Контролёр золотых снов

Контролёр золотых снов. Культурная отсылка к строкам:
Равноправность в общественном строе
Анфантен слабой женщине дал. -  Пьер - Жан Беранже —  «Безумцы»

В школьном туалете целовались
Саша и Наташа. – Пятый класс!
Очень им завидовала Валя, -
Это ведь случилось в первый раз…

И не с принцем сказочным в карете,
Где любовь и роскошь – через край, -
Нет, с любым мальчишкой в туалете
Валя тоже хочет попасть в рай…

Ах, как же мне, взрослой, не заплакать! –
Валю жаль, - одиннадцать ей лет…
Все мы, бабы, ставим низко планку! –
Наше счастье – школьный туалет…

                                                       Школьный туалет
                                                  Автор: Марина Любовь

Как - то мы с двумя девчонками из нашей компании собрались в курилке на большой, двадцатиминутной, перемене.

Вика Ягайлова и Инна Сиротина были девушками весьма посредственными, слушали русский рок вперемешку с иностранной попсой, одевались в мини - юбки и кофточки со стразами и смотрели голливудские мелодрамы, но были при том вполне лояльными к моим увлечениям, общительными, открытыми и слегка наивными.  Единственным их большим недостатком была неудержимая любовь к сплетням и скандалам. В общем,  Вика и Инна были, что называется, хорошими девчонками, если не давать им повода для промывания тебе косточек. Общалась я с ними постольку – поскольку,  в самый раз поболтать в курилке. 

- Немоляева, - игривым (и оттого очень подозрительным) тоном начала Вика, - А это правда, что ты Сашку Егорова бросила?

Как раз в этот момент я с лихвой затянулась и даже закашлялась от неожиданного вопроса.

- Бросила? Да я ведь с ним и не встречалась.
- Как не встречалась? – удивилась Инна. – Я сама сто раз видела, как вы обнимались и целовались. А ты весьма счастливая уже полгода по школе разгуливаешь с цветами и шоколадками.

Я уже начала готовить большую тираду о бескорыстной дружбе, как из-за угла школы вырулила Лика. Я осеклась и промолчала.

- Так с кем там встречается Немоляева? – с неподдельными интересом спросила она, закуривая тонкую палочку клубничного «Кисса».

Про себя я отметила, что вряд ли она курит эти сигареты из-за любви к ним. Скорее всего из ностальгии по нашему лету. А может, это просто мои домыслы? Может, они ей и правда нравятся?

Я попыталась её обнять за талию, даже не более, чем в знак приветствия, но она как - то очень ловко увернулась от меня. 
 
И тут эти две милые девочки выдали такую речь, что я оцепенела и не могла ничего возразить. Просто стояла и таращила свои и без того большие выпуклые голубые глаза. Наверно, в этот момент моя готичность проявилась в своей истинной красе, потому что я смертельно побледнела, перестала дышать и подлинно ощутила тленность своего существования.

- Нелька у нас с Егоровым замутила. Причём очень давно. Он ей постоянно дарит цветы, и ни какие - нибудь, а алые розы, дорогой шоколад, водит её в рестораны и кино.  К ней домой часто ходит. Мы же в одном доме живём, я не раз видела. Инка тоже говорит, что сто раз видела, как они в туалете целовались.

Инна кивнула и продолжила:

- А ещё мне Дана рассказывала, что один раз видела, как они заперлись в одной из кабинок, и оттуда доносились характерные вздохи. Колись, Нелька, он хорош?

Инна пихнула меня локтем в бок и засмеялась.

От такой наглой лжи мне захотелось даже заплакать. Господи, они так меня обсуждают, как будто я на другом конце Земли.

И откуда в голове Даны Романовой такие фантазии? Дана – местный корень вселенского зла, что - то вроде главнокомандующего этой шайки сплетниц.

- Настолько хорош, что твое воображение слишком примитивно, чтобы это представить, - злобно рявкнула я. Скорее от бессилия, чем из агрессивных побуждений.

Только бы Лика не приняла это враньё за чистую монету.

Впрочем, она не стала отлагать дело на потом. Обняла меня сзади за талию и, чуть наклонившись вперед, прошептала в ухо:

- Это правда?
- Конечно же, нет, - мне делать было нечего и пришлось говорить в полный голос.
- А почему ты дрожишь тогда? – Лика продолжила допрос шёпотом.

Я действительно дрожала. Правда, точно не знаю, из - за того, что Лика обняла меня тогда после долгой разлуки, или это была нервная трясучка.
 
- Скучаю, - сказала я, подумав, что продолжать фразу словами «по тебе» в окружении этих любителей наветов не стоило. – И замёрзла.

Лика, похоже, поняла, что я намекаю на недостаток её тела в своём обществе и, чмокнув меня в затылок, отстранилась.

- Замёрзла? – удивилась Инна, по каким-то своим причинам решившая на меня не обижаться. – Тепло же.
- Да, вы - то в куртках, - сказала я. – Но я в общем - то терпимо замёрзла. Девчонки, а вы уже купили платья на выпускной?

Я удачно придумала в какое русло направить разговор. Платья на выпускной были одновременно и больной мозолью, и точкой «G» девушек нашего выпуска. Даже Лика с упоением рассказывала о своём платье из золотой парчи в традициях французской моды восемнадцатого века, которое ей шил на заказ один известный петербургский модельер.   

Я и то раскрыла рот от восхищения, настолько красочно она его описывала, а уж челюсти Вики и Инны и подавно подметали землю от окурков.  Эти две модницы искали платья одинакового кроя, но разных цветов. И покупать они их собирались обязательно в каких - нибудь дорогих бутиках. Видимо, собирались весь выпускной проходить друг с другом под ручку.

В голову закралась шальная мысль. А вдруг Инна с Викой тоже встречаются? Я не смогла сдержать улыбку, пытаясь представить их страстный поцелуй.

-  Немоляева, ты улыбаешься так, будто платье своей мечты собралась покупать в магазине «Интим», - проворковала Вика и глупо хихикнула.

