Яблоневый

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Яблоневый » Деметра » Теория и театр


Теория и театр

Сообщений 1 страница 19 из 19

1

«Под солнцем апреля»   

          Я взглянул на заглавие книги: это был какой - то французский роман. - Тургенев И. С., Ася (Цитата)

Весна играет воплощеньем и всё проникнуто волненьем, мне радость жизни не унять
Хоть и один, хоть сумрачен порой, таков уж мой кармический устой
Но сброшены всё зимние одежды, и весь проникнутый надеждой, встаю за холст
Я нарисую, как могу, посредством слов, твою святую простоту, лови мой сон
Пусть время катит безучастно, надеюсь были не напрасны твои мечты, пусть солнце ярко светит счастьем, подснежники уже недалеки..

                                                                                                                                                                                        Весна играет
                                                                                                                                                                             Автор: Александр Иванов

Анна вышла из театра, размазывая злые слёзы по щекам. Всё, с неё хватит. Пусть попробуют репетировать эту сцену без неё. Вот тогда и посмотрим, так уж ли вы легко обойдётесь без Анны Чеславиной, господин режиссёр.

Она вспомнила совет подруги и ощутила, как пальцы её рук невольно сжались в кулаки. Ну, уж, нет. Дудки. Отдаваться этому ничтожеству... Анна судорожно глотнула воздух и, поперхнувшись, закашляла. Да ни за что. Пусть Смольская или Котова делают это, если им нравится таким путём строить свою карьеру. Им, с их способностями, можно так жить. А она, Анна, талантлива и знает это. Недаром на их курсе, она считалась одной из лучших студенток.

  Анна вспомнила, как она играла свой спектакль на выпускном экзамене. Ей досталась сложная характерная роль леди Макбет. Она сделала из неё настоящий шедевр. Все так говорили. Да и сама Анна прекрасно помнит то странное состояние, когда она так вжилась в образ своей героини, что порой сама не различала, где кончается Анна и начинается леди Макбет и наоборот. Анна примерила на себя этот образ, как примеряют новое платье, и сама поразилась насколько удобно и комфортно ей в нём оказалось.

Давно забытые ощущения, подумала Анна и улыбнулась. Напряжение прошедших нескольких часов начало сползать с неё, как шкура царевны-лягушки из известной детской сказки и постепенно к ней стало возвращаться утраченное равновесие. Когда она добралась до дома, то и вовсе повеселела. Она знала, что Митя сейчас дома и наверняка скучает по ней. Анна прибавила шаг, предвкушая, как он обрадуется неожиданно раннему её приходу.

  Дмитрий Началов, близкий друг Анны, с которым они вместе делили скромную съёмную квартирку на окраине города, был не в настроении. Сегодня позвонила хозяйка квартиры и вежливо напомнила, что они задержали срок проплаты жилья на целых три дня. Дима уже хорошо изучил эту стерву. Теперь она ежедневно примется звонить и напоминать им об их задолженности.

  Было бы неплохо, если бы Анна сегодня принесла деньги, подумал он и тут же помрачнел, вспомнив, что до её зарплаты оставалась ещё целая неделя. Эх, деньги, деньги, сокрушался он мысленно, ну почему вы не отвечаете мне взаимностью. Ведь я так люблю вас. Больше, чем любую из женщин. Хотя..., пожалуй, я не прав. Дима вспомнил свою возлюбленную. Перед его глазами выплыл образ Анны. Стройная, как тростинка, брюнетка с зелёными глазами русалки, которые до сих пор затягивали его в свой омут, несмотря на довольно длительный срок их общения.

Неожиданно его размышления прервал звук открывающейся двери. Дима бросил взгляд на часы. Для Анны ещё было слишком рано. Но через секунду в проёме двери он увидел улыбающуюся подругу.

  - Привет, - Анна подставила Диме щеку для поцелуя, - Как ты тут, Митенька, соскучился без меня?
  - Сколько раз я тебя просил, не называй меня этим пошлым именем,- недовольно бросил Дима.
  - Прости, я забыла, что ты так неадекватно реагируешь на ласку, - равнодушно сказала Анна.

  Дима знал, что она вовсе не забыла о его просьбе, а даже не хотела о ней помнить.

  Эгоистка, не способная запоминать элементарные вещи. Ведь знает же, что ему это неприятно, вихрем пронеслось у него в голове. В Диме потихоньку стало закипать раздражение. Он вспомнил, что долг платежом красен и решил поквитаться с Анной, сказав ей какую-нибудь гадость.

  - Сегодня звонила хозяйка квартиры. Напомнила, что мы задерживаем оплату квартиры, - делая ударение на слове оплата, медленно проговорил Дима.
  - Да ну её, подождёт. Нет у меня сейчас денег. И вообще, похоже, что не скоро появятся, - Анна отвернулась к окну.
  - Что значит, не скоро появятся, - Дима почувствовал недоброе.
  - Меня из театра грозились выкинуть.
  - Как это? На каком основании, - встрепенулся Дима.
  - За профнепригодность, - с горечью выдохнула Анна.
   - Шутишь. Ты сама говорила, что была лучшей на курсе. И в театре ты на хорошем счету.
  - Сегодня выяснилось, что на хорошем счету у нас тот, кто подкладывается под режиссёра. Ты же не хочешь, чтобы я это сделала? - Анна, не мигая, уставилась на Диму.
  - А почему бы и нет, - усмехнулся он.
  - Что-о-о?
  - Да, ладно из себя святую строить. Можно подумать ты никогда этого не делала? - как о чем-то само собой разумеющемся проговорил Дима.

  Анна сделалась пунцовой. В груди у неё учащенно заколотилось сердце и от возмущения перехватило дыхание. Дима понял, что сморозил глупость и попытался исправить положение.

  - Ну, извини. Я не то хотел сказать. Но, если это нужно для дела, то почему бы и нет?
  - Для дела говоришь?- Анна обрела способность говорить и медленно стала приближаться к Диме. Выражение её лица стало каким-то зловещим. Дима попятился к стенке. Но было слишком поздно. Уже в следующую секунду он ощутил на своей щеке короткую, но сильную, как удар хлыста, затрещину. Он инстинктивно прикрылся рукой, ожидая следующего удара. Но его не последовало. Вместо этого он услышал стук входной двери. Дима осмотрелся. Анны в квартире не было.

                                                                                                                                                                          Чужая Роль (Отрывок)
                                                                                                                                                             Автор: Гурвич Владимир Моисеевич

Теория и театр

Отредактировано Зелёный (2024-05-15 19:54:25)

0

2

Сны под свет друммондов
________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) Сны под свет друммондов - Друммондов свет (также свет рампы, англ. limelight) — тип сценического освещения, использовавшийся в театрах в 1860—1870 годах. Интенсивное свечение получалось с помощью кислородно - водородного пламени, направленного непосредственно на цилиндр из оксида кальция (негашёной извести, англ. lime), которая может нагреваться до 2572 °C (белого каления) без расплавления.
_________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

Погасли софиты, потушены рампы,
густеет в углах темнота,
и кажется с виду, что сцена театра
в сон крепкий погружена.

Иллюзии этой не верьте - вы разве
не слышите призрачный гул?
Ведь всё воплотились и ожили страсти,
годами царившие тут.

Пусть падает занавес, кончена драма,
и публика валит домой,
но только игра - она всё же реальна
подчас больше жизни самой.

А значит, что в сущности это не чудо :
на сцене в немой тишине
уже в сотый раз умирает Гертруда
жемчужину выпив в вине.

Нет, эти актёры не жаждут оваций,
восторгов партера, цветов,
на них не нацелены с хищностью жадной
бинокли последних рядов.

Не смутные призраки, бледные тени
скользят по туману зеркал -
живые актёрской игры воплощенья,
святого её мастерства.

                                                                      Призраки театра
                                                                Автор: Жильцова Нина

СЦЕНА 1

На театральной сцене появляются два человека: РЕЖИССЁР и РЕПОРТЁР. Садятся за столик, стоящий в груде реквизита.

РЕПОРТЁР
Почему вы назначили встречу именно здесь? На сцене! Тут как - то неуютно, и — сыро. Апч - хи! (Чихает)

РЕЖИССЁР
А вы — против? Будьте здоровы! Вам здесь не нравится?

РЕПОРТЁР
Благодарю. (Достаёт платок) Немного жутковато. Темно. (Сморкается) Того и гляди, накинется какой - нибудь Калибан (1).

РЕЖИССЁР
Вы правы. Сцена — магическое пространство. Сейчас здесь тихо. Но скоро начнётся спектакль. И всё оживет.

РЕПОРТЁР
Вы хотели сказать, «пустое пространство»?!

РЕЖИССЁР
Да, да, есть такая книга. Питер Брук (2). Но мне больше нравится, как описывает сценическое пространство Антон Павлович Чехов: (После паузы) «… чёрная бездонная яма, точно могила, в которой прячется сама смерть …»

В ворохе реквизита начинают бить часы с кукушкой. Кукушка хрипло отсчитывает время. В какой - то момент застревает в окошке.

РЕПОРТЁР

(Озираясь)

Вы задались целью меня попугать? Не удастся! Я, в силу своей профессии…

РЕЖИССЁР

(Перебивая)

Что вы? Я и не думал пугать вас!

РЕПОРТЁР
Тогда почему мы здесь?

РЕЖИССЁР
Видите ли, в чём дело? Сцена — это всё, что у меня есть. Пусть это не прозвучит пафосно, но только сцена вносит в мою жизнь какой - то смысл. Хотя … (После паузы) Если честно, смысла этого всё равно не достаточно для того, чтобы жить. Но здесь я, по крайней мере, не так одинок, здесь я не чувствую себя … тенью. Понимаете, о чём я?

РЕПОРТЁР

(Убирает платок)

Конечно, я вас понимаю, театр, сцена! Тут вы в своей стихии! Вы — демиург! Ну а мне, если честно, было бы уютнее в каком - нибудь тихом кафе. Под солнцем. Среди людей. Вы смеётесь?

РЕЖИССЁР
И не думал! Вам комфортно среди людей. Мне — среди призраков. У каждого своя компания.

Репортёр брезгливо озирается по углам. Прислушивается. Внутри хлама слышится какое - то юркое копошение и писк.

РЕПОРТЁР
Здесь, наверное, полно крыс!

РЕЖИССЁР
Крысы? Конечно, крысы наши музы! Без них театр мёртв! (Меняется в лице) Но не будьте так капризны! Впервые встречаю такого щепетильного щелкопёра! Ведь вы, как уличные девки, идёте, куда вас поведут!

РЕПОРТЁР
Что вы хотите этим сказать? Я не понимаю!

РЕЖИССЁР
Не обижайтесь! Это я фигурально!

РЕПОРТЁР
«Фигурально»? Гмм. Однако.

РЕЖИССЁР
Мы с вами существуем только рядом с каким - нибудь событием, лишь благодаря нашим персонажам! Вы, как журналист, я, как режиссёр! Такова наша профессия, или лучше сказать — наша природа! Ни вас, ни меня, нас, самих по себе, попросту не существует!

РЕПОРТЁР
Говорите за себя одного. Апч - хи!

РЕЖИССЁР
Вот, я вам лучше налью рюмочку коньяка. Чтобы согреться.

Режиссёр достаёт из бутафорского шкафа графин и рюмку. Делает вид, будто что - то в неё наливает. Передаёт рюмку Репортёру.

РЕПОРТЁР
Благодарю. И, правда, очень сыро.

Репортёр берёт рюмку. Хочет из неё выпить. Но содержимое из рюмки не вытекает. Он с изумлением смотрит на Режиссёра.

РЕЖИССЁР

(Смеётся)

Это театр! Нельзя быть таким простаком! Ха - ха! Реквизит!

Репортёр раздражённо ставит бутафорскую рюмку на столик. Отворачивается. Втягивает голову в плечи.

РЕЖИССЁР
Ну, хватит дуться! Я ведь пошутил! Пошутил! Вот, это уже по - честному! Без дураков! Чтобы согреться! Глотните!

Режиссёр достаёт из внутреннего кармана фляжку. Наливает коньяк в рюмочку - крышку. Протягивает её Репортёру.

РЕПОРТЁР
Нет, благодарю! Давайте начнём! Я не намерен торчать тут весь вечер! Скоро начнёт собираться публика! У нас мало времени!

РЕЖИССЁР
Ну, как хотите. А я выпью.

(Выпивает)

Репортёр достаёт диктофон. Ставит перед Режиссёром на столик. Включает. Режиссёр выпивает из фляжки. Прячет её в карман.

РЕПОРТЁР
Весьма странная идея — дать интервью за кулисами перед спектаклем! Вас это не отвлекает от работы?
Всё - таки Чехов, «Иванов»! (3) Вы разве не должны настроиться, повторить текст с артистами? Обычно театральные люди неохотно общаются с прессой перед выходом на сцену![/size][/font]

РЕЖИССЁР
Вы правы! Считайте, что это наша дань театру, как таковому. Дань сцене. Театр — это мышеловка. В неё попадаются не только люди. И грань тонка: где призрак, где человек? Не разобрать! Сплошная путаница!

РЕПОРТЁР
Все так беспросветно? И нас ничто не избавит от этой путаница?

РЕЖИССЁР
Могли бы, конечно, помочь женщины. Но женщины устали. А когда они устают, всё к чертям собачьим рушится! Мир останавливается! Рвётся пуповина, и человек абортируется в абсурд! Понимаешь, приятель, о чём я? (Неприятно смеётся)

РЕПОРТЁР
Звучит устрашающе. Вы действительно в это верите?

РЕЖИССЁР
Иначе я не стал бы об этом говорить!

РЕПОРТЁР

(С иронией)

Боюсь, мы не сможем проверить истинность вашей теории. Наши женщины никогда не устанут. Это выглядит слишком фантастично.

РЕЖИССЁР
Как вы наивны, молодой человек! К современным женщинам нужно приставлять полицейских, чтобы они занимались своими детьми! Разве так обстояло дело лет двадцать тому назад? Что будет дальше?

РЕПОРТЁР
И всё - таки, вы сгущаете краски. Но почему «Медея» (4)? Ведь вы решили взяться за Еврипида, насколько мне известно?! Не связано ли это с вашей недавней… с той трагедией…

РЕЖИССЁР
Притормози, дружище! Ты суёшь нос слишком глубоко!

РЕПОРТЁР
Что вас так взбесило? Я ещё и спросить ничего не успел!

РЕЖИССЁР
Для грязной газетёнки, с которой ты кормишься, это, конечно, в порядке вещей, но в другом месте за подобные вопросы тебе набили бы морду! Усёк?!

РЕПОРТЁР
Но нашим читателям интересно знать…

РЕЖИССЁР
Плевать мне и на тебя, и на твоих читателей. Смени пластинку.

РЕПОРТЁР
Может быть, трагедия была спровоцирована предродовой депрессией? Психологи давно подметили тот факт, что…

Но закончить фразу Репортёр не успевает. Режиссёр внезапно бросается на него. Ударом в челюсть сбивает Репортёра на пол.

РЕЖИССЁР
Заткни свою пасть! Гнида!

Режиссёр и Репортёр падают, катаются по полу.

РЕПОРТЁР
Да вы пьяны! Маньяк, ты мне выбил зуб! Отпусти меня! Идиот!

Режиссёр пытается Репортёра задушить, но тот вырывается. Вскакивает на ноги. Хватает со стола диктофон.

РЕПОРТЁР
Не думай, что всё это сойдёт тебе с рук! У меня всё записано! Встретимся в суде! Псих!

Репортёр убегает. Режиссёр начинает смеяться

                                                                                                                                                  из пьесы Ильгара Сафата - «Чеховское ружьё»
_________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(1) Того и гляди, накинется какой - нибудь Калибан - Калибан — один из главных персонажей романтической трагикомедии Уильяма Шекспира «Буря». Калибан — антагонист мудреца Просперо, восстающий против хозяина слуга, грубый, злой, невежественный дикарь.
Образ Калибана получил в современной культуре большое количество интерпретаций. Он стал заглавным героем многих произведений.

(2) Да, да, есть такая книга. Питер Брук  - "Пустое пространство" - книга британского режиссёра Питера Брука 1968 года, исследующая четыре способа или точки зрения на театр: Смертельный; Святой; Грубый; и Непосредственный. Книга основана на серии из четырёх лекций, подготовленных Granada Television и прочитанных в университетах Манчестера, Кила, Халла и Шеффилда в Англии.

(3) Всё - таки Чехов, «Иванов»! - «Иванов» — пьеса А. П. Чехова, написанная в 1887 году. Впервые была опубликована в журнале «Северный вестник» в марте 1889 года. Сюжет: образованный, интеллигентный помещик Иванов почти разорён. В то же время у него больна жена Анна Петровна. Местный врач доктор Евгений Константинович Львов подозревает у неё чахотку. Дальний родственник Иванова Михаил Михайлович Боркин, который управляет его имением, строит безумные и не вполне честные планы, как поправить дела. «Иванов» — первая пьеса Чехова, поставленная на сцене. Она была написана специально для Театра Корша.

