязнут. А вокруг красотища! Рублёв тыща!

На берёзе шишки распустились. Дуб маковым цветом цветёт. Зимородки кукуют, совы заливаются, белки каркают. Загляделся Дед, заслушался и, не заметил, как под снег провалился.

Отряхнулся, огляделся:

– Бабаяга – костянанога!

Берлога медвежья. Под ногами валежник. Мишутка – ма - ахонький такой стоит – лапу сосёт, а рядом медведица во весь рост.

– Здрас - те вам! Мы вас и не ждали, – говорит. Голос, почему -то, не ласковый.
– А мы мимоходом, – отвечает Дед.
– Вот мимоходом мы вас сейчас и съедим. Ужо и когти наточили, и зубы вставили.
– Это вы бросьте, Марья Потаповна, – нашёлся Дед, – Вы же это, ягоду - малинку любите. Медком балуетесь.
– Сказки это, – говорит и лапищи свои к Деду тянет.

Задрожал Дед как осиновый лист, а виду не подаёт – хорохорится:

– По сказкам я не мастер, я песен много знаю. И спеть могу.

И запел:

– Спи, моя радость, усни. В речке погасли огни. Пчёлки затихли в саду, мишки уснули в пруду. Рыба на небе блестит….

Колыбельную до конца спел – все семь куплетов. Мишутка калачиком свернулся и засопел. Марья Потаповна Деда под себя подмяла, глазами  хлопает. А Дед сам -то еле языком ворочает, четвёртую песню в бороду бубнит:

– Спят усталые зверушки, мишки спят…

Так до весны в обнимку и проспали. А весной вышел Дед из берлоги. Грибов - ягод поел и домой отправился.

                                                                                                                                                                                              Дед - Восемь Бед (Отрывок)
                                                                                                                                                                                                  Автор: Лена Пономарь

Отредактировано ОЛЛИ (2024-09-10 10:16:17)

Отмеряющие сезоны

Расковались, оборвались
Златокованны цепочки...
Неужель, Отец, не вспомнишь
О своей любимой дочке?
Солнце вверх летит, что мячик...
Сердцем быстрым холодею...
Ниже, ниже... видны горы...
Тяжелею, тяжелею...
Прорасту теперь травою,
Запою водой нагорной,
И немеркнущее тело
Омрачу землею чёрной.
Вот, дышу, жених, и помню
Про селения благие,
Я, распятая невеста,
А зовут меня – София!

                                    Гностические стихотворения (Отрывок)
                                                   Автор: М. А. Кузмин

Не надо странности искать
И вдаль за ними улетать,
Ведь чудо рядом может быть
И счастье людям подарить.

Было это совсем недавно.

В одной из подмосковных теплиц родился маленький огурчик. Открыв глаза, он увидел, что висит в теплице, где было много таких же маленьких огурчиков, как и он. Огурчик осмотрелся и увидел, что он, как и остальные огурчики, висит на стебельке огуречного растения в теплице. Больше никаких растений в этой теплице не было. Там росли одни огурцы. Часть огурчиков уже появилась на свет, но ещё было очень много цветов и завязей.

Огурчик радостным голосом поздоровался со всеми. Остальные появившиеся на свет маленькие огурчата также приветствовали своего нового соплеменника. А один из маленьких, но уже подросших огурчиков сказал:

- Вот и ещё один наш товарищ появился на свет.

Все молодые огурчики были радостными и довольными и часто разговаривали между собой, рассказывали смешные придуманные истории, пели веселые песенки, как эта:

Я весёлый огуречек,
Я расту как человечек.
Скоро вырасту большим
И пойду гулять один.

И только самый большой и первый появившийся огурец уже совсем как взрослый ворчал на весёлых маленьких огурчат:

- Вот вырастите Вы, сорвут Вас люди, засолят, законсервируют, съедят, в салат покрошат. Чему Вы радуетесь, что растёте? Наоборот, не надо расти. Надо испортиться, заболеть. Тогда люди не съедят Вас, а выкинут.
- И тогда нас съедят свинки или собаки, - весело смеясь, ответил какой -то маленький огурчик.

И все подхватили его смех и начали смеяться и подшучивать над самым большим огурчиком и его ворчанием.

Вот так они и жили, и росли постепенно, набираясь не только зрелости и сочности, но и огуречьего ума. Утром, открывая глаза, наш герой - огуречек видел всё новых и новых своих товарищей, которые появлялись после цветков и завязи. И он радовался каждому новому маленькому огурчику и пел свою, придуманную им, песенку:

На улице солнышко светит,
В теплице тепло, хорошо,
Растём мы на солнышке быстро
И зреем как будто в кино.
   
Каждый день к ним в теплицу заходила большая, по их меркам, женщина, которая их поливала, следила, чтобы они не заболели и не простудились. Она ухаживала за ними и заботилась об огурцах. Если появлялись засохшие листочки, женщина срывала их. Подвязывала ослабшие кустики, подставляла палочки под те кустики, на которых было много тяжёлых огурчиков. Никто так не заботился об огурчиках, как хозяйка теплицы. И всегда, что бы женщина ни делала, она пела:

Милые огурчики мои,
Вы растите, словно лопухи,
Станьте Вы большими, как они.
Буду я тогда Вас всех любить,
В баночки различные солить.
Вы на стол мой сытный попадёте,
И гостей моих Вы там найдёте.
Гости будут кушать и балдеть,
А потом, напившись, песни петь.

Огурчикам очень нравилось, как она пела, ведь они не понимали человеческой речи. Они слушали её зачарованно, забывая обо всём, и каждый огурчик хотел быстрее вырасти, чтобы нежные и тёплые ручки их хозяйки взяли их, сорвали и подержали. От этих мыслей огурчики наливались соком и росли. Они хотели, чтобы их хозяйка взяла каждый огурчик и сделала с ним то, что ей захочется. Огурчики мечтали принести пользу и желали, чтобы хозяйка всегда была ими довольна и радостна. В этот момент они совершенно не думали, что будет с ними дальше. Ведь это их судьба и главное в жизни – помочь своей доброй хозяйке.

Постепенно, день за днем, огурчики становились всё больше и больше. Они уже не были такими уж совсем весёлыми и беспечными. Огурчики повзрослели и вели серьёзные, порой даже философские, беседы. Они обсуждали, как бороться с огуречными паразитами, как этим паразитам давать отпор, какие удобрения лучше подходят для их сорта, и что будет с ними, если переложить или не доложить удобрений. Вот в таких серьёзных беседах проходили дни у старших огурцов. В свои серьёзные беседы молодых и зелёных огурчиков они не допускали. Пусть подрастут да ума наберутся.

Молодые же огурчики продолжали веселиться, балагурить и петь различные песенки. Им казалось, что нет лучше жизни, чем в их родной теплице.

Наш огурчик тоже заметно вырос. Можно сказать, что он не просто вырос, а он был уже самым большим огурцом и всё продолжал расти и расти. Так как он относился к первым огурцам и, соответственно, старшим, то он также принимал активное участие в серьёзных беседах своих друзей. И часто его рассуждения были очень грамотными и взвешенными.

Настало время сбора урожая. Огурчики даже и не заметили, как полностью созрели, и хозяйка каждый день срывала созревшие огурчики и уносила их из теплицы. Что было с ними, никто не интересовался, так как все думали: раз хозяйке так надо, значит, надо. Ведь они все старались помочь и понравиться своей любимой госпоже. Каждый выросший огурчик поворачивался к ней лучшим, наиболее сочным, бочком, чтобы женщина видела, что он уже созрел и рад попасть в её ручки. И как только хозяйка срывала его и держала в своих тёплых руках, то огурчик от радости не просто пел, он сходил с ума от счастья. И обижались те выросшие огурчики, которых хозяйка не трогала и давала им дозревать. Они до конца дня ворчали на всех оставшихся огурцов и мешали им беседовать или веселиться.

А наш огурчик всё продолжал расти, и хозяйка почему -то не срывала его. Он уже был в два раза больше всех остальных зрелых огурцов. Его друзей, с которыми он вначале пел песенки, веселился, а затем вёл серьёзные беседы, уже не было. А те огурчики, которые подрастали и пытались с ним беседовать, были слишком молодыми и глупыми по сравнению с ним. Всё, о чём они говорили, наш огурчик уже давно обсуждал со своими друзьями и знал все результаты бесед. Ему стало скучно с подросшими молодыми огурчиками, и он стал философствовать отдельно от всех и ни с кем не общался. Все оставшиеся огурчики в теплице считали его старым и заносчивым. Они перестали с ним общаться и обращать на него внимание.

А нашему огурчику только это и было надо. Он недоумевал, почему хозяйка его не трогает и даёт расти. Он уже был в три раза длиннее и в два раза шире всех зрелых огурцов. Хозяйка привязала его самого и его растение к палкам в теплице, иначе бы наш огурчик уже давно упал на землю, сломав своё растение. А там, на земле, он бы сгнил, и его отдали бы поросятам или собакам. Он не мог понять, почему хозяйка так ухаживает за ним, но в то же время и не срывает. А может, она выделила его как особого, и ему предстоит самое важное задание среди всех огурцов его теплицы? А может, он невкусный, и хозяйка вообще не хочет его срывать? Наш огурчик совсем не знал уже, что и думать.

А в теплице тем временем собрали всех огурчиков. Наступила осень. Солнышко не так часто светило. А наш огурчик висел один - одинёшенек в теплице. Он был уже таким большим и толстым, что ни один из его приятелей - первых огурцов не узнал бы его. За это время наш огурчик чего только ни передумал.

Но вот однажды в теплицу зашла хозяйка и со словами:

- Вот ты, мой великанчик! - сорвала его и положила в корзинку.

Огурчик был вне себя от радости. Его не забыла хозяйка, и он нужен ей. Огурчик чувствовал теплоту её рук и ощутил те же чувства, что и все огурчики – он был просто на седьмом небе от прикосновения рук хозяйки и чуть не сошёл с ума.

А хозяйка тем временем занесла своего огурца домой, обтерла его тряпкой и положила в большую корзинку вместе с огромным помидором и очень большой капустой. Сама она ушла переодеваться, так как им всем предстояло ехать в город.

Наш огурчик, а, точнее огуречище вежливо поздоровался с помидором и капустой. Помидор презрительно посмотрел на огурец и повернулся к нему спиной, так и не ответив на приветствие. А капусточка сказала:

- Здравствуй, огуречек. Я рада, что хоть с тобой можно поговорить, так как я уже с утра в этой корзинке вот с тем надутым и напыщенным помидором. Но мы с ним даже и парой фраз не перекинулись. Он не считает нас серьёзными овощами. Он только один самый главный овощ. А мы все не овощи, а так себе – еда для людей. Так что не обращай на него внимания.
- Слушай, капусточка, - спросил огуречек, - а ты не скажешь, почему нас тут хозяйка собрала. У меня в теплице всех огурцов уже давно собрали. Я последний остался.
- Не знаю, - честно призналась капуста, - давай полежим и подождём.

На этом они и порешили. Через некоторое время пришла хозяйка, взяла корзину с тремя овощами - гигантами, отнесла её в багажник машины, и они поехали.

В багажнике, кроме корзинки, ничего не было, но было темно и плохо пахло. Огурчик, да и капуста с помидором впервые дышали таким воздухом. И если огурец с капустой немного повздыхали из - за плохого воздуха и затем продолжили свои беседы на разные овощные темы, то помидор всю дорогу ворчал и ругался на всех подряд. Он не привык, чтобы с ним так обращались, и требовал лучшего места для себя. Но на него никто не обращал внимания, так как наш огуречек и капусточка всю дорогу очень оживлённо беседовали.

Через некоторое время машина остановилась, хозяйка открыла багажник, достала корзинку и понесла овощи. К каждому овощу она приделала бумажную бирочку и положила на разные места. Наш огурчик оказался рядом с другими огурцами. Они были все разные. Одни такие же длинные, как и он, но намного тоньше. Другие же, наоборот, были не такие длинные, но очень толстые. Капусточку унесли к капустам, а помидора – к помидорам.

Наш огурчик решил спросить у соседних огурцов:

- Добрый день всем Вам, уважаемые огурцы. Не объясните ли Вы мне, почему мы с Вами здесь лежим, и что с нами будут делать?

Один, самый толстый огурец, ответил за всех:

- Здравствуй. Хоть мы и не любим разговаривать между собой, но я тебе отвечу. Ты, как и все мы, присутствуешь на осенней выставке овощей, которую устраивают люди. Из всех нас будут выбирать самого лучшего огурца, помидора, капусту. Люди будут ходить и рассматривать, измерять, взвешивать всех нас. Потом они обсудят и назовут победителей в каждой категории. Среди огурцов, помидоров и других овощей выберут по три самых лучших. Их хозяев наградят. А нас съедят. Вот и всё. И хватит болтать, лежи и жди.

Огурчик понял, что больше никто с ним не будет разговаривать, лёг и стал ждать. Скоро подошли люди и стали выполнять разные действия со всеми огурцами: одни замеряли, другие - взвешивали, третьи – записывали и так далее. Это они проделывали с каждым огурцом. Потом на некоторое время их оставили в покое, выполняя то же самое с другими овощами.

Через некоторое время объявили результаты, и оказалось, что наш огурчик стал победителем среди всех огурцов. Хозяйку наградили разными призами, в том числе и денежным призом. Она очень была рада и держала свой огурец – молодец, высоко подняв его над головой.

Огурчик тоже был очень рад, и ему осталось только дождаться, когда повезут его домой и съедят, пусть и почётно, как победителя, но съедят. От этих мыслей ему было немного печально.

Скоро хозяйка положила его обратно в корзину. Там уже лежали помидор и капусточка. Наш огурчик поинтересовался у них:

- Как Ваши дела? Какое место заняли Вы на овощной выставке?

Опять ответила только капуста, так как помидор отвернулся от всех и не стал разговаривать:

- Я заняла третье место среди всех разнообразных капуст. Помидор вообще не попал даже в тройку призёров, а ты какое место взял?
- А я – первое, - гордо сказал огурчик.
- Вот это да! - воскликнула капусточка, а помидор только поёжился, - ты у нас молодец. Хозяйка будет очень довольна.

И так они продолжали беседовать всю обратную дорогу.

Когда они приехали, хозяйка выгрузила их из машины и отнесла на кухню. Там они некоторое время лежали и молчали. Каждый ждал, когда его достанут и съедят. Так пролежали они до следующего утра, не разговаривая, молча дожидаясь своей участи.

Рано утром на кухню зашли хозяйка с хозяином. Женщина достала огурец и показала его своему мужу. Рассказала ему про его первое место и награды, которая она получила. Затем показала рукой на капусту, а помидора даже и не заметила. Посмотрев всё, муж сказал хозяйке:

- Дорогая моя, давай помидор мы съедим прямо сейчас, не заслуживает он внимания и хорошего отношения. На следующий год ты вырастишь ещё больше и лучше. Капусточку нам с тобой придётся засолить. Она всё равно иначе испортится и загниёт.