Это отличительная особенность таких девушек. Только они умеют столь глупо хихикать.

- Думаю, костюм фетишистски тебе очень подойдёт, - подтвердила Инна.

Вот, значит, как. Она решила мне отомстить.

- Девочки, я думаю, что платья одинакового кроя можно найти там, - с видом человека, озаренного великой мыслью, ответила я. - Может, вы купите костюмы медсестер и прикинетесь бригадой скорой помощи?
- Хорошая идея, - Лика засмеялась. – А на самом деле, что ты думаешь о платье?

Спросила она это вполне себе искренне.  И не могла же я ударить в грязь лицом и сказать, что о нарядах ещё вообще не думала.  Я вывернулась каким - то чудным образом, рассказывая про белое платье, декорированное чёрными кружевами, которое я уже давним - давно нашла и купила. А потом прозвенел звонок и мы, как ошпаренные, понеслись на урок.

                                                                                                                                                           Третье желание (Отрывок)
                                                                                                                                                                 Автор: Рина Колич

Отредактировано ОЛЛИ (2024-09-13 21:05:13)

Весёлые человечеки в пространстве чистых идей

Небес лазурных над землей
Невидимый покров
Сияет небесная Любовь
Над пристанищем рабов

Тянитесь люди, раскрыв лбы
Узрите высоту
Но люди  низвергают красоту
До плебейской суеты

Небес лазурных над землёй
Целительный поток
Я поделюсь легко с тобой
Лишь Душу мне раскрой

Звенит струной, слепит  зенит
Пронзает светом плоть

-  Смотри в глаза мне и молчи...
Пусть сердце говорит!
....

И стала мягким тело
и пьяными глаза
Платон обнял ученика
и долго тихо пел он
о Идее и Любви

                                                    Философ Платон
                                            Автор: Владимир Болсун

Птицы только начинали свою работу на Земле.

В её судьбе не было ничего особенного — в будущем каждая человеческая жизнь станет таким выстрелом в Творца, поняла она. Придёт день, когда Птицы перенесут реальность в свои квантовые вычислители: они будут взламывать последнюю небесную дверь, перебирая варианты шифра, а варианты шифра станут принимать это за своё существование — и будут верить, что вокруг лица, смех, цветы и деревья, закаты и рассветы, галактики и туманности.

И хоть по - прежнему будет казаться, будто людей бесконечно много, а их судьбы сильно различаются, на деле всё сведётся к работе титанической программы, подбирающей живой код к божественному замку. И каждая версия кода станет думать, что она расцветает в лучах глядящего на неё солнца… Правда, солнц там почему-то будет целых три… Три фальшивых солнца. И это главное, самое страшное и окончательное оружие Птиц. Люди будут видеть и любить три солнца — но в реальности над ними останутся лишь закованные в свою голографическую броню Птицы и холодные лучи их глаз…

Таким выглядело одно из будущих — то, к которому направляли мир Птицы (разных версий грядущего оказалось очень много, но как такое возможно, Даша не успела понять — перемотка времени кончилась). Эти постижения промелькнули в её сознании слишком быстро, а боль была чересчур сильной, и, когда Крест Безголовых вновь швырнул её в красное небо, она забыла обо всём только что понятом. Она теперь знала одно — нового промаха быть не должно.

Было уже ясно, в чём её ошибка. Когда в прошлый раз она разделилась на бомбу - яйцо и тело, сознание осталось с телом — а ему следовало переместиться в яйцо.

Чёрная дыра в земле приближалась, и Дашин живот за несколько секунд набух опять. Она закусила губу от испуга. Она всё ещё не понимала, каким образом перенести сознание в яйцо — и Птицы, кажется, не собирались ей помогать. Она не боялась небытия, но новой перемотки времени не должно было случиться. Что угодно, но не это…

Потом она вдруг успокоилась — так же внезапно, как перед этим разволновалась. Ей вспомнился старый фильм про атомную войну. Она совершенно не помнила, где и когда она его видела (возможно, там же, где читала Мисиму (*), о котором подумала во время первого запуска). В её памяти мелькнул лишь один смазанный фрагмент: лётчик в ковбойской шляпе спускается из кабины во внутренний отсек бомбардировщика, проходит по узкому коридору и оказывается в маленькой комнатке, где висят две сигарообразные бомбы.

Этот же отрывок мелькнул в её памяти ещё раз, уже отчётливей — и Даша догадалась, что с ней говорят Птицы. Они объясняли задачу, пользуясь сравнениями и уподоблениями, понятными слабому человеческому уму.

Она попыталась последовать их совету самым простым образом — представила себе, что её тело стало самолётом. Голова была кабиной пилота, а она сама сделалась маленьким человечком в этой кабине. Потом человечек вылез из мозга, весело прошагал по каким-то горловым трубкам, попетлял немного среди красно - синих содрогающихся внутренностей и бодро слез в тёмную капсулу яйца. Такой был хороший и послушный маленький весёлый человечек, жить бы ему и жить…

Даша сразу стала другой — округлой и тяжёлой. Она поняла, что больше не видит человеческими глазами. Теперь она воспринимала мир новым способом. Она ощущала приближающуюся дыру в земле и скрытое в ней присутствие.

Ещё маневр, и дыра в земле оказалась прямо впереди. Даша испугалась, что пропустит нужный момент — и тут до неё долетело приглушённое «Пуа!».

Она ощутила невесомость и поняла, что летит.

Она не представляла направления своего полёта. У неё не осталось никаких ориентиров вообще — она больше не чувствовала своей скорости и не знала, на какой она высоте.

Но Птицы пришли ей на помощь ещё раз. Они повернули несколько иероглифических колец на Кресте Безголовых, и Даше вдруг привиделась большая зелёная свинья с мешком украденных яиц. Когда эта карикатура исчезла, она ощутила впереди и внизу оплавленную шахту — и почувствовала свою собственную траекторию, безошибочно ведущую к чёрному провалу в земле.

В этот раз ошибки быть не могло.