(4)  Но почему «Медея» - «Медея» — пьеса Еврипида, основанная на мифе о Ясоне и Медее.
Сюжет сосредоточен на действиях Медеи, бывшей принцессы Колхидского царства и жены Ясона. Она обнаруживает, что её положение в греческом мире находится под угрозой, поскольку Ясон оставляет её ради греческой принцессы из Коринфа. Медея мстит Ясону, убивая его новую жену и двух своих собственных сыновей, после чего сбегает в Афины, чтобы начать новую жизнь. Пьеса была впервые поставлена в 431 году до нашей эры как часть трилогии.

Теория и театр

Отредактировано ОЛЛИ (2024-05-26 11:24:17)

0

3

Ища в чертах  умиротворения свет

Жизнь не идиллия в восторженных тонах
И только лишь, лишь отголоски счастья
Мне душу греют, но, витая в облаках,
Бросаю взор на лица и на платья.

С улыбкой слушаю и слышу женский вздор,
Смотрю в глаза и мне не отвертеться
От фраз, ведь женственно - кокетливый задор
Воздушен, как пленительное сердце.

Без напряжения, впрягая лань с конём,
Лечу, не зная, где какая яма,
Но рано поздно ли, при звёздах или днём,
Смертельным звоном завершится драма.

Не избежать перста судьбы и не свернуть,
Но нужно в сердце, если вы не снобы,
Построить Храм, где б воссияла Суть,
И отойти в мир праведный без злобы.   

                                                                     Драма жизни
                                                          Автор: Валерий Платонов

Ребёнком, в сороковых годах, я помню ещё огромное серое деревянное здание с фальшивыми окнами, намалеванными сажей и охрой, и огороженное чрезвычайно длинным полуразвалившимся забором. Это и была проклятая усадьба графа Каменского; тут же был и театр. Он приходился где-то так, что был очень хорошо виден с кладбища Троицкой церкви, и потому Любовь Онисимовна, когда, бывало, что-нибудь захочет рассказать, то всегда почти начинала словами:

— Погляди-ка, милый, туда... Видишь, какое страшное?
— Страшное, няня.
— Ну, а что я тебе сейчас расскажу, так это ещё страшней.

Вот один из таких её рассказов о тупейщике Аркадии (1) , чувствительном и смелом молодом человеке, который был очень близок её сердцу.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Аркадий «причёсывал и рисовал» одних актрис. Для мужчин был другой парикмахер, а Аркадий если и ходил иногда «на мужскую половину», то только в таком случае, если сам граф приказывал «отрисовать кого-нибудь в очень благородном виде». Главная особенность гримировального туше этого художника состояла в идейности, благодаря которой он мог придавать лицам самые тонкие и разнообразные выражения.

— Призовут его, бывало, — говорила Любовь Онисимовна, — и скажут: «Надо, чтобы в лице было такое-то и такое воображение». Аркадий отойдёт, велит актёру или актрисе перед собою стоять или сидеть, а сам сложит руки на груди и думает. И в это время сам всякого красавца краше, потому что ростом он был умеренный, но стройный, как сказать невозможно, носик тоненький и гордый, а глаза ангельские, добрые, и густой хохолок прекрасиво с головы на глаза свешивался, — так что глядит он, бывало, как из-за туманного облака.
Словом, тупейный художник был красавец и «всем нравился». «Сам граф» его тоже любил и «от всех отличал, одевал прелестно, но содержал в самой большой строгости». Ни за что не хотел, чтобы Аркадий ещё кого, кроме его, остриг, обрил и причесал, и для того всегда держал его при своей уборной, и, кроме как в театр, Аркадий никуда не имел выхода.
Даже в церковь для исповеди или причастия его не пускали, потому что граф сам в бога не верил, а духовных терпеть не мог, я один раз на пасхе борисоглебских священников со крестом борзыми затравил. 

Граф же, по словам Любови Онисимовны, был так страшно нехорош, через своё всегдашнее зленье, что на всех зверей сразу походил. Но Аркадий и этому зверообразию умел дать, хотя на время, такое воображение, что когда граф вечером в ложе сидел, то показывался даже многих важнее.

А в натуре-то графа, к большой его досаде, именно и недоставало всего более важности и «военного воображения».

И вот, чтобы никто не мог воспользоваться услугами такого неподражаемого артиста, как Аркадий, — он сидел «весь свой век без выпуска и денег не видал в руках отроду». А было ему тогда уже лет за двадцать пять, а Любови Онисимовне девятнадцатый год. Они, разумеется, были знакомы, и у них образовалось то, что в таковые годы случается, то есть они друг друга полюбили. Но говорить они о своей любви не могли иначе, как далёкими намёками при всех, во время гримировки.

Свидания с глаза на глаз были совершенно невозможны и даже немыслимы...

— Нас, актрис, — говорила Любовь Онисимовна, — берегли в таком же роде, как у знатных господ берегут кормилиц; при нас были приставлены пожилые женщины, у которых есть дети, и если, помилуй бог, с которою-нибудь из нас что бы случилось, то у тех женщин все дети поступали на страшное тиранство.

Завет целомудрия мог нарушать только «сам», — тот, кто его уставил.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Любовь Онисимовна в то время была не только в цвете своей девственной красы, но и в самом интересном моменте развития своего многостороннего таланта: она «пела в хорах подпури», танцевала «первые па в „Китайской огороднице“» и, чувствуя призвание к трагизму, «знала все роли наглядкою».

В каких именно было годах — точно не знаю, но случилось, что через Орёл проезжал государь (не могу сказать, Александр Павлович или Николай Павлович) и в Орле ночевал, а вечером ожидали, что он будет в театре у графа Каменского.

Граф тогда всю знать к себе в театр пригласил (мест за деньги не продавали), и спектакль поставили самый лучший. Любовь Онисимовна должна была и петь в «подпури», и танцевать «Китайскую огородницу», а тут вдруг ещё во время самой последней репетиции упала кулиса и пришибла ногу актрисе, которой следовало играть в пьесе «герцогиню де Бурблян».
Никогда и нигде я не встречал роли этого наименования, но Любовь Онисимовна произносила её именно так.

Плотников, уронивших кулису, послали на конюшню наказывать, а больную отнесли в её каморку, но роли герцогини де Бурблян играть было некому.

— Тут, — говорила Любовь Онисимовна, — я и вызвалась, потому что мне очень нравилось, как герцогиня де Бурблян у отцовых ног прощенья просит и с распущенными волосами умирает. А у меня у самой волосы были удивительно какие большие и русые, и Аркадий их убирал — заглядение.

Граф был очень обрадован неожиданным вызовом девушки исполнить роль и, получив от режиссёра удостоверение, что «Люба роли не испортит», ответил:

— За порчу мне твоя спина ответит, а ей отнеси от меня камариновые серьги.

«Камариновые же серьги» у них был подарок и лестный и противный. Это был первый знак особенной чести быть возведенною на краткий миг в одалиски владыки. За этим вскоре, а иногда и сейчас же, отдавалось приказание Аркадию убрать обречённую девушку после театра «в невинном виде святою Цецилией» (2), и во всем в белом, в венке и с лилией в руках символизованную innocence  (3)  доставляли на графскую половину.

— Это, — говорила няня, — по твоему возрасту непонятно, но было это самое ужасное, особенно для меня, потому что я об Аркадии мечтала. Я и начала плакать. Серьги бросила на стол, а сама плачу и как вечером представлять буду, того уже и подумать не могу.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

А в эти самые роковые часы другое — тоже роковое и искусительное дело подкралось и к Аркадию.

Приехал представиться государю из своей деревни брат графа, который был ещё собой хуже и давно в деревне жил и формы не надевал и не брился, потому что «всё лицо у него в буграх заросло». Тут же, при таком особенном случае, надо было примундириться и всего себя самого привести в порядок и «в военное воображение», какое требовалось по форме.

А требовалось много.

— Теперь этого и не понимают, как тогда было строго, — говорила няня. — Тогда во всём форменность наблюдалась и было положение для важных господ как в лицах, так и в причесании головы, а иному это ужасно не шло, и если его причесать по форме, с хохлом стоймя и с височками, то всё лицо выйдет совершенно точно мужицкая балалайка без струн.
Важные господа ужасно как этого боялись. В этом и много значило мастерство в бритьё и в прическе, — как на лице между бакенбард и усов дорожки пробрить, и как завитки положить, и как вычесать, — от этого от самой от малости в лице выходила совсем другая фантазия.

Штатским господам, по словам няни, легче было, потому что на них внимательного призрения не обращали — от них только требовался вид посмирнее, а от военных больше требовалось — чтобы перед старшим воображалась смирность, а на всех прочих отвага безмерная хорохорилась.

Это-то вот и умел придавать некрасивому и ничтожному лицу графа своим удивительным искусством Аркадий.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Деревенский же брат графа был ещё некрасивее городского и вдобавок в деревне совсем «заволохател» и «напустил в лицо такую грубость», что даже сам это чувствовал, а убирать его было некому, потому что он ко всему очень скуп был и своего парикмахера в Москву по оброку отпустил, да и лицо у этого второго графа было всё в больших буграх, так что его брить нельзя, чтобы всего не изрезать.

Приезжает он в Орёл, позвал к себе городских цирульников и говорит:

— Кто из вас может сделать меня наподобие брата моего графа Каменского, тому я два золотых даю, а на того, кто обрежет, вот два пистолета на стол кладу. Хорошо сделаешь — бери золото и уходи, а если обрежешь один прыщик или на волосок бакенбарды не так проведёшь, — то сейчас убью.

А всё это пугал, потому что пистолеты были с пустым выстрелом.

В Орле тогда городских цирульников мало было, да и те больше по баням только с тазиками ходили — рожки да пиявки ставить, а ни вкуса, ни фантазии не имели. Они сами это понимали и все отказались «преображать» Каменского. «Бог с тобою, — думают, — и с твоим золотом».

— Мы, — говорят, — этого не можем, что вам угодно, потому что мы за такую особу и притронуться недостойны, да у нас и бритов таких нет, потому что у нас бритвы простые, русские, а на ваше лицо нужно бритвы аглицкие. Это один графский Аркадий может.

Граф велел выгнать городских цирульников по шеям, а они и рады, что на волю вырвались, а сам приезжает к старшему брату и говорит:

— Так и так, брат, я к тебе с большой моей просьбой: отпусти мне перед вечером твоего Аркашку, чтобы он меня как следует в хорошее положение привёл. Я давно не брился, а здешние цирульники не умеют.

Граф отвечает брату:

— Здешние цирульники, разумеется, гадость. Я даже не знал, что они здесь и есть, потому что у меня и собак свои стригут. А что до твоей просьбы, то ты просишь у меня невозможности, потому что я клятву дал, что Аркашка, пока я жив, никого, кроме меня, убирать не будет. Как ты думаешь — разве я могу моё же слово перед моим рабом переменить?

Тот говорит:

— А почему нет: ты постановил, ты и отменишь.

А граф - хозяин отвечает, что для него этакое суждение даже странно.

                                                                                                                                           из рассказа Николая Лескова - «Тупейный художник»
__________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(1) Вот один из таких её рассказов о тупейщике Аркадии - “Тупей, — читаем у Даля, — взбитый хохол над головой”. Модная в то время причёска. Значит, Тупейный художник — мастер по причёскам. По словам повествователя, он был мастер “в необычайном художественном роде”. “…Он был «Тупейный художник», то есть парикмахер и гримировщик, который всех крепостных артисток графа «рисовал и причёсывал» - Инфоурок. ру

(2) убрать обречённую девушку после театра «в невинном виде святою Цецилией» - Цецилия Римская — христианская святая, мученица (2–3 века, Рим). Согласно первому житию, Цецилия, римлянка благородного происхождения, ещё в детстве приняла крещение и дала обет целомудрия. Своего жениха, язычника Валериана, убедила сохранить девство в браке. Валериан и его брат, Тибурций, став христианами и отказавшись приносить жертвы перед статуями античных божеств, приняли мученическую смерть.

(3) символизованную innocence - Невинность (франц.).

Теория и театр

Отредактировано ОЛЛИ (2024-06-17 16:48:15)

0

4

Позолота неприкаянных комедиантов

Мойры нить свою тянули...
Будет замужем иль нет?
Одинокую , пустую,
Словно брошенный билет

Жизнь... Кому - то с разворотом,
Праздник, счастье без конца...
А другой лишь позолота
С неодетого венца...

Губ мужских не знали губы,
Одинокая кровать...
И не знало тело грубых чувств...
Не надо воровать...

Взгляда милого прохладу,
Одиноко, как во сне.
Дева старая - наяда
На горбатом скакуне.

                                                          Старая дева
                                               Автор: Нина Ландышева

Декорация.

Декорация служила искусству. Служила истово и преданно. Так безоглядно и фанатично служат старые девы единожды выбранному делу. И  не бывает счастья огромней, чем понимание хорошо выполненного долга.

Долг обязывал Декорацию перевоплощаться каждый день, без перерывов и выходных, без праздников и отпусков. Она слыла кокеткой: меняла наряды ежедневно и, бывало, не по одному за вечер. И свято верила, что от неё во многом зависит успех постановки.

Верила и выворачивала душу  свою наизнанку: в приоткрытых окнах бутафорской  квартиры уличный ветер шевелил занавески, пахло дождём или нагретым асфальтом, пели сверчки за толстой неуклюжей деревенской печью, яблоки имели запах только что сорванных яблок, а не пыльного папье - маше. Ветки качались и шелестели листочками, и, казалось,  живые птицы перепрыгивали  с дерева на дерево, распевая иногда совсем некстати. И некстати оказывалось более правдивым, нежели выверенное до совершенства режиссёрское оформление спектакля.

В театр ходили много, охотно и не единожды на один и тот же спектакль. Зрители ощущали себя втянутыми в действо от макушки до пяток. Они проживали чужую историю как собственную. Декорация гордилась своим вкладом в этот успех. Она считала себя пусть не самым главным, но одним из важных действующих лиц. И замирала от шумных  аплодисментов благодарных зрителей.  И принимала крики «Браво!»  на свой счёт тоже. Она обожала зрителей и скучала без них.

- Глупая, глупая Декорация! – подмигивал свысока Левый Софит  тремя яркими лампами. Он слыл известным насмешником и циником. – Смотрите, она верит, что на ней держится всё представление! Умора!

Правый Софит согласно поддакивал. Он всегда  соглашался: не имея  собственного мнения,  старался подражать  всякому, а более всего самому важному - Центральному Софиту.  Тот имел целых восемь ярких ламп -прожекторов и видел даже мельчайшие мелочи, но  отличался отменным спокойствием и в разговоры вступал редко и неохотно. И правильно делал, ибо все знают, что молчание – золото.

- Вы не правы, уважаемый Левый Софит, - пускалась в споры возмущённая Декорация, - разве вы против  настоящего летнего сквозняка или морского солёного бриза? Скрипа дверных петель и запаха клея на обоях? Чем вам не угодили живые вишнёвые цветы и недовольное дребезжание старинного буфета? Мелочи придают игре актёров настоящесть, а я рада, что помогаю в благородном деле!
- Ты обманка! Твой ветер и птичье пение всего лишь бутафория. Ты лжива! – сердился Левый Софит. Он всегда говорил правду. Только правду, какова бы она не была горькой и беспощадной.

И споры продолжались после спектакля до тех пор, пока монтировщики разбирали декорацию, относили её в театральную подсобку. Осветители выключали яркие лампы софитов. Уходили уборщицы. Бархатные кресла в зрительном зале дремали под полотняными накидками. Наступала полная тишина. А следующим вечером бесконечные споры  повторялось.

Левый Софит ревновал к Декорации актёров и актрис,  режиссёра и постановщика, зрителей, билетёрш, костюмера и даже уборщицу.  И втайне ужасно завидовал чужому таланту. И в зависти и ревности опускался до неприличного: высвечивал наиболее неказистые, изношенные места Декорации.  Так начинающая актриска оттеняет молодостью своей всякую морщинку и дряблую складочку на лице и шее примадонны.

Декорация страдала от насмешек. Страдала героически – молча, позволяя себе вздохи лишь в ночной тишине. Она ожидала поддержки, но обманывалась раз за разом: Правый Софит молчаливо соглашался с Левым, а Центральный сохранял нейтралитет, хотя иногда пробегала по его металлическому телу словно бы случайная дрожь и пригашивала  яркость всех восьми ламп. На коротенькое мгновение. И только.

А потом пришёл в театр новый молодой режиссёр.  С самыми прогрессивными новаторскими взглядами  на театральное искусство. И в его команде был свой театральный художник. Художник - минималист.

- Декорация устарела! – заявил он энергично, - пусть зритель насладится игрой актёров без вспомогательного антуража!