А вот огурчика я предлагаю повесить на стенку вместе с грамотами и наградами. И пусть висит всю осень и зиму. Все, кто к нам будут приходить, будут видеть, какого героя ты вырастила. Они будут завидовать тебе. А весной мы из него достанем семена и попробуем посадить и вырастить сразу несколько таких гигантов.

А кушать его – что, у нас огурцов мало, что ли?

Со словами своего мужа хозяйка согласилась, и они повесили нашего огурца – молодца, победителя, на виду у всех вместе с призами и наградами.

Наш огурчик был очень горд собой, ведь как - никак, а именно его оставили на размножение, а не просто съели. Значит, не зря он рос.
Огурчик видел, как съели заносчивого помидора, засолили капустку. С ней он, правда, успел ещё один раз побеседовать.

Так он провисел до весны. И все люди удивлялись, до каких размеров вырос огурчик. Все восхваляли хозяйку и её мужа, поздравляли с победой. Просили весной дать семечек от их огурца - победителя. Хозяева были не против.

Так и прожил наш герой – огурчик дольше всех огурцов из их теплицы и стал самым известным огурцом во всей деревне.

Вот и вся история. Спасибо Вам за внимание.

Простое счастье у людей
Быть может только от идей.
И даже просто огурец
Дать может счастье для сердец

                                                                                                                                              Сказка про огурца - молодца, победителя
                                                                                                                                                              Автор: Игорь Антипин

Отредактировано ОЛЛИ (2024-09-15 09:18:24)

Щука

Щука шла из Новогорода. Слава!
Она хвост волокла из Бела - озера. Слава!
Как у щуки чешуйки серебряные. Слава!
Что серебряные, позолоченные, Слава!
Как у щуки спина жемчугом сплетена. Слава!
Как головка у щуки унизанная. Слава!
А на место глаз - дорогой алмаз. Слава!

                                                                                Щука
                                                            Подблюдная русская песня (*)
__________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

Подблюдная русская песня - Подблюдные пе́сни — русские обрядовые песни, исполняемые во время святочных гаданий по жребию, которые в иносказательной форме предвещают будущее каждому участнику. Наиболее широко распространены на Русском Севере (вологод., костром., новгород., твер., владимир.), у русского населения Западной Сибири; зафиксированы также в центральных и южнорусских областях (смолен., москов., калуж., рязан., тул., орлов.).
__________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(сказка по мотивам легенд и мифов народа ханты)

Давно это было. Тогда люди ещё со зверями и птицами дружно жили, даже язык их понимали. Так давно это было, что даже на снег похожий старик, живущий в вечерней стороне солнца среди нескончаемых болот, не на своём веку  видел. Ему, говорят, сам Але-Ике – Большой старик о том поведал, а он уже и людям рассказал, теперь все знают. Говорят и старуха, похожая на лёд, живущая в утренней стороне солнца тоже историю про прожорливую щуку сказывала. Откуда ей о щуке стало известно – никто не знает, она и сама уже не помнит. В те времена все люди на земле знали о страшном звере – щуке, поедающей и зверей и птиц и людей.

Говорят, что была она такой огромной, что если кто встречал её, то от страху терял рассудок и сам полезал в открытую щучью пасть. Ей же оставалось только проглотить. Бывало, что и лось мог угодить щуке на обед, что уж говорить о птицах или о зайцах, которых ненасытная щука проглатывала прямо целыми выводками.

Стали в стойбищах замечать, что люди пропадают: в одном месте старик ушёл в лес с топором и не вернулся, в другом – женщина пропала. За хворостом ушла, и нет её до сих пор. А тут и вовсе рыбак исчез вместе с обласом (*). Пошли слухи, что из Большого озера по ночам стала выходить на сушу  огромная щука. Вот и начала она охотиться и на людей и на зверей. Всех, кого ни повстречает на своём пути, непременно съест.

        Думали-думали люди, как быть, и решили идти к богатырю – сыну золотого света Ими Хили, живущему посреди большого соснового бора в огромном чуме из ста сорока золотых оленьих шкур, возвышающемся над деревьями – далеко его видать, примета верная. Сам Нум Торум – главный бог народа ханты поставил богатыря, чтобы людей защищал, чтобы учил их охотиться да рыбу ловить. Люди давно уже и охотиться научились и рыбу добывать. Теперь великану не о чем заботиться. Обленился он немножко без работы. Давно никого не видел, давно его никто ни о чём не просит, давно уже никто  не докучает ему.

         Знают люди, что не любит богатырь, когда попусту тревожат. Стали рядиться, кто же пойдёт. Страшно – а вдруг осердится, что зря покоя лишили самого Ими Хили – сына золотого света. С одной стороны – дело-то не пустяшное: люди же пропадают, много зверей щука извела. Скоро охотиться не на кого будет. А с другой стороны если посмотреть, то покажется ли богатырю такие людские неприятности заслуживающими его богатырского внимания.

Трое только решились идти к богатырю: у одного отец пропал, тот, что с топором ушёл в ближайший бор; у другого жена из лесу не вернулась – за хворостом ушла; а третьего взяли с собой – он самолично видел, как лось  в щучью пасть полез.

        Семь дней и семь ночей шли отважные мужчины в сторону полуденного солнца, в тот бор, где жил великан Ими Хили. Ночью зажигали  яркие факела из смолья. Все знали, что щука света боится, и не посмеет приблизиться к человеку с огненным факелом  в руках.

        А вот и чум над деревьями возвышается, а над ним дым поднимается клубами до самого неба. Заходят в чум великана мужчины, кланяются низко.

- Зачем пришли ко мне? – спрашивает Ими Хили. А голос такой зычный, что задрожало всё, даже огромные медные чаны зазвенели.
- Щука  большая - пребольшая ходит по ночам в нашем лесу. Людей много погубила, - говорит один, – мою жену кровожадная проглотила.
- Моего отца хищница съела вместе с топором. Внуки плачут – деда лишились…, - подхватил другой.
- Может вы духов вашей земли потревожили, может, не почитаете их?  Вот и забрал  людей лесной дух Кар-Ики, - говорит великан.
- Духов леса и воды мы почитаем, и недавно лучшего оленя белого в жертву принесли, песни им пели, пляски плясали.  Не за что на нас гневаться духам земли, - говорит один.
- Мы почитаем землю свою, ничего не делаем такого, чтобы вызвать гнев её, - подтверждает  другой.
- Кто видел щуку прожорливую?  Есть ли свидетели её бесчинств, и кто подтвердить может, что щука такая большая и всесильная людей забирает, зверей изводит?

Тут наступила очередь третьего мужчины.

- Я видел, как большой лось с огромными, как дерево, рогами остановился, будто завороженный, а перед ним, как пещера большая разверзлась щучья пасть. Я даже лук опустил, не стал стрелять лося.  А он послушно шагнул в пасть её и там скрылся. Мне повезло, что  я в стороне стоял, что не выдал себя выстрелом. Не заметила меня щука, да и, видимо насытилась она таким большим лосем.

        Задумался великан – сын золотого света. Слышал он про щуку, но ему казалось, что люди выдумали эту историю, что это Кар-Ики – лесной дух забирает мужчин и женщин за грехи ими вершимые; но рассказ отважного охотника убедил великана в том, что это именно щука наводит на них такой ужас.

- Помоги, добрый и справедливый Ими Хили, - услышал он просьбу посланцев  стойбища, - помоги избавиться от страшного зверя – этой прожорливой щуки.

        Долго молчал великан. Думал, как помочь людям. Понимал, что может не хватить ему силы богатырской, чтобы справиться с таким ненасытным чудовищем.

- Даже мои собаки бессильны перед силой такой щуки: не обучены они охоте на такого зверя. Раскроет щука пасть,  они и полезут ей в глотку послушно. Нет у них силы против щучьего глаза, - пророкотал Ими Хили.
- Так сила щуки в глазах её? – спрашивает один.
- Так вот почему звери и люди каменеют перед этим чудовищем, - удивляется другой.
- Вот почему они сами полезают в ее пасть, - испуганно удивляется третий.
- Да, сила щуки в её жгучих глазах. Они свет - огонь душу изводящий излучают. Тут без шамана не обойтись, тут знать нужно, чего щука боится, в чём слабость её. Ждите меня в чуме, чаю попейте, мяса оленьего отведайте, а я к шаману пойду, совет его нужен, - сказал великан. Одел малицу (**) бобровую, сшитую из семидесяти бобровых шкур, и вышел.

        Только через семь дней услышали мужчины шаги великана. Зашёл он в чум, сел на свой огромный стул, ножки у которого были толщиной с толстый кедр. Налил себе семи ведёрную кружку чая.

- У шамана был, пророкотал великан, - вот, что он сказал: боится щука света дневного. От солнечного света силу свою теряет. Велел большую яму вырыть в светлом бору, чтобы свет в неё проникал, а приманкой будут семь лучших оленей – по одному с каждого стада.
- Не жалко нам оленей, не боимся мы труда: выкопаем яму такую, чтобы не смогла щука вылезти из неё.

        Семь дней копали яму. Даже дети помогали, так хотелось ненасытную щуку изловить, чтобы страх ушёл, чтобы не пропадали люди, чтобы не переводились звери в лесу. Великан Ими Хили тоже в помощь пришёл с лопатой своей богатырской. Без него не справиться бы с такой работой.

С лесными зверями, птицами сговорились, чтобы никто семь дней и ночей не выходил в лес из своих лежбищ, гнёзд и нор.

- Пусть изголодается щука тогда и попадётся на приманку, - так сказал шаман великану Ими Хили, так передавали  друг другу люди; так и зверям и птицам растолковали на их зверином и птичьем языке люди, которые ещё не забыли язык зверей и птиц.

        И вот на седьмой день прилетел ворон в стойбище и сообщил весть добрую – попалась щука в яму. Как ни  старалась  вылезти, а не получается: края песчаные осыпаются и никак не может она подняться к краю глубокой ямы. Наступило утро, взошло солнце. Стали лучи его проникать в яму, ослепили они щуку, и лишилась она сил своих колдовских.

Начали люди тащить её наверх, но никак поднять не могут, такая она была огромная. Слух и до великана дошёл, что попалась щука. Ворон весть принёс, и рассказал, что люди вытащить её не могут, помощи просят.

         Помог великан достать щуку из глубокой ямы. Тут и шаман прибыл на своей лодке. Велел щучью голову сварить. Не оказалось на стойбище казана достаточно большого, чтобы щучья голова туда поместилась. Снова помощь доброго великана Ими Хили понадобилась: притащил он свой огромный медный казан. Как раз голова хищной щуки поместилась. Много больших деревьев ушло на то, чтобы достаточно жаркий костер развести, чтобы такой большой казан на него водрузить, да чтобы закипело такое большое количество воды. Через семь дней сварилась щучья голова.

Стали  голову разбирать. Достаёт большую кость шаман и говорит:

- Это лосиная нога, – и все видят лосиную ногу.

        Вдруг начинает она покрываться шерстью, а потом и вовсе в лося превращается. Лось встряхнул рогами и умчался в лес.

- А это женщина с охапкой дров, - говорит, как будто заклинает шаман.

        И вдруг чудесным образом оживает недавно потерявшаяся женщина. И муж обнимает её и радуется.

- Но ведь эта кость и на мужчину с топором похожа, - лукаво подмигивает шаман. И таких косточек в голове щуки - две.

        Как только он так сказал,  кость в тот же миг ожила и превратилась в мужчину с топором. И внуки узнали в нём своего дедушку. Обступили его, радостно кричат:

- Дедушка, дедушка!
- А вот и облас, а в нём человек - рыбак сидит, - показывает всем шаман ещё одну косточку.

    Чудесным образом облас превращается в настоящий  рыбацкий челн, а в нём  пропавший рыбак сидит.

- Это муж мой, - узнала молодая женщина, и громко засмеялась, впервые с тех пор, как пропал её муж - рыбак.
- А это глухарь, - хотел показать косточку шаман, но не успели люди даже разглядеть её, как вдруг прямо с руки взлетел один глухарь, потом другой.

        И стали веселиться люди стойбища. А как не веселиться, если теперь нет в  лесу такого страшного зверя. А ещё больше радовались  от того,  что сам верховный бог Нум Торум повелел отныне щукам жить только в воде, и не ходить по лесам, не пугать людей, зверей и птиц. Шаман об этом поведал – ему слово божье доступно.

Глоссарий:

Але-Ике – Большой старик, почитаемый народом ханты, который помогает людям, у него ханты спрашивают совета.
Нум Торум – верховное божество, бог.
Ими Хили –  сын золотого света, Торум поставил его  помогать людям.
Облас – деревянная лодка  долбленка из цельного дерева.
Кар-Ики – злой дух леса, который может наказать тех, кто не почитает духов земли.

                                                                                                                                                                                                             Щука
                                                                                                                                                                                      Автор: Валерий Михайловский
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) А тут и вовсе рыбак исчез вместе с обласом - Облас — это сибирская гребная лодка - долблёнка, используемая коренным (южные селькупы, ханты, манси, кеты) и старожильческим русским населением Западной и Средней Сибири на таёжных реках. Облас изготавливается без киля. Его внутреннюю часть выбирают или прожигают. Лодка изготавливается из крупных кусков дерева (кедр, осина, тополь-осокорь), смолится (заливается гудроном) длиной до 4 и более метров.

(**) Одел малицу  бобровую, сшитую из семидесяти бобровых шкур - МАЛИЦА (ненецкое – мальця), мужская плечевая одежда у оленеводческих народов европ. и зап.-сибирской тундры (ненцы, сев. группы коми, хантов, манси и русских) – глухая рубаха длиной ниже колен. У коми М. носили также женщины. Шьётся из 2 -ух цельных оленьих шкур (т. н. приуральский тип) мехом внутрь; иногда с боков вшиваются ещё 2 небольшие шкуры, подол надставляют широкой полосой меха.

Отредактировано ОЛЛИ (2024-09-18 12:30:32)

В золотом бархате августа

Всё крепче брак с годами, как вино,
Мы короб запечатаем надёжно,
Чтоб через годы распечатать вновь
Могли вы те слова, в которых сложно
⠀
Не разглядеть всю силу той любви,
Что светится в глазах у вас сегодня
И много счастья принесёт двоим.
Пусть этот короб будет ежегодно
⠀
Напоминать, как ценен ваш союз.
Пусть сладок, как игристое, он будет,
Пусть крепостью напомнит крепость уз,
Соединивших две дороги судеб.
⠀
Открыв вино и выпив по глотку,
Вы вспомните то самое мгновение,
Когда подобно яркому цветку
Любовь в сердцах вам стала откровением.

                                                   Стихотворение к винной церемонии
                                                          Автор: Татьяны Агаповой

Эта история произошла вдали от городов и сёл, в большом тёмном и дремучем лесу. «Что за история?» — спросите вы. Я хочу рассказать вам о свадьбе соек...