«Всё дело в яйцах, — подумала она. — Птицы могут найти Вепря, потому что с ними поступили плохо и они имеют право на симметричную месть. Древний Вепрь не может ничего с этим поделать — так он создал мир… Но непонятно другое… Почему Птицы могут безнаказанно мучить нас, людей? Если они используют нас для того, чтобы швыряться нами в стены небесной крепости, у нас ведь тоже есть право на месть? Значит, должен быть какой - то космический компенсационный механизм, который позволит и нам убивать их, причиняя такую же боль…

Он должен быть! Мы ещё отомстим! И за Гумилёва, и за всех - всех! Мы увидим их страдание, услышим их предсмертные стоны, и они ничего, ничего не смогут сделать. Они будут бессильны, как бессилен сейчас Древний Вепрь…»

А в следующий миг яйцо, которым стала Даша, влетело в дыру в земле и понеслось по тоннелю. Оно падало всё глубже и глубже, к самому центру мироздания, ускоряясь с каждой секундой. Древний Вепрь теперь был везде — он бесплотно окружал несущийся в пустоте поток металла, которым сделалась Даша. А потом она ощутила, как кольца со светящимися знаками, ставшие её собственными боками, пришли в движение, и знаки на них сложились в последний, окончательный и ослепительный шифр.

Но за миг до того, как всё исчезло во вспышке невозможной силы, Даша успела понять, что Древний Вепрь и в этот раз оказался хитрее и сильнее Птиц. Уничтожение скрытой Вселенной, с которой они только что расправились, ничего для него не значило.

Это не он создал бесконечный чёрный тоннель, чтобы скрыться там от Птиц. Птицы сами нарисовали эти условности в своих боевых прицелах, чтобы хоть как - то увидеть Вепря. Даже после того, как все декорации превратились в поток элементарных частиц, Вепрь по - прежнему был жив.

И Даша уже знала, где он пребывает.

Он ушёл в самое недостижимое из измерений — в платоновский космос, пространство чистых идей. Вернее, он не отступал в этот космос, он просто остался в нем той своей частью, которая никогда оттуда не уходила. А все прочие его аспекты, нарисованные безжалостной волей Птиц, были миражом. В него можно кидаться какими угодно бомбами…

Но Птицы не собирались отступать.

Их мудрые и страшные инженеры смерти, полусожженные небесным огнём, предвидели такой поворот событий. Созданное ими оружие было универсальным — оно могло настичь Творца даже в пространстве Платона. Просто его человеческому острию следовало стать другим, совсем другим…

                                                                                                                      из романа Виктора Пелевина - «Любовь к трём цукербринам»
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) возможно, там же, где читала Мисиму - Юкио Мисима (14 января 1925 — 25 ноября 1970) — японский писатель, поэт, драматург, актёр, модель, синтоист, националист и основатель общества «Татэнокай». Мисима считается одним из самых значительных послевоенных стилистов японского языка. В 1960-е годы его кандидатура пять раз рассматривалась на соискание Нобелевской премии по литературе, в том числе в 1968 году, но в тот год награда досталась его соотечественнику и благодетелю Ясунари Кавабате. Среди работ Мисимы — романы «Исповедь маски» и «Золотой храм», а также автобиографическое эссе «Солнце и сталь.

Отредактировано ОЛЛИ (2024-09-19 11:41:54)

История, непроницаемая для рассудка (©)

Тоскуя в мире, как в аду,
уродлив, судорожно - светел,
в своём пророческом бреду
он век наш бедственный наметил.

Услыша вопль его ночной,
подумал Бог: ужель возможно,
что всё дарованное Мной
так страшно было бы и сложно?

                                                        Достоевский
                                Поэт (Писатель): Владимир Набоков

Дорогая госпожа Милена, скажу сразу – а то Вы, чего доброго, против моей воли вычитаете это из моего письма: вот уже примерно две недели меня всё сильнее донимает бессонница, вообще-то я не делаю из этого трагедии, такие периоды приходят и уходят, и для них всегда есть даже больше причин, чем нужно (это смешно, но, по Бедекеру (*), одна из них – меранский воздух), – хоть эти причины иной раз почти и не видны; как бы то ни было, от всего этого делаешься тупым, как чурбан, и беспокойным, как лесной зверь.

Но хоть одна радость у меня есть. Вы спали спокойно – пусть и «странным образом», пускай ещё вчера Вы были «вне себя», – но спали спокойно. Если ночью, стало быть, сон будет бежать от меня, я теперь знаю его дорогу – и не возропщу. Да и глупо было бы роптать: ведь из всех существ сон – самое невинное, а человек, не знающий сна, – самое виновное.

И вот этого человека, лишённого сна, Вы благодарите в своём последнем письме. Если бы кто-то со стороны прочёл его, он бы, наверное, подумал: «Что за человек! Похоже, он сумел сдвинуть горы». А между тем человек ничего не сделал, пальцем не пошевельнул (разве что пером), питается молоком и чем бог пошлёт (не всегда – хоть и часто – имея под рукой «чай да яблоки»), а в остальном предоставляет вещам идти своим ходом и горам оставаться на своих местах.

Вы знаете историю первого успеха Достоевского? Эта история многое в себя вобрала, и я привожу её лишь удобства ради, из-за прославленного имени, потому что любая история, случившаяся по соседству, а то и ещё ближе, имела бы тот же смысл. Кстати, я уже и помню-то её лишь приблизительно – тем более имена.

Достоевский писал в это время свой первый роман «Бедные люди», а жил вместе со своим другом, литератором Григорьевым. Тот хоть и видел в течение многих месяцев груду исписанных листов на столе, но манускрипт получил в руки, лишь когда роман был готов. Он его прочёл, пришёл в восторг и, ни слова не сказав Достоевскому, отнёс его знаменитому тогда критику Некрасову. В три часа ночи к Достоевскому звонят в дверь. Врываются Григорьев с Некрасовым, бросаются к Д. с объятьями и поцелуями, Некрасов, прежде его не знавший, называет его надеждой России, они беседуют час, два, главным образом о романе, и расстаются лишь под утро.