Декорацию разобрали и перенесли в самое дальнее, тёмное помещение где -то на задворках театрального здания. Я рассыплюсь, рассохнусь, исчезну – думала изгнанница, - вот и закончилось моё служение искусству. И жизнь - тоже. Приходили мысли о собственной ненужности и ещё о том, вспоминают ли её хоть иногда. Хотелось, чтобы помнили. Безделье лишало яркости восторги прежних триумфов, обида разъедала ржавчиною душу. В одиночестве и покое не находила Декорация удовольствия. Она рождена была для праздника и теперь тихо умирала.

Театральный сезон между тем продолжался: шли репетиции новых спектаклей, перелицовывались прежние.  Пустая сцена затягивалась тёмной тканью, складки её подразумевали сложность и многомерность пространства. Мебелью и прочим реквизитом служили высокие шесты и натянутые меж ними канаты. Одни и те же к разным спектаклям, ибо главным считалось лишь актёрское мастерство.

Премьера новой постановки получилась пышной и шумной. Статьи в газетах, анонсы по телевизору, интервью и обзоры известных театральных критиков - казалось, популярность театра росла с небывалой скоростью. Но вскоре постоянные зрители стали ходить реже и реже, замещаясь случайными, пришедшими на модные спектакли по наводке навязчивой рекламы..

- Что-то неинтересно стало, - жаловался Левый Софит в надоевшее однообразием пространство сцены, - пары ламп хватило бы, чтобы осветить пустоту. Декорация была изрядно старомодна и даже смешна, но с ней было забавно. Помню,  высветишь какую - нибудь трещинку и наблюдаешь, как она маскируется то цветочком, то фотографией. А сейчас что? Ничего!  Скукотища какая - то. Верно, Правый?

Правый Софит согласно моргал. Он по -прежнему не имел своего мнения, а,  может, боялся показаться глупым.

Билеты продавались с большими трудами, гардеробщицы скучали, а все знают, что театр начинается с вешалки, а когда вешалки заполнены наполовину или даже на треть? Вот то -то и оно…

Не дождавшись окончания театрального сезона, модный режиссёр отправился покорять другие страны и города, а в театр вернулись прежние главный режиссёр и театральный художник.

Они тоже были командой и понимали друг друга с полу - взгляда. В репертуарный список  вернулись проверенные временем и зрительским интересом постановки. И добавились новые, из современных. Декорацию извлекли на свет, почистили, починили, покрасили, словом, вернули к жизни. И добавили свежих нарядов и аксессуаров. Декорация примеряла обновки и придумывала к ним собственные хитрости -  чтобы не прослыть грубой подделкой. Она всегда ратовала за правдивость в искусстве.

- Мне Вас очень недоставало, - неожиданно признался прежде молчаливый Центральный Софит.
- Вам? Меня? – растерялась польщённая Декорация, - но почему, почему Вы?..  Ах, если бы я знала о том, что кто -то помнит меня…
- Простите мою робость, - продолжал Центральный Софит, - но Вы всегда думали только о сцене. Мне казалось: больше ничего для Вас не существует.
- Да, пожалуй, вы правы… Я как -то всё… - Декорация засмущалась и умолкла. И подумала о том, что искусство и долг, безусловно, важны, но иногда полезно оглянуться и по сторонам. Иначе рискуешь пропустить что-то нужное  и интересное.
- Да уж, - вступил в разговор Левый Софит, - мало радости с пустой -то сценой. Никакого интереса! Зато теперь начнётся веселье, верно?

Правый Софит соглашался по обыкновению. А про себя думал, что если бы он не был таким трусом, то признался бы в пристрастном отношении к Декорации гораздо раньше, чем этот важный Центральный Софит. И тогда, может быть, не случилось бы всей этой истории с модным режиссёром? Кто знает, из каких мелочей проистекают повороты судеб!

И жизнь потекла своим чередом. Она прокладывает тропинки маршрутами, известными только ей.

На сцене игрались вечные человеческие трагедии. За бутафорским окошком всходила луна, а вместе с нею робкие первые звёзды. Стулья скрипели, диваны важничали полосатой обивкою, белая крахмальная скатерть пахла горячим утюгом, от пирогов поднимался и дразнил носы зрителей ароматнейший запах и, кажется, раздалась первая соловьиная трель. И никому в голову не пришла простая мысль о стоявшей на улице осени. Потому что всё было взаправдашним. Настоящее искусство и состоит в том, чтобы сделать неживое - живым, бутафорское – настоящим. И подарить праздник.

Декорация была счастлива: она вернулась, она делала то, что единственно умела и умела замечательно. И радость её полнилась внимательными пристрастными влюблёнными взглядами сверху. И, кажется, справа. Да и слева – тоже.

                                                                                                                                                                                        Декорация
                                                                                                                                                                               Автор: Таша Прозорова

Теория и театр

Отредактировано ОЛЛИ (2024-07-07 07:59:28)

0

5

«Сорока» - оперетта для провинциальных барынь

Как скучно в "одиночке", вечер длинный,
А книги нет.
Но я мужчина,
И мне семнадцать лет.
Я, "Марсельезу" напевая,
Ложусь лицом к стене.
Но отдалённый гул трамвая
Напоминает мне,
Что есть Остоженка, и в переулке
Наш дом,
И кофе с молоком, и булки,
И мама за столом.
Темно в передней и в гостиной,
Дуняша подаёт обед...
Как плакать хочется! Но я мужчина,
И мне семнадцать лет...

                                             Поэт: Илья Эренбург

Пьеса уже началась, когда я вошёл; я досадовал, что опоздал, и рассеянно, не понимая, что делают на сцене, смотрел по сторонам, смотрел на правильное размещение лиц по чинам, на странное сборище физиономий, вовсе друг на друга не похожих, а выражающих одно и то же, на провинциальных барынь, пёстрых, как американские птицы, и на самого князя, который так гордо, так озабоченно сидел в своей ложе.

Вдруг меня поразил слабый женский голос; в нём выражалось такое страшное, глубокое страдание. Я устремился глазами на сцену. Служанка откупщика узнала в старом бродяге своего отца, беглого солдата… Я почти не слушал её слов, а слушал голос.

«Боже мой! — думал я, — Откуда взялись такие звуки в этой юной груди; они не выдумываются, не приобретаются из сольфеджей, а бывают выстраданы, приходят наградой за страшные опыты». Она провожает отца до плетня, она стоит перед ним так просто, задумчиво; надежд мало его спасти, — и когда старик уходит, вместо слов, назначенных в роли, у неё вырвался неопределённый крик — крик слабого, беззащитного существа, на которое обрушилось тяжкое, незаслуженное горе. Теперь, через двадцать лет, я слышу этот раздирающий крик.

Он приостановился.

— Да, господа, — сказал он, помолчавши, — это была великая русская актриса!

Вероятно, вы знаете сюжет «Сороки - воровки», хоть по россиниевской опере. Страшная пьеса, после которой ничего бы не оставалось на душе, кроме отчаяния, если бы не приделали мелодрамную развязку.

Анету обвиняют в краже; подозрение имеет как будто полное право пасть на её голову; как её не подозревать? Она бедна, она служанка. Да и, наконец, если обвинение окажется несправедливым, что за беда; ей скажут: «Поди, голубушка, домой; видишь, какое счастие, что ты невинна!» А до какой степени всё это вместе должно разбить, уничтожить оскорблением нежное существо — этого рассказать не могу; для этого надобно было видеть игру Анеты, видеть, как она, испуганная, трепещущая и оскорблённая, стояла при допросе; её голос и вид были громкий протест — протест, раздирающий душу, обличающий много нелепого на свете и в то же время умягчённый какой - то тёплой, кроткой женственностию, разливающей свой характер нежной грации на все её движения, на все слова.

Я был изумлён, поражён; этого я не ожидал. Между тем пьеса развивалась, обвинение шло вперёд, бальи [судья (от фр. bailli).] хотел его для наказания неприступной красавицы; чёрные люди суда мелькали по сцене, толковали так глубокомысленно, рассуждали так здраво, — потом осудили невинную Анету, и толпа жандармов повела её в тюрьму… да, да, вот как теперь вижу, бальи говорит: «Господа служивые, отведите эту девицу в земскую тюрьму», — и бедная идёт! Но она останавливается ещё раз. «Ришар, — говорит она, — я невинна, да неужели и ты не веришь, что невинна!» И тут уже среди стона угнетённой женщины звучит вопль негодования, гордости, той непреклонной гордости, которая развивается на краю унижения, после потери всех надежд, — развивается вместе с сознанием своего достоинства и тупой безвыходности положения.

Помните старый анекдот, как добрый немец закричал из райка (*) людям убитого командора, искавшим Дон - Жуана: «Он побежал направо в переулок!»? Я чуть не сделал того же, когда Анету повели солдаты. Потом сцена в тюрьме с бальи (**). Развратный старик видит невиновность её в краже и предлагает продажей чести купить свободу. Несчастная жертва вырастает, её слова становятся страшны, и какая - о глубокая ирония лица удваивает оскорбительную силу слов.

Я как - то случайно взглянул в продолжение этой сцены на князя; он был сильно потрясён, вертелся, покидал лорнет, опять брал его. «Как такому знатоку не быть поражённым этой игрой! Он, верно, умел вполне ценить такую актрису», — подумал я. Тихо, с опущенной головой, с связанными руками шла Анета, окружённая толпою солдат, при резких звуках барабана и дудки. Её вид выражал какую - то глубокую думу и изумление. В самом деле, представьте себе всю нелепость: это дитя, слабое, кроткое, с светлым челом невинности, и французские солдаты с тесаками, с штыками, и барабаны; да где же неприятель? А неприятель - то — это дитя в середине их, и они победят его… но она останавливается перед церковью, бросается молча на колени, поднимает задумчивый взгляд к небу; не укор Прометея, не надменность Титана в этом взгляде, совсем нет, а так, простой вопрос: «За что же это? И неужели это правда?»

Её повели. Я рыдал, как ребёнок. Вы знаете предание о «Сороке - воровке»; действительность не так слабонервна, как драматические писатели, она идёт до конца: Анету казнили. В пьесе открывают, что воровка не она, а сорока, — и вот Анету несут назад в торжестве, но Анета лучше автора поняла смысл события; измученная грудь её не нашла радостного звука; бледная, усталая, Анета смотрела с тупым удивлением на окружающее ликование, со стороною упований и надежд, кажется, она не была знакома. Сильные потрясения, горький опыт подрезали корень, и цветок, ещё благоуханный, склонялся, вянул; спасти его нельзя было; как мне жаль было эту девушку!..

— Фу, боже мой, — продолжал он, обтирая лицо платком, — я такую волю дал воображению и воспоминанию, что, кажется, и заврался и расплакался; да я не могу об этих предметах иначе говорить, всякий раз увлекусь… Ну, занавесь опустилась. Как дорого бы я дал, чтоб её опять подняли; ещё бы раз взглянуть на эту потухающую красоту, на это изящное страдание. Но её не вызывали. Не увидеть Анеты я не мог; идти к ней, сжать ей руку, молча, взглядом передать ей всё, что может передать художник другому, поблагодарить её за святые мгновения, за глубокое потрясение, очищающее душу от разного хлама, — мне это необходимо было, как воздух.

Я бросился за кулисы… в партере меня остановил один любитель театра; он кричал мне, выходя из своего ряда: «А ведь Анета - то недурна была, как вам? Очень недурна, немножко манеры тривиальны». Я не возражал ему ни слова; его бы не убедил, а время терять не хотел. «Куда вы?» — спросил меня официант, стоявший при входе за кулисы. «Я желаю видеть Анету, понимаешь, ту актрису, которая представляла сегодня служанку». — «Без княжого позволенья нельзя». — «Помилуй, любезный, я сам артист, третьего дня играл». — «Мне не было приказу вас пускать». — «Пожалуйста», — сказал я, выразительно опустивши два пальца в жилетный карман. «Какие вы мудрёные, — отвечал лакей, — что же, мне из - за вас свою спину подставить?»

Я больше не настаивал и отправился домой, но я был близок к отчаянию, я был несчастен, и это не фраза, не пустое слово… Неужели из вас никому не случалось отдаваться безотчётно и бесцельно обаятельному влиянию женщины, вовсе не близкой, долго смотреть на неё, долго её слушать, встречаться взглядом, привыкнуть к её улыбке и так вжиться в эту летучую симпатию, что вы потом удивляетесь её силе, когда эта женщина исчезает; и вы себя чувствуете как - то оставленным, одиноким; какая - то горечь наполняет душу, и весь вечер испорчен, и вы торопитесь домой и сердитесь, что у вас в передней нагорело на свече и что сигара скверно курится, — всё оттого, что сыграли роман в полтора часа, роман с завязкой и развязкой.

Если вы это испытали, то поймёте, что происходило во мне, молодом художнике; тоска по Анете привела меня в лихорадочное состояние. Я, больной, бросился на кровать, я бредил, спал и не спал, и в обоих случаях образ несчастной служанки носился передо мною. То она стоит, осужденная, так просто, удивительно просто; кругом сумасшедшие, — их называют судьи, — и мне становилось горько; никто из них не может понять, что с этим лицом и с этим голосом нельзя быть виноватой. То вооружённые стражи ведут её, со связанными руками, на торжественное убиение и думают, что делают дело.

То несут её с криками радости, ей толкуют, говорят, что всё прошло, что она свободна, — а она устала, у ней нет сил обрадоваться, она как будто спрашивает: «Да что же было, ведь ничего и не было?» Словом, тысячи вариаций на тему «Сороки - воровки» бродили у меня в голове всю ночь.

                                                                                                                                        из  повести Александра Герцена - «Сорока-воровка»
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) как добрый немец закричал из райка - по видимому речь идёт о  яблони (Райка) сливолистной (яблони китайской сливолистной или яблони кита́йской), а также мелкоплодных сортов созданных с участием этого вида (китайки или райские яблони).

(**) Потом сцена в тюрьме с бальи - Бальи. Королевский чиновник в средневековой Франции, осуществляющий административную и судебную власть в крупной области.

Теория и театр

Отредактировано ОЛЛИ (2024-07-20 13:19:49)

0

6

Красотка для красоты сценария

Представим себе «Доктора Кто». Перед титрами всегда идёт начальная сцена. Я представляю своих зрителей в этот момент — торопятся уйти, уже почти надели куртки, в пабе их ждут друзья. А теперь, зная, что ваш зритель сейчас, может быть, идёт на свидание с какой - нибудь красоткой — как не дать ему надеть куртку до конца, засунуть руку во второй рукав?

                                                                —  Стивен Моффат Шотландский сценарист и продюсер 1961 Из статьи «О написании сценариев»

А вот лежит актёр сериала,
Как на окне не политый фикус,
Уже вторая жена сбежала
И под очками огромный минус,
Но он скоро проснётся
Укрытый плащом,
Включайте свет раздаётся:
"Дубль ещё!"

Припев:

Он самый счастливый из нас
Избранный небесами,
Он снова идёт в пятый класс
С бородой и усами,
40 лет, толстый грим и размытые строчки,
Но не спрячешь под ним
Его печень и почки!

Это только цветочки,
Не дойти бы до точки,
Не дойти, не дойти,
Не дойти бы до точки!
Не дойти, не дойти,
Не дойти бы до точки!

Он к душе нашей знает пароли
Свежий ветер и чистый ментол!
Он готовится к новой роли
И меняет свой пол,
А что его ждёт впереди
Там всё не так гладко,
Но всё же он победит,
Парень - загадка!

Припев:

Он самый счастливый из нас
Избранный небесами,
Он выглядит просто атас
С грудью и волосами,
Он наверно не сможет прожить
Без команды мотор,
Перед камерой в сети пожить,
Ты реальный актёр!
Сериальный актёр.
Сериальный актёр!

                                              Сериальный актёр (Отрывок)
                                    Саунд трек из сериала  «Папины дочки»

Сюжет для автора .. и родилась картина

Отредактировано ОЛЛИ (2024-08-03 12:53:26)

0

7

Вообще - то ...  это была мамина идея

Помнишь ночь в Шахимардане? И протяжный крик муллы.
Звёзды помнишь? Этой ночью звёзды падали из мглы.
Чай вприкуску с парвардою (*) из тончайшей пиалы.
И над озером кружились дальнозоркие орлы.

И кричал павлин надрывно! И пророчил нам печаль…
Это лето было знойным. Почему же нам не жаль,
Что потрескалась с годами жаркой юности эмаль?
Для кого в Шахимардане зреют персик и миндаль? ..

Снова под чинарой старой на огромном топчане
Курпачу бросают на ночь (**)... Забывая о войне …
Небо выше. Звёзды ярче. Ароматы роз нежней.
Много лет прошло. Я помню… запах родины моей.

Чьи слова меня сегодня огорчат иль рассмешат? ..
Посмотри, на удивленье ночь сегодня хороша!
Я колодезной водицы выпью залпом из ковша…
И опять всю ночь рыдает двуязычная душа.

                                                                                 Двуязычная душа
                                                                           Автор: Людмила Ковенко
_________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) Чай вприкуску с парвардою - Парварда. Популярная восточная сладость, традиционное блюдо узбекской и таджикской кухни.
Представляет собой леденцовую карамель, получаемую вытягиванием уваренной массы из сахарного сиропа с лимонной кислотой, посыпанной небольшим количеством муки.
В основном имеет форму подушечек, но также встречается в виде орешков, шариков, кружочков.
В настоящее время производство парварды налажено на предприятиях пищевой промышленности.