Сойка Захарий решил жениться на очаровательной сойке Кетеване, славившейся не только своей красотой, но и необыкновенным лукавством.

Венчал молодых почтенный старец сойка Фома. Он старательно возвёл очи горе и возгласил:

«Благослови, господи, новобрачных, внуши им взаимную любовь и верность! И да размножатся они, яко рыба в воде и звёзды в небе! Да хранится в неизменной чистоте ложе раба твоего Захария и рабы твоей Кетеваны. Аминь!»

И сказавши это, он возложил на головы молодых великолепные венцы, сплетённые из полевых цветов.

«Аминь! Аминь!» — послышались отовсюду возгласы. Это закричали званые гости: сойки, щеглы, чибисы, зяблики, краснозобики, куропатки, ореховки, зиньки, чижи, дятлы, горлинки, голуби и многие другие.

Гостей собралось такое великое множество, что ступить было некуда.

Для свадебного пира выбрали чудесное место: лесную поляну, густо заросшую травой и усеянную всевозможными цветами. Огромные деревья защищали её со всех сторон. Цветы тоже были настроены радостно: они были гостями на этой свадьбе. Тут же пробивался из - под земли холодный прозрачный родник.

Длинный стол был уставлен разнообразными яствами и фруктами. К столу были поданы тысячи различных червячков и мошек и семена всевозможных трав...

Молодых усадили на тахту, засыпанную цветами, уселись и гости, и начался великий пир.

Еды и питья было в избытке.

Вина лились разные, а кахетинское, рубиновое, лилось рекой.

Все выпили за здоровье молодых, щедро одарив их подарками. Дятел, примостившийся неподалеку, у дупла сгнившего пня, громко затянул «Мравалжамиер» (*).

— Эй ты, крикун! Что же ты вина не пьёшь? Разве это дело?! А ну, выпей! — закричали в один голос все птицы.
— Постойте, друзья, погодите одну минутку, благослови вас господи. Я тут одну жирную гусеницу нашёл — дайте мне её выколупнуть, а там поите меня вином, сколько вашей душе будет угодно! — отвечал дятел, принимаясь старательно колупать гнилушку.
— А ну, посмотрим, чего ты стоишь! — закричали опять птицы. — Смотри, не промахнись, не сумеешь её вытащить, пропадёт твоя головушка — голодом тебя заморим, так и знай!

Дятел довольно долго долбил гнилушку клювом и постукивал по ней лапками. Наконец его старания увенчались успехом: он вытащил длинного червяка, напоминавшего сброшенную змеиную шкурку, и поднёс его в клюве молодым.

— Да здравствуют новобрачные! — закричал дятел громко. — Слава всей честной компании! Ура!
— Да здравствуют, да здравствуют все! Ура! Молодчина дятел! Ни себя, ни нас не посрамил! — кричали птицы.

Тамада поднял тост за «доброго молодца» — дятел своей отвагой и ловкостью вполне заслужил его — и передал ему турий рог, наполненный вином. Дятел не переводя дыхания осушил его и бросил обратно тамаде.

А тамадою был всё тот же старец Фома.

— Что ж это — хлеб едят, вино пьют, а песен не поют! — крикнул вдруг ворон и своим прекрасным голосом грянул застольную. Ему стали вторить остальные, и песня загремела с такой силой, что содрогнулись леса и горы.

Цветы покатывались со смеху.

Неподалёку в своей норке жил мышонок. Свадебный шум и крики нарушили его покой, и он выглянул наружу. Долго смотрел он на птичий пир и веселье, на жирные, вкусные и обильные угощения и глотал голодную слюну. Долго он крепился и наконец не выдержал:

«Будь что будет», — сказал он сам себе, подбежал поближе и скок! — очутился прямо перед молодыми на большой вазе с орехами.

— За вновь прибывшего! Да здравствует вновь прибывший Пискун! — приветствовал его птичий хор. — Молодец, что пришёл к нам, порадовал нас, дружище! — кричали подгулявшие гости.
— Будьте здоровы, будьте счастливы, дорогие! Пусть не иссякают веселье и добрые дела в вашем доме, да благословит вас господь! — попискивал мышонок, с усердием вгрызаясь в самый большой орех.
—  А ну, поднесите вина Пискуну! Вина! — воскликнул тамада. — Ему надо побольше выпить, чтобы догнать нас!
— Милые мои, ведь не пью я! Вот орехи — это да! Орехи для меня дороже света дневного! Вы продолжайте веселиться, а я пока орешками займусь, в обиде не останусь!
— Что ты сказал? «Не пью?» Это что за ответ? На, выпей, не то на голову все тебе выльем! — угрожающе проговорил тамада, передавая дятлу рог с вином. Тот, почтительно приняв из рук тамады рог, подсел к мышонку.
— Выпей, дружок! Ведь сегодня у нас свадьба, а не что - нибудь! А где это слыхано, чтобы на свадьбе грызть орешки! Осуши этот рог, а там грызи, сколько душе твоей будет угодно! — упрашивал дятел, настойчиво протягивая Пискуну рог.
— Не могу, братец, отстань ты от меня! Не умею, и все тут! — отказывался мышонок, отворачиваясь от вина.
— Лейте, лейте ему прямо на голову! Пусть не упрямится, — распалился тамада. — Неужели ты, невежа, не выпьешь даже за здоровье молодых?!
— В жизни я вина не пил, люди добрые, а вы хотите меня сразу приучить! Как же это можно, что за каприз такой? Вы ведь народ порядочный, солидный!.. Вот лучше за здоровье молодых я съем один желудь.
— Влейте в него! Насильно влейте в этого разбойника! Зачем он приплёлся сюда, если не умеет пить! Лейте ему прямо в глотку! — уже хором кричали птицы.

Дятел ухватил Пискуна одной рукой за шиворот, а другой стал лить вино из полного рога прямо ему в рот.

— Будь твоя воля, ты бы, конечно, не выпил, сударь, а здесь слово тамады — закон! Посмотри, сколько здесь народу — и все пьют, один только ты такой упрямый нашёлся! Смелей! Смелей! Грех отказываться от такого добра, оно на пользу идёт, как материнское молоко!

                                                                                                                                                                                                  Свадьба соек (Отрывок)
                                                                                                                                                                                                  Автор: Важа ПШАВЕЛА
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) громко затянул «Мравалжамиер» - «Мравалжамиер» — это грузинское слово, которое в переводе означает «многие лета». Так же это название национальной песни, исполняемой грузинским многоголосием на Новый год и свадьбах. В этой песне грузины обращаются к Богу и просят у него долгих лет для всех мужчин, кто собрался за столом, и благословения во всех делах.

Отредактировано ОЛЛИ (2024-09-22 18:13:24)

Сказка  - Ложь ..  про Блоху и других Н.

Жил старик со своею старухою,
лет пятьдесяти (примечание).
И любил он её до безумия,
несмотря на года,
отчаянно.
А иначе б не шёл так безропотно
к рыбке золотой,
с пожеланьями,
И не возвращался потом домой,
прямо как агнец на заклание.
Сразу попросил бы себе избу
и жену молодую, красивую,
Да ещё,
чтоб его новый дом стоял
по ту сторону моря синего...

                                 Сказка ложь, да в ней намёк... (Избранное)
                                                 Автор: Оксана Герман

Motto: Viribus unitis res parvae… dilabuntur! (1)

Жила-была Блоха. И была она легкомысленна. По крайней мере, так аттестовали её другие кусательные насекомые. В том числе и свои сёстры - блохи:

— Легкомысленная блоха! Беспринципная блоха!

А Иван Иванович Клоп добавлял басом из щели:

— Жаль мне Блоху. Пропадёт Блоха ни за понюх табаки. Жаль. И талант ей кусательный отпущен от природы, и прыткость изрядная: на сто корпусов выше самой себя скачет. И по белому свету Блоха попрыгала: образованная! Видывала людей всякой кожи и крови, — а вот глубины мысли, да традиций, да принципов ей Бог не дал.

Кусательные насекомые почтительно выслушивали умные речи Клопа, а наиболее юные и любознательные вопрошали:

— Иван Иванович! Какие, собственно, суть блошиные традиции, и чем эта недостойная Блоха им изменяет?

Иван Иванович отвечал:

— В том, судари мои, заключается легкомыслие её и недостойность, что куслива-то она весьма, да не по расписанию кусает. А насекомое солидное должно кусаться с основательностью, соблюдая строгую верность программе.
— А что такое программа, Иван Иванович? — любопытствовали насекомые. Он объяснял:
— Программа, друзья, есть слово иностранное, и значит оно по-русски — умеренность и аккуратность. Золотые, сударики мои, качества! Кто ими проникнут и напитан, тот, можно сказать, всю книгу жизни насквозь постиг и весь век до конца дней своих безбедно в родимой щели прожуирует.
— А вы, Иван Иванович, вы? Вы умеренны и аккуратны?
— Я? Господи Ты Боже мой! Да как же мне умеренным и аккуратным не быть, коли я всю молодость свою у самого Алексея Степановича Молчалина (2) в турецком диване прожил? Хе-хе-хе! Лиза, горничная, меня из кухни — вот этакого — на лифчике занесла, да в амурных попыхах на диване и оставила. Почтенный человек был Алексей Степанович, муж совета, добродетельный. Сосёшь, бывало, кровь из него, так и чувствуешь, как в тебя программа переливается. Мудрый-с!
— Но ведь вы-то, Иван Иванович, всё-таки, либерал?
— Либерал-с. А на счёт чужой кожи даже большой либерал. Да ведь что же? Либерализм, сударики, не грех, а грешны лишь неумелые проявления либерализма. А ежели кто, как я, от самого Алексея Степановича программу всосал, так тому и либерализм — сполагоря. Даже в пользу! Потому — такой клоп ко всем оборотам жизни заранее приуготовлен. Знает, когда слиберальничать, знает, когда начальству угодить. А вот Блоха-с в молчалинском диване не жила, — оттого она принципов к жизни и не имеет.
— Ещё бы! — хором хохочут кусательные насекомые. — Откуда ей, шельме, принципов набраться? Всю жизнь по актёрикам, да по танцоркам прыгала. Известно, какой это народ. Самый легкомысленный народ!
— Легкомысленный и беспринципный!
— Беспринципный и легкомысленный!

Другой Клоп скрипит, — Пётр Иванович — из другой щели:

— Из-за её беспринципной неосторожности и мы все рискуем в ответ попасть, под персидский порошок этот… фи! для клопа с возвышенными чувствами — abominable! (3) .. Я понимаю: кусать. Я сам кусака, это наше назначение — кусать, мы, nous autres punaises (4), не можем не кусать. Но — знайте же меру, mes chers! (5) Уши выше лба не растут. Кусай, но кусай по чину!
— Золотые ваши слова, Пётр Иванович! — восторгались насекомые, а Иван Иванович из молчалинского дивана одобрительно откликался.
— Верно-с. Кусать кусайся, а табели о рангах забывать не моги. Вот, скажем к примеру, живём мы с вами теперича на куфне у господ Звездинцевых и Бога за своё благодушество хвалим. Так уж я и знаю свой термин: в господскую спальню не ползу. Потому имею соображение. Коль скоро я, заползши в перину к господину Звездинцеву, растерзаю его плоть, явится это ощущение для господина Звездинцева новым, непривычным, неожиданным. И, — от новости, пробудясь, — может господин Звездинцев меня, в испуге, прихлопнуть ладонью, и останется от меня мокренько. А если господин Звездинцев меня не прихлопнет на месте, то завтра по утру, пия кофей, всё же непременно скажет своей супруге: — Душенька! в прошедшую ночь что-то ползучее меня пренеприятно кусало. Должно быть, у нас клопы развелись. Распорядись, чтобы люди хорошенько вытрясли перину и посыпали её персидским порошком. Стало быть, помимо меры, лично против меня, клопа Ивана Ивановича, направленной, получится ещё мера общая, преследующая цель истребления всего клоповьего рода, чрез персидский порошок. Так ли я говорю, или не так-с?

Насекомые безмолвно, но восторженно лапкоплескали. Иван Иванович Клоп самодовольно продолжал:

— Вот почему я, жалея себя и весь клоповий род, никогда не кусаю ни господ Звездинцевых, ни барченка Вово, ни барышню Бетси, ни родню их, ни гостей их, ни даже камердинера Фёдора Ивановича, горничную Таню и франта - лакея Григория, хотя у них и кожа тонкая, и кровь вкуснее, наигранная от сладкой пищи. Но демократически выжидаю, покуда уснут кухарка Лукерья или друг её, Старый Повар, и тогда, спустясь на них из щели, кусаю и сосу в полное удовольствие. Это и питательно, и вкусно, и безопасно. Потому что кухарка Лукерья и Старый Повар — люди простые, едят пряники неписанные. Они привыкли служить пищею клопу, они почти готовы видеть своё провиденциальное назначение в том, чтобы клоп их ел. Вот-с. Оттого я, Иван Иванович Клоп, и живу, сыт, жирен и благополучен, что знаю, кого позволительно кусать-с и когда кусать-с. А Блоха… Нет, она себе шею сломит! Высоко прыгает Блоха! Легкомысленна Блоха! Легкомысленна и беспринципна!

И вторил хор:

— Легкомысленна! дерзка! беспринципна!
— И себя погубит, и других под персидский порошок подведёт!

Иногда Блоху приводило в ярость тупое лицемерие её кусательных коллег, и, в мстительном негодовании она бросалась на кого либо из насекомых - Молчалиных и закусывала его на смерть. Тогда прочие бежали, кто куда горазд, но, удирая, не забывали кричать друг другу:

— Вы видели? Она уже бросается на своих! Ну, не правду ли мы говорили, что у неё нет никаких принципов?

А пальцы надвигались…

— Да, помогите же мне, чёрт вас возьми! — в бешенстве говорила Блоха кусательным насекомым. — Ведь свои же мы, наконец! В одной каторге-то маемся!

Но они отвечали:

— То есть, как вам сказать? Конечно… хотя… впрочем… однако… мы, собственно, никогда не были одного лагеря. А затем, видите ли, ведь вы, говоря правду, сами виноваты. Такая беспринципная неосторожность… Нет! Нет! Будь, что будет! Мы умываем лапки и утираем щупальца. Ибо, если мы примем вашу сторону против пальцев, то боимся, не посыпали бы нас всех персидским порошком.

И увидала Блоха, что стоит она на белом свете одним-одна, одна - одинёшенька, и осенил её дух отчаяния. И выпрямилась Блоха, и возопила она во весь свой блошиный голос:

— Коли так, погибни, душа моя, с филистимлянами! (6)

И сама бросившись прямо на грозные пальцы, принялась кусать и язвить их, так что пальцы завизжали, покраснели, распухли, болезненно щёлкая дружка о дружку верхними суставами. А Блоха неистовствовала и, гордая своим предсмертным азартом, воображала, что она — Самсон (7).