Достоевский, назвавший потом эту ночь счастливейшей в своей жизни, подходит к окну, смотрит им вслед, не может прийти в себя и разражается слезами. Охватившее его чувство – он сам его потом описал, не помню где, – было примерно таково: «Что за великолепные люди! Как добры, как благородны! И как низок я сам. Если б они могли заглянуть ко мне в душу… А ведь скажи я им – не поверят».

То, что Достоевский потом ещё и решил им во всём следовать, – это уже арабеска (**), это последнее слово, которое оставляет за собой непобедимая юность, к рассказанной истории это уже не имеет отношения, она, стало быть, закончилась. Понимаете ли Вы, дорогая госпожа Милена, тайный смысл этой истории, непроницаемый для рассудка?

По-моему, он вот в чём: Григорьев и Некрасов, если говорить вообще, были, конечно же, не благороднее Достоевского, но Вы отрешитесь сейчас от общего взгляда (Достоевскому он ведь тоже не нужен был в ту ночь, да и что толку от него в каждом единичном случае?), Вы слушайте только Достоевского, и Вы проникнетесь тогда убеждением, что Гр. и Н. в самом деле были великолепны, а Д. грязен, бесконечно низок, что он, конечно же, никогда даже и отдалённо не достигнет этих высот и уж тем более речи быть не может о том, чтобы отплатить Гр. и Н. за их неслыханное, незаслуженное благодеяние.

Я буквально вижу их из окна – как они удаляются и тем самым подтверждают свою недосягаемость. К сожалению, истинный смысл этой истории размывается великим именем Достоевского.

Куда меня завела моя бессонница? Во всяком случае, я и там остаюсь лишь с самыми добрыми побуждениями и пожеланиями.

Ваш Франц К.

                                                                                                         из книги Франца Кафки - «Письма к Милене» / «Letters to Milena»
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) это смешно, но, по Бедекеру - «Бедекер» — это название широко распространённых путеводителей по различным странам для путешественников и туристов. Название получили по имени Карла Бедекера (Baedeker, 1801–1859). Он основал в 1827 году в Кобленце издательство, специализировавшееся на выпуске географических и туристических путеводителей. Первый путеводитель (по городу Кобленц) вышел в 1829 году. С 1846 года Бедекер выпускал справочники по отдельным странам и континентам, морям, рекам, островам и туристическим местам сначала на французском, позднее — на других европейских языках. После смерти Бедекера его фирма продолжила работу (с 1872 года в Лейпциге, затем в Гамбурге, а с 1956 года во Фрайбурге). Слово «Бедекер» стало нарицательным для обозначения путеводителя.

(**) это уже арабеска - Арабеска (от ит. arabesco — арабский) — это разновидность сложного растительно - геометрического орнамента восточного происхождения. Он состоит из причудливого переплетения линий, завитков, каллиграфии, растительных побегов и стилизованных цветов, причём рисунок обычно мелкий, плотный и насыщенный. Арабеска появилась в Средние века на территории исламского Востока. Для неё характерны сочетание геометрических форм со стилизованными ботаническими деталями, переплетающиеся линии и затейливые повторяющиеся узоры.

Отредактировано ОЛЛИ (2024-10-12 21:20:52)

Тибет -  Андхра - Прадеш - Кижи

Кто – Бог иль человек – Саи Баба?
Могучий дух послала в мир судьба.
Пришёл он в Индию облегчить людям жизнь.
Преодолела слава рубежи!
Его великий путь красив и светел.
Он исцеляет и священный пепел
Из воздуха рукою достаёт,
И воду жаждущим пустынных мест даёт,
Больницы строит, университеты.
Он – Гуру, совершеннейший планеты!
Пять тысяч лет назад писал пророк
О том, кто миру преподаст урок
Добра и состраданья на века.
В священном пепле смуглая рука.

                                                                Сатья Саи Баба
                                                                 Автор: Нория

Программа  «Куклы»

— А почему вы, Гриша, решили, что та программа была именно про посещение ашрама Саи Бабы?
— Легче было бы посмотреть видеокассету, но, во-первых, здесь как видите это невозможно, а во-вторых, мне её, к сожалению, не оставили, и поэтому я могу лишь пересказать кратко сюжет, после чего вы, мистер Холмс, сами сможете решить, насколько «Куклы» имеют отношение к посещению президентом ашрама Саи Бабы.

По сюжету Путин собирает своё ближайшее окружение: премьера Касьянова, руководителя администрации президента — Волошина, министра обороны — Сергея Иванова, который в прошлом году во время визита Путина в Индию занимал пост Председателя Совета Безопасности, ещё какую-то незнакомую куклу и ставит задачу:

«Мне надо в Шамбалу, всем одеться в национальные костюмы!»

Все приходят в таких же белых одеждах, точно в таких же, как мы с вами, а премьер Касьянов — в русской национальной — сапоги, косоворотка.

На вопрос Путина: «В чём дело?», — Касьянов отвечает, что не желает ходить в кальсонах.

И действительно, белая рубаха и штаны, в которых все ходят в ашраме, очень напоминают после банное одеяние русских мужиков.

Таким образом, сначала из команды Путина вылетает премьер Касьянов, затем — руководитель администрации Волошин, который появляется пьяным.

То есть, налицо два признака, по которым можно догадаться, что речь идёт о подготовке к посещению не мифической Шамбалы, а реального ашрама Саи Бабы, в котором все мужчины ходят в белых одеждах, и действует строгий запрет на курение и употребление спиртных напитков.

— Я это почувствовал на себе, — заметил Холмс, — но странное дело, мы здесь второй день, а курить не тянет, и я подумываю, не бросить ли мне совсем эту вредную привычку.
— Всё дело в общей атмосфере стремления к здоровью, которое здесь является своеобразным культом, — пояснил Гриша, — и если бы вы пробыли здесь месяц — другой, то бросили бы курить без особых усилий. Итак, в группе кандидатов на посещение ашрама, с учётом самого Путина, остались трое. Другими словами, появилась какая-то аналогия с приездом в сентябре троих русских, о которых я уже рассказывал. Дальше шли кадры, на которых команду Путина встречает кукла главного российского шута и председателя либерально - демократической партии (ЛДПР) Жириновского, изображающего заклинателя кобры. Кобра пытается укусить Путина, но его своим телом закрывает Сергей Иванов и умирает.