(**) Курпачу бросают на ночь - Курпача, это один из неотъемлемых вещей в быту у узбеков, на них сидят вокруг хонтахты, спят ночью. Конечно же для того чтобы сидеть и спать используются совсем другие курпачи, да и для повседневности и для гостей тоже используются совсем другие курпачи. Для приема гостей у нас всегда наготове бархатные и велюровые курпачи , для повседневной жизни используются из сатина и дешёвого велюра. Источник: Дзен канал Истории из жизни Узбекистана
__________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

У актёра есть дух, но мало совести духа. Он всегда верит в то, посредством чего заставляет уверовать и других, – он верит в себя самого!

По - новому верит он завтра, а послезавтра – вновь по-другому. Стремительны чувства его, как у толпы, и так же переменчивы настроения.
"Опрокинуть" означает у него "доказать"; "свести с ума" – "убедить". Самым же убедительным доказательством считает он кровь.

Истина, проскальзывающая только в чуткие уши, для него – ложь и ничто. Поистине, он верит лишь в тех богов, от которых в мире больше всего шума!
Базар полон ликующими паяцами, и толпа гордится своими великими людьми, этими повелителями минуты!

Но минута настойчива, и вот – торопят тебя эти настырные и требуют ответа: да или нет? Увы, если захочешь поставить ты стул свой между их "за" и их "против"!
Да не будут в соблазн тебе эти суетливые поборники безусловного тебе, возлюбленному Истины! Никогда ещё не держалась она за руку абсолютного.

Сторонись и остерегайся этих навязчивых: только на базаре набрасываются с вопросом – "Да или нет?".
Медленно течёт жизнь всех глубоких родников: долго должны ждать они, пока узнают, что упало в глубины их.

Подальше от базара и славы уходит всё великое: в стороне от базара и славы жили всегда изобретатели новых ценностей.
Друг мой, беги в свое уединение: я вижу, ты искусан ядовитыми мухами. Беги туда, где веет суровый свежий ветер!

Беги в своё уединение! Слишком близко жил ты к маленьким и жалким; беги от их невидимого мщения! Нет в них ничего, кроме мести.
Не поднимай же руки на них! Ибо они бесчисленны, и не твой это жребий – бить мух.

Нет им числа, этим маленьким и жалким: не одному гордому зданию дождевые капли и сорные травы послужили причиной гибели.
Ты – не камень, но уже становишься пустым от множества падающих капель. Трещины и щели появляются на тебе.

Я вижу, устал ты от ядовитых мух и в кровь исцарапан во многих местах, а гордость твоя не хочет даже возмущаться.
Крови желают эти жалкие создания, крови жаждут их бескровные души – вот и жалят они в невинности и простоте душевной.

Но ты глубок, и глубоко страдаешь даже от ничтожных ран; и вот, не успеешь ты излечиться – снова ползёт ядовитый червь по руке твоей.
Но ты слишком горд, чтобы взять и прихлопнуть этих лакомок; берегись же, как бы не стало уделом твоим переносить их ядовитую наглость.

И с похвалами жужжат они вокруг тебя: назойливость – вот что такое похвалы их! Быть поближе к коже и крови твоей – этого жаждут они.
Они льстят тебе, словно Богу или дьяволу; они визжат перед тобой, словно перед Богом или дьяволом. Ну что ж, они льстецы, визгуны – и не более.

Бывают они любезны и предупредительны с тобой. Но таково всегда было благоразумие трусов. Да, трусливые умны!
Своей мелкой душой они много думают о тебе: ты всегда вызываешь у них подозрение. Всё, о чём много думают, становится подозрительным.

                                            из Книги для всех и ни для кого  Так говорил Заратустра - Фридрих Ницше - О базарных мухах (Отрывок)

Теория и театр

Отредактировано ОЛЛИ (2024-08-04 10:20:42)

0

8

Блеск на тени ножа

На сцене жизни роль играют
надежда, вера и любовь,
но в мире страх и он ласкает
неотвратимостью оков.

Они -
оковы в мыслях, сердце,
не отличить их от добра.
Се человек, ему, как прежде,
сжигает душу страх дотла.

И будет вновь повтор и слово
надеждой веру пробуждать,
как зло - добро, так страх (не ново)
таится в разуме - опять

                                                             На сцене жизни
                                            Автор: Ирина Геннадьевна Павлова

Молодой человек осторожно прикрыл за собою дверь.

- Шэф?
- Иди, я сказал! Садись. Как ты…- Валер наполнил стаканы по одной имперской мерке, - после того дела?
- Спасибо, босс. Нормально.
- Прости меня, сынок, что послал тебя туда… Бери стакан.

Парень осторожно сграбастал хрупкий стеклянный сосуд.

- Что? – усмехнулся его начальник, - в кружке -то удобнее было бы?
- Да, сир… Сподручнее.
- Привыкай, Гриша. Пока всё будет не так… не по -нашему. Надо немого тут пообвыкнуть… Давай! За нас и за тех, кто стоит за нашими спинами в надежде и слезах!

Они выпили и Валер, сунув в рот лимон, скривился. Григ же невозмутимо жевал дольки кислого плода и поглядывал на своего начальника.

- Босс?
- Что? – Валерий Алексеевич откинулся в кресле и вновь задумчиво посмотрел в окно.
- Я не могу понять… зачем мы здесь? Мы должны быть там! И как все это, - он обвел рукой вокруг себя, - может быть настоящим?
- Да, Григ...Сейчас бы нам всем по снегу верхами и под родными флагами…
- Сир?

Валер вернулся в реальность.

- У меня пока нет ответа для тебя. Ступай. Да и вот ещё! Позови - ка мне… как там её кличут... ту девчушку, что сидит в предбаннике за столом и чай делает. Будем сочинять с нею бумажки для больших начальников.

Григ встал и привычно стукнул себя кулаком в грудь.

- Эй… - одернул его Валер и нахмурился, - ты, солдат, пока забудь про наши уставы и чему я тебя когда-то учил. Не смотримся мы тут среди этих… с нашими этими... понимаешь?
- Как скажете, сир…
- Чего!?
- Шэф!
- То-то же. Зови девчонку и передай Проху, что б зашёл, когда вернётся.

Григ ухмыльнулся:

- Так он в тутошнем лазарете пропадает. Нашёл - таки себе дело по сердцу!
- Вот и славно. Пусть расскажет, что там интересного нанюхал…
- Понравилось ему там. И лекарка ещё есть одна молодая да приметная:с разными глазами - голубым да зелёным. Как по мне, так чистая ведьма, Валер!
- Вроде бы ты вырос, Григ, а сказкам своей бабки верить не перестал. Почему?
- Потому что я помню, милорд, то что нас сгубило тогда.
- Ну не совсем же нас укомплектовали по ящикам, верно? Значит, против нашего ихнее не тянет в гору. Согласен? Не стой столбом, боец!!! Девчонка где?!!!

Григ вышел, но оставил дверь открытой. Валер допил остатки в стакане и успел убрать бутылку, перед тем как в кабинет вошла секретарша и замерла на пороге.

- Дверь закрой! – Валер бросил на неё тяжелый взгляд. – Подойди ближе. У нас будет работа…
- Да, - она закрыла дверь и пошла к столу, поигрывая бёдрами, - Что угодно, боссу?

Валер только сейчас как следует рассмотрел её. Все эти дни он проходил сразу к себе, не бросив на девчонку и взгляда. У неё были холодные голубые глаза и ухоженное каре совершенно белых волос.

- Тебя как зовут? – спросил он, вставая ей навстречу.
- Анна.
- По - отчеству…?
- Сергеевна! – она вызывающе посмотрела на рыцаря и расстегнула сначала одну, а затем и вторую пуговку на блузке.
- Ну - ну! – Валер ухмыльнулся и поморщился, - Это что сейчас тут происходит, а?

Он смешалась от вопроса.

- Ну, вы же…сказали…
- Что я сказал? Раздеваться? Сколько тебе лет, красивая?
- Восемнадцать… наверное. Я не знаю точно.
- А кто знает?
- Отец. Он священник. Холдинг в Подгорье церковь православную выстроил…
- И тут священники, - задумчиво пробормотал Валер, а девчушка затараторила, - Простите. Я не знала. Те кто до вас..они…они… хотели, что бы так было. Иначе меня грозили уволить, а работы в наших краях...
- Ты седая? – Валерий Алексеевич ещё раз оглядел её.
- Нет, - Анна потупилась, - Я - альбинос. Папа сказал, что наследственное…

Валер прошёлся по кабинету и вновь глянул за окно. Вьюга бушевала уже который час и успокаиваться не собиралась. Ни единого просвета в небе.

- Как домой - то добираться станешь, Анна Сергеевна?
- Тут есть гостиница для гостей и сотрудников. Могу остаться.

Валер пристально посмотрел на неё. Ну, надо же! Прямо упёртая маленькая дрянь.

- Вот что, - он облокотился двумя кулаками на стол и указал ей подбородком на своё кресло, - садись. Возьми там… свиток, тьфу ты, бумагу и карандаш. Если я всё правильно понимаю, то кем - то ведётся какой - то реестр, архив, записи допросов…
- Допросов?
- Прости! Происшествий. Вообще всего, что происходит именно по нашей линии. Линии безопасности. Да? Вот и займись этим. Найди этого кого-то и тащи его сюда за хобот. Нам от него нужно…

Тут Валер начал перечислять основные позиции будущего доклада на совете директоров, а Анна торопливо записывать за ним.

- А если он вдруг откажется или не пойдёт? – спросила она, глядя прямо на Валера и хлопая белыми длинными ресницами совсем по - детски.

Рыцарь ухмыльнулся, скрещивая руки на груди:

- Григ!!!
- Да, Валерий Алексеевич? – верный оруженосец был тут как тут и его голова торчала из - за двери.
- Помогите нашей Анне Сергеевне решить проблемы, если таковые возникнут. И не стесняйтесь при выборе средств.
- Да, сир!
- Да ты что-о-о-о…. – это вырвалось из Валера непроизвольно и по привычке.
- Сир? Это вы..ты..? Это ты!? – у девчонки сам собою открылся рот, - тот кто мне снится иногда ...

Валер гневно взглянул на своего бойца и, нахмурясь, обратился к ней:

- Милая, займитесь - ка лучше делом! Вот ваш помощник! И … - тут он рявкнул, как на плацу, - пошли отсюда к чёртовой матери!!! За работу!!! Марш!!! Оба!

                                                                                                                                                                      Вторая серия (Отрывок)
                                                                                                                                                                     Автор: Алексей Макаров

Теория и театр

Отредактировано ОЛЛИ (2024-08-07 18:29:12)

0

9

Зачем кролику на сцене длинные уши ?

Спектакль окончен. По домам
Мужчины провожают дам.
По вкусу ль пьеса им? Наверно:
Я слышал, хлопали усердно.
Высокочтимой публикой
Отмечен был успех поэта.
Теперь театр пустой такой -
Ни оживления, ни света.
Но чу! раздался резкий звук
У самой сцены - треск удара.
Быть может, лопнула там вдруг
Струна на чьей - то скрипке старой.
Уж крысы злобные снуют
в партере тёмном там и тут.
Чадит в последней лампе масло;
Всё пахнет горечью сейчас.
И вот огонь, шипя, угас.
Ах! То душа моя угасла!

                                      Поэт: Генрих Гейне

! встречаются нецензурные выражения !

Искусство актёра - это искусство образа и слова.
...
На сцене необходимо быть в образе от начала и до конца. Выйти из образа – это всё равно, что отпустить руль во время движения. Выход из образа навредит и партнёру, и зрителям.

....
Актёр должен знать текст партнёров по спектаклю так же хорошо, как свой текст.


Игра актёра на сцене должна подчиняться сценическим законам. Нельзя вести себя на сцене как в жизни. И зритель, придя в театр, ожидает увидеть именно театральное действо, а не сценку из реальной жизни.


Самоотречённость и вхождение в образ помогут начинающему актёру побороть сильное волнение перед выходом на сцену. Войти в кураж, не выходя из образа.

...
Актёрское ремесло и природная зажатость, стеснительность – несовместимы.

....
Если есть вероятность, что тебя могут вызвать на сцену, то лучше вырабатывать в себе состояние готовности, нежели дрожать от страха и молиться, чтобы тебя не заметили и не позвали.

....
Сцена не предполагает свободы по типу "делаю что хочу". На сцене необходимо делать то, что должно и так, как оно требуется. Сцена - это конкретные и строгие рамки.

....
Начинающего актёра может сбить с толку придирчивый или недовольный взгляд какого - нибудь зрителя. Поэтому, если он знает за собой такую особенность, ему лучше не бегать глазами по залу, а смотреть поверх.

....
Выступая на сцене надо забыть о себе, стать «инструментом», думать о роли. Если актёр не справится из - за волнения или иных причин, то будут огорчены и расстроены и зрители и сам выступающий. А должен быть только успех.

....
На сцене нет места зажатости. Нужно быть непринуждённым и естественным.

....
Выйдя на сцену, некоторые невольно начинают говорить тише, чем обычно.

....
Даже если у актёра не главная роль, у него не должно быть никакой отстранённости, отвлечённости, пассивности, скуки, иначе он будет разрушать действо.

...
Хорошо, когда происходящее на сцене интересно как зрителям, так и самим актёрам.

....
Ведущий на сцене должен обладать мгновенной реакцией.

....
На сцене может находится всего один актёр и будет ощущаться необыкновенная наполненность, а бывает, что на сцене полно участников, а веет пустотой...

...
На сцене нужно выглядеть безупречно.

...
Во время выступления на сцене не должно быть пауз, нарушающих ритм.

.....
Момент передачи микрофона от одного участника другому не должно быть затяжным.

...
Стоит ли рисковать результатом, отдавая роль актёрам - любителям, не профессионалам?


Когда ты на сцене, то для тебя нет зрителей в первом ряду, на последнем, слева или справа, ближе или дальше, они все как бы аккумулируются в одной точке.

...
Выступающий на сцене актёр - дебютант невольно ищет глазами в зале близких людей, ища у них поддержки. Поэтому «группе поддержки» следует помочь, не смотреть строго и оценивающе, а с одобрением, улыбкой и вниманием, внушая ему чувство уверенности. Нужно всем своим видом и поведением помогать, но при этом не сопереживать излишне, так как это может трактоваться как сомнение в силах выступающего и будет сковывать актёра. Но артисту лучше никого не искать в зале, чтобы не отвлекаться.

...
Во время выступления на сцене интонация и голос должны целиком и полностью контролироваться выступающим.

...
Выступают на сцене двое. Один нервничает, другой, у которого больше опыта публичных выступлений, нет.
Нервничая можно запороть всё дело. Что делать? Нужно сосредоточиться на своём партнере, настроиться на его волну и как бы перенять его спокойствие, его уверенность.

...
Ведущего на сцене должно быть одинаково хорошо слышно всем зрителям, на последнем ряду как на первом. Это первое и главное условие. Громкость должна быть ровной, сбалансированной и не должна быть скачкообразной, не должно быть воплей.

...
Первое, что нужно продемонстрировать, выйдя на сцену к зрителям, это улыбка. С улыбки начинается выступление и ею оно заканчивается. Улыбка располагает к себе, приглашает в мир театра, раскрепощает, настраивает на нужную волну.

....
Пушка, которая светит молодому исполнителю на сцене прямо в лицо, помогает ему по меньше волноваться и не отвлекаться на сотни глаз, которых он просто не видит из –за яркого света.

......
Если юморист со сцены произносит пошлости, скабрезные шутки, он просто не уважает своего зрителя, человеческое достоинство.

                                                                                                                                                                                                    Актёр и сцена
                                                                                                                                                                                            Автор: Алексей Потанин

Теория и театр

Отредактировано ОЛЛИ (2024-08-13 10:24:10)

0

10

Гостиная ..  под бой часов ..  не опоздать

В теченье жизни всей я принимаю яд
Безропотно, без слёз и жалкого стенанья.
Легко иду на смерть, как жертва для закланья,
Ведомая жрецом на праздничный обряд.

О, искушение! Без славы, без наград
Достичь глубин стиха – вот тайное желанье.
Но яд поэтам дан судьбою в назиданье.
И сердце и душа, отравлены, горят.

И к снадобью сему в котёл без сожалений
Добавят яд другой из листьев и корней,
Чтоб жить мучительней и умирать больней.

Освобожденья свет я встречу на коленях.
Ну а пока я жив – льёт некий чародей
Мне в чашу яд из слов, напевов и видений.

                                        из стихотворного цикла  «Трактат о ядах. третья книга стихов 2000»
                                                                   Автор: Хорин Дмитрий

Сергей Иванович служил в гусарском полку с корнетского чина и, командуя им впоследствии, любил страстно полк и всех в нём служащих, и всякий офицер, хотя и не служивший при нём, мог быть уверенным, что будет хорошо принят этим истым старым гродненским гусаром. Любовь к своему полку сохранил он и выйдя в отставку.