Но то продолжалось лишь одно мгновение. В следующее — Блоха, как маковая росинка, чернела в карающей руке между перстами большим и указательным…

— Умираю за свободу кусаться! — успела слабо пискнуть она. Презрительный смех кусательных насекомых был ей ответом.

Ноготь щёлкнул. От Блохи осталось маленькое коричневое пятнышко. Это был её единственный некролог. Но между кусательными насекомыми о ней до сих пор рассказывают сказки детям, заключая их полезным нравоучением:

— Вот, что значат легкомыслие и беспринципность!

Дети ужасаются и научаются быть принципиальными и глубокомысленными.

Но персидским порошком всех их, всё-таки, время от времени посыпают. И тогда они дохнут коллективно. И в коллективном издыхании находят нравственное удовлетворение.

                                                                                                            Сказка о легкомысленной блохе и её житейских огорчениях
                                                                                                                                              Автор: Амфитеатров
__________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(1) Motto: Viribus unitis res parvae… dilabuntur! (лат.) - Девиз: объединив усилия, маленькие объекты распадаются на части...

(2) у самого Алексея Степановича Молчалина в турецком диване прожил -   Алексей Степанович Молчалин — один из главных героев стихотворной комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума», секретарь Фамусова, коллежский асессор. Молчалин — человек, поднявшийся из низов (Фамусов называет его «безродным»). По характеру — приспособленец, таким его воспитывал отец. Молчалин кажется застенчивым и несмелым, почтительным и послушным. Он, как отзывается о нём острослов Чацкий, «услужлив, скромненький», «на цыпочках», «не богат словами». Молчалин имеет скрытую от других глаз цель, к которой идёт медленно, но верно, — занять своё место в верхушке общества. Ради достижения этой цели он готов отказываться от развлечений, свойственных молодости, притворяться. Имя Молчалина стало нарицательным, обозначающим льстецов, подхалимов, послушных исполнителей всех распоряжений руководства, скрывающих своё собственное мнение.

(3) для клопа с возвышенными чувствами — abominable! -  Abominable(фр.) - Мерзость!

(4)  кусать, мы, nous autres punaises - nous autres punaises (фр.) - мы, другие клопы

(5) Но — знайте же меру, mes chers! - mes chers (фр.) - мои дорогие

(6) Коли так, погибни, душа моя, с филистимлянами! - Филистимляне — древний народ, живший на восточном побережье Средиземного моря. В конце 2-го тысячелетия до н. э. они были частью коалиции народов моря. После распада коалиции поселились на побережье области, которая по наименованию народа получила название Палестина. Пять городов, в которых они расселились, образовали религиозно - политический союз вокруг культа бога Дагона. В 12 веке до н. э. филистимляне начали активную экспансию, фактически установив гегемонию над всей Палестиной. В конце 7 века до н. э. они оказались в зависимости от Вавилонии. Значительная часть филистимлян была переселена в Месопотамию, в результате чего они как народ исчезли, слившись с окружающим населением.

(7) и, гордая своим предсмертным азартом, воображала, что она — Самсон -  Самсон - Самсон — ветхозаветный судья - герой, прославившийся своими подвигами в борьбе с филистимлянами. Подвиги Самсона описаны в библейской Книге Судей (главы 13 – 16). Он происходил из колена Дана, наиболее страдавшего от порабощения филистимлянами. Сын Маноаха и его жены. Самсон вырос среди рабского унижения своего народа и решил отомстить поработителям, чего и достиг, совершив множество избиений филистимлян. Будучи посвящён Богу в качестве назорея (*), он носил длинные волосы (в семи косах), служившие источником его необычайного могущества.

(*) Будучи посвящён Богу в качестве назорея - Назорей - Назорей (отделенный или посвящённый) — название человека (мужчины или женщины), который дал Богу обет не пить вина или крепких напитков, не есть виноградных ягод и вообще пищи, приготовленной из плодов виноградной лозы, и во время обета не стричь волос. По закону назорей должен был считать себя посвящённым Господу и тщательно следить, чтобы не прикасаться к мёртвому телу. Некоторые были назореями от чрева матери, то есть посвящёнными ещё до рождения, как, например, Самсон, Самуил и Иоанн Креститель.

Отредактировано ОЛЛИ (2024-09-26 19:15:43)

В лучах сияющего дня

Мальчик....Мальчик!!!!!..Милый мальчик!
Молодость горит в глазах!!!!!!!
Свет любви, как солнца зайчик,
Жаждет счастье показать..

Мне, за то, что я любуюсь
Совершенством в свете дня,
Что, нисколько не торгуюсь,
За любовь в беспечных снах....

И за то, что я с улыбкой
Отношусь к твоим грехам...
Что Любовью ясноликой
Прикоснусь к твоим ногам ....

                                    МИЛЫЙ МАЛЬЧИК!!!! (ОТРЫВОК)
                                            Автор: Парвати

Давным – давно в далеких синих горах, на склонах которых росли светло - золотистые сосны, достающие небо своими вершинами, жил маленький Мальчик со светлыми кудрями льняных волос и глазами – синими и бездонными, как горные озёра. Каждое утро встречал он рассвет, рождающийся в океане солнечных брызг, из которых выплывало сияющее и ласковое Солнце. Оно нежно касалось лучами его лица и говорило ему:

- Здравствуй, Мальчик! Я снова пришло, чтобы дать тебе радостный день, чтобы наполнить мир чудесными красками. Я пришло, чтобы беззаботно пели птицы и журчали ручьи.
- Здравствуй, Солнце! – отвечал ему Мальчик, - Я знаю, что ты очень доброе и за это я люблю тебя.

И Солнце тоже любило Мальчика. Оно любило его за то, что он не рвал понапрасну прекрасных цветов, растущих на горных полянах, и не ступал грязным башмаком в хрустально – чистые родники, бьющие из – под земли.

Так они и жили вместе – Мальчик и Солнце, Солнце и Мальчик… Но однажды вечером, когда Солнце, укрываясь одеялом из розовых облаков, уже ложилось спать, и сумерки мягким, бархатным покрывалом начали укутывать землю, вдруг что – то прошелестело в горах, и над лесом послышалась протяжная песня холодного северного Ветра. Он примчался сюда от очень большого, покрытого вечными льдами океана, и теперь, летая над горами и шепчущимися зелёными лесами, смотрел и удивлялся красоте этого края.

Он играл серебристой гладью озерной воды, сбрасывал камешки со скал и шумел листвой, посвистывая в тонких ветвях деревьев. Постепенно, сам того не замечая, Ветер становился всё сильнее и крепче. И скоро уже не ветви, а деревья гнулись под его потяжелевшим дыханием. Свинцовые волны бились об озёрные берега.

А Ветру становилось всё веселее. Он не замечал как разрываются в клочья нежные облака, ломаются сосны, и испуганные зверушки забиваются в свои норы. Ведь он был рождён с холодным сердцем, а холодному сердцу безразлична чужая боль. Ветер смеялся и разрушал, разрушал и смеялся, и некому было вступиться за этот напоенный солнечными лучами, чудесный мир.

И тогда вышел маленький Мальчик… Он вышел на высокую скалу, на которой всегда встречал Солнце и тихо сказал:

- Послушай, Ветер, то, что ты делаешь – это очень плохо…

И Ветер замолчал на мгновенье, удивившись, что ему, такому большому, и сильному мог перечить маленький мальчик. Потом громко рассмеялся:

- Ты глуп Мальчик! Но ты смелый и за это мне нравишься. И я скажу тебе самую большую правду: нужно жить только для себя! Только для себя и ни для кого больше!

И снова рассмеялся эхом в горах.

Но Мальчик, взглянув на яркое Солнце, которое пыталось пробиться сквозь тучи, упрямо ему повторил:

- Ты не прав, Ветер. Жить для себя – значит жить в пустоте. А это страшно… Мне жаль тебя, Ветер.
- Ты глупый и дерзкий мальчишка! – проревел Ветер, - Уходи! Иначе я сброшу тебя в пропасть!
- Я не уйду, потому что ты обижаешь моих друзей! – бесстрашно возразил ему Мальчик.
- Ты не хочешь уходить из – за своих друзей… - Ветер вдруг удивился, удивился и… крепко задумался, пытаясь понять ту правду, за которую был готов умереть этот мальчик.

Он думал долго, очень долго. И чем больше он думал, тем больше его сердцем овладевало какое – то странное чувство. И впервые в жизни Ветер вдруг понял, что он не знает, как ему поступить. И тогда он поднялся высоко - высоко и в последний раз взглянул на Мальчика и на горы, прикрытые синею дымкой. Посмотрел и с задумчивым шелестом полетел в наступавшую ночь. Он улетал, улетал навсегда и, улетая, уносил в своём холодном сердце каплю тепла, подаренную ему маленьким мальчиком.

А утром, когда Солнце, купаясь в собственных лучах, выплывало из – за горизонта, на высокой вершине, как и всегда, его встречал маленький Мальчик. Он улыбнулся своему самому большому другу и просто сказал:

- Здравствуй, Солнце! Я очень ждал тебя!
- И Солнце засияло в ответ ослепительной улыбкой, облило Мальчика мягкими, тёплыми лучами и тихо прошептало.
- Здравствуй, Мальчик! Я знало, что ты встретишь меня и я снова пришло, чтобы дать миру новый чудесный, сияющий день.

                                                                                                                                                                                Мальчик и Солнце
                                                                                                                                                                  Автор: Владимир Малиновский

Отредактировано ОЛЛИ (2024-10-01 13:33:21)

Сороки и Соловьи

Завелась за окошком сорока,
Целый день на берёзе сидит,
От неё лишь сплошная морока -
Без умолку трещит и трещит.

Как шальная, всё время стрекочет,
Ей, конечно же, всё нипочём,
Мне она рассказать что-то хочет,
Только вот не пойму я о чём.

На сороку всё ж зря я обижен,
Хоть она и не птица мечты,
На неё , если взглянешь поближе,
Обомрёшь от её красоты.

А она ведь и вправду красива.
Когда взмахом раскроет крыло
Чёрно - синее с белым отливом,
Понимаешь, как ей повезло.

Среди галок, ворон и синичек,
Воробьёв, дворовых голубей,
И других разных сереньких птичек
Красотой она блещет своей.

                                                        Сорока (Отрывок)
                                                    Автор: Тихонов Олег

В одном лесу жил соловей, он пел часто и под настроение, в чём не было ничего необычного, но в том лесу было полно сорок, которым песня соловья была поперёк клюва, поскольку каждая птица считает себя важной и выдающейся, а тут мелочевка, по сравнению с сороками, распелась. Окружили сороки этого соловья и стали обсуждать:

      - Цена ему совсем не миллион, а ломаный, фальшивый, грязный грошик…

      И это было значительной правдой в клювах сорок, которые все привыкли измерять в деньгах, а поскольку соловей не продавался, то и цена ему была мизерна.

      - Из перьев лезет вон, но соловью не стать сорокой…

      И это тоже была правда, поскольку даже Дарвин не рассматривал возможной подобную эволюцию, где идеалом всего живого значилась бы сорока, а соловей должен был в кого-то перевоплощаться.

      - Как возомнил он о себе, да вот наружность не изменит…

      И это тоже было правдой, с точки зрения сорок, поскольку каждая о себе мнила, а, значит, и соловей…

      Обсуждение протекало в таком духе, перемежалось советами улететь в другие края, мнениями о жажде славы… и даже о стремлении заретушировать финансовые неудачи.

Последняя мысль так прочно засела в голову сорокам, поскольку птицы они до драгоценного жадные, что одна из них, выдернув перо из своего хвоста, принялась на коре сосны накарябать сочинение и составить соловьиный, так сказать, портрет.

      - Иной причины нет для пенья соловья, как деньги и богатство…, - примерно так начала сорока сочинение, поскольку сама любила умыкнуть что-нибудь драгоценное, что плохо лежит и не могла придумать иного повода.

      Поскольку сорока не увидела рядом с соловьем сколько-нибудь заметного состояния, то решила, что деньги его не любят и есть между ними кризис понимания и любви, а потому продолжила:

      - Спать уходя, тот соловей мечтает о деньгах, но просыпаясь жнёт он бедность, и без любви…

      Она радостно застрекотала от творческой находки, и тут её мысль без отдыха заскакала дальше, поскольку всплыл ещё один вопрос, требовавший ответа: «Почему он не меняется, почему, он не действует как все нормальные сороки: не ворует в других местах, коль не получается здесь?»

      - Как слаб тот соловей, как дурен он и слаб, как жалок он в халтурном постоянстве…, - закрутила продолжение сорока, поскольку для неё изменение состояло лишь в перелёте с одного места воровства к другому, и в поиске лучшего, а тут леность и слабость – презираемые качества.   
   
      «Но к чему подобное состояние может привести?» - задумалась сорока и опять обратила мысли к своему жизненному опыту.

      «Я бы прокляла всё и вся и в первую очередь власть нашу птичью, да хоть самого Бога!» - рассудила сорока и продолжила описание жизни соловья, который в её сочинении обратился с песенным протестом против самого Неба, что с точки зрения сороки было настолько потешно, как вылавливать золотые крупинки из огнедышащей молнии, где можно и перья опалить:

      - Он, алча блеска и любви богатств, во гневе, властью неба возмутился…

      Сороку не смутил парадокс, что нельзя клевать рук, от которых зависишь, но она всего лишь сорока и как могла, так и придумала. Однако, написанное требовало разумного объяснения, поскольку соловей продолжал петь, а с небом шутки плохи, сколько раз сама мокла…

      «Небеса испугались! Да, да – испугались!? - решила эту дилемму сорока, исходя из своего же жизненного опыта, говорившего, что иначе и быть не может. - Но почему, почему? Они же такие мощные и сильные».

     Тут пришлось помучаться, но фантазия у сороки была хорошая:

      - Из жалости к болезням соловья, прописанным в диагнозах врачебных, всё небо расступилось перед ним и испугалось, а он больной, почувствовав простор, стал баловаться пением и слогом, но бестолково…

      «С больным спорить - себя не уважать. Вот он и поёт чёрт-те-что», - так расценила сорока…

      Сочинение получилось лаконичное и для сорок убедительное, собрание одобрительно протрещало и разлетелось по своим делам, то есть искать, где что плохо лежит, а соловей остался в том лесу и продолжил петь.

      Он не знал, что его обсуждают, о сочинении, написанном в его честь, а если бы узнал, то не понял бы или огорчился бы сравнению с сорокой, поскольку пел не для достижения славы или денег, а пел, потому что душа требует высказаться, самореализоваться, прежде, чем умрёт.

      Мораль этой притчи состоит в том, что не надо придавать действиям других людей абсолютные смыслы, исходя из собственного или группового опыта. Они могут быть ошибочны, потому что сороке никогда не понять соловья, как и соловью - сороку.