Далее по сюжету Путин и сопровождающая его кукла встречаются с Солженицыным, (думаю, что вам известно, какие надежды возлагались на него в прошлом на Западе), и они втроём участвуют в ритуале, который вы сегодня наблюдали в храме до выхода Саи Бабы, — кричат «О-о-у-у-м!», после чего Путин исчезает.

Солженицын остаётся один и произносит знаковую фразу: «Надо же, я полгода сижу, а у него с первого раза получилось».

                                                                                                                                                                                  Последний гамбит (Отрывок)
                                                                                                                                                                                        Автор: В.В.Пчеловод

Отредактировано ОЛЛИ (2024-10-18 20:17:54)

Графиня Vишенка

III Действие, 5 картина. Сцена: Герман, Призрак Графини («Мне страшно! Страшно!»)

Ты мне кажешься знойной и жуткой,
И пропитанной солнцем насквозь.
Ах, скажи мне, что то была шутка
И мы вместе с тобою, не врозь!

Но смеёшься, стакан подавая
Мне хмельного и страшного зла
Моя нимфа, скажи, убегая,
Что ты мной безвозвратно больна!

Я один в этой гневной стихии
И огонь, что сжигает мне грудь,
Заглушающий стоны глухие
Мне тебя позволяет вернуть.

Всё! Теперь ты моя. Без остатка
Жаркой птицей ты смолкнешь, скорбя.
И поймёшь в диком вихре припадка,
То, что ты отравила себя.

                                                         Отравительница
                                                 Автор: Федора Басманов

Отредактировано ОЛЛИ (2024-10-25 18:10:19)

Общество Безумных

У безумных есть право:
Идти на толпу с ножом;
Верить в собственный путь,
Верить в силу своих суждений;
Верить в то, что цветы,
Ну, конечно же, лучше пуль;
Верить в силу добра
Безвозвратно и без сомнений.

У безумных есть право:
Смотреть как не все на мир,
Понимать всё и вся,
Превращать серый быт в забаву
И свободу свою отстоять
До последних сил —
Можно только безумным,
У них есть на это право.

Они знают, как есть
И как будет уже потом,
Когда их подожгут
Или смоют свинцовым градом —
У безумных есть право:
Стать талым весенним льдом,
И обрушить весь мир,
И развеять его по аду.

                                            Право безумных
                                 Автор: Anshelika Lavitskaya

Стол был сервирован роскошно, сплошь уставлен блюдами и ломился от всевозможных тонких яств. Это поистине варварское изобилие не поддаётся описанию. Мяса было столько, что хватило бы для пира сынов Енаковых {1*}. Никогда в жизни не видывал я столь широкого, столь необузданного расточения жизненных благ.

Но вкуса во всем этом ощущалось очень немного, и мои глаза, привыкшие к ровному мягкому свету, жестоко страдали от ослепительного сверкания бесчисленных восковых свечей в серебряных канделябрах, которые были расставлены на столе и по всей комнате - везде, где только удалось найти для них место.

Прислуживало несколько расторопных лакеев, а за большим столом в дальнем углу сидело человек семь - восемь со скрипками, флейтами, тромбонами и барабаном. Эти молодцы жестоко досаждали мне за обедом, извлекая время от времени из своих инструментов бесконечно разнообразные звуки, которые должны были изображать музыку, и, по-видимому, доставляли большое удовольствие всем присутствовавшим, за исключением меня.

В общем, я никак не мог избавиться от мысли, что во всем происходящем перед моими глазами очень много bizarre {Причудливого, странного (франц.).}, но ведь в конце-то концов на свете встречаешь людей любого склада, с любым образом мыслей, любыми традициями и привычками. К тому же я достаточно путешествовал, чтобы стать приверженцем принципа nil admirari {Ничему не удивляться  (лат.).}, и вот, сохраняя полное хладнокровие, я занял место по правую руку от хозяина и, отнюдь не страдая отсутствием аппетита, воздал должное щедрому угощению, которое передо мною стояло.

Беседа за столом была оживлённой и общей. Дамы, как водится, болтали без умолку. Вскоре я убедился, что общество почти целиком состояло из людей образованных; а сам хозяин оказался неисчерпаемым источником весёлых анекдотов. Видимо, он любил поговорить о своих обязанностях директора Maison de Sante (Лечебное психиатрическое заведение, прим. ОЛЛИ), и вообще все присутствовавшие, к великому моему изумлению, с большой охотой рассуждали о помешательстве. Забавные истории относительно разных "пунктиков" пациентов следовали одна за другой.

- Был у нас здесь один тип, - заявил низенький толстяк, сидевший справа от меня, - был у нас здесь один тип, который вообразил себя чайником. К слову сказать, прямо поразительно, как часто в мозгу у помешанных застревает именно эта бредовая идея. Едва ли найдётся во Франции хоть один сумасшедший дом без такого человека - чайника. Наш господин был чайником английского производства и каждое утро исправно начищал себя оленьей замшей и мелом.
- А ещё, - подхватил высокий мужчина, сидевший напротив, - был у нас здесь не так давно один субъект, который вбил себе в голову, что он осёл, - говоря в переносном смысле, он был совершенно прав, этого нельзя не признать. И какой же беспокойный был пациент, сколько трудов нам стоило держать его в узде! Одно время он не желал есть ничего, кроме чертополоха; но от этой фантазии мы его живо избавили, настаивая на том, чтобы он ничего другого не ел. А к тому же он ещё постоянно лягался - вот так... вот так...
- М-сье де Кок, извольте вести себя прилично, - прервала оратора пожилая дама, сидевшая рядом с ним. - Поосторожнее, прошу вас, не дрыгайте ногами. Вы мне испортили всё платье, а ведь оно парчовое! Разве так уж необходимо, в самом деле, иллюстрировать свою мысль столь наглядным способом? Наш друг легко понял бы вас и без того. Честное слово, вы почти такой же осёл, каким воображал себя тот бедняга. У вас всё это так естественно получается, право!
- Mille pardons! Mamselle! {Тысяча извинений, мамзель! (франц.).} - отвечал м-сье де Кок, выслушав такое внушение. - Тысяча извинений! У меня и в мыслях не было причинить вам хоть малейшее неудобство! Мадемуазель Лаплас, м-сье де Кок имеет честь пить за ваше здоровье!