Николай Герасимович к тому же пользовался его расположением в Варшаве, и потому генерал и его супруга приняли его как родного.

— Вот кстати! — воскликнула Пелагея Семёновна. — А мы собираемся все ехать в Рим на карнавал. Вы непременно должны ехать с нами, — после первых приветствий обратилась она к Савину.
— Куда угодно, с удовольствием.
— А сегодня приходите в театр, к нам в ложу… Ложу генерала Краевского… Там знают.
— Мы приедем вместе, он остановился у меня, — сказал барон Рангель.
— Вот и отлично, — заметила генеральша.

В этот же вечер, надев фрак, Николай Герасимович вместе с Рангелями отправился в театр.

Давали «Джоконду».

У каждого знатного итальянского семейства свои собственные ложи, с отделанной в виде гостиной аван - ложей , где дамы принимают, как у себя дома.

Ложи эти не абонируются, а покупаются, и составляют собственность купившего, переходя даже из поколения в поколение.

На дверях таких лож всегда красуется герб того семейства, которому принадлежит ложа.

Иностранцы пользуются только свободными ложами или нанимают их у тех семейств, которые в трауре, или не живут в городе. Нанявшему такую ложу, вместо билета, дают ключ от неё.

У Краевских и Рангелей была абонирована на весь сезон одна из таких лож, которая скоро наполнилась целым большим обществом.

Общество это, хотя и разделялось по национальностям, но слилось в одно целое и жило довольно дружно.

Русских во Флоренции была целая колония, и Николай Герасимович, отправившись вместе с Рангелями и Краевскими через несколько дней в русскую церковь, положительно удивился, увидев её переполненной.

Правда, что многие уже стали полурусскими, в особенности много дам, вышедших замуж во Флоренции за итальянцев и носящих не русские, а итальянские фамилии, но как православные, посещающие русскую церковь.

                                                                                                                     из романа Гейнце Николай Эдуардович  - «Герой конца века»

Теория и театр

Отредактировано ОЛЛИ (2024-09-04 14:04:23)

0

11

Театральные кружева

Переплелись так жизненные нити
В узор любви у нас с тобой!
Читатель мой, прошу: простите ...
Ничто, не ново под луной ...

Моя история простая:
Я жил один, как перст. В душе
Любви не ждал я, уповая ...
И это честно, не клише !

Но так случилось - шутка Бога -
Я потерял покой и сон..
В тот вечер звёздная дорога
Меня взяла, увы, в полон.

Душа моя огнём раскрылась,
Спалила всё, что было, в прах!
В мозгу моем все помутилось ...
Я потерялся в кружевах ….

                                               ПЕРЕПЛЕТЕНИЯ ЛЮБВИ
                                    Автор: Владимир . Верхогляд

.. дверь в ложу отворилась и вошёл полковник Пётр Иванович Сазонов. Поздоровавшись, он сел позади Веры Степановны.

— Как вам нравится сегодня Фигнер, Вера Степановна?.. Жена моя говорит, что он «просто душка», и до боли отхлопала себе ладоши, аплодируя, — смеялся он.
— Он очень хорош в этой роли, — ответила Вера Степановна, даже не улыбнувшись его шутке.
— Что это вы как будто больны сегодня, — сказал Пётр Иванович, вглядываясь в её лицо, — совсем побледнели, и глаза какие-то нездоровые?

Она отрицательно кивнула головой.

— Нет, ничего!
— Тогда не смотрите так серьёзно. Вон вам моя жена кланяется. Чему она опять смеётся?.. Вот я вам скажу весёлая бабёнка, моя Соня… Но посмотрите, сегодня, кажется, весь партер сошёл с ума, все стоят и глядят на Армфельдт. Ну-ка, я взгляну, что сегодня в ней особенного?

С этими словами полковник взял бинокль.

— Эге, — воскликнул он, — действительно, она сегодня чертовски хороша, глаза горят ярче её бриллиантов. А кто же это с ней? Грузин какой -то и красив тоже, оттого -то, видно, у красавицы глазёнки заблестели.

«О, ушёл бы ты скорее», — думал Осип Фёдорович, горя нетерпением пойти к Тамаре Викентьевне.

Вера Степановна пристально взглянула на мужа.

— Я пройду на минуту к вашей жене, Пётр Иванович! А ты, может быть, пойдёшь к кому - нибудь из твоих знакомых, Ося, — обращаясь к мужу, с видимым усилием добавила она.

Сазонов и Вера Степановна вышли, а Пашков поспешил в заветную ложу.

Войти туда — значило обратить на себя всеобщее внимание, что в другое время, быть может, и удержало бы его, так как толков о нём и так было довольно, но теперь, теперь ему было всё равно.

Баронесса поздоровалась с ним довольно ласково, крепко пожав его руку, и, обернувшись к стоявшему рядом с её стулом молодому человеку, сказала:

— Пьер, это мой хороший знакомый, доктор Пашков. Князь Чичивадзе! — добавила она, обращаясь снова к Осипу Фёдоровичу.

Красивая голова склонилась перед ним, тонкая, почти женская рука сжала его руку.

Пашков сел на предложенный ему стул.

— Вы, Осип Фёдорович, кажется, уже заочно знакомы с Пьером? — начала баронесса, играя веером. Я вам говорила о нём, когда вы случайно увидали его портрет.
— А вы разве до сих пор сохранили его, Тамара? — сказал князь, слегка улыбаясь.
— Что же вы думали, что я его выбросила? — засмеялась она. В её голосе и смехе дрожали никогда до сих пор неслыханные Осипом Фёдоровичем ласкающие ноты.
— Он висит на почётном месте, в будуаре баронессы, — с лёгкой иронией заметил Пашков.

Чуть заметная улыбка скользнула по красивым губам князя.

— Много чести! — шутливо сказал он, глядя на Осипа Фёдоровича насмешливо улыбающимися глазами. — Я чувствую, что недостоин её.

Пашкова покоробило от этого взгляда и улыбки, и он промолчал, между тем как Тамара Викентьевна звонко рассмеялась. Этот счастливый смех начинал бесить его.

— Я оставлю вас на минуту, Тамара, — сказал князь, — пойду курить.

Оставшись с глазу на глаз с баронессой, Осип Фёдорович не мог первую минуту выговорить ни слова.

— Как интересна ваша жена, — проговорила она, — я только сегодня разглядела её — она прехорошенькая.

Его окончательно взорвало.

— Вы не имеете ничего более интересного сообщить мне, как говорить о моей жене? — с такой злобой ответил он, что она с удивлением подняла на него глаза.
— За что вы сердитесь, cher Joseph ? (*) Что у вас за тон сегодня?
— Я не верю, что это ваш родственник, вы солгали… — прошипел он, наклонясь к ней.
— Кто же он, по - вашему? — насмешливо спросила молодая женщина.
— Ваш любовник… — процедил он сквозь зубы и быстро вышел вон.

Когда он очутился в своей ложе, его жена сидела уже там с таким бледным, помертвелым лицом, что, как он ни был взволнован, это невольно бросилось ему в глаза.

— Ты нездорова? Хочешь уедем? — спросил он с тоской, догадываясь о причине этого нездоровья.
— Нет, нет, я останусь до конца! — прошептала она и быстро поднесла бинокль к глазам.

Спектакль, казалось, тянулся без конца. Осип Фёдорович старался смотреть только на сцену, но его глаза невольно устремлялись на роковую ложу, и всякий раз точно кинжал вонзался в его сердце.

Он крепился, сколько мог, чтобы скрыть свои мучения от жены, но когда во время антракта Тамара Викентьевна с князем вышли в аванложу, — он знал, что она никогда не ходила в фойе, — и закрыли за собой дверь, чуть слышный стон вырвался у него из груди, и он облокотился на барьер, уронив голову на руки.

Вера Степановна порывисто встала.

— Я уеду, ты оставайся, карету пришлю назад! — глухим, дрожащим голосом выговорила она.

Он ничего ей не ответил.

Она ушла, а он остался дожидаться конца.

Ни жалости, ни угрызений совести, ничего не чувствовал он в эту минуту. Он, видимо, даже не заметил ухода его жены. Все его внимание, все его мысли сосредоточены были на закрытой двери противоположной аванложи. Жгучая боль разливалась по всем его членам. Он почти терял сознание!

Начался последний акт «Евгения Онегина», но роковая дверь не отворялась.

Наконец баронесса и князь вышли, и Осипу Фёдоровичу показалось, что выражение лица Тамары Викентьевны сделалось ещё счастливее. Он сделал над собой неимоверное усилие и отвернулся по направлению к сцене.

Но он не видал и не слыхал ничего.

                                                                           из романа Гейнце Н. Э. -  «Власть женщины». Глава XI.  «Оригинал портрета» (Отрывок)
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*)  За что вы сердитесь, cher Joseph ? (фр.) - дорогой Джозеф

Теория и театр

Отредактировано ОЛЛИ (2024-10-05 20:29:03)

0

12

«Гамлет»

Сегодня ночью небо радостно плачет
Крупные хрустальные слёзы Офелии падают из оглушительного света.
Пусть пруд твоих самых смелых мечтаний погрузится в вечное безумие слёз Офелии.
Убеждая в любви сомнительной мыслью, о нет, это единственное истинное чувство, которое может уступить неожиданному перекрёстку вечной смены времени, смены времени, смены времени, смены времени, смены времени.
Безумие Офелии кричит и ревёт от гордости, и сквозь радостные слёзы она едет верхом. На скользких тропах ночи
Рядом со мной, всю ночь, рядом со мной, всю ночь, рядом со мной

                                                                                               Музыкальная композиция: Безумие Офелии (Альбом: «Baronesa 2015»)
                                                                                                                           Исполнитель: Кристина Моррисон

Лаэрт (*) во многом является прямой противоположностью Гамлета и в первую очередь это заметно в их психологии.

В то время как Гамлет уже множество раз достаточно подлинно удостоверившись в виновности его дяди в смерти отца, дозволяет себе чрезмерно долго размышлять, скрываясь – подобным промедлением и чрезмерностью размышлений, он даже придаёт своему врагу Клавдию какой-то дополнительный мистический ореол силы, через который сам уже не в силах переступить.

Его решительность убита размышлением! И тут Лаэрт выступает как полная противоположность Гамлета; он узнаёт о смерти своего отца и фактически мгновенно уже готов к решительному действию. Он врывается во дворец с вооружёнными датчанами:

Как умер он? Но за нос не водить!
Я рву все связи и топчу присягу,
И долг дворянский шлю ко всем чертям.
Возмездьем не пугайте. Верьте слову:
Что тот, что этот свет, мне всё равно.
Но, будь что будет, за отца родного
Я отомщу!

В этот момент появляется Офелия, которая пред всеми предстаёт в помешательстве рассудка.

Лаэрт сильно переживает о случившемся, однако он сознательно не дозволяет этим переживаниям загасить первоначальное намерение мести за отца. Он жаждет действия и кажется ничто не может остановить его. Он не желает промедления, подсознательно чувствуя, что чрезмерное размышление может погасить первоначальное намерение.

Итак, забыть про смерть отца...
*
Нет, месть моя придёт.

В этом его непохожесть на Гамлета. Но в этом и трагедия Лаэрта, ибо его решительность бежит впереди его разума, именно поэтому он с лёгкостью позволяет Клавдию вводить себя в заблуждение.

И хоть Клавдий в целом сообщает ему правду, в конечном итоге он использует Лаэрта как слепое орудие мести в своём коварном замысле, что в конечном итоге приводит к гибели и самого Лаэрта.

И оба столь противоположных и ярких образа, Гамлета и Лаэрта как бы олицетворяют одну из важнейших жизненных дилемм, которая рано или поздно встаёт перед любым человеком:

«решительность или разум?». Если слишком много дозволять себе размышлять, то никакой решительности уже не обретётся и действие будет разбавлено сомнением и возможно вовсе погашено им. В то же время, позволяя себе действовать нисколько не размышляя, преуспеешь в действии, которое однако, может привести к трагическим последствиям. Твоя решительность может стать слепым орудием собственного скудоумия или злой хитрости другого человека, так как привычка избегать размышления рано или поздно притупит чистоту взора.

Вот две крайности: слепая решительность (Лаэрт) и болезненная крайность рассуждения (Гамлет).

                                                                                                                        Драма Лаэрта. И чем она отличается от трагедии Гамлета?..
                                                                                                                                                    Автор: Марат Шхалахов
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) Лаэрт  во многом является прямой противоположностью Гамлета -  Лаэрт. Персонаж трагедии Уильяма Шекспира «Гамлет», сын канцлера Полония, брат Офелии. Представляет собой «классический тип мстителя».

Теория и театр

Отредактировано ОЛЛИ (2024-10-20 10:36:42)

0

13

Реквизит для больших пьес и маленьких

Я вспоминаю то, каким я был,
Нырнув, как в омут,
В свою память головой.
С кем был, с кем пил,
Что делал, с кем курил,
Кого порой тащил к себе домой.

С кем спал, с кем притворялся и кого любил,
С кем утром отправлялся за вином,
С кем спорил, с кем считался,
С кем рубил дрова,
Дрова судьбы, беспечным топором.

Минуя скрип коляски, ясель - детский плачь
И обречённых нянечек с горшком.
Ошибок - опыт жизни бьёт
Бейсбольной битой по мозгам,
Мне в уши рупором кричит о том;

Что ты и я, день изо дня,
С рождения от скуки для,
Меняем сами правила игры.
Я лесоруб, ты лесоруб,
У каждого есть жизни сруб,
Неугомонный ум - топор,
А за спиной вязанка дров судьбы.

                                                          Дрова Судьбы
                                                 Автор: Михаил Антипов

Теория и театр

Всем служителям Театра,
невидимым для зрителей.

Проснулась сегодня тётя Валя в недоумении - впервые за много - много лет приснился ей сынок, Петечка. А, главное, как приснился?!

И пожить-то как следует не успел. Пришёл из армии, женился, внучека, Андрюшеньку, родил, работу нашёл хорошую, в милиции. Всё шло замечательно, да вот только с нижними соседями не заладилось житьё. Виктор, сосед, шибко любил жену свою, Галочку, по пьяной лавки гонять, иногда даже за топор хватался, а то и за ружьё охотничье.

На беду свою не выдержал как-то Петечка криков да воплей, что снизу доносились, поднялся, Андрюшеньку поцеловал.

- Спи, сыночек, я скоро!

И пошёл в который раз успокаивать Виктора.

Пойти-то пошёл, да больше не пришёл. Весь заряд из двух стволов всадил в него Виктор. Но Галочку успел Петечка собой закрыть...

Вот и приснилось, что моет она его маленького в корыте, а он весь будто в крови… Нехороший какой-то сон, дурацкий, даже кольнуло у Валентины что-то легонько под сердцем, но не стала обращать она внимания, мало ли где и что колет, прогнала сон и пошла в любимый театр.

Сколько лет отработала! Считай, пятьдесят без малого. Пришла Валюшкой, потом величали Валентиной Николавной, а теперь уж для всех тётя Валя. Ни разу не опоздала, ни разу ничего не забыла, не перепутала. Больничный, и то считанные два - три раза брала, уж когда совсем невмоготу было. Из-за глупого сна опаздывать? А кто реквизит к репетиции готовить будет?

Провела репетицию, пообедала вчерашними рыбными котлетами, из дому принесёнными, и даже успела в перерыве немного подремать на диванчике в своей реквизиторской комнатушке. К вечернему спектаклю всё разложила, как нужно, всё проверила десять раз, всё удобно расположила, к завтрашнему утреннему выездному спектаклю стала готовить реквизит, пока минутка была свободная. Взяла длиннющий список, начала укладывать реквизит по коробкам, и чуть не проворонила самый главный момент.

Спектакль уже подходил к концу, оставалось расставить за кулисами бутафорские свечи и зажечь для финальной сцены. Красивые свечи в пятисвечниках, по две пары пятисвечников за каждой кулисой. В финале спектакля свет гас, и все актёры с этими пятисвечниками медленно кружились в последнем танце. Дух перехватывало у зрителей от эдакой красоты.

Засуетилась тётя Валя, отложила список, очки куда-то сунула и пошла за кулисы на сцену. Тихонько - тихонько прошла за каждой кулисой и все пятисвечники приготовила и зажгла. Потом направилась в реквизиторскую, чтобы к списку вернуться.

Уже на выходе со сцены показалось ей на короткий миг, что кто-то шепотом зовёт её. А как иначе? Конечно шепотом, в театре иначе нельзя... Только шёпот этот показался очень знакомым. Внучек, Андрюшенька, будто позвал.

Оглянулась тётя Валя, а Андрюшеньки и нет. Да и как же он может быть, если два года назад проводила она сама его на погост. Андрюшенька, как и папа его, тоже после армии в милицию пошёл. Но не пуля, не нож бандитский сгубили его. Сосунок на мамином джипе с управлением не справился, то ли пьян был, то ли под наркотой - никто не знает, маменька его откупила, говорят. А Андрюшенька и ещё трое пешеходов ни в чём не повинных на дороге остались...