                                                                                                                                                                          Притча о сороке и соловье
                                                                                                                                                                             Автор: Дробот Андрей

Отредактировано ОЛЛИ (2024-10-03 17:59:45)

Сказка про страстно - вежливую Муху

Вот звуки песни полились,
Гитара плавно подхватила.
Вкруг руки гибкие сплелись,
Но гордость вмиг разъединила.
И будто между нами пропасть,
А страсть в объятие толкает.
Чем ближе мы - тем наша гордость
Все больше нас разъединяет.
Любовь, надменность и порывы...
Колени чуть соприкоснулись...
Умолкли гордые мотивы -
Мы даже вслед не обернулись

                                                     Испанский танец
                                                  Автор: Ольга Фоменко

сказка

Однажды к дяде Саше и тете Маше должны были прийти гости. Встречать гостей - это очень серьёзное дело. Тётя Маша с самого утра пекла пироги, а дядя Саша помогал ей. Он просыпал на пол сахар, наступил на кошку и прибил ещё один крючок к вешалке (вдруг на всех её хватит). Дядя Саша и тётя Маша очень волновались. Ведь гостей нужно встретить так, что бы все остались довольны.

Тётя Маша постелила новую скатерть, а дядя Саша поставил на нее тарелки, положил вилки, ложки и все остальное, что в таких случаях ставят и кладут. А в самой середине стола, как король праздника возвышался большой красивый, свежевыпеченный Пирог.

Всё было готово. Но вдруг тётя Маша вспомнила, что у неё кончились шоколадные конфеты, а гости, как известно, очень любят их. Ведь какой же чай без шоколадных конфет! И дядя Саша отправился в магазин.

Только он вышел за дверь, как в открытую форточку влетела Муха. Она покружила немного под потолком, а потом увидела свежий румяный Пирог, который всем своим видом требовал, чтобы его немедленно попробовали. И Муха сделала то, что на её месте сделала бы любая муха - она уселась на Пирог!

Когда тётя Маша увидела Муху на своём Пироге, она упада в обморок, но тут же вскочила (ведь скоро должны были прийти гости), схватила полотенце и стала гоняться за Мухой по всей комнате.

- Убирайся сейчас  же! -  кричала  возмущённая тётя Маша, размахивая полотенцем. Но Муха ловко уворачивалась от ударов, и, выбрав подходящий момент, садилась на Пирог снова и снова.

Когда дядя Саша вернулся домой с коробкой шоколадных конфет, бой был в самом разгаре. Тётя Маша бегала вокруг стола, размахивая полотенцем и крича, как индеец. Дядя Саша, конечно же, очень удивился.

- Дорогая, что случилось? - спросил он.
- Бессовестная Муха уселась на мой Пирог и ест его, - жалобно сказала тётя Маша, переводя дыхание. - А я никак не могу прогнать её.

Дядя Саша всё понял. «Сейчас к нам придут гости и увидят, что на этом прекрасном Пироге сидит Муха, - подумал он, - а кому может понравиться Муха на Пироге?»

Дядя Саша был очень умный. Он решил не гоняться за Мухой с полотенцем, а просто поговорить с ней. Он вошёл в комнату и вежливо поздоровался с Мухой.

И Муха тоже вежливо ответила ему:

- 3-з-з-з-з-здравствуйте.
- Как вам нравится этот Пирог? - спросил дядя Саша,
- Необычайно вкус-с-с-сно, - ответила Муха. - Вкус-с-с-снее, пожалуй, я не пробовала ничего на с-с-с-свете
- Сейчас к нам придут гости, и этот Пирог тётя Маша приготовила для них, - сказал дядя Саша. - Я очень прошу Вас, не могли бы Вы отправиться на кухню? Там Вы найдёте массу чудесных крошек от этого замечательного Пирога. Вам их как раз хватит.
- Из-з-з-з-звольте, - ответила Муха и полетела на кухню. Это была очень воспитанная Муха, когда к ней хорошо относились.

А потом пришли гости. И дядя Саша, и тётя Маша чудесно провели вечер. Гости очень восхищались Пирогом, который испекла тётя Маша, и всем было очень весело.

А когда включили музыку, в комнату влетела Муха и стала танцевать вместе со всеми. А потом Муха исполнила старинный испанский танец, и все долго аплодировали ей, и даже угостили Муху шоколадной конфетой.

Гости остались очень довольны.

- Больше всего, - говорили они, прощаясь, - нам понравился Пирог тёти Маши и эта славная Муха.

Муха совсем не обиделась, что первым был назван Пирог. Она была умной Мухой и понимала, что без Пирога ни одна муха не смогла бы произвести такое хорошее впечатление.

А когда гости ушли, тётя Маша сказала дяде Саше:

- Я рада, что эта Муха попала к нам на праздник.
- И я, - сказал ей дядя Саша.
- И я, - сказала Муха самой себе.

конец
                                                                                                                                                                                  Пирог и муха
                                                                                                                                                                        Автор: Герман Елизаров

Отредактировано ОЛЛИ (2024-10-05 08:23:26)

Певцы, Композиторы и Слушатели

Дети  и  собаки  в  городе  одни
Меряют  ногами  лужи  и дворы
Бродят  в  переулках с  осенью  в  листве
Позабыв , что  стынут  булки  на  столе

Им  совсем  не  скушно, им  ничуть не  жаль
Что  по  ржавым  крышам  в дом  стучит  печаль
Что  плетёт  сентябрь  робко  кружева
И  под  утро  с  льдинкой  кофе  пьёт  зима

Физики,  биологи,  прочих  не считать
До  сих  пор на свете  не  смогли  понять
Как  им  удаётся  глядя  нам  в глаза
Находить  и  слышать  общие слова

Дети  и  собаки  в  городе  одни
Меряют  ногами  лужи   и дворы
Бродят  в  переулках с  осенью  в  листве
Позабыв ,что  стынут  булки    на  столе

                                                                        Дети и собаки
                                                                  Автор: Кабдрахман

До работы  было недалеко и Борис Петрович решил не торопиться, ехал  не спеша  - хотелось полюбоваться  празднично украшенным городом.

    Короткий зимний день  уже сменился вечерними сумерками, крупные снежинки медленно кружились в воздухе,  наполненном   ароматом   хвои, апельсинов, конфет, свежеиспеченных  пирожков ...

-   С Новым Годом! С Новым Счастьем!  - приветствовали   друг друга, спешащие в толпе, люди.
    -   С Новым Годом, С Новым счастьем! -  повторяли  огни праздничной иллюминации. Казалось, весь   город    нетерпеливо ждал    сказочного, волшебного чуда...

    "Чуда не будет!"  - вспомнил он приговор психиатра,  - "Сожалею, но ваш малыш  серьёзно болен... аутизм...." .

      Его сын   рос  замкнутым, нелюдимым и  почти не разговаривал. Игры со сверстниками не только не  привлекали ребёнка, но даже  вызывали ужас и  приступы истерики.  Большую часть времени он проводил в  своей комнате, сидел на кровати, зажав уши ладонями и раскачивался в такт его  собственной  внутренней  музыки.

        Отец  всеми способами пытался вывести ребёнка из его   замкнутого внутреннего  мира:  покупал развивающие игры ,читал добрые сказки, сочинял для него  стихи...  Мальчик подарки не разворачивал, молча  ставил  коробочки на полку для игрушек и более не прикасался к ним никогда.

    Молодая жена Бориса Петровича  ушла  из семьи  сразу, как только   доктора поставили  неутешительный диагноз  ребёнку.

По её мнению, виновным в болезни сына был муж:  - Ты  неудачник, ни денег, ни карьеры нормальной,  НИЧТОЖЕСТВО, ребёнок твой урод! Вот и живи с ним... А я ещё здоровых детей кому-нибудь рожу!

Эти фразы, как суровый  приговор, ещё долго звучали  в голове  - хотелось, как сын, зажать уши ладонями,  и, от полного   бессилия, биться головой о стенку...

         Все праздники,   спасаясь от одиночества,  он  старался проводить в больнице.  Семья   развалилась, и , если бы не мать Бориса Петровича,  жизнь была бы полной катастрофой.

  "Мама... добрая, милая, все тяготы жизни  переносишь молча.. Как   же  ты мечтала о внуках и так  не повезло нам!"

Он вспомнил, как  она  любила  возиться с цветами на даче, кормила зимой  птичек на подоконнике, обожала  кошек. Когда-то у  неё был большой и очень любимый чёрный кот - Уголёк. И,  вопреки  всеобщему мнению, она  считала: чёрные кошки, как и все животные,  приносят  в дом только  счастье!

До здания клиники  оставалось всего сотня метров, когда неожиданно,  наперерез , прямо под колёса   машины бросилась   кошка...Что за наваждение ? Это была черная кошка!

      -   Неужели задавил?  Только   этого  несчастья  не хватает в Новый Год!

Но кошка, как  оказалась, не пострадала. Она  прыгнула на капот и, сверкая  в темноте  ярко-оранжевыми  глазищами,  громко, призывно замяукала,  явно  приглашая  человека пойти  за собой.

Словно  под гипнозом, доктор  вышел из машины и  двинулся  за  животным.  Кошка остановилась у снежного бугорка, в  метре  от дороги, жалобно заплакала,  потом подбежала  к  человеку  и  стала тереться о его ноги. Под небольшим слоем снега проглядывал  чей-то силуэт.  Собака!

-  Кош, ты меня  к другу своему привела? Пёс -то  ещё живой!  может успею спасти? Надо спешить!

         А  за  три часа  до этого...

         Крупные хлопья снежинок, словно волшебные феи - балерины на фоне бархатного занавеса   вечерних  сумерек,  медленно кружились в такт дивной мелодии Беллини "Casta Diva". Сильный, чистый голос великой певицы  доносился из квартиры на первом этаже, где  совсем недавно жила  бывшая театральная актриса,  страстно  любившая оперную музыку и своих  животных - большого рыжего пса, похожего на лабрадора , по кличке Шаляпин и маленькую изящную чёрную кошечку - Машеньку, названную  в честь любимой певицы - Марии  Каллас.

Шаляпин носил своё имя заслуженно - обладал мощным громким басом, а когда хозяйка  в порыве вдохновения, пыталась подпевать великой певице - голос  её часто подводил, и тогда  пёс, не выдерживая  фальши, громко возмущенно  выл.  Женщина смеялась, трепала собаку по голове: прости, мой строгий цензор! Ты - действительно, Шаляпин!

Месяц назад  женщину увезла машина  "скорой помощи". Домой она более не вернулась, а  спустя три дня, в квартиру пришли незнакомые люди, и выставили бедных животных на улицу. В подъезд  дома, где они прожили вместе много лет, их более не пустили.  Пёс и кошка страдали от голода и  жестоких морозов. Особенно тяжело приходилось изнеженной домашней кошечке и, если бы не заботливое покровительство Шаляпина, Машенька давно бы  замерзла, или стала жертвой голодной стаи бездомных собак.  Последние  недели  они   провели рядом с мусорными контейнерами, куда  новые хозяева  квартиры вынесли  вещи, ещё  хранившие запах  их  родного  человека.  Друзья  не уходили, в надежде, что  хозяйка   всё же вернется, и заберёт  их с собой,  в другую, новую   жизнь.

             Услышав хорошо знакомую мелодию, Шаляпин и Машка в нетерпении уселись  под окном их бывшей квартиры:  вот  сейчас, в кульминационный момент, голос  хозяйки, как всегда, подхватит мелодию и тогда пёс  ей ответит, залает:  - Мы здесь, не уходили никуда, мы  ждали и любили!

-    Да выключи же  ты эту занудную лабуду  -  давно пора выбросить диски покойницы!   Свои же есть! - раздался мужской голос .  Великая музыка  неожиданно  прервалась и, под грохот   каблуков, ужасом   взорвалось:

"Ты такая страшная, страшная, страшная... ненакрашенная!!! НЕ- НА-КРА-ШЕН-НА-ЯЯЯЯЯ!".

И, словно в  ответ на это   безобразие,  по  всей улице   громко разнесся  возмущённый вой  Шаляпина.

-   Проклятая псина! Ну, сейчас  я  тебя   достану!  -  форточка  распахнулась, и через секунду  под ногами собаки  начали  взрываться  петарды.

  Пёс ,с  душераздирающим  воем,   бросился  бежать,  выскочил   на проезжую часть  - удар   грузовика   отбросил его   на  обочину.   

  Закружилась  голова,   Шаляпин  стремительно понёсся вверх  над  домами,  мимо  окон празднично убранных квартир, выше крыш многоэтажек, над    облаками , к звёздам....

Яркий свет озарил божественной красоты лес с  хрустальными вершинами деревьев, где  в  серебристой траве , прятались  грибы - гномы, а  под ослепительными лучами  солнца порхали хрупкие эльфы.

-  Куда это я попал?  -  удивился   Шаляпин.
-   На Радугу, на Радугу! - зазвенели хрустальные голоса.  Вокруг него  кружились собаки, щенки, кошки, котята :
-    На Радугу!  На Радугу!  Все  мы  покинули тот мир - страха,  боли,  жестокости  и злобы. Здесь нет страдания,  и нет смерти, мы - счастливы, и   теперь  ты тоже будешь счастливым вместе с нами!
  -  Но  это же   не правда, счастливым можно быть только рядом с любимым человеком!  - ответил пёс.
      И вдруг,  волна нежности   обволокла собаку:
-    Милый друг, мой! Вот   и встретились! -  хозяйка  поцеловала Шаляпина в нос .

      Пёс крепко прижался к её ногам, слёзы текли по его  собачьей морде.

-   Мы  тебя так долго ждали! Узнали насколько жесток мир, как  много страданий и горя!   А здесь   -  солнце, счастье, любовь!  Теперь  мы вместе и навсегда?
  -  Милый Шаляпин, к сожалению, мы  вынуждены  на время    расстаться. Тебе ещё рано  покидать  тот мир. Ты должен выполнить  свой долг.
  -  Но я не хочу  возвращаться  туда, где  много злых людей...
  -  Все    собаки -  ангелы, посланные    на   Землю.  Большинство людей мечтают о  счастье  -   богатстве, известности, деньгах, карьере, -   но  всё  это   лишь обман, тлен, быстро проходящая иллюзия. Ты же  призван   оберегать, защищать  человека , и, самое главное , доказать  людям , что   истинная   ценность   в этом мире   -   бескорыстная   преданность и вечная   любовь! И  чем больше людей  узнают эту любовь, тем меньше будет  злых,  жестоких, несчастных. Вернёшься сюда , когда   миссия  твоя  будет закончена.  Пора , мой друг, тебя уже ждут.     

      Операцию Борис Петрович  провёл успешно: кровотечение остановил, раны почистил,  швы наложил : переломов  у собаки, к счастью, не оказалось.

Остаток ночи, забинтованный   Шаляпин  пролежал в ординаторской, а  утром, Борис Петрович отвёз  животных к себе домой.

-   Мам, я посплю немного, устал после дежурства. Накорми, пожалуйста, кошку!
-  Господи! Откуда это чудо? Какая красавица! у меня такая  была когда-то....  И  собака?  Ты уверен, что  малышу,   это  не повредит?

    Шаляпина уложили на диван - пёс ещё не пришел  в сознание  после наркоза.