И с этими словами м-сье де Кок низко поклонился, весьма церемонно поцеловал кончики своих пальцев и чокнулся с мадемуазель Лаплас.

- Разрешите мне, mon ami, - сказал м-сье Майяр, обращаясь ко мне, - разрешите предложить вам кусочек этой телятины а-ля святой Мену - она бесподобна, вот увидите!

В это мгновение трое дюжих лакеев после долгих усилий благополучно водрузили наконец на стол огромное блюдо, или, вернее, целую платформу, на которой, как я сначала решил, покоилось monstrum, horrendum, informe, ingens, cui lumen ademptum {Страшное, нечто огромное, жуткое, детище мрака {2*} (лат.).}. При ближайшем рассмотрении оказалось, впрочем, что это всего - на всего маленький телёнок: он был зажарен целиком и стоял на коленях, а во рту у него было яблоко, - так обычно жарят в Англии зайцев.

- Благодарю вас, не беспокойтесь, - ответил я. - Сказать по правде, я не такой уж поклонник телятины а-ля святой... как бишь вы её назвали? Мне кажется, что желудок мой с ней не справится. Попробую-ка я, с вашего разрешения, кролика, - вот только тарелку переменю.

На столе было ещё несколько блюд поменьше, с обыкновенной, как мне показалось, крольчатиной по-французски, - лакомейший morceau {Кусочек (франц.).}, смею вас заверить.

- Пьер, - крикнул хозяин, - перемените господину тарелку и положите ему ножку этого кролика au chat {Под кошку (франц.).}.
- Этого... как?
- Этого кролика au chat. (au chat фр. - кошка, игра слов, основанная на частичной схожести двух животных, прим. ОЛЛИ)
- Гм, благодарю вас, не стоит, пожалуй. Лучше я возьму себе ветчины. "Никогда не знаешь толком, чем тебя кормят за столом у этих провинциалов, - подумал я про себя. - Благодарю покорно, не нужно мне ни их кроликов под кошку, ни в равной мере кошек под кролика".
- А ещё, - подхватил оборвавшуюся было нить разговора какой-то гость с бледным, как у мертвеца, лицом, сидевший на конце стола, - а ещё, припоминаю, был у нас однажды среди прочих забавных чудаков пациент, который упорно утверждал, будто он кордовский сыр, и ходил повсюду с ножом в руке, приставая к приятелям и умоляя их отрезать у него ломтик от ноги.
- Да, несомненно он был полный идиот, - вмешался тут ещё кто - то, - но всё же его и сравнивать нельзя с тем экземпляром, который каждому из нас известен, за исключением лишь вот этого приезжего господина. Я говорю о человеке, который принимал себя за бутылку шампанского и то и дело откупоривался, стреляя пробкой и шипя, - вот таким манером...

Тут говоривший (на мой взгляд, это было верхом невоспитанности) засунул большой палец правой руки за левую щёку и выдернул его со звуком, напоминавшим хлопанье пробки, а затем, подражая пенящемуся шампанскому и ловко прижимая язык к зубам, издал резкий свист и шипение, не прекращавшиеся в течение нескольких минут. Я отчётливо увидел, что такое поведение пришлось не совсем по вкусу м-сье Майяру, но он не промолвил ни слова, и в разговор вступил очень тощий и очень маленький человечек в большом парике.

- А ещё был здесь один простофиля, - сказал он, - которому казалось, что он лягушка. К слову сказать, он ни капельки не походил на лягушку. Жаль, что вам не довелось встретиться с ним, сэр, - продолжал тощий господин, обращаясь ко мне, - вы получили бы истинное наслаждение, видя, какой естественности ему удалось достигнуть. Если, сэр, этот человек не был лягушкой, то я могу только выразить сожаление по этому поводу. Ах, уж это его кваканье - вот так: о-о-гх! о-о-о-гх! Прекраснейший звук в мире! Си-бемоль, да и только! А когда, он, бывало, выпьет стаканчик - другой вина да положит локти на стол - вот так! - да растянет рот до ушей - вот так! - да как заворочает глазами - вот так! - да как заморгает с быстротою, уму непостижимой, - ну, сэр, тут уж - беру на себя смелость прямо заявить вам об этом, - тут уж вы решительно остолбенели бы, восхищаясь талантами этого человека!
- Нисколько в этом не сомневаюсь, - отозвался я.
- А ещё, - сказал кто-то из сидевших за столом, - был здесь премилый проказник, который принимал себя за понюшку табака и всё страдал, что никак не может зажать самого себя между указательным и большим пальцами.
- А ещё был здесь некто Жюль Дезульер. Вот уж у него действительно были какие-то странные фантазии: он помешался на том, будто он тыква, и без конца надоедал кухарке, умоляя запечь его в пирог, но кухарка с негодованием отказывалась. Что до меня, то я далеко не уверен, что этот пирог с тыквой а-ля Дезульер был бы таким уж невкусным блюдом!
- Удивительно! - воскликнул я и вопрошающе взглянул на м-сье Майяра.
- Ха-ха-ха! - заливался смехом этот джентльмен. - Хе-хехе! Хи-хи-хи! Хо-хо-хо! Ху-ху-ху! Право же, великолепно! Не удивляйтесь, mon ami, наш друг - остряк, этакий, знаете ли, drole {Проказник (франц.).}, не принимайте его всерьёз!
- А ещё, - раздался голос с другого конца стола, - ещё был здесь один шут гороховый - тоже выдающаяся личность в своем роде. Он свихнулся от любви и вообразил, будто у него две головы: одна - Цицерона, а другая - составная: от макушки до рта - Демосфенова, а ниже, до подбородка, - лорда Брума {3*}. Может быть, он и ошибался, но он любого сумел бы убедить в своей правоте - уж очень был красноречив! У него была настоящая страсть к публичным выступлениям, страсть непреодолимая и необузданная. Бывало, как вскочит на обеденный стол - вот так!.. - и как...