Стряхнула тётя Валя с глаз виденье, снова список взяла, а очков-то найти и не может. Искала - искала, искала - искала... Нет. Как будто провалились. Взглянула на листок.

И вдруг показалось тёте Вале без очков, что не список реквизита у неё в руке, а треугольник фронтовой, что прислал отец. Единственный его треугольник. Химическим карандашом писал в нём отец, что у него сегодня выпуск из школы лейтенантов, а завтра они идут в бой за родину нашу и будут бить проклятых фашистов до самого логова, до самой победы.

Больше треугольников, сколько не ждали, не было, вместо них пришла официальная бумага, в которой было коротко и страшно сказано, что отец и весь его взвод пали смертью храбрых на самых подступах к столице нашей... А был тогда отец в три раза с лишним моложе тёти Вали...

Кольнуло опять как-то нехорошо в груди, и ноги будто ослабели... Подошла к диванчику, присела, руку прижала к груди, глядь, а очки-то в руке. «Вот дура! - подумала, - Так с очками в руке и хожу, и ищу их!»

Прибежал тут Толик, молодой актёр.

- Тёть Валя, дай, пожалуйста, тряпку, воду я на стол пролил, вытереть надо...
- Что-то, Толечка, мне нехорошо, ты, миленький, возьми сам. На верхней полке салфетки в пакете. Вот на стремянку становись...

Вспорхнул Толик на стремянку.

- Здесь, тёть Валь?
- Да, золотце, справа от тебя в коробке пакеты.
- Ага! Вижу, спасибо, тёть Валь!

Соскочил с лестницы Толик.

- Беги, золотой, а то опоздаешь на вы…

Обернулся Толик на бегу, а тёть Валь словно обмякла как-то странно, только руку всё к груди прижимает, и очки зажаты в ней.

И тут скакнула маленькая Валюшка, а не тётя Валя, на колени к отцу, а очки совсем ей не нужны стали, и она отбросила их, а отец прижал её к себе крепко - крепко.

А рядом стояли и муж, и сыночка, и внучек, и улыбались, и ждали, чтоб обнять...
Поняла тут Валюшка, что сталось с ней, и стало ей от того радостно и хорошо...

С первыми аккордами прощальной мелодии выплыли артисты из-за кулис со свечами, зажжёнными тётей Валей, и восторг от красоты засверкал в многочисленных глазах зрителей. И плыли в медленном хороводе свечи в руках артистов, яркие, праздничные, искрящиеся.

А за кулисами, в маленькой комнатке стояли бессильные врачи скорой помощи и театральные люди со скорбными лицами.

На сцене кружились артисты, и лица их так же были скорбны, ибо знали уже, и несли в руках праздничные искрящиеся свечи, но поминальными были свечи те.

И аплодировали зрители артистам, и красоте, и свечам, и не знали, кому аплодируют, потому что не надо зрителям знать всего.

                                                                                                                                                                                 Реквизитор
                                                                                                                                                                             Автор: С.Кочнев

Теория и театр

Отредактировано ОЛЛИ (2024-11-05 09:57:29)

0

14

Актёры

Моя профессия прекрасна -
Мне аплодирует весь зал.
Но жизнь моя порой ужасна.
От вечных ролей я устал.

Вот, в понедельник я романтик
Костюм, усы, букет цветов.
Поправив свой на шее бантик,
Я вновь к свиданию готов!

Во вторник я известный повар,
А в среду колкий, словно ёж.
И задают вопрос мне снова:
Зачем же ты так часто врёшь
?

В четверг хотел я оправдаться,
Реальный образ вспомнить свой.
Как не пытался я стараться,
Я проиграл смертельный бой...

На пятый день я возвращаюсь
Уже как оперный певец!
В субботу в смокинг облачаюсь -
Теперь я женских вор сердец.

В воскресный день на сцену утром
Я свой талант преподношу,
А ближе к ночи на попутном
Маршруте я домой спешу.

Моя профессия красива,
И люди плачут вслед за мной,
Но жизнь моя довольно лжива -
Мне вновь не быть самим собой
.

                                                                  Актёр
                                      Автор: Дмитрий Витальевич Кравченко

Теория и театр

0

15

Выход к людЯм или слом четвёртой стены

В свой день рождения я буду одинок…
Со мною будет пол и потолок,
Дверь и окно, ещё стены четыре…
Я буду самым одиноким в мире…

Меня поздравит скрипом серый пол…
И каждая доска, как острый кол,
Войдёт в меня, и скрипки заиграют
Про то, как в день рожденья умирают…

Меня поздравит небом потолок,
Где каждая звезда, как уголёк,
Войдёт в меня, и скрипки заиграют
Про то, как в день рожденья умирают…

Меня поздравит запертая дверь,
Где каждая открытость, словно зверь,
Войдёт в меня, и скрипки заиграют
Про то, как в день рожденья умирают…

Меня поздравит мутное окно
В квадрате стекол, которые давно
Вошли в меня, и скрипки заиграют
Про то, как в день рожденья умирают…

                                                                          Четвёртая стена (Отрывок)
                                                              Автор: Антропов Николай Михайлович

"Слом четвёртой стены" часто считают новаторским приёмом. Вот прямо - таки постмодернистским.

И не знают того, что до начала XX века через четвёртую стену настолько активно шастали, что новаторством было как раз само её появление, а вот "слом" — просто возвратом к театральным традициям.

В кино "слом четвёртой стены" - термин вполне уместный. Четвёртая стена существовала с самого появления кинематографа. Ведь именно тогда этот приём как раз появился в театре, и кино было ещё одним шагом в приближении изображаемой жизни к реальной.

"Завтрак младенца". Бр. Люмьер. Как мы видим, персонажи "не замечают" камеру.

Теория и театр

Метафора "четвёртой стены" начала впервые упоминаться в XVIII веке. Но осознанным приёмом она стала лишь на рубеже XIX - XX вв. Первым этот принцип сформулировал французский режиссёр Андре Антуан, отец - основатель режиссёрской профессии, как мы понимаем её сегодня. И почти одновременно в Москве стал вводить этот приём Константин Станиславский.

У Антуана декорация приблизилась к узнаваемому "жизненному" облику жилой комнаты. Герои стали прохаживаться среди мебели, "как в жизни", не замечая зрителя, словно он отделён от них невидимой четвёртой стеной. Станиславский же в своей "Чайке" 1898 года посадил героев, смотрящих пьесу Кости Треплева, спиной к залу. Это был манифест нового театра.

Жизнь на сцене стала разворачиваться автономно от жизни в зале. Актёры словно забыли, что из зала на них смотрят. Они перестали выходить и раскланиваться после особо эффектных монологов. Поклоны до конца спектакля вообще были запрещены в молодом Художественном театре. Новые световые установки позволяли использовать всю глубину сцены, не подсвечивая лица актёров у рампы, позволяли им ходить и разговаривать "как в жизни".

О. ниппер - Чехова, играющая Елену Андреевну, стоит спиной к залу.

Теория и театр

Наконец, именно на рубеже XIX - XX веков во время спектакля в зале начали гасить свет, выделяя сцену в автономную освещённую "коробку" среди тёмного пространства.

А что же было в театре до того? Неужели никакой "четвёртой стены"?

Да, по большому счёту, так и есть. Артисты театра дель арте (*) свободно могли выходить из роли, вступать в разговоры с публикой, апеллировать к злободневным событиям.

Грань между актёром и ролью была очень подвижной. Иногда маски театра дель арте получали имена актёров, носивших их.

Теория и театр

С этого начинался театр и в Италии, и в Испании, и во Франции, и даже в Англии, где театральное искусство поначалу развивалось несколько автономно. К XVI веку появились профессиональные театральные площадки со сценой, выдающейся в зрительный зал, и очень условной декорацией, одной на все пьесы (колонны, балкончик). При такой конструкции никаких четвёртых стен и быть не могло, потому что, откровенно говоря, и трёх - то не было.

Артисты относительно свободно взаимодействовали с публикой, могли выкрикивать в зал шутки, высмеивать или поощрять актуальную повестку.

Теория и театр

В XVII веке по всей Европе открытые театры уступают место закрытым, со знакомой нам сценой-коробкой. То есть появляются наконец три стены. А четвёртая?

А четвёртой нет. Артисты, как и раньше, читают со сцены задорные прологи и эпилоги, выходя из образов, обсуждая роли и сам спектакль и заигрывая с залом. В одном из первых в Англии спектаклей, где героиню играла актриса, перед спектаклем выходил актёр и обращался к зрителям:

Тайком от всех я вышел поделиться:
Представьте – за кулисами девица!
На сцену выйдет леди наконец:
Не парень в платье, не в чепце юнец!
Верней, она точь - в - точь как леди внешне,
Но головой не поручусь, конечно
.

                                                                                      (пер. О. Гурфовой)

1730 - е годы. Сцена из спектакля "Опера нищего" по пьесе Дж. Гея. Лавиния Фентон, играющая Полли, прося судью за своего жениха, падала на колени перед ложей, где сидел её настоящий любовник (герцог Болтон), и обращалась с мольбами к нему. Зал и сам герцог были в восторге.

Теория и театр

Театр не обрёл жизнеподобия в нашем понимании и в эпоху классицизма, наоборот: игра стала формальной и требовала в первую очередь искусства декламации, актёры принимали эффектные позы и читали текст нараспев, ни на секунду не забывая, что они "представляют" и делают это для зрителя. Даже актёрского перевоплощения, по сути, здесь нет.

XIX век стал приближать сцену к более бытовой эстетике, но не исчезли обращения к залу до и после спектакля, традиция играть на авансцене и раскланиваться после эффектных эпизодов, рампа, высвечивающая лица актёров. Из зала прямо во время спектакля могли бросать на сцену посторонние предметы - букеты, кошельки с деньгами. Словом, опять - таки никакой четвёртой стены.

Теория и театр[/url]

И лишь самый конец XIX и начало XX века выступили с манифестом жизнеподобия. И появилась та самая четвёртая стена.

И... в одном только русском и советском театре сразу же её активно начали разрушать Мейерхольд, Вахтангов, а позже Таиров, "возрождая" (условно, конечно) игровой театр прошлых столетий. Актёры в спектакле Вахтангова "Принцесса Турандот" прямо при зрителе надевали бороды, делали себе "китайские" костюмы из плащей. В спектаклях Мейерхольда актёры выходили из ролей, вступали с ними в сложные взаимоотношения. В "Оптимистической трагедии" Таирова по пьесе Вишневского на сцене появлялся Хор, заговаривающий со зрителем.

Теория и театр

Тот же процесс шёл и в Европе.

Так что я не люблю термина "разрушение четвёртой стены". Он хорош для кино, где "четвёртая стена" - классический, основополагающий приём. Но говорить применительно к театру о разрушении того, что и появилось - то недавно? Не правда ли, странно? Ну а почему наивно говорить что - то вроде "Шекспир разрушал четвёртую стену" - догадайтесь сами.

                                                                              Четвёртая стена: как максимально неправильно использовать этот термин? (Отрывок)
                                                                                                                                Автор: Ольга Гурфова
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) Артисты театра дель арте - Комедия дель арте (или комедия масок) — вид итальянского народного (площадного и уличного) театра. Спектакли создавались методом импровизации, на основе сценария, содержащего краткую сюжетную схему представления, с участием актёров, одетых в маски. Театр просуществовал с середины XVI до конца XVIII века. Главные особенности дель арте:
Импровизация. Актёры руководствовались набросками сюжета, каждый раз интерпретируя его по - новому, ориентируясь на ход выступления и реакцию публики.
Устоявшиеся характеры персонажей. У каждого персонажа имелся свой набор характерных фраз и движений, заготовленный заранее.
Структура спектаклей. Они начинались и заканчивались появлением на сцене всех актёров, которые танцевали и исполняли лацци — комичные трюки. Выступления состояли из трёх актов, отделяемых друг от друга интермедиями (1).
Основа сюжета в большинстве случаев оставалась неизменной: пара влюблённых претерпевала разного рода трудности, а слуги помогали их преодолеть.
(1) отделяемых друг от друга интермедиями - Интермедия — небольшая пьеса или сцена, обычно комического характера, разыгрываемая между действиями основной пьесы (драмы или оперы). Также интермедией могут называть:
Короткую комическую сценки в цирке, разыгрываемые клоунами.
Небольшую музыкальную пьесу, исполняемую в промежутках между частями другого музыкального произведения.

Отредактировано ОЛЛИ (2024-12-08 12:07:45)

0

16

Белый голубь - Чёрный голубь

Белый голубь, чёрный голубь
Вдоль дороги - по судьбе:
Белый - от, а чёрный - ко
Мне.

Бело - чёрно - грязно - серо
На щеках и под душой.
Белый нет, а чёрный со
Мной.

"Кап" по взгляду - "хрясь" по сердцу,
Мимо неба - полменя.
А другая половина - не
Я.

"Я" - так холодно и пусто,
Не рифмуется с тоски...
Мокроглазое искусство -
Сти-
Хи.

"Я" - по воздуху губами.
Пшик! - и снова не нашла
Босоногими глазами со
Сна.

А на белых перьях - чёрным
Взгляды спрятанных в тебя.
Я, почти как ты, без крыльев, зе-
Мля!

                                                    Белый голубь - чёрный голубь
                                                       Автор: Анна Завранская

Летом 1897 года в Мариинском театре случилось неслыханное событие. Под сценой поселился голубь. Сизый, обыкновенный и совсем здоровый. Не бог весть какая певчая птица, скорее ворчун, но видно мнил себя соловьём и тянулся к своим.

И вот так казус - не хотел улетать, а когда прогоняли, сразу же возвращался. Молодая прима Амалия Красавина узнала об этом безобразии во время репетиции "Бориса Годунова", когда Чирка (в театре голубю дали имя по аналогии с чеховской "Чайкой"), выпорхнул из оркестровой ямы и спланировал ей на голову.

Красавина играла Марину Мнишек, и не сразу вышла из образа гордой полячки. Её меццо - сопрано (*) оборвалось на драматичной, нервической си - бемоль, отозвалось эхом над тёмным бельэтажем, скрылось за царской ложей и перешло в неловкое "ой". Чирка пристроился в лихо закрученной, двухэтажной причёске и заработал клювом, вытягивая цветные ленты.

Диадема с голубыми «топазами» угрожающе сползла на бок.

- Ама, что случилось? В либретто нет никакого "ой", - по взмаху руки дирижёра Рудникова оркестр единодушно смолк. Это был сложный, но хорошо отлаженный механизм. - Что это у тебя на голове? Боже ты мой, к нам птичка залетела. Выпустить надо, а то помрёт в духоте. Это ж не люди.
- Прогоняли, Валерий Михайлович, и не единожды. Они обратно изволят возвращаться. Где  -то в крыше лазейку находят, - отозвался из ямы трубач. - Хорошо тут ей больно. Вчера даже яйца снесла - в уголке, рядом с арфистом. Так что никакой это не Чирка, а по меньшей мере Прасковья!
- Вы всё шутите, а Людмиле Петровне работы прибавится. Одно дело за людьми убирать, а теперь ещё и за птицей. Ну Бог с вами, голубиная ферма. Ама, давай эту часть сначала. Со слов "Вашей страсти я не верю, пани…" Хору приготовиться. Солисты хора вступают одновременно, а значит - в одну и ту же секунду!

Худой и подвижный Рудников напоминал студента естественных наук, который только получил учёную степень и ещё не пресытился ею. Энергия жизни и творческого рвения кипела в нём, искристые и колючие глаза за узенькими очками в один миг выуживали самую суть человека и отличали правду от лжи, а уши ловили каждую фальшивую ноту.  Волосы пшеничного цвета лежали небрежными волнами, но он мало заботился своим внешним видом. Его фокус внимания всегда был в других и в его деле, которым он жил и коему отдавался без остатка.

Театр взялся за смелый эксперимент - вернуть на сцену «Бориса Годунова», что пылился на задворках цензуры с первой постановки 1874 года. Не приглянулась опера власть предержащим.

Понятное дело - кому ж из правителей захочется, чтобы его равняли с Борисом - детоубийцей и узурпатором? Вот и Александру - батюшке не хотелось. Но теперь уж власти было не до того. Нашлись враги посерьёзнее. А молодой император Николай на узурпатора явно не походил, скорее на героя - любовника. Как и братец его английский - Георг. Вот уж двое из ларца...

Неужто теперь вздохнёт Россия без твёрдой руки? Неужто в кои то веки свободу почует? Или полетит с обрыва как обезумевшая тройка, чей возница спросонья клюнул носом и на секунду ослабил вожжи? Размышляя об этом, дирижёр хотел верить в долгие светлые времена.

Красавина была настоящей находкой. Девочке нет и двадцати, а такой бархатный, зрелый тембр, диапазон три октавы, и главное - столь чуткое и глубокое вживание в образ.