    Борис Петрович долго стоял над  беднягой  -  ночью   он  даже не успел его  как следует разглядеть.  И  только сейчас  понял, насколько красив и статен пёс. Мощные лапы, широкая грудь, рыжая шевелюра ...

    Когда-то  в детстве   ему очень хотелось  иметь собаку. Вот и сейчас  он думал о том, что с удовольствием оставил бы пса себе, но, видимо, придется искать  бедняге новый  дом -  неизвестно, как  его  присутствие  подействует на психику  больного  ребёнка.

     Пока  Борис Петрович   осматривал пса,  дверь  тихонько отворилась,
и  в комнату вошёл мальчик. Увидев Шаляпина, решительно  подошёл к дивану, протянул  руку, погладил  его рыжую шевелюру, затем опустился на колени, и, обняв пса, сбивчиво, скороговоркой зашептал:

-  Я так ждал тебя, так ждал.....теперь вместе... нечего бояться...

Борис Петрович изумлённо смотрел на сына. Рядом с большим, крупным псом, мальчик   казался    совсем маленьким, хрупким и беззащитным.

-  Что ты шепчешь, милый?
-  Я   просил Деда Мороза  прислать  мне настоящего  друга.... но он  присылал  только эти коробочки , -  ребёнок  кивнул  на полку с не распакованными  подарками.
-  Вчера ,бабушка  сказала :" Помоги ему,  Бог!" ,и   я тоже  попросил Бога  мне   помочь.  А  утром  здесь появился он -  мой  друг! -  мальчик  умолк, а затем, словно  неожиданно  узнавший  великую истину, воскликнул:

-   Значит, Бог  - это ты, папа?  - и  малыш  крепко  прижался к собаке. Шаляпин приоткрыл глаз, осторожно  лизнул  ребёнка   в  щёку.

                                                                                                                                          Богом стать совсем не трудно... новогодняя сказка (Отрывок)
                                                                                                                                                                       Автор: Ольга Черниенко

Отредактировано ОЛЛИ (2024-10-07 13:30:16)

Зал с тысячью светильников

- Как больно, милая, как странно,
Сроднясь в земле, сплетясь ветвями,-
Как больно, милая, как странно
Раздваиваться под пилой.
Не зарастёт на сердце рана,
Прольётся чистыми слезами,
Не зарастёт на сердце рана -
Прольётся пламенной смолой.

- Пока жива, с тобой я буду -
Душа и кровь нераздвоимы,-
Пока жива, с тобой я буду -
Любовь и смерть всегда вдвоём.
Ты понесёшь с собой повсюду -
Ты понесёшь с собой, любимый,-
Ты понесёшь с собой повсюду
Родную землю, милый дом.

- Но если мне укрыться нечем
От жалости неисцелимой,
Но если мне укрыться нечем
От холода и темноты?
- За расставаньем будет встреча,
Не забывай меня, любимый,
За расставаньем будет встреча,
Вернёмся оба - я и ты.

                                Баллада о прокуренном вагоне (Отрывок)
                                           Поэт: Кочетков Александр

Печально бродили калиф и визирь по полям, не зная, как бы освободиться от колдовства. Они готовы были вылезти из кожи, чтобы вернуть себе человеческий вид, но всё было напрасно — аистиная кожа вместе с перьями крепко приросла к ним. А вернуться в город, чтобы все видели их в таком наряде, было тоже невозможно. Да и кто бы поверил аисту, что он — сам великий багдадский калиф! И разве согласились бы жители города, чтобы ими правил какой-то длинноногий длинноносый аист?

Так скитались они много дней, подбирая на земле зерна и вырывая корешки, чтобы не ослабеть от голода. Если бы они были настоящие аисты, они могли бы найти себе что-нибудь и повкуснее: лягушек и ящериц тут было сколько хочешь. Но калиф и визирь никак не могли примириться с мыслью, что болотные лягушки и скользкие ящерицы — это самое лучшее лакомство.

Одно было у них теперь утешение — они могли летать.
И они каждый день летали в Багдад, и, стоя на крыше дворца, смотрели, что делается в городе.
А в городе царило смятение. Шутка сказать — средь бела дня исчез сам калиф и его первый визирь!

На четвёртый день, когда калиф - аист и визирь - аист прилетели на багдадские крыши, они увидели торжественное шествие, которое медленно двигалось ко дворцу. Гремели барабаны, трубили трубы, пели флейты. Окружённый пышной свитой, на коне, убранном парчою, ехал какой-то человек в красном золототканом плаще.

— Да здравствует Мизра, властелин Багдада! — громко выкрикивали его приближённые.

Тут калиф и визирь переглянулись.

Теперь я всё понимаю! — печально воскликнул калиф. — Мизра — сын моего заклятого врага, волшебника Кашнура. С тех пор как я прогнал Кашнура из дворца, он поклялся отомстить мне. Он и торговца подослал, чтобы избавиться от меня и посадить на моё место своего сына.

Калиф тяжело вздохнул и замолчал. Визирь тоже молчал, повесив нос.

— Всё-таки не следует терять надежду на спасение, — сказал наконец калиф. — Летим, мой верный друг, в священный город Мекку; может быть, молитва, вознесённая Аллаху, снимет с нас колдовство.

Они поднялись с крыши и полетели на восток. Но летели они, как желторотые птенцы, хотя по виду были совсем взрослые аисты.

Часа через два визирь - аист совсем выбился из сил.

— О господин! — простонал он. — Я не могу угнаться за вами, вы летите чересчур быстро. Да к тому же становится темно, не мешало бы нам подумать о ночлеге.

Калиф не стал спорить со своим визирем, он и сам едва держался на крыльях.

К счастью, они увидели внизу, прямо под ними, какие-то развалины, где можно было укрыться на ночь. И они спустились на землю.

Все говорило о том, что когда-то на этом месте стоял богатый и пышный дворец. То там, то тут торчали обломки колонн, кое-где уцелели узорчатые своды.

Калиф и его визирь бродили среди развалин, выбирая место для ночлега, как вдруг визирь - аист остановился.

— Господин и повелитель, — прошептал он, — может быть, и смешно, чтобы великий визирь, а тем более аист, боялся привидений, но, признаюсь, мне становится как-то не по себе. Не кажется ли вам, что тут кто-то стонет и вздыхает?

Калиф остановился и прислушался. И вот в тишине он ясно услышал жалобный плач и протяжные стоны.

Сердце у калифа застучало от страха. Но ведь теперь он был не только калифом, он был ещё и аистом. А всем известно, что аист — птица любопытная. Поэтому недолго раздумывая ринулся туда, откуда слышались эти жалобные стоны.

Напрасно визирь пытался помешать ему. Он умолял калифа не подвергать себя новой опасности, он даже пустил в дело свой клюв и, точно щипцами, схватил калифа за крыло. 0днако калифа ничто не могло остановить, он рванулся вперёд и, оставив в клюве своего визиря несколько перьев, исчез в темноте.
Но недаром визирь называл себя правой рукой калифа. И хотя теперь у калифа не было ни правой руки, ни левой, визирь не покинул своего господина и бросился за ним.

Скоро они различили в темноте какую-то дверь.

Калиф толкнул дверь клювом и от удивления остановился на пороге. В тесной каморке, едва освещённой слабым светом, проникавшим сквозь крошечное решетчатое окошко, он увидел большую сову. Сова горько плакала. Из желтых круглых глаз её текли крупные, как орех, слёзы.

Но, увидев калифа и визиря, она радостно вскрикнула и захлопала крыльями — совсем так, как хлопают в ладоши дети.

Потом она вытерла одним крылом слёзы и, к великому удивлению калифа и визиря, заговорила на чистейшем арабском языке:

— Добро пожаловать, дорогие аисты! Как я рада вас видеть! Мне давно предсказали, что аисты принесут мне счастье.

Калиф поклонился как можно почтительнее, красиво изогнув длинную шею, и сказал:

— Прелестная совушка! Если я правильно понял твои слова, мы с тобою товарищи по несчастью. Но — увы! — напрасно ты надеешься на нашу помощь. Выслушай нашу историю, и ты поймёшь, что мы сами нуждаемся в помощи так же, как ты.

Когда калиф кончил свою грустную повесть, сова тяжело вздохнула и сказала:

— Да, я вижу, что несчастье, постигшее вас, не меньше моего. Вы, наверное, догадываетесь, что и я от рождения не была совой. Отец мой — властитель Индии, а я его единственная дочь. Злой волшебник Кашнур, который заколдовал вас, заколдовал и меня. Однажды он явился к моему отцу сватать меня за своего сына Мизру. Мой отец очень рассердился и приказал выгнать Кашнура. И вот тогда Кашнур поклялся отомстить моему отцу. Он переоделся в платье раба и проник во дворец. Как раз в это время я гуляла в саду, и мне захотелось пить. Он поднёс мне какое то питьё, и не успела я сделать глоток, как стала отвратительной птицей, которую вы видите перед собой. Я хотела закричать, позвать на помощь, но от страха лишилась голоса. А злой Кашнур схватил меня и принёс сюда.

"Здесь, — сказал он, — ты будешь жить до конца твоих дней, чтобы пугать всех зверей и птиц своим уродством. Впрочем, ты можешь не терять надежды на спасение, — добавил он со смехом. — Если кто-нибудь согласится взять тебя в жёны — вот такую, какая ты сейчас, с круглыми злыми глазами, с крючковатым носом и острыми когтями, — ты снова станешь человеком. А пока явится к тебе избавитель, сиди здесь. Может быть, теперь ты пожалеешь о том, что твой отец не захотел выдать тебя за моего сына".

Тут сова замолчала и вытерла крылом слёзы, которые снова закапали из её глаз.

Калиф и визирь тоже молчали, не зная, как утешить несчастную принцессу.

— О, если бы мне снова стать человеком! — воскликнул калиф. — Я отомстил бы за тебя этому отвратительному колдуну! Но что я могу сделать теперь, когда я сам — жалкая, длинноногая птица! — И он горестно опустил свой клюв.
— Государь!— воскликнула сова. — Мне кажется, не всё ещё потеряно. Забытое слово ты можешь узнать! И когда колдовские чары будут сняты с тебя, может быть, тогда и я избавлюсь от беды. Ведь недаром же мне было предсказано, что аист принесёт мне счастье.
— Говори же скорее! Что я должен сделать, чтобы избавиться от колдовства? — воскликнул калиф.
— Слушай меня, — сказала сова.— Раз в месяц колдун Кашнур и его сообщники собираются среди этих развалин в подземном зале. Там они пируют и похваляются друг перед другом своими проделками, открывают друг другу свои тайны. Я часто подслушивала их. Может быть, и теперь кто-нибудь из них обмолвится и назовёт забытое тобой слово.
— О, драгоценнейшая сова! — воскликнул калиф в нетерпении. — Скажи, когда они должны собраться и где этот подземный зал?

Сова молчала с минуту и наконец сказала:

— Прости меня, великий калиф, но я отвечу тебе только при одном условии.
— Говори же, какое это условие! Мы готовы повиноваться тебе во всём!

И калиф вместе со своим визирем почтительно склонили перед ней головы.

Тогда сова сказала:

— Прости мою дерзость, господин, но мне тоже хотелось бы избавиться от колдовских чар, а это возможно только в том случае, если один из вас возьмёт меня в жёны...

Услышав об этом, аисты несколько растерялись.

Калиф сделал знак визирю, и они отошли в дальний угол.

— Послушай, визирь, — шепотом сказал калиф, — это предложение не из приятных, но, по-моему, тебе следует согласиться.
— Великий калиф! — прошептал визирь в ужасе. — Вы забываете, что у меня есть жена! К тому же я старик, а вы ещё молоды. Нет, нет, это вы должны жениться на молодой прекрасной принцессе!
— Откуда же ты знаешь, что она молода и прекрасна? — печально сказал калиф. У него даже крылья опустились, так он был огорчён.

Долго ещё они спорили и уговаривали друг друга. В конце концов визирь прямо заявил, что лучше навсегда останется аистом, чем женится на сове.

Что было делать калифу? В другое время он приказал бы казнить непокорного визиря, но сейчас об этом было бесполезно говорить.

Он набрался мужества и, подойдя к сове, сказал:

— Прекрасная принцесса, я принимаю твоё условие.

Сова была вне себя от радости.

— Теперь я могу открыть вам, что волшебники соберутся сегодня. Вы пришли как раз вовремя! Идите за мной, я покажу вам дорогу.

И она повела их по тёмным переходам и полуразрушенным лестницам.

Вдруг навстречу им вырвался откуда-то яркий луч света.

Сова подвела их к пролому в стене и сказала:

— Стойте здесь. Но смотрите, будьте осторожны: если вас увидят — всё пропало.

Калиф и визирь осторожно заглянули через пролом. Они увидели огромный зал, в котором было светло как днём от тысяч горевших светильников.

                                                                                                                         из сказки Вильгельма Гауфа -  «Калиф - аист»

Отредактировано ОЛЛИ (2024-10-11 23:18:43)

Так благовест  души моей пред храмом ..

Как рыба
жить не может
без воды
так не могу и я
жить без покоя
меня срывает ветер
словно лист
с высокого
тоскующего клёна
меня зима
забрасывает снегом
как будто бы хоронит
навсегда
мне хорошо
в покое и тепле
когда за стенами
из кирпича и брёвен
мороз и ветер
не лизнут меня
колючими своими языками
когда прохожие
не лезут  в душу
не тычут всюду
пальцами своими
а медленно
уходят навсегда

тогда я чувствую
блаженство одиночества
и опьянение
живительным покоем
когда вся жизнь моя
плывёт как в океане
к заветным
и счастливым  берегам.

                                     Как рыба жить не может без воды
                                              Автор: Сергей Носов 8

Жила была Улитка - симпатичная такая, любопытная, всё-то её интересовало, до всего-то ей было дело. Может потому, что она не в дремучем лесу пребывала, а занесло её каким-то ветром, уж и не знаю каким, в городской парк, где всегда было шумно от веселящегося народа, пьющего пиво, едящего шашлыки и развлекающегося на многочисленных танцплощадках и аттракционах.

Дерево, на котором обитала Улитка, своей кроной чуть ли не упиралось в крышу домика, где были размещены бильярдные столы.

Публика туда заходила серьёзная, в основном мужская, чтоб покатать шары и послушать последние новости - там вместо громкой музыки работал телевизор. Он -то и позволял любопытной Улитке время от времени окунаться в гущу мировых событий и проблем, которые её очень трогали, не оставляя равнодушной хоть она и была простой Улиткой.

Она никак не могла понять, как это люди, так похожие внешне, могли ненавидеть друг- друга до такой степени, чтоб убивать беспощадно не только себя - взрослых особей, но и молодняк - своё потомство?

