Фернанда
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
Фернанда - португальский, испанский и итальянский женский эквивалент Фернандо, мужского имени германского происхождения, с первоначальным значением "полное приключений, смелое путешествие".
__________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
Когда мне жизнь стокрылая вручила тайны нить,
Во храм к жрецам вступила я - должна была вступить.
Там совершалось верное служение векам -
Бряцали лиры мерные, пел синий фимиам...
То длился культ таинственный, великий, но былой:
Был мёртвым бог единственный, воспетый их хвалой!
Вот - статуи, вот - мумии, вот - пышный саркофаг...
Стояла я в раздумий, не в силах сделать шаг.
И здесь казалась ложною та мысль, что, кроме сна,
Есть где - нибудь тревожная, зелёная весна.
Но ты мне, о Весенняя, на мир раскрыла дверь -
Живу в душистой сени я с тобой сам - друг теперь.
Как дети - беззаботны мы, как дикари - наги
И плясками налётными чертим в лугах круги.
Иль, сев на холм развлаженный под голубую ель,
Перебирая скважины, возьму в уста свирель.
Прильнув своим запястием к перстам неверных рук,
Ты учишь с гордым счастием рождать великий звук.
Твоим весельем душу я да напою навек!
И пусть ликует, слушая те песни, человек!
Весенняя муза
Автор: Любовь Никитична Столица
Туда приходили по вечерам, к 11 часам, посидеть по - простому.
Собирались группками по 6 - 8 человек, всегда одни и те же: не гуляки, а уважаемые люди – коммерсанты, городская молодёжь, - и пили свой шартрёз, слегка ухлёстывая за девушками или серьёзно беседуя с Мадам, которую все уважали.
Через час расходились. Только молодые люди иногда оставались.
Дом был семейный, маленький, выкрашенный в жёлтый цвет, и стоял на углу улицы за церковью Сэнт - Этьенн. Из окон была видна водная гладь с разгружаемыми у пристани судами, большое грязное болото под названием «Водохранилище» и берег со старой серой часовней.
Мадам происходила из славной крестьянской семьи, из департамента Эр, и начала заниматься этой профессией так же естественно, как могла бы стать модисткой или белошвейкой.
Предрассудки, связанные с проституцией, которые столь живо проявляются в городах, не существуют в нормандской провинции. Крестьянин говорит: «Хорошее ремесло» и благословляет своего сына держать гарем так же, как благословил бы его управлять пансионатом благородных девиц.
Впрочем, это заведение Мадам унаследовала от дядюшки. «Мсье и Мадам», которые до этого держали постоялый двор в Ивто, немедленно сдали дела, считая Фекамп более прибыльным, и приехали однажды утром, чтобы взять на себя управление заведением, которое без хозяев начало хиреть.
Это были славные люди, их немедленно полюбил персонал и соседи.
Через 2 года Мсье умер от удара. Новая профессия не давала ему много двигаться, он растолстел, и его здоровье пошатнулось.
После того, как Мадам овдовела, её начали добиваться все завсегдатаи заведения, но она была мудра, и даже сами пансионерки ничего не смогли заметить.
Она была высокой, дородной женщиной. Её бледная кожа мерцала в полумраке дома как лакированная. Лоб обрамляли мелкие накладные кудряшки, которые придавали ей юный вид, столь не сочетающийся со зрелыми формами её тела. Она была неизменно весела, открыта и охотно шутила, подразумевая, что новая профессия никак не отразилась на ней. Грубые слова всегда немного шокировали её, и когда какой - нибудь плохо воспитанный парень называл её заведение его настоящим именем, она сердилась и бывала оскорблена.
У неё была нежная душа, и, хотя она обращалась с девушками по - дружески, она охотно и часто повторяла, что они с ней – «не одного поля ягоды».
Иногда среди недели она выезжала со своим выводком в наёмном экипаже, и они резвились на траве на берегу маленькой речушки, которая течёт в глубине долины Вальмон. Эти вылазки были полны веселья, бега, дурачеств – свежий воздух опьянял. Садились на траву, ели колбасу, запивали сидром, а с наступлением вечера возвращались, усталые и разнеженные, и обнимали Мадам в экипаже, словно она была доброй, благодушной матерью.
В доме было 2 входа. На углу был вход в некое подобие кафе, где по вечерам собирались простолюдины и матросы. Сюда были выделены 2 специальные девушки. С помощью слуги Фредерика – маленького блондина, сильного как бык – они подавали вино и пиво на шаткие мраморные столы и, обвив руками шеи посетителей, сидя у них на коленях, угощались сами.
Три другие дамы (всего их было 5) образовывали подобие аристократического кружка, их держали в запасе на втором этаже, и они спускались вниз только в случае необходимости.
Салон Юпитера, где собирались местные буржуа, был оклеен голубыми обоями.. Сюда попадали по винтовой лестнице, заканчивающейся узкой дверью, откуда можно было выйти на улицу и над которой всю ночь светил маленький фонарь, как их иногда зажигают в некоторых городах у ног статуи Пречистой Девы, вделанной в стену.
Влажное и старое здание слегка пахло плесенью. Иногда в коридорах веяло одеколоном или через приоткрытую дверь по всему помещению разносились, как гром, простонародные крики мужчин, сидящих на первом этаже, отчего на лицах мужчин на втором этаже показывалась тревога и отвращение.
Мадам, близко знакомая с клиентами, не покидала салон и интересовалась городскими сплетнями, достигавшими её ушей. Её веские речи были приятным развлечением после трёх девушек, были отдыхом после сальных шуток пузатых завсегдатаев, которые каждый вечер предавались этому добропорядочному и посредственному дебошу, чтобы выпить стаканчик ликёра в компании девок.
Трёх дам со второго этажа звали Фернанда, Рафаэль и Кобыла Роза.
Персонал был ограниченным, хозяйка попыталась сделать так, чтобы каждая девушка являла собой образчик, воплощение женского типа, чтобы каждый посетитель смог найти какое - то подобие своего идеала.
Заведение Телье. Мопассан (Избранное)
Автор: Ольга Кайдалова
Отредактировано ОЛЛИ (2024-06-02 10:34:54)