Нет, это не просто инструмент, не "мелодическая пушка". Это прирождённая актриса. Обнажённая рана. При любом касании вся трепещет, вся отзывается. С первых же партий в "Тоске" и "Травиате" ей прочили огромное будущее. В роли Мнишек - этой бронзовой, тщеславной царевны - её было не узнать. Это же надо - так сыграть зрелую женщину, хищницу, полную противоположность её самой! Талант, отчаянный талант. Если бы ещё не придавалась сердечным слабостям, цены бы ей не было… А может, не было бы самой Амалии.

- Ама, ты молодец. На сегодня это всё, жду тебя завтра с утра на генеральный прогон. Хору приготовиться, нужно ещё поработать над "Славой". Мне совсем не нравится интонация. Ребята, подойдите поближе. Немного теории, потому что, как мне кажется, не все уловили суть. Что такое хор "Слава" по сути своей, кто мне ответит?
- Гимн солнцу! Прославление царя! Преклонение перед властью! - отозвались "голоса из народа".

Рудников устроился в первом ряду и начал объяснять, активно жестикулируя. На паузах он то хитро щурился, то сдержанно улыбался в знак одобрения.

- Вот! В этом и есть ошибка! Суть здесь только одна. Это церковное песнопение. В церкви на Пасху все были? Не все... А Модест Петрович был и не единожды, и оттуда свои колокола списывал. "Величай царя Бориса..." - оно же "Величаем тя". С одной стороны, автор упрекает народ, что славит земного царя наравне с Богом , но тут же и оправдывает - мол, власть - то, если разобраться, вся от Бога - и каждый народ стоит своего царя. И в конечном итоге молитвы всегда долетают по назначению. Адресат письмецо получит, даже если адрес неверный.

Так - то… Потому и петь надо как в церкви, сдержанно и с благоговением. А крещендо (**) свои возмущённые для "Гайды" оставьте. Там, где "Расходилась, разгулялась сила удаль молодецкая" и "Смерть Борису!". Да, так и выходит - то слава, то смерть... Чудной мы народ - волевой, гордый и необузданный, но перед силой трепещем, в силе видим Бога. Если "рука божья" хлебом кормит...

Качаемся от "Славы" до "Гайды", а власть дрожит, чтобы в опасную сторону не скатились. И вот все эти смыслы нам с вами как - то надо упаковать в нашем хоре. Попробуем? Наташ, всё хорошо, но слишком стараешься. В хоре всё портит кто? Лучший из лучших. Поэтому поскромнее, не выделяемся - делаем общее дело.

Тем временем Марина Мнишек помолодела на двадцать лет. В гримёрной из тяжёлого платья в золотых блестках вынырнула хрупкая девочка и стала снимать грим миниатюрными пальцами. Круглые карие глазки и востренький носик делали её похожей то ли на мышонка, то ли на голубёнка, но чуть выступающая нижняя губа выдавала склонность к капризам и даже бунтарству.

Причёска оказалась накладной, под ней скрывались русые кудри, которые она с большой радостью обнажила и причесала, скрутив аккуратным узлом. В дверь постучали. Амалия ждала гостью, и не удивилась, когда в дверь заглянула зеленоглазая брюнетка лет сорока пяти с властным и надменным лицом, которое оживляла торжествующая улыбка. Улыбалась она одними глазами.

Гера Петровна Рудникова - гордая жена дирижёра - выучилась в консерватории на артистку хора. Но выйдя удачно замуж, ни дня не служила в театре. Однажды - ещё во время учёбы - ей довелось выйти на сцену и исполнить "Libiamo" - застольную песню с бокалами из "Травиаты". За день до того она в спешке облилась кипятком, покрылась волдырями от кисти до локтя, и бокал держала забинтованными руками.

Эту историю она во всех красках передавала подругам вместе с отборными сплетнями. Но с годами характер у неё становился всё более властным и склочным, ряды подруг стремительно редели, а число сплетен множилось и переполняло её страстную натуру. Беда из бед. Теперь и обсудить-то их было не с кем, ибо муж ее склонностей не разделял и вообще пресекал на корню.

У Рудниковой была привычка прицокивать языком, когда сплетня особенно её увлекала или назидательная мудрость - с ярким примером из жизни - приходила ей в голову. При этом она непременно вставляла короткую усмешку между словами - двойную «хм - хм» или одинарную «хм» в зависимости от степени сарказма.

Чуткая, доверчивая Амалия стала в последнее время её единственным другом и слушателем. Гера наконец нашла применение своей неприкаянной хватке и неуёмной энергии. Взялась устроить личную жизнь молодой примы. Случай был трудный. Ама быстро добилась успеха, не успела хорошенько узнать свет и совершала много грубейших ошибок.

Об одной из них Гера Петровна узнала сию же секунду, сидя в гримёрной. На её атласном, тёмно - зелёном рукаве невесть откуда появилось белое пятно, а потом что - то острое вонзилось ей в руку. Бесцеремонный голубь взирал на неё, внушая дикий ужас. Птица не желала расставаться с Амалией, и ей пришлось рискнуть чистотой платьев - своих и чужих.

                                                                                                                                                                           Меццо - сопрано (Отрывок)
                                                                                                                                                                                  Автор: Эль Рикман
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*)  Её меццо - сопрано - Меццо-сопрано — женский певческий голос среднего регистра, расположенный между сопрано и контральто. Рабочий диапазон меццо - сопрано — от ля малой октавы до ля второй октавы. Характерным признаком этого типа голоса является насыщенность, полнота его звучания в «середине» и мягкость, объёмность звучания низких (грудных) нот. Меццо - сопрано зачастую исполняют партии контральто, иногда также сопрановые партии. Классическими примерами партий меццо - сопрано являются партия Золушки из одноимённой оперы Дж. Россини, Кармен из одноимённой оперы Ж. Бизе, Маргариты из «Осуждения Фауста» Г. Берлиоза, Марины Мнишек из «Бориса Годунова» М. П. Мусоргского.

(**) А крещендо (**) свои возмущённые - «Крещендо» — музыкальный термин, обозначающий постепенное увеличение силы звука. Также это слово используют в переносном значении, которое означает движение по нарастающей, достижение пиковой стадии. Термин произошёл от итальянского слова crescendo — «увеличивая, нарастая».

Теория и театр

0

17

Как тонко может .. режиссёр ..  в народном театре .. без зарплаты .. отшлифовать

Играя роль, не забывай, что ты
играешь роль, а не король на троне.
Играя роль, не преступи черты,
безумствуя, будь внутренне спокоен.

Когда ты плачешь, слёзы лей шутя,
но верь, что горько, а когда хохочешь,
не нарушай традиции шута –
рыдай, но не заметно, между строчек.

Играя роль, выдумывай, твори,
отстороняйся и вживайся в образ,
отрепетируй смерть и зазубри,
чтоб в вопле был естественным твой голос.

                                                                              Играя роль... (Отрывок)
                                                                    Автор: Владимир Миодушевский

Лена решила сделать мини - постановку.

Прозвучала её фамилия.

Она вошла, в красивом  фиолетового цвета  платье с пышной юбкой в «пол»,  и с наброшенным  на  плечи большим, тоже до пола, нежно - розовым  платком, который скрывал ТО..., что было у неё сзади. На голове у неё была пышная копна волос, тоже что-то скрывающая за собой.

Пока представлялась, её помощник вынес на сцену три  «триноги» чуть выше Лениного роста, на  каждой из которых были изображены… избушки  Бабы Яги на курьих ножках, но каждая отличалась от другой и цветом и аксессуарами, которыми они были украшены.

Одна была тёмная, какая - то  обшарпанная, неухоженная, кособокая;  вторая – была оформлена в серо - голубых тонах, кое - где у её подножия пробивалась зелёная травка; и третья -  вся залитая солнечным светом, с зелёной травкой и цветами на ней.

Назвав свою фамилию, имя, возраст и место, откуда она приехала, тут же продолжила: «Я хочу представить Вам миниатюру своего собственного сочинения о  персонаже, который не редко встречается в детских сказках.

Это миниатюра – о Бабе Яге. Обычно этот персонаж представляется мрачным, злобным, с искажённым   и очень злым выражением лица.

Я же подумала о том, что если обычные бабушки   бывают разными – и добрыми и злыми, так почему ЭТОТ сказочный персонаж ТОЖЕ не может быть разным и придумала вот такую миниатюру.

С этими словами, она подошла к первой избушке – мрачной, перекошенной и красивым жестом сбросив с себя платок, взяла стоявшую возле неё кривую палку и... повернулась к комиссии спиной.

Перед комиссией предстала  классическая баба Яга: с кривым выражением лица, с кривой клюкой в руке, в грязных оборванных одеждах и взъерошенными космами волос, выбившимися из - под старого платка. Старческим, скрипучим голосом она произнесла короткий монолог, который обычно произносят в сказках  бабки - ёжки.

Через три минуты текста конкурсантка вновь повернулась к комиссии своим лицом и пока полубоком  делала несколько шагов к следующей, серо  - голубой избушке, продолжала  говорить: «Но на мой взгляд, бабушка  ЯГА может  быть и такой» : и медленно поворачиваясь опять спиной к комиссии, очень умело и незаметно одной рукой сбросила  с себя облик злой старухи Яги, забросив его за «триногу»  и предстала перед комиссией в новом облике: баба Яга в серо - голубых одеждах, в сереньком платочке и с той же клюкой в руке, такая же беззубая, но с выражением лица, похожим на улыбку, жалующуюся уже не таким скрипучим голосом на свою одинокую жизнь, на старость и усталость и сожалением, что к ней редко кто заходит и в конце своего маленького монолога с вопросом: ну почему вы ко мне не заходите? И.. с просьбой: «Заходите, буду рада!».

После этих слов  Елена вновь повернулась лицом к комиссии с широкой улыбкой, лучистыми глазами и красивым лицом.

И опять полубоком передвигаясь к третьей «триноге», продолжала монолог из придуманной ею миниатюры:  «… размышляя над вопросом, ну почему в сказках бабки Ёжки такие страшные, мне почему-то захотелось, чтоб всё - таки они были разными…:

И опять медленно поворачиваясь спиной к комиссии, в это время осторожно стягивая с себя  и бросая за  вторую «триногу» образ второй бабы Яги, продолжала говорить: «Ну вот, например, и такими».

Образ третьей бабы Яги был таким же лучезарным, как и её избушка. Она улыбалась своим беззубым ртом, но на ней был чистенький в цветочек платок, её платье было явно не новым, с аккуратными заплатками и  в довольно светлых тонах.

Её голос был такой же скрипучий, как и у первых двух,  но какой-то беззлобный, в них проскальзывали нотки душевной теплоты и желания чем - то одарить изредка заглядывающих в её избушку   разных зверюшек и очень редко – детей, вместе с родителями собирающими в лесу грибы и ягоды.

Закончив свою миниатюру,  Лена повернулась  лицом к комиссии.

Те сидели,  сначала буквально ошарашенные увиденным и услышанным, а потом сначала захлопал один, а потом к нему присоединились и другие члены комиссии. После некоторой паузы и совещания,  председатель комиссии обратился к Лене: Вы не уходите. Когда все конкурсанты пройдут, зайдите к нам ещё раз.

Когда все разошлись, Лена повторно зашла в помещение, где заседала приёмная комиссия.

Председатель комиссии задал ей вопрос: Вы на какой факультет хотите поступить?

- На актёрский – ответила она.
- А не хотите на режиссёрский?

Лена  от неожиданности сначала замешкалась с ответом, а потом тихим голосом ответила: «Не знаю. Но…. можно попробовать».

- «Ну если так, то считайте, что Вы приняты. Поздравляем!».
                                                                                                                                                                            Актриса (Отрывок)
                                                                                                                                                                     Автор: Людмила Калачева

Теория и театр

Отредактировано ОЛЛИ (2025-01-01 15:17:13)

0

18

Смейся паяц (©)

Четырём лошадям
На фронтоне Большого театра —
Он задаст им овса,
Он им крикнет весёлое «тпру!».
Мы догнали ту женщину!
Как тебя звать? Клеопатра?
Приходи, дорогая,
Я калитку тебе отопру.

Покажу я тебе и колодец,
И ясень любимый,
Познакомлю с друзьями,
К родителям в гости сведу.
Посмотри на меня —
Никакого на мне псевдонима,
Весь я тут —
У своих земляков на виду.

В самом дальнем краю
Никогда я их не позабуду,
Пусть в моих сновиденьях
Оно повторится стократ —
Это мирное поле,
Где трудятся близкие люди
И журавль лениво бредёт,
Как скучающий аристократ.

Я тебе расскажу
Все свои сокровенные чувства,
Что люблю, что читаю,
Что мечтаю в дороге найти.
Я хочу подышать
Возле тёплого тела искусства,
Я в квартиру таланта
Хочу как хозяин войти.

                                                      Артист (Отрывок)
                                                 Поэт: Михаил Светлов

Pagliacci (Паяцы) - Vesti la Giubba (Смейся паяц) Роман Завадский Канио

Вечером в вагон, как всегда голодные, но бодрые, с шумом, звоном и бряком вломились артисты, приволокли огурцов, помидоров и хлеба, стали мыться и, обнаружив в туалете курицу, пришли в умиление, разговаривали с нею, пугали гитарой. Но курица эта, должно быть, видала виды и с полотенечной вешалки, которую приспособила вместо насеста, не слетала, а, открыв один глаз, копошилась и по - старушечьи недовольно ворчала.

Подав в купе генералу скромный ужин, тётя Тося помялась и сообщила, что хотела приготовить курицу, но она с яйцом оказалась.

— Вот как! — изумился генерал. Спыхальский. — А как вы узнали?
— Так вот и узнала.

Генерал озадачился. Подумав крепко, выдвинул предложение:

— Может, потом? Ну, когда она… хм… ну, когда она родит яйцо.

Утром тётя Тося услышала, как за стенкой ее купе, в туалете, что - то начало постукивать, кататься в стоковой лунке на полу. И тут же весь вагон был поднят на ноги боевым кличем курицы, в срок исполнившей свое дело.

Тёплое, розоватое яйцо переходило из рук в руки, будто невиданное творение природы, и когда дошло до генерала Спыхальского и тетя Тося объявила, что вот и завтрак генералу бог сподобил, он несмело полюбопытствовал, как, мол, быть, нельзя же, мол, держать птицу в управленческом вагоне.

Тётя Тося, потупясь, согласилась: нельзя, непорядок — и, словно виновата во всём была сама, довела до сведения генерала, что курица снова с яйцом.

— Да что вы говорите?! — вовсе изумился генерал. — Не могу постигнуть, Анастасия Поликарповна, как же вы всё - таки узнаете, что она с яйцом?
— А и не пытайтесь — не постигнете, — сказала тётя Тося и, как о вопросе, окончательно решенном, объявила: — Значит, курицу не режем!

Курица упорно боролась за сохранение своей жизни. Она каждый день выкатывала из себя яйцо, кудкудахтала, извещая об этом войной охваченный мир, и в конце концов отстояла право на существование. Проводница оборудовала ей гнездо за унитазом, кормила и поила её и, развлекаясь, разговаривала с этим, по утверждению тёти Тоси, совершенно разумным существом. «А ещё болтают, что курица — не птица, баба — не человек!» — подвергла сомнению старинную поговорку проводница.

Артисты напрягали умственные способности, чтобы придумать имя курице. Называли её и Джильдой, и Аидой, и Карамболитой, но курица почему - то отреагировала на Клеопатру..

Клеопатра так Клеопатра, — решил коллектив, закрепил за хохлаткой древнее имя да и баловать её начал всевозможными подношениями. Но тётя Тося немедля осадила сердобольных артистов, утверждая, что, если курица зажиреет, — перестанет нестись и тогда боевой её путь тут же завершится.

В который уже раз поразившись тёти Тосиной проницательности, артисты подношения прекратили и вплотную занялись воспитанием Клеопатры. И скоро смекалистая курица выходила на прогулку из вагона, копалась возле насыпи, отыскивая пропитание, а когда раздавался гудок — турманом влетала в тамбур и спешила на своё законное место.

Весь поезд, весь трудовой его народ знал и остерегал Клеопатру и вспоминал свой дом, хозяйство при виде такой домашней живности, чего - то поклевывающей, чего - то наговаривающей либо хлюпающей в придорожной пыли и дремлющей на солнце.

Первое время Клеопатра боялась бомбёжек, вихрем влетала в вагон и забивалась под отопительные трубы.

— Где ты, матушка? Где ты, Клеопатрушка? — звала её тётя Тося, когда самолёты, отбомбившись, улетали.

Клеопатра вылазила из засидки, судорожно подергивала шеей, и у неё слабели ноги. Нестись после этого она не могла дня по два и есть тоже, лишь пила воду.

Но постепенно и она вжилась в военную обстановку, не паниковала уже и, когда начинали бить зенитки, греметь разрывы, возмущённо кудахтая, прыгала и нервно целилась клювом в самолёт — так бы начисто и исклевала эту нудно жужжащую муху.