Она даже плакала, слушая про войну на Донбассе и в Сирии. Ей было очень жалко детей в Африке, которые погибают от дистрофии, недоедая . Она переживала за тех, кто попал в "лапы" разыгравшейся стихии, кто умирал от неизлечимых болезней, кто прозябал на помойке, превратившись в бомжа. Но Улитка искренне радовалась достижениям, успехам кого-то и искренне гордилась тем, что ей выпало счастье жить в такой замечательной Стране, она была патриотом.

Вот такая была необычная Улитка - не от мира сего.

Наверное на неё повлиял так телевизор? Другим-то улиткам было пофиг на всё. Они жили в своё удовольствие: ели, спали, спаривались при случае, выводили себе подобных.

Лучик яркого солнечного света проник в домик, где сладко спала Улитка, свернувшись калачиком. Он выхватил своим светом из мрака, кружащуюся пылинку, которая бесцеремонно уселась прямо на рыльце спящей и та чихнула, проснувшись.

Пошевелив рожками огляделась и увидела солнечного зайчика, резвившегося на стене её домика. Стало весело и приятно - утро началось удачно и день обещал быть радостным. Она высунулась на улицу. Погода стояла прекрасная. Солнышко искрилось в, покрытых капельками росы, листьях. Где-то внизу уже раздавались голоса работников начинающих свой трудовой день и различные шумы связанные с их трудовой деятельностью.

Умывшись прохладной росой и поев зелёную , сочную мякоть листа, благо всё было под "рукой", Улитка решила попутешествовать, сделать, так сказать променад по близлежащим окрестностям. Ей хотелось отыскать какого-нибудь дружка - подходило время спаривания, а у неё так и не образовалось подходящей партии.

Время близилось к обеду, а Улитка всё ползла и ползла. Она уже и притомилась изрядно, а "принц" всё не попадался...

И вот вдруг, она сама не поняв как, упёрлась рогом в чей-то домик. И домик зашевелившись недовольно пробурчал:

- Ну, кому там понадобилось пихать меня? Чего надо? Ползают тут всякие твари, мешают ... Нет, только начал медитировать, хотел уплыть по реке Счастья и Радости в безмятежность, а тут какая-то шалава всё испортила...

Голос самца был такой неприятный, скрёб по "ушам" прямо как железкой по стеклу. Но инстинкт был превыше всего:

- Простите, дорогой Улит, я не хотела вас потревожить, это вышло случайно, просто лист загородил вас от меня и я наткнулась, простите ещё раз...

Она даже почувствовала, как краснеет, так ей было неловко за себя.

- Да ладно, что уж там...

Смягчившимся голосом проговорил Улит, почуяв невольно запах молодого и волнующего тела улитки, всколыхнув на мгновение забытые уже воспоминания о плотских утехах... В последнее время ему было не до этого баловства, он был занят серьёзным делом. И вспомнив про свои "неотложные" дела, опять посуровел:

- Давай ползи мимо, чего остановилась-то? Видишь, занят я... Дело у меня неотложное...

Улитка заволновалась, она не любила когда с ней разговаривали в подобном тоне:

- Позвольте вас спросить, сударь, а чем это вы так заняты?

Хоть и дрогнувшим слегка, но твёрдым голосом спросила она.

- Храм свой выстраиваю! Хочу его укрепить так, чтоб он был абсолютно непроницаемый, непробиваемый, как железобетонная плита, как бункер, чтоб никто не посмел потревожить меня в нём.

С гордость заявил Улит.

- Так у вас, вроде, хороший, добротный дом, чего его ещё укреплять-то?

Пробормотала в удивлении Улитка, оглядывая его сооружение на спине.

- Да я не про этот дом, дурёха! Я про внутреннее состояние души, про покой и уют в ней, чтоб никто не посмел мне подсовывать всякую гадость и тревожить меня, чтоб не резонировать мне на всякий негатив со стороны. Я хочу отгородиться от всего внешнего мира и пребывать в полном покое и умиротворении...
- А зачем это? Я не понимаю... Ничего не видеть, не слышать, ни о чём не заботиться, никому не сочувствовать, не помогать по мере возможностей... Как так? Я вчера слыша по телевизору... Такие страсти рассказывают... Мальчик в Донецке пошёл поиграть во дворе в футбол, прилетел снаряд и ему оторвало ноги...

Улитка чуть не заплакала, так ей было жаль мальчишку.

- Заткнись! Зачем ты мне про это говоришь, дура? Я не хочу слышать ничего подобного! Нечего тут мне свой негатив распространять. Убирайся вон, некогда мне с тобой лясы точить. Я радоваться должен, а тут лезут со своими переживаниями. .. Веришь всякой чуши, которую распространяют СМИ, нет ничего такого, везде тишь и благодать. Верь больше всяким... Не мешай, ползи уже с Богом отсюда пока я тебя с ветки не спихнул...

И он угрожающе зашевелил рогами.

- Да как же так? А если с вами что? Кто вам протянет руку помощи или просто посочувствует? Как же так?

В недоумении прошептала Улитка. Она от растерянности даже забыла про свою, было разыгравшуюся, страсть и стремление найти партнёра во что бы то ни стало.

- Ничего мне не грозит, ничего мне не страшно! Никаких преград нет для построения моего личного душевного "храма"! Никаких, даже внешних, обстоятельств!

С уверенностью непоколебимой проорал Улит, брызнув во все стороны чем-то похожим на слюну.

- Я хозяин своего счастья! А ты пребывай в вечном своём негативе, пускай слёзы по тем, кого знать не знаешь... Сочувствуй всем подряд, притягивай к себе отрицательные энергии вместо того, чтоб жить в полном радости, уютном состоянии души, жалкое существо..

Он так увлёкся, расписывая прелести уютного существования в "храме" Счастья, что не заметил внезапную перемену в погоде. А тучи меж тем сгустились над ним угрожающе - чёрные, блеснула яркая вспышка электрического разряда, которая внезапно ослепила Улита.

Он потерял равновесие и свалился с ветки прямо под ноги пробегающим людям, стремящимся скрыться от грозы, которая неминуемо обещала разразиться.

И поскольку, в своём запале, он не спрятался в свой, достаточно добротный дом, то был раздавлен чьей-то беспощадной ногой, оборвавшей его жизнь за секунду...Так сложились обстоятельства, увы...

А Улитка успела спрятаться и теперь плакала по поводу безвременной кончины несостоявшегося друга, ей было жалко Улита, мог бы ещё жить и жить...

                                                                                                                                                                                     Сказка про Улитку
                                                                                                                                                                              Автор: Натаха Недострахова

Отредактировано ОЛЛИ (2024-10-22 10:50:47)

За небом голубым

За небом голубым - Культурная отсылка.

На центральной улице
Светят в небе звёзды;
Но природа хмурится,
Даже воздух грозный.

Я иду по городу
И курю неистово;
На душе так холодно,
Ветер, не насвистывай.

Вечером свидание,
Ночью поцелуи –
А потом страдание,
Словно в сердце пули.

Вспоминаю ночи,
Полные любви –
А «раскрыл я очи»
Только впереди.

                                Гадюка (Отрывок)
                                  Игорь Наумов 2

Баронесса Петара любила хорошие светские приёмы. Ей нравился цвет, вино, музыка; лица, превращающиеся в размытые пятна во время танцев, безвкусное великолепие позолоченной мебели. В залах Воздушного дворца зажгли сотни канделябров, аристократия Адро присутствовала здесь, все одеты с иголочки, а во взглядах — высокомерие.

На подобных мероприятиях Петара любила отвлекаться от скуки и смотреть, как толпы молодых людей напрасно унижаются, чтобы развлечь её.

Петаре очень нравилось, что другие женщины в зале знали, кто она, они не сопротивлялись, даже когда их мужья галантно окружали её и предлагали потанцевать или выпить.

Некоторые мужчины увлекались флиртом с ней. Некоторые находились здесь, чтобы выгадать пользу для себя, ведь Петара была двоюродной сестрой короля, но большинство мужчин крутились вокруг неё, надеясь провести ночь в её объятиях. Она не винила их. Даже в свои почти сорок Петара была здесь одной из самых красивых женщин, да к тому же богатой вдовой.

В обычную ночь она бы повела, как минимум, одного из молодых мужчин к себе домой, или затащила бы его в одну из сотен свободных спален на втором этаже дворца. Но сегодня не обычный вечер. Она не собиралась в полночь охмурять сына какого-нибудь идиота - герцога. Она вела свою охоту.

Самые лучшие охотники знают, что надо дождаться, когда жертва сама придёт к ним. И Петара была лучшей.

Она посмеялась над непристойными словами мужчины, который стоял рядом с ней и шептал на ухо.

— Я уверена, что не смогу, — ответила она, делая лукавый взгляд, который намекал, что она, конечно же, может.

Как его зовут? Фредерик. Как банально. Однако он третий сын герцога, он обладал выгодными торговыми контрактами, к тому же у него сильные руки. Петара любила сочетать бизнес и удовольствие, когда это удавалось.

Она наклонилась к Федерику и прошептала:

— Завтра в одиннадцать вечера приезжай в моё поместье в Рутс.

Она высвободилась из его объятий, не дожидаясь ответа, и встала напротив мраморной колонны, томно потянулась к ней, давая Фредерику повод для неприличных идей. Она улыбнулась ему через плечо, взяла бокал игристого вина у проходящей мимо прислуги. Затем Петара покинула душную гостиную и оставила позади десяток поклонников, бьющихся за её внимание.

Ей приятно находиться вдали от них, так она говорила себе. Жеманство и лесть устарели. Петара не была безмозглой пустышкой, её не впечатляла лесть, даже если она большую часть времени играла подобную роль. Она вышла в холл, задумчиво потягивая вино и запоминая лица, которые не видела до этого. Она прошла в ближайший зал для танцев и остановилась.

Здесь она поприветствовала друзей и соперников, затем двинулась к парадной лестнице. Петара остановилась на середине и повернулась, чтобы посмотреть на танцующих внизу.

Она рассеяно обозревала помещение, ненадолго задержавшись взглядом на темно-синей форме в углу зала. Это не тот, кого она искала.

Глазами она нашла другого человека в синей форме, когда она подняла взгляд к его лицу, её желудок превратился в тугой ком. Очередная ошибка. Несбывшаяся надежда расстраивала. Она была словно девочка с замирающим сердцем на первом бале - маскараде.

Она скрыла разочарование под улыбкой, а затем прошла в следующий бальный зал, за ним в другой.

Лишь в третьем зале она нашла мужчину, на которого вела охоту. Его было трудно не заметить — он напоминал её саму, к нему стекались мужчины и женщины в поисках внимания.

Его присутствие вызывало оживление. У него высокий рост, волосы чуть поседевшие, кожа, наоборот, потемнела после знойного солнца Гурлы, лицо посуровело от ветра и битв. Он носил тёмно - синий мундир адроанской армии со шпагой у бедра, на плечах красовались золотые эполеты фельдмаршала.

                                                                                                                           из рассказа Брайан Макклеллан - «Зеленоглазая гадюка»

Отредактировано ОЛЛИ (2024-10-28 20:29:58)

Вплетённые в сны Волшебного леса

Эти арки из веток,
Что пригнулись к земле,
Заколдованы кем - то
В заколдованном сне.

Эти арки из веток,
Приглашают войти
В храм лесной Королевы,
Где в гостях только ты.

И торжественен строй
Стройных сосен и пихт.
Столь богатый приём
Непривычен для них.

И размеренно плавно
Снисходящей  волной
Окружают снежинки
Винтовой  пеленой.

Тихо тают мгновенья,
Пролетают века.
Только лес и снежинки
Свидетели сна.

                                      Эти арки из веток
                             Автор: Владимиров Виктор

Ольян резко остановился. Лёгкое чувство тревоги потянуло юного надра с тропинки вглубь Таурнского леса. Надрёнок, поежившись от неприятного чувства, осторожно огляделся и постарался вспомнить, что ему говорила бабушка про этот лес, когда он пришел к ней с поручением от мамы. С первым в жизни поручением, направлявшим юного надра в этот полный устных былин и страшных сказок от старых надров лес.

А говорила старая, но всё ещё красивая Астгария в возрасте, перевалившим за пять тысяч лет, следующее:

— Внучок, ты бы осторожнее ходил через Таурнский лес. Там раньше всякое случалось. Бывало, даже надры пропадали.
— Но мама сказала, чтобы я никого не слушал. И в глупые сказки не верил. Правды в них никакой, и всё, о чем старые надры рассказывают, давным - давно умершая история, которая не сможет ожить и причинить вред.
— Эх, молодёжь… — проворчала бабушка Астгария. — Не хотят учить историю, это - то и делает надров уязвимыми. Думают, пережили событие, оно и ушло от них. Но…
— Но?.. — вежливо напомнил Ольян, когда бабушку поглотили слишком давние воспоминания.
— Но некоторые события не могут умереть навсегда. И черпают силу они в таких как ты или твоя мать — в надрах, которые привыкли не помнить…
— Что не помнить, ба?
— О, — Астгария театрально закатила глаза. — да многое! Твои родители тебе не рассказывают, так как считают всё прошлым, но на месте Таурнского леса за пять тысяч лет многое случилось. Стояли города, разрушались, строились новые. Сменялись люди, гномы, эльфы и даже орки… А ещё раньше был другой лес, и другие существа его населяли. Минотавры, кентавры, феи... А ещё твой дедушка исчез там, аккурат на шестисотый день рождения твоей мамы. Как думаешь, достаточно событий случилось за пять тысяч лет в этом месте?
— Дедушка? — удивился Ольян, которому ещё трудно было оценить столь длинный промежуток времени, но известие об исчезновении родственника вызвало в его душе печаль. Но не настолько сильную, чтобы сильно горевать об этом.
— Именно, — кивнула бабушка. — Твоя мама не рассказывала тебе и мне запретила, думала, что ты ещё маленький, да и в тревожность этого происшествия никогда не верила. А я — да! И тебя прошу: не сходи с тропы. Недоброе чует моё древнее сердце.
— Хорошо, ба! Как же много здесь случилось…
— Вот и я говорю: пять тысячелетий пластами уложило огромную кучу событий на Землю - матушку... И я, иногда гуляя рядом с лесом, ощущаю чужие мысли и чувства, рвущиеся через лиственную ограду. Словно там кто - то есть, но сам лес говорит об обратном. Только молодое поколение меня не слышит. Да и не считают нужным. Давно ж переселились из леса в одинокие деревья и малые рощи. Через лес очень редко кто ходит.
— Хорошо, Ба, я постараюсь быть осторожнее. Тем более это мой первый одиночный поход.
— Правильно, Ольян. Главное, не сходи с тропы и, если что случится, призывай ветер и листву, чтобы они сообщили скорее нам. Когда станешь старше, гуляй по лесу на здоровье, а пока не сходи. Послушай, что тебе бабка говорит. Хорошо?