Тут сосед и, по - видимому, один из приятелей говорившего, положил ему руку на плечо и прошептал на ухо несколько слов; тот немедленно оборвал свою речь и опустился на стул.

- А ещё, - заявил во всеуслышание, перестав шептать, приятель предыдущего оратора, - был здесь Буллар - волчок. Я называю его волчком потому, что им овладела забавная, но вовсе не столь уж нелепая фантазия - будто он стал волчком. Вы бы от смеха померли, если б на него поглядели. Он мог вертеться на одном каблуке целый час без передышки - вот так...

Тут приятель, которого он сам только что угомонил, оказал ему в точности такую же услугу.

- А всё - таки, - крикнула во всю мочь старая леди, - ваш м-сье Буллар в лучшем случае - сумасшедший, и к тому же крайне глупый сумасшедший. Человек - юла! Слыханное ли это дело, позвольте спросить? Чепуха! Вот мадам Жуаез - та была гораздо благоразумнее, как вам известно. У нее тоже была своя фантазия, но фантазия, исполненная здравого смысла и доставлявшая удовольствие всякому, кто имел честь быть знакомым с этой особой. После долгих размышлений она обнаружила, что по какой-то случайности обратилась в молодого петушка и стала держать себя соответствующим образом. Она хлопала крыльями поразительно удачно - вот так! вот так! А её пение - ах, оно было просто восхитительно! Ку-ка-ре-ку! Ку-ка-ре-ку! Ку-ка-реку-у-у-у-у!
- Мадам Жуаез, прошу вас вести себя прилично! - вмешался тут наш хозяин, весьма рассерженный. - Либо держите себя так, как подобает даме, либо сейчас же уйдите вон из-за стола! Выбирайте!

Мадам Жуаез (я был немало удивлён, услышав, как после описания мадам Жуаез, только что сделанного пожилой дамой, её называют этим же именем) вспыхнула до корней волос и была, казалось, до крайности сконфужена выговором. Она опустила голову и не произнесла в ответ ни звука. Но другая, на сей раз более молодая леди, поддержала разговор. Это была моя старая знакомая - красивая девушка из маленькой гостиной..

- О, мадам Жуаез и в самом деле была дура! - воскликнула она. - Зато во взглядах Эжени Сальсафетт действительно чувствовался трезвый ум. Это была очень красивая и до болезненности скромная молодая дама, которая считала обычный способ одеваться непристойным и хотела изменить его так, чтобы быть вне, а не внутри своего платья. В конце концов это не так уж сложно. Вы должны только сделать так... а потом так... так - так... и так...
__________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

1*...сынов Енаковых - согласно библейской легенде, племя исполинов в Палестине (Библия. Числа, XIII, 34).

{Страшное, нечто огромное, жуткое, детище мрака {2*} (лат.).} - Страшное, нечто огромное, жуткое, детище мрака - Вергилий. "Энеида", III, 658.

лорда Брума {3*} - Лорд Брум -  Прославился ораторским красноречием в парламенте.  Сравнивая знаменитых античных ораторов с современными (в феврале 1837 г. По опубликовал в "Сатерн литерери мессенджер" рецензию на "Избранные речи Цицерона", изданные Чарлзом Энтоном), По писал в "Демократик ревью" в декабре 1844 г.: "Эффект, производимый речами Демосфена, был сильнее, чем тот, который достигает современное ораторское искусство. Это, однако, не противоречит тому, что современное красноречие выше греческого... Лучшие филиппики греков были бы освистаны в палате лордов, в то время как экспромты Шеридана и Брума покорили бы все сердца и умы Афин".
__________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

из рассказа Эдгара Аллан По - «Система доктора Смоля и профессора Перро»

Отредактировано ОЛЛИ (2024-11-01 15:48:05)

Пугало в пугающем  снегу

Как - то пугало скиталось, волочилось по дороге,
И его страшились люди, не пускали до порога.
То грязище по колено, то пурга смерчом закрутит,
В двери пугало стучало, и просило о приюте.
Утомилось и присело у калитки, что под ивой.
Кто - то кинул хлеба корку, через форточку, брезгливо...
Ночью перекантовалось, и в дорогу утром ранним.
Кто - то просто не сдержался, бросил в спину дикой бранью.
Истощилось, одичало от невежества, безверья.
Перестало беспокоить. Не стучится в наши двери.
И не жалуйтесь на ссоры, непогоду в жизни личной...
Это, люди, было счастье в одеянье непривычном.

                                                                                                              Пугало
                                                                                                       Автор: Galochka

Ехать назад к Кромам было так же опасно, как и ехать вперёд. Даже позади чуть ли не было более опасности, потому что за нами осталась река, на которой было под городом несколько прорубей, и мы при метели легко могли их не разглядеть и попасть под лёд, а впереди до самой нашей деревеньки шла ровная степь и только на одной седьмой версте — Селиванов лес, который в метель не увеличивал опасности, потому что в лесу должно быть даже тише.

Притом в глубь леса проезжей дороги не было, а она шла по опушке. Лес нам мог быть только полезным указанием, что мы проехали половину дороги до дому, и потому кучер Спиридон погнал лошадей пошибче.

Дорога всё становилась тяжелее и снежистее: прежнего весёлого стука под полозьями не было и помина, а напротив, возок полз по рыхлому наносу и скоро начал бочить то в одну, то в другую сторону.

Мы потеряли спокойное настроение духа и начали чаще осведомляться о нашем положении у лакея и у кучера, которые давали нам ответы неопределённые и нетвёрдые. Они старались внушить нам уверенность в нашей безопасности, но, очевидно, и сами такой уверенности в себе не чувствовали.