Дальше и дальше на запад следовала Клеопатра, исполняя аккуратно свою службу и мирясь с дорожными неудобствами и тревогами, которые добавляли ещё эти весёлые люди — артисты. Только выйдет, бывало, погулять Клеопатра, только займется она промыслом — паровоз и загудит. Клеопатра немедленно снимается с земли и летит в вагон. Посидит - посидит — не трогается вагон. Выйдет в тамбур, осмотрится — и снова на землю. Артистам потеха — опять на гудок жиманут, и опять курица мчится в вагон.

— Лешие! — ругалась тётя Тося. — Вы меня с ума свели. Мало вам этого, за курицу взялись!

Похохатывают артисты, кудахтает возмущённо курица, идут поезда следом за фронтом, и тянется за ними восстановленная нитка пути меж порушенных вокзалов, станций, городов и селений, и никому неведомо, что где - то далеко - далеко, в больших и строгих кабинетах Наркомата путей сообщения, военных ведомствах, а возможно, и в самом Комитете Обороны уже бесповоротно решена участь Клеопатры да и всего ведомого тётей Тосей народа.

Генерал Спыхальский был известный не только в нашей стране, но и за кордоном теоретик и спец по железнодорожным мостам. И когда легче сделалось на фронте, а разрушенные мосты лежали в Днепре, Десне и прочих реках, возникла большая необходимость в инженерах такого профиля.

Отозвали в тыл Павла Аркадьевича для более важной работы.

Растроганно прощались с ним работники восстановительных поездов. Артисты по этому случаю раздобыли самогонки, и генерал, отроду не пьющий, оскоромился, приняв стопку бурякового зелья, а тётя Тося прослезилась и перекрестила на прощанье генерала, которого чтила за культурность и совсем не генеральское горло.

Павел Аркадьевич заглянул в засидку Клеопатры, поёрошил на ней перья, улыбнулся и сказал, смущённо моргая:

— Вот ведь странность какая… — Он не пояснил ничего, но всем было понятно — генералу жалко покидать Клеопатру.

Вскоре прибыл высокий с зычным голосом человек, который уже назывался не просто генералом, а генерал - директором. Одет он был наполовину в железнодорожное, наполовину в военное. Принимая хозяйство, генерал - директор увидел беспечно копающуюся Клеопатру и ткнул в неё пальцем:

— Это что?
— Курица, — чуя надвигающуюся грозу, как можно спокойней ответила тетя Тося.
— Вижу, что не гусь. Я спрашиваю, почему она тут?
— Она яички несёт, — пояснила тетя Тося.
— Я -а - ички! — рявкнул генерал, и румянец покинул. его лицо. — Вы, может, ещё конюшню тут разведете?
— Зачем же конюшню - то? Курица, она опрятная, места мало занимает, а вам каждый день свежее яйцо будет, — оробев, сказала тётя Тося и схватилась за последнюю возможность: — Мы к ней привыкли… как к человеку.
— Мало ли к чему вы тут привыкли! — взревел генерал. — Безобразие! Бедлам! Не железнодорожная часть, орс какой - то (*), подсобное хозяйство! Цирк!..

Власть есть власть — с ней не заспоришь, — это тётя Тося давно уже и прочно усвоила. Она спрятала Клеопатру под шинель, отнесла зенитчикам и, заручившись уверением, что те не употребят её в пищу, попросила выпустить курицу на какой - нибудь станции или возле села, где увидят они других куриц и не будет поблизости собак.

Зенитчики пытались выполнить всё, как им было велено. Завидев обочь линии село, мало побитое, садами окружённое, и белые россыпи кур, они на полном ходу поезда выпустили в полёт Клеопатру. Курица благополучно приземлилась и возмущённо закричала, не понимая такого к себе отношения, и тут же увидела убегающий от неё, такой знакомый, обжитый ею зелёный дом на колёсах. Хлопая крыльями, она ринулась следом и где бегом, где лётом настигла вагон, взлетела, пытаясь заскочить в тамбур, но дверь оказалась запертой. Клеопатра ударилась в стекло. Её отбросило под колёса, завертело и швырнуло на откос. Комком катилась она по насыпи, перевертываясь через голову, буся пером. Хлопнувшись несколько раз, прошла винтом по земле и утихла Клеопатра, мелькнув белым пятнышком вдали.

Тётя Тося закрылась в купе и плакала в фартук. Артистки зарылись в подушки лицами, баритоны, стиснув зубы, угрожающе молчали, тенор беззвучно рыдал, уткнувшись лбом в стекло. Маркел Эрастович хмурился и, пытаясь утешить свою труппу, говорил о каких - то безымянных жертвах войны.

— Шоб тому генералу весь век арбузами питаться! — прошептал Брамсо с ненавистью.

Тётя Тося придумала генералу казнь ещё более жестокую:

— Чтоб он три года кряду ваши концерты слушал!

Неделю спустя новый генерал приказал через посредство адъютанта, этакого рыхленького, с бабьими бёдрами лейтенантика, собрать имущество и переселить артистов в другой вагон — шумят больно.

— С удовольствием!
— С радостью!
— С великим наслаждением! — восклицали артисты так, чтобы слышно было генералу, запершемуся в купе. Тенор, покидая вагон, истошно рванул: «Смейся, паяц…» Но допеть ему не дал адъютантик. Совершенно потрясённый, он возник откуда - то и беззвучно открывал и закрывал рот. Но, хотя он и беззвучно это делал, всё равно понятно было: «Да вы с ума сошли! Товарищ генерал работают!..»
— Мы тоже работаем, между прочим! — отшил адъютанта тенор и хлопнул дверью вагона так, что на столе генерала опрокинулся стакан с чаем и облил ему форменные штаны.

Неприютно, сиротливо и худо жили артисты в отдельном вагоне. Они уж подумывали: не продать ли им парадные костюмы и после этого, может быть, месть какую придумать, ну, например, трахнуть кирпичом в окно генеральского вагона или в программу концерта включить ехидную частушку.

Но всё обошлось благополучно. Явилась в вагон людей искусства тётя Тося с сундучком и швейной машиной. Артисты догадались, что она к ним насовсем и жить без них не может. Смех и слёзы, объятия и поцелуи.

— Охреди вы, охреди! (**) — ругалась тётя Тося. — Эко вагон - то устряпали! Мне тут месяц скрести не отскрести! — И, вовсе построжев, прокурорским тоном спросила: — Форму концертную небось успели прокутить?

Тенор встал перед тётей Тосей на колени, каясь:

— Были! Были такие чёрные мысли и поползновения…
— Вовремя, вовремя я уволилась, — сказала тётя Тося и стала с великой обидой рассказывать, как новый генерал вызвал из Москвы личного повара и проводником мужчину назначил, чтобы, говорит, ничего такого…

Артисты, оскорбившись за тётю Тосю, хотели тут же идти к генералу и высказать ему всё, что они о нём думают. Еле остепенила их тётя Тося, а остепенив, и за дела принялась, и так вот, с этими «ребятишками», как она называла артистов, проработала она до конца войны.

Сейчас тётя Тося живет в Подмосковье, в маленьком прохладном домике. На полу там лежат весёлые деревенские половики, стоит узенькая кровать с кружевной прошвой, сундучок старинный стоит в углу, а над ним икона в обгорелом окладе. На стене репродуктор, который говорит от гудка до гудка, и тётя Тося ругается, когда тот слишком уж заговаривается. Есть ещё у тёти Тоси две сотки земли и палисадник перед домом. И в огороде, и в палисаднике растут у неё овощи, но большую часть земли покрывают цветы, которые она никогда и никому не продаёт, считая грехом это тяжким. И ещё одна особенность — тётя Тося никогда не держала и не держит кур, хотя все условия вроде бы для этого есть.

                                                                                                                                                                      Курица — не птица (Отрывок)
                                                                                                                                                                           Автор: Виктор Астафьев
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) Не железнодорожная часть, орс какой - то - Отдел рабочего снабжения (ОРС) — организация (предприятие) государственной розничной торговли в СССР. ОРСы осуществляли торгово - бытовое обслуживание рабочих и служащих предприятий ряда отраслей промышленности, строительства и транспорта в соответствии со спецификой организации их производства (отдалённость, разбросанность производственных цехов и участков, особые условия труда персонала) при отсутствии развитой торговой сети Министерства торговли СССР.

(**) — Охреди вы, охреди! - ругалась тётя Тося - Охреди. Устаревшее - неопрятный человек.

Теория и театр

Отредактировано ОЛЛИ (2025-01-02 19:01:43)

0

19

В инее «разбитых сердец»

Веди меня в свой глупый праздник,
Где смерть - синоним счастья, где
Судьба рождается из казни
И умирает на листе,
Где я бегу тебе навстречу
И умираю на бегу,
Где, спотыкаясь о предтечи,
Я снегом падаю в строку,
Где я к тебе не добегаю
И умираю на пути…
Веди меня, раз ты такая:
И впереди, и позади!

                                Когда ведут из стихотворного цикла «Крест - Накрест»
                                                     Автор: Сергей Главацкий

«Женщина в песках», Театр драмы, Омск

В один из августовских дней пропал человек. Он решил использовать свой отпуск для поездки на побережье, до которого поездом было полдня пути, и с тех пор о нем ничего не слышали. Ни розыски полиции, ни объявления в газетах не дали никаких результатов.

Исчезновение людей – явление, в общем, не такое уж редкое. Согласно статистике, ежегодно публикуется несколько сот сообщений о пропавших без вести. И как ни странно, процент найденных весьма невелик. Убийства и несчастные случаи оставляют улики; когда случаются похищения, мотивы их можно установить. Но если исчезновение имеет какую - то другую причину, напасть на след пропавшего очень трудно.

Правда, стоит назвать исчезновение побегом, как сразу же очень многие из них можно будет, видимо, причислить к этим самым обыкновенным побегам.

В данном случае тоже не было ничего необычного в отсутствии каких - либо следов. Примерно было известно место, куда отправился этот человек, но оттуда не поступило сообщения о том, что обнаружен труп. Работа его не была связана с какими - либо секретами, из - за которых его могли бы похитить. А во всех его действиях, в поведении не было и намёка на то, что он замышляет побег.

Сначала все, естественно, предположили, что здесь замешана женщина. Узнав от жены, что пропавший уехал собирать насекомых для своей коллекции, полицейские чиновники и сослуживцы были даже несколько разочарованы. Действительно, тащить банку с цианистым калием, сачки для ловли насекомых – и всё только для того, чтобы скрыть побег с женщиной, – это было бы излишним притворством.

А главное, станционный служащий сообщил, что в тот день на станции из поезда вышел мужчина, похожий на альпиниста, на его плечах крест - накрест висели деревянный ящик, напоминавший те, которыми пользуются художники, и фляга; он точно помнил, что человек был совершенно один. Таким образом, и это предположение отпало.

Появилась версия о самоубийстве на почве мизантропии. Её высказал один из сослуживцев, большой любитель психоанализа. Уже одно то, что взрослый человек способен увлекаться таким никчёмным делом, как коллекционирование насекомых, доказывает психическую неполноценность. Даже у ребёнка чрезмерная склонность к коллекционированию насекомых часто является признаком эдипова комплекса. Чтобы как - то компенсировать неудовлетворённое желание, он с удовольствием втыкает булавку в погибшее насекомое, которое и так никуда не убежит. И уж если, став взрослым, он не бросил этого занятия, значит состояние его ухудшилось.

Ведь довольно часто энтомологи одержимы манией приобретательства, крайне замкнуты, страдают клептоманией, педерастией. А от всего этого до самоубийства на почве мизантропии – один шаг. Мало того, среди коллекционеров есть и такие, которые испытывают влечение не столько к самому коллекционированию, сколько к цианистому калию в своих банках, и потому - то они и не могут отказаться от своего занятия… А то, что у него ни разу не возникало желания откровенно рассказать о своём увлечении, разве не доказывает, что и сам он сознавал всю его постыдность?

Но поскольку труп не был обнаружен, все эти, казавшиеся такими стройными, умозаключения рухнули.

Действительной причины исчезновения так никто и не узнал. И по прошествии семи лет на основании статьи 30 Гражданского кодекса человек был признан умершим.

2

Однажды в августе после полудня на платформе станции S появился человек в серой пикейной панаме. На плечах у него крест - накрест висели большой деревянный ящик и фляга, брюки были заправлены в носки, как будто он собирался идти в горы.

Однако поблизости не было ни одной горы, на которую стоило бы подниматься. И станционный служащий, проверявший у выхода билеты, подозрительно посмотрел ему вслед. Человек без колебаний вошёл в автобус, стоявший около станции, и занял заднее место. Автобус шёл в сторону, противоположную горам.

Человек доехал до конечной остановки. Выйдя из автобуса, он увидел, что вся местность здесь представляет собой бесконечное чередование возвышенностей и впадин. Низины были сплошь заняты нарезанными на узкие полосы рисовыми полями, и между ними, подобно островкам, возвышались небольшие рощицы хурмы. Мужчина миновал деревню и пошёл дальше по направлению к побережью. Почва постепенно становилась всё светлее и суше.

Вскоре дома исчезли, лишь изредка попадались группы сосен. Постепенно твёрдая почва перешла в мелкий, липнувший к ногам песок. Кое - где темнели островки сухой травы и виднелись точно по ошибке попавшие сюда, крохотные участки чахлых баклажанов. Но вокруг не было ни души. Впереди, очевидно, было море, к которому он и направлялся.

Наконец человек остановился, огляделся, отёр рукавом куртки пот с лица. Не спеша открыл деревянный ящик и из верхней крышки вынул связку палок. Соединил их вместе, и в руках у него оказался сачок для ловли насекомых. Он снова двинулся вперёд, раздвигая палкой попадавшиеся ему редкие кустики травы. От песка пахло морем.

Но время шло, а моря всё не было видно. Может быть, это пересечённая местность не позволяла видеть, что делается впереди, но, насколько хватало глаз, ландшафт не менялся. Неожиданно перед ним выросла деревушка. Это была обычная бедная деревушка: вокруг пожарной вышки теснились тёсовые крыши, прижатые небольшими камнями. Несколько домов были крыты чёрной черепицей, а некоторые – даже железом, окрашенным в красный цвет.

Дом с железной крышей, стоявший на углу единственного в деревне перекрёстка, был, по - видимому, правлением рыболовецкой артели.

За деревней уж наверняка и море, и дюны. Но что - то деревушка раскинулась чересчур широко. Вокруг неё несколько участков плодородной земли, всё остальное – белая песчаная почва. Виднелись небольшие поля земляного ореха и картофеля; запах моря смешивался с запахом скотины. На обочине твёрдой, как бы сцементированной песком и глиной дороги возвышались белые горы колотых ракушек.

Пока человек шёл по дороге, и дети, игравшие на открытом месте перед правлением артели, и старик, чинивший сеть, и растрёпанные женщины, толпившиеся у единственной в деревушке мелочной лавки, – все на миг замирали и с удивлением смотрели ему вслед. Но человек не обращал на них никакого внимания. Его интересовали только дюны и насекомые.

Однако странным был не только размер деревушки. Дорога вдруг пошла вверх. Это тоже было совершенно неожиданно. Ведь если она ведет к морю, то, естественно, должна идти под уклон. Может быть, он ошибся, когда смотрел по карте? Он попытался расспросить повстречавшуюся как раз девушку. Но она опустила глаза и прошла мимо, сделав вид, что не слышит вопроса. Ладно, пойдём дальше. Что ни говори, и цвет песка, и рыболовные сети, и горы ракушек – всё указывает на близость моря. В общем, причин для беспокойства нет.

Дорога становилась всё круче, и кругом уже не было ничего, кроме песка.

Но странно, то место, где стояли дома, нисколько не повышалось. Лишь дорога шла вверх, сама же деревушка всё время оставалась как бы в низине. Впрочем, вверх шла не только дорога. Вместе с ней повышались промежутки между домами. Поэтому казалось, будто вся деревня идёт в гору и лишь дома остаются на одном уровне. Это впечатление всё усиливалось по мере продвижения вперёд, к вершине дюны, и вскоре ему показалось, что дома стоят в огромных ямах, вырытых в песке.

Наконец дорога, по которой он шёл, и промежутки между домами оказались выше крыш. А дома всё глубже погружались в песчаные ямы.

Склон неожиданно стал почти отвесным. Теперь от него до верхушек крыш было метров двадцать, не меньше. «Ну что там может быть за жизнь?» – подумал он, с содроганием заглядывая в глубокую яму. Вдруг бешеный порыв ветра перехватил дыхание, и мужчина поспешил отойти от края ямы. Неожиданно далеко внизу он увидел мутное пенящееся море, лизавшее прибрежный песок.

Человек стоял на гребне дюны – именно там, куда стремился.

                                                                                                                                                                 из романа Кобо Абэ  - «Женщина в песках»

Теория и театр

Отредактировано ОЛЛИ (Вчера 20:06:15)

0


Вы здесь » Яблоневый » Деметра » Теория и театр