Юный надр согласился и пустился, спустя ночь, через Таурнский лес налегке. Мать отправила его в соседнее поселение. Надо же когда-то начинать самостоятельно изучать мир? Тем более, эти места тысячи лет считались безопасными. Орки пять тысяч лет назад порублены в труху, гномы три тысячи лет назад исчезли в пещерах, а люди сгинули, куда — никто не ведал. Как минимум, на этом континенте. Они были слишком беспокойными и нервными, поэтому сами и избавились от себе подобных. Эльфы… а эльфов и при жизни мало кто видел, а потом и подавно. Осталось лишь оружие, что в незапамятные времена продавали надрам. А остальные от голода и лишений загнулись…

Именно поэтому мать отправила Ольяна одного. Он должен был пройти через лес до ближайшего надрийского поселения, — рощи дубов за лесом, — и передать дяде Вариосту заботливо приготовленные мамой и заговорённые на лечение бабушкой лепёшки. Заодно, и познакомиться со своим ближайшим родственником.

Солнышко весело подсматривало сквозь листву за маленьким надром, то исчезая, то снова появляясь и слепя золотистые глаза Ольяна. Бабочки и стрекозы так и норовили усесться на остроконечные уши с такими же вытянутыми мочками, надрёнок лишь с хохотом отмахивался. Высокая трава щекотала голые коленки, а ветер тихо шептал с помощью листвы отдельные слова — без деревьев голос ветра лишь странный шум.

Лес. Солнце. Хорошо-о-о…
Лето. Тень. Прохлада…
Мир. Деревья. Споко-ойствие…
Уми-иротворе-ени-и-е-е…

Надрёнок мерно постукивал старой сухой палкой по траве, отгоняя змей, а трава, едва примятая его лёгкой поступью, тут же расправлялась позади. Едва заметная тропинка бежала рядом, а Ольян старался не ступать на неё — так интереснее. Ветки гортензии, скрывающие более глубокий лес, иногда задевали лицо и руки, и Ольяну приходилось уворачиваться от врагов, кем он их представлял. Его сухая палка — легкий надрийский меч — отражала атаки воображаемых гоблинов, орков и гадких людей из той породы, что пошли по скользкой дорожке грабежа, убийства и алчности. И всё таки надрёнок храбро отбивал, — за триста лет детства он много часов посвятил фехтованию на настоящем надрийском оружии, — пока особо упругая ветка не заехала ребёнку по лбу с такой силой, что тот увидел звёзды, которые раньше заката никогда и не разглядишь. А тут ясным днём!

Надрёнок поднялся из травы и вышел, шатаясь, на тропку и с неё старался больше не сходить. Но чувство тревоги накрыло неожиданно и резко, заставило Ольяна остановиться и посмотреть по сторонам, но сколько бы он не вглядывался в заросли гортензии, густую крону, усеянную голубыми цветами, просверлить взглядом не мог. Надрёнок внезапно и остро ощутил своё одиночество и посмотрел вдоль тропы назад и вперёд, но, кажется, в обоих направлениях было одинаково долго добираться до дома бабушки или дяди.

Солнце зашло-о-о… Тучи.
Дождик вот - вот… Смоют.
Мысли. Чувства. Радость.
Беда-а-а. Кругом. Беда-а-а…

Странное послание ветра напугало надрёнка, но Ольян вдруг вспомнил, что говорила мать, когда отправляла его в поход через лес:

— Не слушай, дорогой сынок, бабушку. Она застала опасные времена, и помнит жуткие вещи, поэтому и наговорит тебе столько пугающего, что ты спрячешься под кровать до своего пятисотлетия — Дня Мужества, когда станешь взрослым. А тебе зачем такая жизнь! Иди и не бойся. Из разумных остались только ветер и деревья, а они наши друзья. Ты же помнишь это?

И тревога куда-то ушла, а листья и соцветия голубой гортензии отпрянули от юного надра, когда Ольян пошёл в лес, и сомкнулись за ним, отсекая и тропу, и звуки, и, казалось, саму жизнь.

Свет и тот, словно решил не заглядывать под густые кроны вековых дубов и лип, потускнел и еле пробивался через плотный слой листьев. Пахло прелым, грибами и плесенью. Толстые вековые дубы возносились вверх и закрывали от остальных растений свет, отчего те хирели или вовсе погибали на первых годах жизни и становились похожи на чёрные обглоданные рёбра, торчащие из земли. Только ужасно древний и сильный вьюн обвивал стволы дубов и не менее старых лип и карабкался вверх, сражаясь за жизнь, а землю толстым ковром покрывал тёмно - зелёный мох, который скрадывал звуки шагов. По мху шлось легко и мягко, а учитывая невесомость надров как свойство, Ольян вообще не оставлял следов.

Ветер не мог пробиться в густую дубраву, и, казалось, любые его слова должны остаться позади, но чаща была наполнена звуками, и Ольян не мог понять, кто их издаёт. Ни ветер, ни листья, а… Лёгкие, подобные шёпоту голоса лились со всех сторон, и, если сначала было не разобрать слов, со временем, звуки стали чётче, и Ольян, к ужасу, разобрал давно забытые наречия людей, гномов, эльфов и орков, и сотни других незнакомых языков. Юный надр завертелся на месте, стараясь понять, откуда доносятся голоса, но определить направление не смог, зато понял, что заблудился.

Всюду одинаковые, оплетённые толстым вьюном и обросшие мхом огромные стволы деревьев. Куда ни глянь, одно и то же. Так, где же тропинка, надежно скрытая гортензией? Но как ни напрягал Ольян острое надрийское зрение, углядеть голубые цветы не мог. Он осторожно снял со спины маленький детский лук и наложил стрелу на тетиву. Мало ли кто тут живёт? Наречия людей и гномов — куда ни шло, а вот орки — уже страшно. Если они набросятся на надрёнка, ему не справиться. Но ведь ори сгинули? Верно?..

И тогда Ольян, как и учила бабушка, позвал деревья — извечные соседи и союзники.

— Арвэн то тое шпунаэш! Юрнэн какае орш! Вэген ту тюрек ишпэн! — прошептал надрёнок, прислонив руку к дубу и склонив голову в знак уважения и приветствия.
— Кто ищет помощь, мой юный друг, тот её находит! — прошептало в ответ дерево на чистом надрийском, и где - то за спиной зашуршало и заскрипело. Ольян обернулся и с благоговением смотрел, как раскручивается древний вьюн, расползается в стороны, ломая свой же ствол, а из сердцевины дуба выходит женщина. Красивая, но деревянная, будто сплетённая из тысяч веточек, между которыми вставили листочки и маленькие белые цветы, похожие на горный первоцвет. Руки заканчивались острыми ветками, похожими на пальцы, а ноги — длинными корнями. Они шевелились будто змеи, и помогали женщине передвигаться. А вместо волос венок из голубой гортензии, красиво обрамляющий лицо, словно вырезанное из цельной, но давно рассохшейся древесины: длинные продольные щели раскалывали его.
— Кто вы? — оторопев от удивления, спросил надрёнок.
— Я королева леса, Антасмаголь, — улыбнулась деревянная женщина, подплыла — такое ощущение создавалось перемещавшими её корнями — ближе и присела, шелестя листьями и скрипя ветками. Необычные деревянные глаза уставились на юного надра, заглядывая прямо в душу. — Мы с твоими сородичами дружим с незапамятных времен, милый. Ты же знаешь, что любой слишком старый надр уходит в лес, когда настаёт его конечное время. Там он растворяется в деревьях…
— Вроде, да, — нехотя согласился с Антасмаголь Ольян. Но ничего подобного надрёнок не знал. Наверное, взрослые до поры до времени не рассказывали детям, куда деваются слишком старые надры. Или это не имело смыла. Ведь надры жили тысячелетиями, и когда приходило время, старый надр исчезал и забывался. Вместо него в деревне, где он жил, всегда вырезали статую в полный рост и оставляли с остальными статуями ушедших. Возможно, магия. Или просто эти статуи не создавали, а приносили из леса, где старики уже успели «раствориться» с деревьями… и об этом не рассказывали? Возможно ли это?
— А что ты тут делаешь? — с любопытством спросила лесная королева. — Это очень старое место только для таких же древних созданий как я. Полумрак вреден юным надрам. Он угнетает, заставляет бояться, меняет их ауру на тёмную. Он портит их…

Она вдруг обратила внимание на лук в руках Ольяна и ткнула пальцем в деревянную стрелу, отчего на ней, к изумлению надрёнка, очень быстро выросла веточка и обросла листьями.

— Ты же в курсе, что такое оружие на нас не действует? Тогда в кого ты собрался здесь стрелять?
— Я… ни в кого… я просто испугался, — ответил Ольян, опуская лук с испорченной озеленившейся стрелой. — Я шёл к дяде Вариосту, который по ту сторону Таурнского леса живёт, и… тут что-то почувствовал… что-то скверное. Или… не знаю. Что-то неправильное. А потом это… потянуло меня в чащу, а гортензия… закрыла ветки и теперь я не найду дорогу обратно.
— Какая нехорошая гортензия, — неодобрительно покачала головой Антасмаголь, и положила ладонь на плечо ребёнка, отчего тот поёжился и сжался: длинные корявые пальцы - сучья принялись расти и обвили руку целиком. Надрёнок хотел её высвободить, но лианы обхватили крепко. А королева леса лишь вновь заглянула в глаза и благожелательно улыбнулась.
— Я накажу её, дружок, поверь. А теперь позволь проводить тебя на «ту сторону леса». Нет - нет, — перебила деревянная женщина мальчика, увидев, как тот мнётся и сомневается. — Не беспокойся. Мы же друзья, помнишь? И коль скоро ты попал в моё царство, позволь помочь и заодно устроить незабываемую экскурсию по моим владениям, объяснить как устроен мир? А то даже рассказать о планах некому…

Антасмаголь долго и пристально смотрела на юного надра, словно ожидая отказа, и Ольян почему - то побоялся сказать «нет». Странная она какая - то, эта Антасмаголь, и слегка… пугающая!

— Вот и хорошо, милый друг, — проскрипела лесная королева деревянным ртом. Лицевые ветки были на удивление гибкими и отражали каждую эмоцию, и надрёнок был уверен, что различил самодовольство. Несмотря на юный возраст, Ольяну минувшей весной стукнуло триста два года. И маленький надр успел многое узнать об эмоциях и чувствах, а также об их отражении на лицах. Хотя взрослые надры самоуверенно думали, что умеют не показывать чувств, те все же достаточно хорошо отражались на лицах, а Ольян это видел и уже умел «читать». Вот только у Антасмаголь чувства, очевидно, сковывались материалом, из какого она состояла. Дерево всё - таки не такое пластичное, а поэтому и эмоции грубее, словно их каждый раз заново изображал резчик: с лёгким налётом необъяснимой злобы. Неужели, все древесные люди такие?

Антасмаголь настойчиво потянула Ольяна в лес, и, казалось, несговорчивые и монументальные деревья расступились. Запах тлена усилился, к нему примешивалась вонь от прелых после дождей листьев и тошнотворный дурман стухшего мяса. Надрёнок старался сдерживать рвотные позывы, пока лесная королева вела его меж деревьев, но, как только они вышли на обширную поляну, сдерживаться не смог.

— Неприятное зрелище? — довольно спросила Антасмаголь, пока надрёнок извергал на покрытую прелыми листьями землю съеденное утром. Из - под пожухлой, гнилой листвы, собранной чуть в стороне в кучу, выглядывали белые кости. А в окружающем компосте копошились жирные белые черви, словно это вовсе не компост, а остатки гниющей плоти. — Но это же естественно. Смерть в этом мире так же необходима, как и жизнь. И если ты этого не понимаешь, ты уже проиграл, как эти… люди…
— Люди? — пролепетал надрёнок. — Но они давно сгинули.
— Сгинули, — кивнула лесная королева. — Ты прав. И их останки теперь вечно гниют по всей земле, пока даже кости не превратятся в землю. За жажду убийства и доминирования над всем живым их вечно будут поедать черви. Природа - мать взяла своё…
— А это? — со страхом указал Ольян на группу дальше. Они все как один походили на гномов, только высеченные их камня и с застывшим на бородатых лицах ужасом.
— А! Это гномы, если не знал, — махнула рукой Антасмаголь. — Они тысячелетиями долбили камень, вот и превратились в него. Природа умеет мстить. Она очень терпелива, но любое терпение когда - нибудь заканчивается. Вот и ты, маленький надр, уже куда - то торопишься. Не так ли?
— Д - да! Меня ждет дядя! Он… — начал было надрёнок, но королева оборвала.
— Ещё подождёт. Наша экскурсия непродолжительна. Всё самое интересное находится на этой поляне. Вон… смотри, — Антасмаголь ткнула деревянным пальцем в дальнюю сторону. Там в разных позах застыли орки, серые и пыльные, и уже пошли во многих местах трещинами, как будто…
— Они превратились в грязь, — подсказала королева. — Они в ней родились, были ей и должны в неё уйти. Коснись, если хочешь.

Ольян совсем не хотел, но не осмелился перечить. Он легко коснулся пальцем высохшей глиняной фигуры орка, и та рассыпалась пылью. Более того, остальные фигуры стали тоже рассыпаться на глазах ошеломлённого надрёнка. Он быстро отступил и уткнулся спиной в королеву.

— Не бойся, — успокоительным тоном сказала Антасмаголь. — С ними ничего не случилось. Дождик пойдёт и фигуры восстановятся, и будут вечно умирать, засыхать и рассыпаться, а потом восстанавливаться. Они заколдованы мной на вечный круг мук. Впрочем, как и все остальные.
— Они разве это заслужили? — тихо поинтересовался Ольян, чувствуя, как королева тянет его дальше.
— Заслужили, — кивнула Антасмаголь. — И люди, и гномы, и орки, и эльфы, и… остальные.

Ольян в крайнем удивлении ахнул от открывшегося ужаса.

— Ну что? Впечатляет?
— Не то слово, — прошептал надрёнок.

Взгляду открылись древние развалины. Камни из разных эпох, высеченные по-разному, украшенные отличными стилями — людским, гномьим, эльфийским, орочьим и многими другими — нагромождались друг на друга, словно сменяя ту эпоху, чьи камни оказались ниже. Строители не церемонились и воздвигали дома и крепости поверх камней ушедшей цивилизации. Здесь стояли другие фигуры, здесь нашли упокоение более древние расы. Минотавры, кентавры, фавны, феи и многие другие лесные жители. Они все по неведомой для Ольяна причине превратились в дерево, а позади над руинами возвышалась скалоподобная фигура дракона. Она ярко блестела жёлтым.

— О! — воскликнула Антасмаголь, проследив за взглядом ребёнка. — Это Кассельдум — последний дракон Севера! Как видишь, и с ними случилось забвение за то, что драконы портили природу и извращали понятие справедливости. Теперь Кассельдум целиком состоит из золота и его руды. Он хотел, как и все драконы, владеть всем золотом мира вечно! Что ж, его мечта сбылась. Природа умеет шутить…

                                                                                                                                                              Лесная королева (Отрывок)
                                                                                                                                                                          Автор:warwar

Отредактировано ОЛЛИ (2024-10-31 20:37:49)