Через полчаса скорой езды, при которой кнут Спиридона всё чаще и чаще щёлкал по лошадкам, мы были обрадованы восклицанием:

— Вот Селиванкин лес завиднелся.
— Далеко он? — спросила тётушка.
— Нет, вот совсем до него доехали.

Это так и следовало — мы ехали от Кром уже около часа, но прошло ещё добрых полчаса — мы всё едем, и кнут хлещет по коням всё чаще и чаще, а леса нет.

— Что же это такое? Где Селиванов лес?

С козел ничего не отвечают.

— Где же лес? — переспрашивает тётушка, — проехали мы его, что ли?
— Нет, ещё не проезжали, — глухо, как бы из - под подушки, отвечает Спиридон.
— Да что же это значит?

Молчание.

— Подите вы сюда! Остановитесь!  Остановитесь!

Тётушка выглянула из - за фартука и изо всех сил отчаянно крикнула. «Остановитесь!», а сама упала назад в возок, куда вместе с нею ввалилось целое облако снежных шапок, которые, подчиняясь влиянию ветра, ещё не сразу сели, а тряслись, точно реющие мухи.

Кучер остановил лошадей, и прекрасно сделал, потому что они тяжело носили животами и шатались от устали. Если бы им не дать в эту минуту передышки, бедные животные, вероятно, упали бы.

— Где ты? — спросила тётушка сошедшего Бориса.

Он был на себя не похож. Перед нами стоял не человек, а снежный столб. Воротник волчьей шубы у Бориса был поднят вверх и обвязан каким - то обрывком. Всё это пропушило снегом и слепило в одну кучу.

Борис был не знаток дороги и робко отвечал, что мы, кажется, сбились.

— Позови сюда Спиридона.

Звать голосом было невозможно: метель всем затыкала рты и только сама одна ревела и выла на просторе с ужасающим ожесточением.

Бориска полез на козла, чтобы потянуть Спиридона рукою, но… ему на это потребовалось потратить очень много времени, прежде чем он стал снова у возка и объяснил:

— Спиридона нет на козлах!
— Как нет! где же он?
— Я не знаю. Верно, сошёл поискать следа. Позвольте, и я пойду.
— О господи! Нет, не надо, — не ходи; а то вы оба пропадёте, и мы все замёрзнем.

Услыхав это слово, я и мой кузен заплакали, но в это же самое мгновение у возка рядом с Борисушкой появился другой снеговой столб, ещё более крупный и страшный.

Это был Спиридон, надевший на себя запасной мочальный кулёк, который стоял вокруг его головы, весь набитый снегом и обмёрзлый.

— Где же ты видел лес, Спиридон?
— Видел, сударыня.
— Где же он теперь?
— И теперь видно.

Тётушка хотела посмотреть, но ничего не увидала, всё было темно. Спиридон уверял, что это оттого, что она «необсмотремши»; но что он очень давно видит, как лес чернеет, но… только в том беда, что к нему подъезжаем, а он от нас отъезжает.

— Всё это, воля ваша, Селивашка делает. Он нас куда - то заводит.

Услыхав, что мы попали в такую страшную пору в руки злодея Селивашки, мы с кузеном заплакали ещё громче, но тётушка, которая была по рождению деревенская барышня и потом полковая дама, она не так легко терялась, как городские дамы, которым всякие невзгоды меньше знакомы. У тётушки были опыт и сноровка, и они нас спасли из положения, которое в самом деле было очень опасно.

Глава четырнадцатая

Не знаю: верила или не верила тётушка в злое волшебство Селивана, но она прекрасно сообразила, что теперь всего важнее для нашего спасения, чтобы не выбились из сил наши лошади. Если лошади изнурятся и станут, а мороз закрепчает, то все мы непременно погибнем. Нас удушит буря и мороз заморозит. Но если лошади сохранят силу для того, чтобы брести как - нибудь, шаг за шагом, то можно питать надежду, что кони, идучи по ветру, сами выйдут как - нибудь на дорогу и привезут нас к какому - нибудь жилью. Пусть это будет хоть нетопленая избушка на курьих ножках в овражке, но всё же в ней хоть не бьёт так сердито вьюга и нет этого дёрганья, которое ощущается при каждом усилии лошадей переставить их усталые ноги…

Там бы можно было уснуть… Уснуть ужасно хотелось и мне и моему кузену. На этот счёт из нас счастлива была только одна маленькая, которая спала за тёплою заячьей шубкой у няни, но нам двум не давали засыпать.

Тётушка знала, что это страшно, потому что сонный скорее замёрзнет. Положение наше с каждой минутой становилось хуже, потому что лошади уже едва шли и сидевшие на козлах кучер и лакей начали от стужи застывать и говорить невнятным языком, а тётушка перестала обращать внимание на меня с братом, и мы, прижавшись друг к другу, разом уснули. Мне даже виделись весёлые сны: лето, наш сад, наши люди, Аполлинарий, и вдруг всё это перескочило к поездке за ландышами и к Селивану, про которого не то что - то слышу, не то только что - то припоминаю.

Всё спуталось… так что никак не разберу, что происходит во сне, что наяву. Чувствуется холод, слышится вой ветра и тяжёлое хлопанье рогожки на крышке возка, а прямо перед глазами стоит Селиван, в свитке на одно плечо, а в вытянутой к нам руке держит фонарь… Видение это, сон или картина фантазии?

Но это был не сон, не фантазия, а судьбе действительно угодно было привести нас в эту страшную ночь в страшный двор Селивана, и мы не могли искать себе спасения нигде в ином месте, потому что кругом не было вблизи никакого другого жилья. А между тем с нами была ещё тётушкина шкатулка, в которой находилось тридцать тысяч её денег, составлявших всё её состояние. Как остановиться с таким соблазнительным богатством у такого подозрительного человека, как Селиван?

Конечно, мы погибли! Впрочем, выбор мог быть только в том, что лучше — замёрзнуть ли на вьюге или пасть под ножом Селивана и его злых сообщников?

                                                                                                                                                         из  рассказа Николая Лескова - «Пугало»

Отредактировано ОЛЛИ (2025-01-13 12:16:21)